Ориентировка на преступников: возраст неопределенный, лица неприметные, костюмы черные, строгие. В случае обнаружения указанных лиц применять меры задержания или табельное оружие — смотря по ситуации. Утверждаю — полковник Ухов».
— Вот, — дочитав, сказал Ряхин. — Ясно?
— Ясно, — ответили хором Галыбко и Ефремов.
— Выполняйте.
— Разрешите обратиться? — проговорил вдруг, посмеиваясь, по обыкновению, в усы, прапорщик Галыбко.
— Разрешаю. Обращайтесь.
— А куда задержанных помещать будем, товарищ капитан? — спросил прапорщик. — В «обезьяннике» мест нет. Половину занял ваш свидетель, а другую половину три наркомана, которых мы вчера поймали.
— Выгнать наркоманов.
— Уже четыре раза выгоняли, — мрачно проговорил старшина Ефремов, — они дальше крыльца отделения не могут уйти. Обкуренные в доску. Выходят на свежий воздух, их нахлобучивает, и они начинают у наших ребят дежурных спрашивать, где тут поблизости можно взять геру и сварить винт. Естественно, их снова в «обезьянник» отправляют.
— В таком случае, — подумав, сказал капитан Ряхин, — после задержания подозрительных личностей сообщайте мне по рации. Я приеду и разберусь — тех вы поймали или не тех. Теперь ясно?
— Теперь ясно, — хором ответили прапорщик и старшина и отбыли из кабинета.
Когда закрылась за ними дверь, капитан Ряхин изорвал в клочки приказ, сел за свой стол и отшлепал самого себя по губам. Только что он соврал впервые в жизни. Полковник Ухов, конечно, не мог подписать подобного приказа. Приказ сочинил и подписал, подделывая почерк Ухова, лично капитан. В другое время он бы застрелился от стыда, но сейчас мысль о том, что все это пойдет на пользу расследуемого важного дела, удерживала его от опрометчивых поступков.
Уже через час от Галыбко и Ефремова стали поступать сообщения о первых задержаниях. После каждого сообщения капитан Ряхин, моргавший воспаленными бессонными глазами у аппарата рации, вскакивал, бежал вниз, садился в патрульную машину и ехал туда, откуда связывались с ним старшина и прапорщик.
Однако всякий раз тревога оказывалась ложной. То есть милиционеры задерживали, основываясь на ориентировку, подозрительных личностей, но на поверку личности оказывались нисколько не подозрительными. К первому часу ночи капитан Ряхин измучился окончательно, побледнел и осунулся, словно после тяжелой болезни; да и Галыбко с Ефремовым порядочно устали, но никаких результатов пока операция «Черный человек», или «Люди в черном», не принесла.
С семи часов вечера старшиной и прапорщиком было произведено шесть задержаний. Во-первых, Галыбко и Ефремов задержали пару сотрудников агентства ритуальных услуг, во-вторых, в полном составе похоронную процессию, возвращающуюся с кладбища, в-третьих, двух настоящих агентов ФСБ, которые задержанию яростно сопротивлялись и обещали посадить старшину, прапорщика и подъехавшего капитана Ряхина в тюрьму и даже оговорили реальные сроки. Всех этих людей, конечно, пришлось отпустить восвояси, как и остальных случайных прохожих, вина которых заключалась только в том, что они были одеты в черные строгие костюмы, имели невыразительные лица и ходили парами.
В конце концов во втором часу ночи на рацию Ряхину поступил очередной сигнал.
— Прием-прием! — раздался из динамиков голос Ефремова. — Вижу объекты. Только что мимо нас проехал черный джип, остановился у дверей сауны «Малина». Из джипа вышли двое в черных костюмах, потерлись немного у дверей и сели снова в джип, прежде чем мы успели выйти из машины. Мы следить начали за джипом. Джип объехал вокруг сауны и остановился во внутреннем дворе. Мы встали за углом. Что делать?
— Следите! — возбужденно ответил Ряхин. — И ждите меня. Без меня ничего не предпринимать. Кажется, на этот раз они! О каждом шаге объектов сообщать мне сразу. Я возьму с собой рацию.
Связь прервалась. Ряхин схватил со стола рацию, сунул ее в карман кителя и, забыв про усталость, ринулся из своего кабинета вон. Скатился вниз по лестнице, вбежал в подвал, напугал дежурного «обезьянника» громким топотом и зычным криком призвал Ленчика, который на самом деле не спал, а смотрел по телевизору эротическую программу.
— Собирайся срочно, — приказал капитан Ряхин. — Для тебя как для важного свидетеля есть работа.
Узнав о том, что он нужен, чтобы опознать своих похитителей, Ленчик затрясся всем телом, но возразить неистовому капитану ничего не посмел и через минуту уже был в машине на переднем сиденье. За рулем сидел капитан Ряхин.
— Поехали? — робко спросил Ленчик.
— Поехали, — ответил капитан Ряхин. — С богом. И впервые в жизни неумело перекрестился.
* * *
Подвал, куда поместили Никиту, был классическим местом для бандитских пыток. Электрическая проводка там наличествовала, но лампочка из патрона была выкручена. Когда глаза Никиты попривыкли к темноте, он смог различить голые кирпичные стены с прибитыми в некоторых местах на крепления ржавыми цепями. Цепи свисали до самого пола — земляного, плотно утоптанного, который, должно быть, быстро и целиком впитывал кровь. В двух или трех местах Никита заметил присобаченные к стене кандалы, деталь, носившую, как он понял, вовсе не практическую, а скорее стилистическую нагрузку, так как эти насквозь проржавевшие кандалы не смогли бы удержать даже пятилетнего ребенка. Зато решетка окошка, выходившего не на волю, а в соседнее подвальное помещение, была самой настоящей, состоящей из четырех надежных арматурных прутов, накрепко вделанных в кирпич стены. Массивная металлическая дверь, из-под которой выбивался чахлый лучик света, была покрыта темными разводами… крови — как подумал сначала Никита. При ближайшем рассмотрении кровь оказалась олифой. Вообще создавалось такое впечатление, что над дизайном подвальной камеры поработал добросовестный, хотя и не вполне нормальный специалист.
Никита, устав сидеть на корточках, погулял по своей камере. Где-то там наверху или еще где решалась его судьба. Подумав об этом, он полез в карман за сигаретами и, нашарив пустое дно, вспомнил, что сигареты у него выгребли вместе с деньгами. Осталась только зажигалка — хорошая, бензиновая — «Зиппо». Удивительно, как это ее не взяли люди, обыскивавшие Никиту. Да еще фотография осталась — снимок, на котором был запечатлен Полуцутиков.
— Вот черт, — проговорил Никита, и голос его глухо отозвался в замкнутом темном пространстве и погас.
Убежать из подвала не представлялось возможным. Дверь крепкая, решетки прочные, а стены… Глупо было бы надеяться на то, что в стенах камеры окажутся дыры или лазы. Тем не менее Никита прошелся по периметру камеры, шаря руками по осыпающемуся кирпичу, — так прошелся, больше из любопытства, чем…
Но когда он перекинулся на стенку, противоположную двери, под руками его оказалась пустота.
Никита пожал плечами и проверил еще раз.
Лаз шириной в метр.
Первым его желанием было кинуться в дыру, но в самый последний момент он остановился.
Слишком уж провокационно все выглядело, особенно вкупе с кандалами на стенах и красной олифой на двери. Что там в лазу — скелет? Или, что еще хуже, капкан?
— По крайней мере попробовать стоит, — сказал себе Никита и полез в дыру.
Очень скоро руки его провалились в пустоту. Лаз представлял собой обычную дырку в кирпичной стене. Никита встал по ту сторону стены и огляделся. Собственно, ничего видно не было.
Была темнота. Мрак. Никита пошел вперед.
Никита все дальше погружался во мрак. Вонючая вода хлюпала у него под ногами, а над головой в темноте едва угадывались очертания вьющихся под потолком труб. Бензин в его зажигалке давно иссяк, и Никита шел теперь, вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться сослепу на стену.
Он уже часа два, если не больше, шел в темноте. Честно, он давно уже плюнул на свое желание бежать. В конце концов, не наверняка его собирались предавать смерти. А если и собирались… Уж лучше, чтобы его нашли в камере, а не в безвестном коридоре нескончаемого подвала. Очень долго Никита блуждал в подземной темноте, не имея ни малейшего понятия о том, где именно он находится.
«Ерунда какая-то, — с досадой думал Никита. — Называется, в двух соснах заблудился. Я всего лишь в подвале нахожусь. Главное, что я прекрасно помню, как меня вели сюда. Долго вели, но весь путь не занял тогда более десяти минут. А то и меньше. А теперь… Ни зги не видно, иду, иду — и впереди только темнота. Не может же быть так, что этот подвал бесконечный? Конечно, не может. Где-то должно быть окошко или что-то в этом роде. Какой-нибудь источник света. Какой-нибудь. Ой!»
Он ударился головой о невидимый раструб и остановился, тихонько подвывая от боли. Удар был так силен и неожидан, что Никита даже потерял нить своих рассуждений. Впрочем, новая мысль пришла ему в голову.
«Помнится, я точно так же ударился башкой перед самой дверью в мою камеру, — радостно подумал он, — ну, поднял голову, а передо мной табличка — железная массивная дверь. Где же здесь эта дверь? Я лучше бы в камере сидел».
Он пошарил руками в темноте, но ничего, кроме шершавых стен, покрытых какой-то теплой слизью, не обнаружил. Тогда Никита шагнул вперед и снова с размаху врезался лбом в железную преграду.
— Если б у меня зажигалка была, горела, — кривясь от боли, проговорил он, — а сейчас…
Он поднял руки и ощупал предмет, о который ушибся, — железная труба. Ржавая и сырая.
«Да они просто издеваются надо мною, — подумал вдруг Никита, — лаз в стене — это такая же бутафория, как и кандалы. Ты вылезаешь, думаешь, что сбежал, а на самом деле бродишь в каком-то лабиринте».
— Гады! — воскликнул Никита, имея в виду, конечно, Тампакса и Бурята. — Сволочи! Гниды! Выходите, ублюдки! Вот он я!
Голос Никиты звучал в затхлой темноте так глухо и жалко, что Никита, прокричав еще пару ругательств, смолк.
Он шагнул назад, но тут оказалось, что, пока он стоял, ноги его почти по щиколотку засосало в мягкий ил, который невесть по какой причине образовался под слоем вонючей воды. С великим трудом выдрав из ила ноги, Никита попятился, но опять приложился головой о трубу, на этот раз затылком и на этот раз так чувствительно, что громко завыл и пошатнулся, едва не упав ничком в грязь.
— Да что же это такое? — всхлипнул Никита. Ему послышалось что-то впереди.
«Сантехники какие-нибудь, — мелькнула в его сознании шальная мысль. — Кому еще шляться здесь, в подвальной темноте. Сантехники. Они меня и спасут!»
Никита радостно вскрикнул и бросился на звук.
— Помогите! — закричал он. — Помогите!
Далеко убежать он не успел. Что-то мягкое и явно живое шарахнулось у него из-под ног и быстро захлюпало в темноту. Никита споткнулся и рухнул всем своим длинным телом в грязную воду.
Дрожь омерзения тут же пронзила его. Теплая жижа была так противна, что Никита несколько секунд не шевелился, сдерживая спазмы, терзающие его желудок. А потом снова услышал странный звук впереди, только уже много ближе. На этот раз можно было определить природу звука, но ничего человеческого в этом звуке не было.
А похоже было на то, будто тысячи мелких тварей несутся вперед, шлепая крохотными лапками по грязной воде.
«Крысы!» — догадался Никита.
Он вскочил на ноги, но, поскользнувшись, снова упал и заизвивался в грязи, полуобезумевший от страха, пытаясь подняться. Когда это у него снова не получилось, он закричал.
Писк несущихся на него тварей стал громче, будто крысы услышали его и, обрадованные страхом жертвы, побежали быстрее.
Никита снова вскочил, снова упал, снова вскочил. Уже плохо владея своим телом, он оставил безуспешные попытки подняться на ноги, перевернулся на живот и пополз в темноту, куда угодно, только подальше от крыс.
Писк, плеск и шорох тысяч маленьких лапок все приближался. Никита только сейчас понял, что никуда ему от них не уйти. Он уже был не в состоянии реально оценивать создавшуюся ситуацию, сознание помутилось и погасло. Функционировало теперь только его подсознание и возобладавшие над всякими трезвыми мыслями инстинкты, густо наполненные темными страхами, оставшимися Никите в наследство от далеких предков.
Возможно, в другой обстановке Никита не стал бы так нервничать из-за какой-то стаи грызунов, но сейчас в полной темноте и растерянности, барахтающийся в грязной воняющей луже, он испытывал только одно чувство — животный страх. И совсем по-звериному завыл, когда мысль о том, что крысы неминуемо настигнут его всего через несколько минут или даже секунд, возникла в его одурманенной ужасом голове.
Никита каждую секунду ожидал нападения, но крысы накинулись на него все равно неожиданно. О том, чтобы сопротивляться, не могло быть и речи. Никита просто закрыл голову руками и нырнул в мерзкую лужу, стараясь как можно глубже втиснуть себя в ил и больше всего на свете жалея о том, что он не иголка, которую можно вогнать в почву как можно глубже.
Маленькие мерзкие лапки, вооруженные совсем уж крохотными коготками, застучали по спине и ногам Никиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48