— Он со мной пойдет.
— Правда? — обрадовался мальчик Витя.
— Правда? — изумился швейцар.
— Правда, — подтвердил Антон.
— Осмелюсь доложить, — осмелился доложить Роман. — От этого, от вашего друга, немного того…
— Да, — согласился Антон, — пованивает. Вот ты его и помоешь, прежде чем проводить в кабинет ко мне и господину Полуцутикову. Кстати, Витя, чего это от тебя так мерзостно несет? Ты, случаем, не…
— Ага! — кивнул счастливый мальчик Витя. — Я обкакался.
* * *
Господин Полуцутиков выглядел как нельзя лучше. Круглое его лицо сияло, как и кожаные его доспехи.
— А! — закричал он, увидев входившего в отдельный VIP-кабинет Антона. — Явился! Смотри, что у меня есть!
Он распахнул пиджак, продемонстрировав заключенный в бронированную кобуру громадный потертый маузер.
— Купил, — похвастался господин Полуцутиков.
— Где ж такие продаются? — удивился Антон.
— А в музее, — ответил господин Полуцутиков. — Зашел просто посмотреть, вижу — такая пушка висит. Ну, я смотрителя в сторону отозвал, сунул ему бабок, он мне дал. Убойная штука.
— Да, — сказал Антон и присел за стол напротив Полуцутикова.
— Ну? — весело осведомился господин Полуцутиков. — Докладывай, как твои дела? Заходил к Анне своей?
— Заходил, — вздохнул Антон. — И вышел печальный, как осенний дождь.
— Ты чего? — покосился на него подозрительно Полуцутиков. — Опять?
— А, черт, — поморщился Антон, — сорвалось. Извини. Прямо не знаю, что с собой делать. Лезет из меня всякая литературщина, как фарш из мясорубки.
— Как Анна? Передал ей заказ?
— Передал.
— А она что?
— Взяла.
Господин Полуцутиков даже взвизгнул от восторга.
— Взяла?! Слушай, это замечательно! Ну, теперь Андрееву хана! Давай-ка хлобыстнем по этому поводу. Арсен!
— Да не надо, — пытался было протестовать Антон.
— Как это не надо? Надо! Арсен! Блин, не могу поверить, что избавлюсь от этого надоеды Андреева. Такая радость для меня. А ты что не радуешься?
— Чего ж мне радоваться, друг, когда любовь уходит вдруг, — вздохнул Антон.
— Опять?
— Что? А. Да нет, просто случайно в рифму получилось.
— В рифму, — проворчал Полуцутиков. — Ты смотри. Стишки всякие. Привыкнешь, не отвяжутся от тебя. Зараза. Так и свихнуться можно. А ты мне нормальным нужен. Ты ж единственный, кому я в этом мире доверяю!
Антон снова вздохнул.
— Взяла она заказ-то, — сказал он, — значит, правильно я предполагал. Киллер она.
— Ну и что? — пожал плечами Полуцутиков. — Киллер так киллер. Ты тоже раньше не доцентом был. А профессии Разные нужны. Чего ты печалишься-то?
— Но скорбь в сердцах у тех живет, кто ночью кровь чужую пьет. Тьфу. Я говорю, что так она меня никогда не полюбит, если она киллер, а я лох какой-то позорный. И с каждым часом все позорнее становлюсь. Уж и стихами начал говорить. Такого разве можно полюбить?
— Опять! — ужаснулся господин Полуцутиков. — Тебя брат, надо спасать. Ой, черт, кажется, и я заговорил в рифму. Значит, твоя болезнь заразная.
Антон ничего не ответил. Господин Полуцутиков немного отодвинулся вместе со своим стулом к стене, вынул сигару и закурил, словно дымом желая отогнать от себя обуявших Антона злых бесов.
— М-да, — после долгого молчания проговорил господин Полуцутиков. — Если это болезнь, то ее надо лечить. Причем немедленно. Пока она в запущенную стадию не перешла.
— А как? — уныло спросил Антон.
— Пока не знаю. Но что-нибудь придумаю. Давай сначала определимся с симптомами. Ты еще морду набить кому-нибудь способен?
— Не знаю, — с сомнением ответил Антон. — Как-то… ну… не пробовал.
— Так это в момент, Роман!!!
— Да не надо! — вскинулся Антон. — Чего ты? Господин Полуцутиков спрыгнул со стула и прошелся, дымя сигарой, по кабинету — туда-сюда.
— Так, — сказал он, внезапно остановившись, — признаки ненормальности налицо. Может быть, ты еще и добрые дела сознательно совершаешь?
Антон вроде бы покраснел. Но тотчас потянулся за сигаретами, достал пачку и сделал вид, что увлечен процессом закуривания.
— Да-а, — неопределенно проговорил господин Полуцутиков, внимательно глядя на своего собеседника. — А знаешь, что я хочу тебе сказать?
То, что хотел сказать господин Полуцутиков Антону, так осталось неизвестным, потому что в дверь отдельного VIР-кабинета кто-то осторожно постучал.
— Войдите! — не оборачиваясь, крикнул господин Полуцутиков.
— Разрешите доложить, — раздался сразу же после скрипа двери напряженный голос швейцара Романа, — вверенный мне объект доставлен.
— Какой еще объект? — осведомился господин Полуцутиков, поворачиваясь к двери.
Открывшаяся картина так поразила господина Полуцутикова, что он крякнул, выронил сигару изо рта и развел руками, словно пытаясь сказать:
— Ни хрена себе.
Престарелый детина, не помещавшийся в узкий дверной проем, стоял в половину оборота. В одной руке детина держал помещенный на палочку большой леденец в форме петушка, а во второй — открытую бутылку с пивом. Но больше всего господина Полуцутикова поразил наряд детины — матросский костюмчик, расползающиеся по швам на могучих бедрах полосатые трусики и полосатая же коротенькая майка, открывающая для всеобщего обозрения живот — объемистый и волосатый, про который в народе обычно говорят — Пудовая мозоль.
— Это еще что за чучело? — выговорил наконец господин Полуцутиков.
Швейцар Роман, маячивший где-то за широкими плеча-Ми детины, молчал.
— Это со мной, — неохотно пояснил Антон.
— Что-о? Ну и урод. Слушай, если тебе домашнего питомца завести захотелось, так ты лучше бы мне сказал. Я бы тебе собаку породистую купил какую-нибудь. Какого хрена ты его так вырядил?
— Это не я.
— Это я, — сказал Роман, высовываясь из-за плеча де тины, для чего ему, вероятно, пришлось встать на цыпочки. — У него вся одежда была засрана. И спереди, и сзади Так вот я подумал, что в приличный ресторан такого нельзя допускать. Переодел. В ближайшем магазине хотел купить ему треники и свитер, а он как уцепился за этот костюмчик, как начал выть на весь магазин. Мне и пришлось.
— Дурак, — с чувством сказал Антон.
— Он хороший, — вступился детина за швейцара. — Он мне еще петушка купил и обещал прокатить на бронетранспортере.
Роман проворчал что-то сквозь зубы. Ни слова нельзя было разобрать, но интонация высказывания предполагала, что если Роман когда-нибудь и прокатит детину в матросском костюмчике на бронетранспортере, то только в намотанном на гусеницу виде.
— Так, — сказал господин Полуцутиков. — И когда же ты этого придурка себе завел?
— Недавно, — ответил Антон. — Да я не заводил. Он сам завелся. Я в сквере гулял, заговорил с ним, а он за мной потащился. Я у входа в ресторан только заметил.
— И долго ты его за собой таскать будешь? Зачем он тебе нужен?
— Не нужен, — признался Антон, — просто жалко. Он же безобидный. Ну, впал в детство маленько. Я его при случае в психушку сдам.
— В психушку — это точно, — опять подал голос швейцар Роман. — Дураки, даже самые безобидные, опасны! У нас вот такой помощником повара работал. Тот его раз на рынок послал и сказал, отрежь у мясника на полтинник печенки. Дурак и отрезал. А мясник помер.
— Черт с вами со всеми, — махнул рукой господин Полуцутиков. — Роман — свободен. А ты, как тебя?
— Витя Семенов, — ответил детина и, лизнув леденец, отхлебнул пива.
— Витя, заходи пока.
Очень довольный собой и окружающими Витя Семенов прошел в кабинет и уселся на пустующий стул Полуцутикова. Потом принялся болтать ногами, не обращая ни малейшего внимания ни на уничтожающий взгляд Полуцутикова, ни на жалобные поскрипывания стула.
— Короче, вердикт мой такой, — проговорил господин Полуцутиков. — Дела наши не так плохи, как тебе кажется. Во-первых, Анна, судя по всему, все-таки киллер, но это небольшая беда. Киллер так киллер. Если она первый раз в тебя влюбилась, то и второй раз влюбится.
— Так я же ведь диковинной болезнью заболел, — сказал Антон, — пишу стихи, жалея обездоленных людей.
— И, во-вторых, — закончил господин Полуцутиков. — С болезнью твоей будем бороться. Я, кстати, знаю, как именно.
— Как? — жадно спросил Антон.
Господин Полуцутиков не ответил, увлеченный проектом, который явно совсем недавно появился в его маленькой головке. Паузу заполнил дурацкий смех Вити Семенова, который незаметно приклеил свой леденец на спинку кожаного пиджака Полуцутикова и теперь по этому поводу веселился.
* * *
День этот у Андреева Андрея Андреевича прошел отвратительно. Сначала позвонили из рекламного агентства «Попкорн» и спросили, как быть с ремонтом искалеченных потоками канализационных вод помещениями. Андреев ответил, что никак Не надо быть, а он сам приедет и разберется. И тут же подумал 0 том, что первым делом следует разобраться с собственными Намерениями по поводу вчерашней катастрофы.
Он уже корил себя за сделанный в горячке ночной звонок.
«Черт возьми, — говорил он себе, добираясь к „Попкорну“ на черном представительском „ниссане“, — это я поспешил. Это я не подумал. Чего это я сразу обратился к бандитам, а не в милицию? Я же теперь публичный человек, и мне о связи с криминалом надо бы забыть на время. Конечно хорошо было бы, если б братва с поганым Полуцутиковым который скорее всего все напасти и подстроил, разобралась, Но ведь если эта история хоть каким-то боком всплывет на поверхность, то не видать мне мэрства как своих ушей. Тем более что Тампакс — придурок полный, он такого кровавого месива наворотит, вместо того чтобы все тихо сделать».
Мысленно проговорив все это, Андреев машинально посмотрел в зеркало заднего вида на свои уши. Потом ему вдруг представилось, как всплывает на поверхность волнообразных газетных строчек вершина буро-коричневого грязевого айсберга, на которой задумчиво курит Тампакс, прихватывая сигарету окровавленными пальцами, а в подводной глубине беззвучным ртом поет псалом соблазненная и брошенная когда-то Андреевым певичка Марина. Накрепко впаяны в грязевой айсберг двадцать грузовиков с пиратскими дисками, проданными Андреевым год назад по вполне лицензионной цене. В общем, много чего можно было увидеть, если хорошенько присмотреться к айсбергу, много чего могло всплыть на поверхность.
— Гадство! — свирепо проговорил Андреев, тормознув на красный свет. — Ерунда какая-то в башку лезет. Нет, надо на самом деле к психоаналитику обратиться. Американцы почему хорошо живут? Потому что улыбаются всегда белыми зубами. А улыбаются, потому что все проблемы за них психоаналитики решают.
Андреев закурил, глянул на светофор, тронулся с места и спустя несколько минут уже был у подъезда рекламного агентства «Попкорн». Он припарковался на обычном своем месте, вышел из машины, не глядя, пиликнул в сторону машины брелоком в виде миниатюрной копии Венеры Милосской, вошел в помещение «Попкорна», миновал проходную и, не отвечая на многочисленные приветствия сотрудников, поднялся на второй этаж.
— Добрый день, Андрей Андреевич, — встретила его, поднимаясь из-за своего стола, секретарша Любовь Петровна — племянница жены Андреева Нины, совершенно справедливо не доверявшей своему супругу выбор секретарш.
Андреев буркнул что-то, что только с великой натяжкой могло быть похоже на приветствие, и намерился было пройти мимо, но Любовь Петровна остановила его следующей фразой:
— Вас тут господа из милиции ждут, Андрей Андреевич. Андреев дрогнул и замер на месте. Со стульев для посетителей поднялись двое мужчин — один в форме капитана милиции с твердо очерченным подбородком и круглыми, как пуговицы, глазами, а второй — тщедушный, мало похожий на милиционера, но одетый в форму милицейского патрульного, правда, без оружия и без всяких знаков различия.
— Капитан Ряхин, — представился тот, что был в форме капитана. — Мы уже встречались, Андрей Андреевич.
— Ага, — сказал Андреев, пытаясь отделаться от лихорадочных мыслей по поводу своего ночного звонка бандиту Тампаксу.
— А это мой напарник Ленчик, — сказал капитан Ряхин, кивнув на того тщедушного, что стоял с ним рядом. — Разрешите пройти в ваш кабинет?
Несмотря на то что ничего страшного не было в намерении капитана пройти в кабинет, Андреев вдруг ужасно заволновался, издал горлом неопределенный звук, кивнул разрешающе головой и показал обеими руками направление, будто посетители и без того не могли углядеть большую, обитую натуральной кожей дверь кабинета Андреева.
— Спасибо, — ответил Ряхин и двинулся к двери, а тщедушный Ленчик задержался на мгновение возле стола секретарши и, ткнув в нее пальцем, быстро проговорил:
— Яблочный пирог, чай с вареньем и колбаса.
Любовь Петровна часто-часто заморгала. Андреев, выслушав непонятную речь напарника капитана, снова засуетился, сорвался с места, обогнал посетителей и предупредительно открыл перед ними дверь.
— Пожалуйте, — голосом ресторанного лакея произнес он, Ряхин и Ленчик проследовали в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Правда? — обрадовался мальчик Витя.
— Правда? — изумился швейцар.
— Правда, — подтвердил Антон.
— Осмелюсь доложить, — осмелился доложить Роман. — От этого, от вашего друга, немного того…
— Да, — согласился Антон, — пованивает. Вот ты его и помоешь, прежде чем проводить в кабинет ко мне и господину Полуцутикову. Кстати, Витя, чего это от тебя так мерзостно несет? Ты, случаем, не…
— Ага! — кивнул счастливый мальчик Витя. — Я обкакался.
* * *
Господин Полуцутиков выглядел как нельзя лучше. Круглое его лицо сияло, как и кожаные его доспехи.
— А! — закричал он, увидев входившего в отдельный VIP-кабинет Антона. — Явился! Смотри, что у меня есть!
Он распахнул пиджак, продемонстрировав заключенный в бронированную кобуру громадный потертый маузер.
— Купил, — похвастался господин Полуцутиков.
— Где ж такие продаются? — удивился Антон.
— А в музее, — ответил господин Полуцутиков. — Зашел просто посмотреть, вижу — такая пушка висит. Ну, я смотрителя в сторону отозвал, сунул ему бабок, он мне дал. Убойная штука.
— Да, — сказал Антон и присел за стол напротив Полуцутикова.
— Ну? — весело осведомился господин Полуцутиков. — Докладывай, как твои дела? Заходил к Анне своей?
— Заходил, — вздохнул Антон. — И вышел печальный, как осенний дождь.
— Ты чего? — покосился на него подозрительно Полуцутиков. — Опять?
— А, черт, — поморщился Антон, — сорвалось. Извини. Прямо не знаю, что с собой делать. Лезет из меня всякая литературщина, как фарш из мясорубки.
— Как Анна? Передал ей заказ?
— Передал.
— А она что?
— Взяла.
Господин Полуцутиков даже взвизгнул от восторга.
— Взяла?! Слушай, это замечательно! Ну, теперь Андрееву хана! Давай-ка хлобыстнем по этому поводу. Арсен!
— Да не надо, — пытался было протестовать Антон.
— Как это не надо? Надо! Арсен! Блин, не могу поверить, что избавлюсь от этого надоеды Андреева. Такая радость для меня. А ты что не радуешься?
— Чего ж мне радоваться, друг, когда любовь уходит вдруг, — вздохнул Антон.
— Опять?
— Что? А. Да нет, просто случайно в рифму получилось.
— В рифму, — проворчал Полуцутиков. — Ты смотри. Стишки всякие. Привыкнешь, не отвяжутся от тебя. Зараза. Так и свихнуться можно. А ты мне нормальным нужен. Ты ж единственный, кому я в этом мире доверяю!
Антон снова вздохнул.
— Взяла она заказ-то, — сказал он, — значит, правильно я предполагал. Киллер она.
— Ну и что? — пожал плечами Полуцутиков. — Киллер так киллер. Ты тоже раньше не доцентом был. А профессии Разные нужны. Чего ты печалишься-то?
— Но скорбь в сердцах у тех живет, кто ночью кровь чужую пьет. Тьфу. Я говорю, что так она меня никогда не полюбит, если она киллер, а я лох какой-то позорный. И с каждым часом все позорнее становлюсь. Уж и стихами начал говорить. Такого разве можно полюбить?
— Опять! — ужаснулся господин Полуцутиков. — Тебя брат, надо спасать. Ой, черт, кажется, и я заговорил в рифму. Значит, твоя болезнь заразная.
Антон ничего не ответил. Господин Полуцутиков немного отодвинулся вместе со своим стулом к стене, вынул сигару и закурил, словно дымом желая отогнать от себя обуявших Антона злых бесов.
— М-да, — после долгого молчания проговорил господин Полуцутиков. — Если это болезнь, то ее надо лечить. Причем немедленно. Пока она в запущенную стадию не перешла.
— А как? — уныло спросил Антон.
— Пока не знаю. Но что-нибудь придумаю. Давай сначала определимся с симптомами. Ты еще морду набить кому-нибудь способен?
— Не знаю, — с сомнением ответил Антон. — Как-то… ну… не пробовал.
— Так это в момент, Роман!!!
— Да не надо! — вскинулся Антон. — Чего ты? Господин Полуцутиков спрыгнул со стула и прошелся, дымя сигарой, по кабинету — туда-сюда.
— Так, — сказал он, внезапно остановившись, — признаки ненормальности налицо. Может быть, ты еще и добрые дела сознательно совершаешь?
Антон вроде бы покраснел. Но тотчас потянулся за сигаретами, достал пачку и сделал вид, что увлечен процессом закуривания.
— Да-а, — неопределенно проговорил господин Полуцутиков, внимательно глядя на своего собеседника. — А знаешь, что я хочу тебе сказать?
То, что хотел сказать господин Полуцутиков Антону, так осталось неизвестным, потому что в дверь отдельного VIР-кабинета кто-то осторожно постучал.
— Войдите! — не оборачиваясь, крикнул господин Полуцутиков.
— Разрешите доложить, — раздался сразу же после скрипа двери напряженный голос швейцара Романа, — вверенный мне объект доставлен.
— Какой еще объект? — осведомился господин Полуцутиков, поворачиваясь к двери.
Открывшаяся картина так поразила господина Полуцутикова, что он крякнул, выронил сигару изо рта и развел руками, словно пытаясь сказать:
— Ни хрена себе.
Престарелый детина, не помещавшийся в узкий дверной проем, стоял в половину оборота. В одной руке детина держал помещенный на палочку большой леденец в форме петушка, а во второй — открытую бутылку с пивом. Но больше всего господина Полуцутикова поразил наряд детины — матросский костюмчик, расползающиеся по швам на могучих бедрах полосатые трусики и полосатая же коротенькая майка, открывающая для всеобщего обозрения живот — объемистый и волосатый, про который в народе обычно говорят — Пудовая мозоль.
— Это еще что за чучело? — выговорил наконец господин Полуцутиков.
Швейцар Роман, маячивший где-то за широкими плеча-Ми детины, молчал.
— Это со мной, — неохотно пояснил Антон.
— Что-о? Ну и урод. Слушай, если тебе домашнего питомца завести захотелось, так ты лучше бы мне сказал. Я бы тебе собаку породистую купил какую-нибудь. Какого хрена ты его так вырядил?
— Это не я.
— Это я, — сказал Роман, высовываясь из-за плеча де тины, для чего ему, вероятно, пришлось встать на цыпочки. — У него вся одежда была засрана. И спереди, и сзади Так вот я подумал, что в приличный ресторан такого нельзя допускать. Переодел. В ближайшем магазине хотел купить ему треники и свитер, а он как уцепился за этот костюмчик, как начал выть на весь магазин. Мне и пришлось.
— Дурак, — с чувством сказал Антон.
— Он хороший, — вступился детина за швейцара. — Он мне еще петушка купил и обещал прокатить на бронетранспортере.
Роман проворчал что-то сквозь зубы. Ни слова нельзя было разобрать, но интонация высказывания предполагала, что если Роман когда-нибудь и прокатит детину в матросском костюмчике на бронетранспортере, то только в намотанном на гусеницу виде.
— Так, — сказал господин Полуцутиков. — И когда же ты этого придурка себе завел?
— Недавно, — ответил Антон. — Да я не заводил. Он сам завелся. Я в сквере гулял, заговорил с ним, а он за мной потащился. Я у входа в ресторан только заметил.
— И долго ты его за собой таскать будешь? Зачем он тебе нужен?
— Не нужен, — признался Антон, — просто жалко. Он же безобидный. Ну, впал в детство маленько. Я его при случае в психушку сдам.
— В психушку — это точно, — опять подал голос швейцар Роман. — Дураки, даже самые безобидные, опасны! У нас вот такой помощником повара работал. Тот его раз на рынок послал и сказал, отрежь у мясника на полтинник печенки. Дурак и отрезал. А мясник помер.
— Черт с вами со всеми, — махнул рукой господин Полуцутиков. — Роман — свободен. А ты, как тебя?
— Витя Семенов, — ответил детина и, лизнув леденец, отхлебнул пива.
— Витя, заходи пока.
Очень довольный собой и окружающими Витя Семенов прошел в кабинет и уселся на пустующий стул Полуцутикова. Потом принялся болтать ногами, не обращая ни малейшего внимания ни на уничтожающий взгляд Полуцутикова, ни на жалобные поскрипывания стула.
— Короче, вердикт мой такой, — проговорил господин Полуцутиков. — Дела наши не так плохи, как тебе кажется. Во-первых, Анна, судя по всему, все-таки киллер, но это небольшая беда. Киллер так киллер. Если она первый раз в тебя влюбилась, то и второй раз влюбится.
— Так я же ведь диковинной болезнью заболел, — сказал Антон, — пишу стихи, жалея обездоленных людей.
— И, во-вторых, — закончил господин Полуцутиков. — С болезнью твоей будем бороться. Я, кстати, знаю, как именно.
— Как? — жадно спросил Антон.
Господин Полуцутиков не ответил, увлеченный проектом, который явно совсем недавно появился в его маленькой головке. Паузу заполнил дурацкий смех Вити Семенова, который незаметно приклеил свой леденец на спинку кожаного пиджака Полуцутикова и теперь по этому поводу веселился.
* * *
День этот у Андреева Андрея Андреевича прошел отвратительно. Сначала позвонили из рекламного агентства «Попкорн» и спросили, как быть с ремонтом искалеченных потоками канализационных вод помещениями. Андреев ответил, что никак Не надо быть, а он сам приедет и разберется. И тут же подумал 0 том, что первым делом следует разобраться с собственными Намерениями по поводу вчерашней катастрофы.
Он уже корил себя за сделанный в горячке ночной звонок.
«Черт возьми, — говорил он себе, добираясь к „Попкорну“ на черном представительском „ниссане“, — это я поспешил. Это я не подумал. Чего это я сразу обратился к бандитам, а не в милицию? Я же теперь публичный человек, и мне о связи с криминалом надо бы забыть на время. Конечно хорошо было бы, если б братва с поганым Полуцутиковым который скорее всего все напасти и подстроил, разобралась, Но ведь если эта история хоть каким-то боком всплывет на поверхность, то не видать мне мэрства как своих ушей. Тем более что Тампакс — придурок полный, он такого кровавого месива наворотит, вместо того чтобы все тихо сделать».
Мысленно проговорив все это, Андреев машинально посмотрел в зеркало заднего вида на свои уши. Потом ему вдруг представилось, как всплывает на поверхность волнообразных газетных строчек вершина буро-коричневого грязевого айсберга, на которой задумчиво курит Тампакс, прихватывая сигарету окровавленными пальцами, а в подводной глубине беззвучным ртом поет псалом соблазненная и брошенная когда-то Андреевым певичка Марина. Накрепко впаяны в грязевой айсберг двадцать грузовиков с пиратскими дисками, проданными Андреевым год назад по вполне лицензионной цене. В общем, много чего можно было увидеть, если хорошенько присмотреться к айсбергу, много чего могло всплыть на поверхность.
— Гадство! — свирепо проговорил Андреев, тормознув на красный свет. — Ерунда какая-то в башку лезет. Нет, надо на самом деле к психоаналитику обратиться. Американцы почему хорошо живут? Потому что улыбаются всегда белыми зубами. А улыбаются, потому что все проблемы за них психоаналитики решают.
Андреев закурил, глянул на светофор, тронулся с места и спустя несколько минут уже был у подъезда рекламного агентства «Попкорн». Он припарковался на обычном своем месте, вышел из машины, не глядя, пиликнул в сторону машины брелоком в виде миниатюрной копии Венеры Милосской, вошел в помещение «Попкорна», миновал проходную и, не отвечая на многочисленные приветствия сотрудников, поднялся на второй этаж.
— Добрый день, Андрей Андреевич, — встретила его, поднимаясь из-за своего стола, секретарша Любовь Петровна — племянница жены Андреева Нины, совершенно справедливо не доверявшей своему супругу выбор секретарш.
Андреев буркнул что-то, что только с великой натяжкой могло быть похоже на приветствие, и намерился было пройти мимо, но Любовь Петровна остановила его следующей фразой:
— Вас тут господа из милиции ждут, Андрей Андреевич. Андреев дрогнул и замер на месте. Со стульев для посетителей поднялись двое мужчин — один в форме капитана милиции с твердо очерченным подбородком и круглыми, как пуговицы, глазами, а второй — тщедушный, мало похожий на милиционера, но одетый в форму милицейского патрульного, правда, без оружия и без всяких знаков различия.
— Капитан Ряхин, — представился тот, что был в форме капитана. — Мы уже встречались, Андрей Андреевич.
— Ага, — сказал Андреев, пытаясь отделаться от лихорадочных мыслей по поводу своего ночного звонка бандиту Тампаксу.
— А это мой напарник Ленчик, — сказал капитан Ряхин, кивнув на того тщедушного, что стоял с ним рядом. — Разрешите пройти в ваш кабинет?
Несмотря на то что ничего страшного не было в намерении капитана пройти в кабинет, Андреев вдруг ужасно заволновался, издал горлом неопределенный звук, кивнул разрешающе головой и показал обеими руками направление, будто посетители и без того не могли углядеть большую, обитую натуральной кожей дверь кабинета Андреева.
— Спасибо, — ответил Ряхин и двинулся к двери, а тщедушный Ленчик задержался на мгновение возле стола секретарши и, ткнув в нее пальцем, быстро проговорил:
— Яблочный пирог, чай с вареньем и колбаса.
Любовь Петровна часто-часто заморгала. Андреев, выслушав непонятную речь напарника капитана, снова засуетился, сорвался с места, обогнал посетителей и предупредительно открыл перед ними дверь.
— Пожалуйте, — голосом ресторанного лакея произнес он, Ряхин и Ленчик проследовали в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48