— Блондинка отступила на шаг. — А ты сама что делаешь? Разве не то же самое? Конечно, я хотела сделать вид, будто поддерживаю его, но на самом деле я не собиралась! Просто хотела выбраться из этой гадкой комнаты. Если бы я стала Гласительницей, то хранила бы Молчание, как и велела Гермия. И перемерила бы все ее платья.
Вдруг у Мирани закружилась голова, как будто она глядела вниз с края высокого обрыва. Она опустилась на каменную скамью.
— Крисса, принеси воды.
Крисса наморщила нос.
— Думаешь, что уже можешь мне приказывать?
— Да принеси же!
Крисса широко распахнула глаза, потом все-таки пошла.
Мирани поглядела на море.
— Что случилось? — шепнула она.
«Я падаю».
Она и сама это чувствовала. Пустота и внизу, и вверху. Только рука еще цепляется изо всех сил.
«Держи меня, Мирани! Разве боги могут упасть?» Его голос дрожал от ужаса, звучал еле слышно. Она быстро перегнулась через мраморную балюстраду. Вокруг летали чайки. Она схватила его за руку; маленькая ладошка крепко вцепилась в ее пальцы. Тяжести она не ощущала, чувствовала лишь его страх и не выпускала руку, а вокруг белым вихрем летали галдящие птицы, и порыв ветра взметнул листы папируса со стола Аргелина. Послышались крики, захлопал полотняный навес, Крисса с визгом придержала раздутую ветром юбку.
А корабли в гавани покачивались на якорях, и в ужасе трубили слоны в возведенных наспех загонах.
— Не падай! — прошептала она. — Если ты упадешь, что будет с нами?
* * *
Сетис выронил нож и ринулся вперед. В тот миг, когда пальцы Шакала царапнули по краю обрыва, юноша поймал его за руку и сам чуть не рухнул под тяжестью падающего тела. Лис обхватил его поперек живота, вопя ругательства прямо ему в ухо.
Отчаянно цепляясь за скалу, Сетис наполовину свесился вниз. Под ним покачивался в пустоте Шакал, другой рукой вор держал Алексоса. Далеко внизу маячило искаженное от ужаса лицо Орфета.
— Тяни! — Лис подался назад. Сетис упирался обеими ногами, но двойная тяжесть мальчика и мужчины была невыносимой, казалось, будто сама земля зовет их к себе, притягивает с колоссальной силой.
— Помоги! — прохрипел он.
Разве Бог не может спастись сам?
И тут что-то произошло. Кто-то оказался рядом. Рука. Легкая, сильная и далекая, она сняла с напряженных плеч толику боли; он потянул сильнее, и пальцы Шакала дернулись, заскребли, нашарили обрывок веревки. Медленно, как будто из кошмарной бездны, из пропасти показалась голова грабителя могил, и Сетис вырвал у него пронизанную болью руку и схватил Алексоса, а уже через мгновение все четверо единым клубком повалились на землю над краем обрыва. Алексос, хватая ртом воздух, лежал без сил, у Шакала кровоточила рука, Сетис дрожал всем телом, обливался ледяным потом.
На самом краю лежал нож. Сетис невидящими глазами уставился на него.
Потом обеими руками откинул со лба волосы, встал и отошел. Его пошатывало от слабости, и все-таки он узнал нечто очень важное, узнал наверняка.
Не бывать ему квестором.
— Писец, работа не закончена, — голос Лиса был сух. — Надо еще поднять толстяка.
Сетис не ответил. Обвел взглядом гору, возвышающуюся над головой, отвесные склоны, усыпанные сверкающей пылью, громадную расщелину на вершине, где высокогорные ветры гоняли белесый вихрь снежных кристаллов.
Где-то совсем рядом послышался голос Шакала:
— Видимо, я опять должен тебя благодарить.
— Ты удержал мальчика.
— Инстинкт. Нельзя же позволить Богу упасть. — Помолчав мгновение, грабитель спросил: — А что случилось?
— Ничего. Веревка сама лопнула, — сказал Сетис. И добавил: — Ты расскажешь Орфету?
— Ты сам должен ему рассказать.
Сетис ничего не ответил. Его напряженный взгляд устремился на вершину.
— Я ее вижу.
— Там, наверху? И что же ты там видишь? — полюбопытствовал Шакал.
Голос юноши осип от усталости, он дрожал всем телом от холода и облегчения. Обхватив себя руками за плечи, он обернулся.
— Звезду. Третью звезду.
Разве можно отказать Богу?
Она была спрятана глубоко внутри. Звезда упала на гору и проделала в ней глубокую скважину. Мощный удар мгновенно испарил каменные породы, выжег исполинскую рану, которая теперь расстилалась перед ними, как дорога, широкая и ровная, еще дымящаяся.
Дорога вела их в недра горы. Шакал осторожно шел впереди, его высокий силуэт отчетливо вырисовывался среди путаницы смутных отражений на прозрачных стенах. Куда ни кинь взгляд, повсюду их преследовали призрачные образы самих себя. Кое-где в кристаллическую породу внедрялись валуны, виднелись крохотные насекомые, прожилки минералов, возможно, даже золота. У одной из таких прожилок Шакал надолго остановился, прикоснулся ладонями к стене, всмотрелся пристально. Потом пожал плечами и отошел.
— Слишком глубоко, — пробормотал про себя.
— Его оттуда не добыть, — сказал Сетис.
Грабитель могил взглянул на него задумчиво.
— Наверное, госпожа Мирани была права. Серебро и золото — это, скорее всего, только предлог. Лис, например, набил полные карманы обломками алмаза.
Орфет нес Алексоса. После падения мальчик совсем обессилел и потерял интерес к жизни, он охотно ехал на спине у толстяка, крепко обнимая его за шею и прижавшись щекой к лысому затылку. Орфет на ходу напевал себе под нос, и в гулком туннеле тихий звук обрастал раскатистым эхом.
Проход в глубинах алмазного мира был безмолвен. Стены переливались миллионами оттенков синего: в них сквозила синева неба и моря, яичной скорлупы и далеких облаков, лазури и сапфиров, водяного платья Царицы Дождя, ее волн, муссонов и штормов. Маленькой игрушечной коляски, которую Сетис когда-то смастерил для Телии. Платья, которое было на Мирани, когда она вышла из гробницы.
Дорога уходила вверх, сначала полого, потом всё круче. Шакал подал руку Орфету, и музыкант, запыхавшийся под тяжестью мальчика, благодарно ухмыльнулся. В алмазных стенах открывались скважины, они росли вдаль и вширь, переплетались, пронизывали расплавленную гору, будто лабиринт. Путь дальше словно пролегал внутри гигантской каменной губки.
Но ведь звезда очень маленькая, неужели ей под силу сотворить такое? Сетис недоумевал.
Она пылала внутри каменной толщи. Красная, будто раскаленная медь. Уже много часов они шаг за шагом приближались к ней. Пронизанная порами скала сделалась лиловой, отливала пурпурным, алым. Свирепый жар опалял лицо и руки, не давал приблизиться. Неужели, пройдя столь длинный путь, они не сумеют прикоснуться к звезде? Как вынести эту боль?
В конце туннеля Шакал остановился. Вместе с ним замерли тысячи переливчатых отражений. Впереди открылась пещера размером с небольшую комнату, вся состоящая из бесчисленных граней, отшлифованная до блеска чудовищными силами, скрытыми в падающей звезде. А на полу, багровая, как раскаленный уголек, ждала сама третья звезда.
* * *
Ей причесали волосы и принесли нарядное облачение. Она много раз видела его на Гермии. Теперь ей самой предстоит его надеть.
Она встала. Туника из тончайшего белого льна перетекала тысячами складок. Оцепенело, будто во сне, она протянула руки.
Какое же оно тяжелое, платье Царицы Дождя! Голубое, плещущееся, как море, усеянное мириадами хрустальных капелек, покачивающихся в унисон, и в глубине у каждой капельки мерцает радуга.
Она обернулась. Рабыня, не глядя на нее, застегнула платье.
Ни одна из рабынь не смотрела на нее, не разговаривала.
Это входит в ритуал, объяснил Корет. Полная луна, высокий прилив, молчание. Не принимать пищи, ни с кем не разговаривать, ни с кем не встречаться взглядом. Двенадцать часов спать в одиночестве в Храме. Вымыться с ног до головы в трех очистительных купелях: из черного базальта с морской водой, из розового мрамора с пресной водой, и напоследок в самой маленькой — в золотой купели с драгоценной дождевой водой.
Когда-то этот ритуал проделывала Гермия. Где она сейчас? О чем думает? Мирани содрогнулась. Гнев Девятерых будет неумолим.
Ее умастили девятью благовонными маслами, надели на руки девять колец, на шею — девять тонких серебряных обручей. Она покорно терпела. Запах ее тела стал иным, кожа — непривычно гладкой. «Это всё еще я», — в отчаянии сказала она, выдав непрошеную мысль, но ответа не получила. Ответа не было с тех самых пор, как маленькая ладошка выскользнула из ее руки. «Доверься мне», — сказал он, но теперь ей было страшно, хотелось закричать: «Погоди! Я передумала!» Если он больше не станет с ней говорить, неужели придется всю жизнь притворяться? Неужели она станет такой же, как Гермия?
Мирани обернулась.
На нее с подставки взирали темные глазницы маски Гласительницы. Хрустальные подвески, перья и лазурит, прекрасное спокойное лицо, на скулах выгравированы свернувшиеся в кольца змеи. В разверстой прорези на уровне рта гулял ветерок.
— Не думала, что предательницей станешь именно ты, Мирани.
На миг мелькнула страшная мысль: будто ядовитый шепот исходит из уст Бога.
Но, обернувшись, она увидела Ретию.
* * *
— Мирани!
Сетис обернулся. Это слово слетело с губ Алексоса. Мальчик открыл глаза, соскользнул со спины Орфета, неуверенно встал на ноги. Заметив, что на него смотрят, протер заспанные глаза.
— Надо спешить.
— Она в беде?
Алексос, как будто не слыша, показал на звезду.
— Вот она, господин Шакал. Если она тебе нужна, бери.
Грабитель могил ответил:
— Она раскалена докрасна, Архон. Даже ты это чувствуешь.
— Она не причинит тебе боли. Честное слово.
Шакал приблизился на шаг, склонился. Огненное сияние озарило ему лицо, воздух колыхался жарким маревом. Звезда алела, как уголек. Шакал потянулся к ней, но тотчас же отдернул руку.
— Поберегу пальцы, — сухо сказал он. — Они мне еще пригодятся.
Алексос обернулся.
— Тогда ты возьми ее, Сетис.
Сетис подошел к мальчику, но произнес только:
— Ты сам им скажешь или должен я?
— Никто ничего не должен говорить. — Алексос был грустен.
— Что говорить? — ощетинился Орфет.
Сетис нахмурился, но все-таки стиснул кулаки и произнес:
— Перед тем как мы отправились в путь, Аргелин сделал мне выгодное предложение. Пообещал должность квестора.
Шакал не шелохнулся, но в его продолговатых глазах тотчас же вспыхнул настороженный огонек.
— А чего он хотел взамен?
— Чтобы я показал ему дорогу сюда. И чтобы Архон не вернулся.
В первый миг никто не шелохнулся. Потом Орфет притянул мальчика к себе.
— Ах ты, мерзкий предатель! И ты согласился?
Сетис устало пожал плечами.
— Генералу трудно отказать.
Шакал исподтишка разглядывал его.
— Мы давно догадывались, что тебя подцепили на крючок. А что тебе еще посулили? Или чем угрожали?
Он облизал пересохшие губы.
— Мой отец. И сестра.
Его спутники хранили молчание. Потом Орфет проворчал:
— Эх, Архон, напрасно ты не позволил мне прикончить Аргелина.
Сетис поднял глаза. В этот мучительный миг его с головой захлестнул весь неделями скрываемый страх.
— Что с ними? Можешь сказать, в беде они или нет?
Алексос глядел в землю.
— Если бы люди всё знали, Сетис, не было бы нужды в богах. Кроме того, Оракул безмолвствует. — Его голос был печален.
— И ты знал обо всём, дружище? — спросил у Архона музыкант.
Мальчик поднял глаза.
— Меня предупредила Мирани.
Это окончательно добило Сетиса.
Он избегал смотреть в глаза Орфету, но толстяк сказал:
— Ты подумывал, как бы прикончить мальчугана?
Сетис поглядел на Шакала. Грабитель пристально смотрел на него звериными глазами. Но ничего не говорил.
— Да. Я поднес нож к веревке. Еще миг — и я бы ее перерезал. Но тут она сама лопнула, и вместе с ней лопнуло всё остальное. — Он поднял глаза, пылая от стыда и отчаяния. — Если хотите наказать меня — я готов! Если хотите, чтобы я ушел, — уйду.
Никто не проронил ни слова. Потом терпеливо заговорил Алексос:
— Ох, Сетис! Они этого не хотят, и я тоже не хочу. Ты сам знаешь, что делать. Тебе объяснила Царица Дождя.
Сетис сглотнул подступивший к горлу комок. Потом кивнул и пошел к звезде. От нее исходил жар, в котором плавились горные породы. Он склонился над ней, преодолевая себя, коснулся пальцами, поднял — звезда в его ладонях оказалась холодной и чистой. Его спутники не сводили глаз с красного огонька.
— Если Аргелин хоть пальцем тронет Телию, — в ярости прошептал юноша, — я с ним поквитаюсь.
* * *
— А ты бы предпочла, чтобы на моем месте была Крисса? — Мирани сама удивилась железной твердости в своем голосе. Она решительно подошла к высокой жрице. — Мне ничего другого не оставалось. Крисса сделает всё, что он прикажет, продаст нас всех за новый браслет или модную шаль. Ты бы предпочла ее?
— Не говори глупостей. Ты дала клятву!
— Я дала клятву хранить Молчание. И я ее не нарушу.
— Как? Он держит Гермию в заложницах. На Острове грудами сложены сухие дрова. Если церемония пойдет не так, как надо, если Оракул не объявит его царем, не знаю, на что тогда он решится. Пожалуй, уничтожит Святилище. Мирани! Ему нет дела до божественного гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Вдруг у Мирани закружилась голова, как будто она глядела вниз с края высокого обрыва. Она опустилась на каменную скамью.
— Крисса, принеси воды.
Крисса наморщила нос.
— Думаешь, что уже можешь мне приказывать?
— Да принеси же!
Крисса широко распахнула глаза, потом все-таки пошла.
Мирани поглядела на море.
— Что случилось? — шепнула она.
«Я падаю».
Она и сама это чувствовала. Пустота и внизу, и вверху. Только рука еще цепляется изо всех сил.
«Держи меня, Мирани! Разве боги могут упасть?» Его голос дрожал от ужаса, звучал еле слышно. Она быстро перегнулась через мраморную балюстраду. Вокруг летали чайки. Она схватила его за руку; маленькая ладошка крепко вцепилась в ее пальцы. Тяжести она не ощущала, чувствовала лишь его страх и не выпускала руку, а вокруг белым вихрем летали галдящие птицы, и порыв ветра взметнул листы папируса со стола Аргелина. Послышались крики, захлопал полотняный навес, Крисса с визгом придержала раздутую ветром юбку.
А корабли в гавани покачивались на якорях, и в ужасе трубили слоны в возведенных наспех загонах.
— Не падай! — прошептала она. — Если ты упадешь, что будет с нами?
* * *
Сетис выронил нож и ринулся вперед. В тот миг, когда пальцы Шакала царапнули по краю обрыва, юноша поймал его за руку и сам чуть не рухнул под тяжестью падающего тела. Лис обхватил его поперек живота, вопя ругательства прямо ему в ухо.
Отчаянно цепляясь за скалу, Сетис наполовину свесился вниз. Под ним покачивался в пустоте Шакал, другой рукой вор держал Алексоса. Далеко внизу маячило искаженное от ужаса лицо Орфета.
— Тяни! — Лис подался назад. Сетис упирался обеими ногами, но двойная тяжесть мальчика и мужчины была невыносимой, казалось, будто сама земля зовет их к себе, притягивает с колоссальной силой.
— Помоги! — прохрипел он.
Разве Бог не может спастись сам?
И тут что-то произошло. Кто-то оказался рядом. Рука. Легкая, сильная и далекая, она сняла с напряженных плеч толику боли; он потянул сильнее, и пальцы Шакала дернулись, заскребли, нашарили обрывок веревки. Медленно, как будто из кошмарной бездны, из пропасти показалась голова грабителя могил, и Сетис вырвал у него пронизанную болью руку и схватил Алексоса, а уже через мгновение все четверо единым клубком повалились на землю над краем обрыва. Алексос, хватая ртом воздух, лежал без сил, у Шакала кровоточила рука, Сетис дрожал всем телом, обливался ледяным потом.
На самом краю лежал нож. Сетис невидящими глазами уставился на него.
Потом обеими руками откинул со лба волосы, встал и отошел. Его пошатывало от слабости, и все-таки он узнал нечто очень важное, узнал наверняка.
Не бывать ему квестором.
— Писец, работа не закончена, — голос Лиса был сух. — Надо еще поднять толстяка.
Сетис не ответил. Обвел взглядом гору, возвышающуюся над головой, отвесные склоны, усыпанные сверкающей пылью, громадную расщелину на вершине, где высокогорные ветры гоняли белесый вихрь снежных кристаллов.
Где-то совсем рядом послышался голос Шакала:
— Видимо, я опять должен тебя благодарить.
— Ты удержал мальчика.
— Инстинкт. Нельзя же позволить Богу упасть. — Помолчав мгновение, грабитель спросил: — А что случилось?
— Ничего. Веревка сама лопнула, — сказал Сетис. И добавил: — Ты расскажешь Орфету?
— Ты сам должен ему рассказать.
Сетис ничего не ответил. Его напряженный взгляд устремился на вершину.
— Я ее вижу.
— Там, наверху? И что же ты там видишь? — полюбопытствовал Шакал.
Голос юноши осип от усталости, он дрожал всем телом от холода и облегчения. Обхватив себя руками за плечи, он обернулся.
— Звезду. Третью звезду.
Разве можно отказать Богу?
Она была спрятана глубоко внутри. Звезда упала на гору и проделала в ней глубокую скважину. Мощный удар мгновенно испарил каменные породы, выжег исполинскую рану, которая теперь расстилалась перед ними, как дорога, широкая и ровная, еще дымящаяся.
Дорога вела их в недра горы. Шакал осторожно шел впереди, его высокий силуэт отчетливо вырисовывался среди путаницы смутных отражений на прозрачных стенах. Куда ни кинь взгляд, повсюду их преследовали призрачные образы самих себя. Кое-где в кристаллическую породу внедрялись валуны, виднелись крохотные насекомые, прожилки минералов, возможно, даже золота. У одной из таких прожилок Шакал надолго остановился, прикоснулся ладонями к стене, всмотрелся пристально. Потом пожал плечами и отошел.
— Слишком глубоко, — пробормотал про себя.
— Его оттуда не добыть, — сказал Сетис.
Грабитель могил взглянул на него задумчиво.
— Наверное, госпожа Мирани была права. Серебро и золото — это, скорее всего, только предлог. Лис, например, набил полные карманы обломками алмаза.
Орфет нес Алексоса. После падения мальчик совсем обессилел и потерял интерес к жизни, он охотно ехал на спине у толстяка, крепко обнимая его за шею и прижавшись щекой к лысому затылку. Орфет на ходу напевал себе под нос, и в гулком туннеле тихий звук обрастал раскатистым эхом.
Проход в глубинах алмазного мира был безмолвен. Стены переливались миллионами оттенков синего: в них сквозила синева неба и моря, яичной скорлупы и далеких облаков, лазури и сапфиров, водяного платья Царицы Дождя, ее волн, муссонов и штормов. Маленькой игрушечной коляски, которую Сетис когда-то смастерил для Телии. Платья, которое было на Мирани, когда она вышла из гробницы.
Дорога уходила вверх, сначала полого, потом всё круче. Шакал подал руку Орфету, и музыкант, запыхавшийся под тяжестью мальчика, благодарно ухмыльнулся. В алмазных стенах открывались скважины, они росли вдаль и вширь, переплетались, пронизывали расплавленную гору, будто лабиринт. Путь дальше словно пролегал внутри гигантской каменной губки.
Но ведь звезда очень маленькая, неужели ей под силу сотворить такое? Сетис недоумевал.
Она пылала внутри каменной толщи. Красная, будто раскаленная медь. Уже много часов они шаг за шагом приближались к ней. Пронизанная порами скала сделалась лиловой, отливала пурпурным, алым. Свирепый жар опалял лицо и руки, не давал приблизиться. Неужели, пройдя столь длинный путь, они не сумеют прикоснуться к звезде? Как вынести эту боль?
В конце туннеля Шакал остановился. Вместе с ним замерли тысячи переливчатых отражений. Впереди открылась пещера размером с небольшую комнату, вся состоящая из бесчисленных граней, отшлифованная до блеска чудовищными силами, скрытыми в падающей звезде. А на полу, багровая, как раскаленный уголек, ждала сама третья звезда.
* * *
Ей причесали волосы и принесли нарядное облачение. Она много раз видела его на Гермии. Теперь ей самой предстоит его надеть.
Она встала. Туника из тончайшего белого льна перетекала тысячами складок. Оцепенело, будто во сне, она протянула руки.
Какое же оно тяжелое, платье Царицы Дождя! Голубое, плещущееся, как море, усеянное мириадами хрустальных капелек, покачивающихся в унисон, и в глубине у каждой капельки мерцает радуга.
Она обернулась. Рабыня, не глядя на нее, застегнула платье.
Ни одна из рабынь не смотрела на нее, не разговаривала.
Это входит в ритуал, объяснил Корет. Полная луна, высокий прилив, молчание. Не принимать пищи, ни с кем не разговаривать, ни с кем не встречаться взглядом. Двенадцать часов спать в одиночестве в Храме. Вымыться с ног до головы в трех очистительных купелях: из черного базальта с морской водой, из розового мрамора с пресной водой, и напоследок в самой маленькой — в золотой купели с драгоценной дождевой водой.
Когда-то этот ритуал проделывала Гермия. Где она сейчас? О чем думает? Мирани содрогнулась. Гнев Девятерых будет неумолим.
Ее умастили девятью благовонными маслами, надели на руки девять колец, на шею — девять тонких серебряных обручей. Она покорно терпела. Запах ее тела стал иным, кожа — непривычно гладкой. «Это всё еще я», — в отчаянии сказала она, выдав непрошеную мысль, но ответа не получила. Ответа не было с тех самых пор, как маленькая ладошка выскользнула из ее руки. «Доверься мне», — сказал он, но теперь ей было страшно, хотелось закричать: «Погоди! Я передумала!» Если он больше не станет с ней говорить, неужели придется всю жизнь притворяться? Неужели она станет такой же, как Гермия?
Мирани обернулась.
На нее с подставки взирали темные глазницы маски Гласительницы. Хрустальные подвески, перья и лазурит, прекрасное спокойное лицо, на скулах выгравированы свернувшиеся в кольца змеи. В разверстой прорези на уровне рта гулял ветерок.
— Не думала, что предательницей станешь именно ты, Мирани.
На миг мелькнула страшная мысль: будто ядовитый шепот исходит из уст Бога.
Но, обернувшись, она увидела Ретию.
* * *
— Мирани!
Сетис обернулся. Это слово слетело с губ Алексоса. Мальчик открыл глаза, соскользнул со спины Орфета, неуверенно встал на ноги. Заметив, что на него смотрят, протер заспанные глаза.
— Надо спешить.
— Она в беде?
Алексос, как будто не слыша, показал на звезду.
— Вот она, господин Шакал. Если она тебе нужна, бери.
Грабитель могил ответил:
— Она раскалена докрасна, Архон. Даже ты это чувствуешь.
— Она не причинит тебе боли. Честное слово.
Шакал приблизился на шаг, склонился. Огненное сияние озарило ему лицо, воздух колыхался жарким маревом. Звезда алела, как уголек. Шакал потянулся к ней, но тотчас же отдернул руку.
— Поберегу пальцы, — сухо сказал он. — Они мне еще пригодятся.
Алексос обернулся.
— Тогда ты возьми ее, Сетис.
Сетис подошел к мальчику, но произнес только:
— Ты сам им скажешь или должен я?
— Никто ничего не должен говорить. — Алексос был грустен.
— Что говорить? — ощетинился Орфет.
Сетис нахмурился, но все-таки стиснул кулаки и произнес:
— Перед тем как мы отправились в путь, Аргелин сделал мне выгодное предложение. Пообещал должность квестора.
Шакал не шелохнулся, но в его продолговатых глазах тотчас же вспыхнул настороженный огонек.
— А чего он хотел взамен?
— Чтобы я показал ему дорогу сюда. И чтобы Архон не вернулся.
В первый миг никто не шелохнулся. Потом Орфет притянул мальчика к себе.
— Ах ты, мерзкий предатель! И ты согласился?
Сетис устало пожал плечами.
— Генералу трудно отказать.
Шакал исподтишка разглядывал его.
— Мы давно догадывались, что тебя подцепили на крючок. А что тебе еще посулили? Или чем угрожали?
Он облизал пересохшие губы.
— Мой отец. И сестра.
Его спутники хранили молчание. Потом Орфет проворчал:
— Эх, Архон, напрасно ты не позволил мне прикончить Аргелина.
Сетис поднял глаза. В этот мучительный миг его с головой захлестнул весь неделями скрываемый страх.
— Что с ними? Можешь сказать, в беде они или нет?
Алексос глядел в землю.
— Если бы люди всё знали, Сетис, не было бы нужды в богах. Кроме того, Оракул безмолвствует. — Его голос был печален.
— И ты знал обо всём, дружище? — спросил у Архона музыкант.
Мальчик поднял глаза.
— Меня предупредила Мирани.
Это окончательно добило Сетиса.
Он избегал смотреть в глаза Орфету, но толстяк сказал:
— Ты подумывал, как бы прикончить мальчугана?
Сетис поглядел на Шакала. Грабитель пристально смотрел на него звериными глазами. Но ничего не говорил.
— Да. Я поднес нож к веревке. Еще миг — и я бы ее перерезал. Но тут она сама лопнула, и вместе с ней лопнуло всё остальное. — Он поднял глаза, пылая от стыда и отчаяния. — Если хотите наказать меня — я готов! Если хотите, чтобы я ушел, — уйду.
Никто не проронил ни слова. Потом терпеливо заговорил Алексос:
— Ох, Сетис! Они этого не хотят, и я тоже не хочу. Ты сам знаешь, что делать. Тебе объяснила Царица Дождя.
Сетис сглотнул подступивший к горлу комок. Потом кивнул и пошел к звезде. От нее исходил жар, в котором плавились горные породы. Он склонился над ней, преодолевая себя, коснулся пальцами, поднял — звезда в его ладонях оказалась холодной и чистой. Его спутники не сводили глаз с красного огонька.
— Если Аргелин хоть пальцем тронет Телию, — в ярости прошептал юноша, — я с ним поквитаюсь.
* * *
— А ты бы предпочла, чтобы на моем месте была Крисса? — Мирани сама удивилась железной твердости в своем голосе. Она решительно подошла к высокой жрице. — Мне ничего другого не оставалось. Крисса сделает всё, что он прикажет, продаст нас всех за новый браслет или модную шаль. Ты бы предпочла ее?
— Не говори глупостей. Ты дала клятву!
— Я дала клятву хранить Молчание. И я ее не нарушу.
— Как? Он держит Гермию в заложницах. На Острове грудами сложены сухие дрова. Если церемония пойдет не так, как надо, если Оракул не объявит его царем, не знаю, на что тогда он решится. Пожалуй, уничтожит Святилище. Мирани! Ему нет дела до божественного гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35