А когда я рядом, с тобой ничего не случится. Никто тебя не обидит.
Он с вызовом посмотрел на Шакала и Сетиса, на презрительно ухмыляющегося Лиса в полосатом бурнусе, ощетинившегося оружием.
— Запомните мои слова.
Шакал растянул губы в извечной холодной улыбке.
— Как приятно видеть нас всех вместе, — ядовито процедил он.
Первые вспышки разногласий
Застегивая на шее жемчужное ожерелье, Мирани вдруг припомнила очень важную вещь. Мысль озарила ее, как вспышка света, как прикосновение Бога. Сын рабыни! Как она могла забыть!
В дверь заглянула Крисса.
— Гермия сказала — поторопись. Паланкины ждут. Пойду поболтаю с Иксакой. — И убежала прежде, чем Мирани успела раскрыть рот. Девушка так и осталась стоять, в ужасе глядя в бронзовое зеркало. Что, если мальчик уже умер? Она же пообещала лекарств и ничего не послала!
Мирани отшвырнула ожерелье, выбежала на лоджию и бросилась к белой лестнице в конце. Не обращая внимания на паланкины, перескочила через низенькую каменную стену и юркнула в комнаты нижнего яруса, где готовили, стирали и мыли посуду девушки, бывшие в услужении у Девятерых. На сегодня была назначена церемония освящения новой часовни в Порту. Чтобы та простояла долго, под фундаментом должны были захоронить жертвенного козла. Часовня возводилась на средства Гильдии возделывателей ячменя, посевы которого второй год подряд губил неурожай. На церемонии обязаны присутствовать все Девятеро. Но вылечить мальчика гораздо важнее!
— Мне нужна Генета. — Она поймала за руку служанку, вымазанную в муке. — Где она?
— Там, госпожа, но вам нельзя…
У плиты одна из девушек поворачивала над огнем вертел, унизанный мелкой дичью, с которой капал жир. Мирани сказала:
— Послушай, Генета. Оставь свой вертел, у меня к тебе есть очень важное дело. Принеси из кладовки одеял, бульона или еще какой-нибудь еды, теплый плащ. Маленький, на мальчика.
— Госпожа…
— Это очень важно. Пойди к Сехену и скажи, что я просила дать тебе шкатулку с целебными мазями — ты сама знаешь, что оттуда взять. У мальчика кашель и язвы на губах. Отнеси это в Город, уборщице по имени Патти. Она работает в Палате Планов. Я ей обещала. — Она нахмурилась. — Попроси у нее прощения за то, что я так запоздала.
Девушка встала и бросила взгляд на кухарку, выпекавшую хлеб.
— Уборщице?
— Да.
Служанка в замешательстве кивнула.
— Иду, госпожа.
Мирани сразу же почувствовала, что ее просьба противоречит всем существующим распорядкам и табели о рангах. Она торопливо попятилась.
— Спасибо. Очень благодарна… Очень. О
бернувшись, она налетела на старушку и сразу же узнала в ней служанку Ретии, ту самую, которая пробовала для нее хлеб. Старушка держала в руках кувшин вина — видимо, только что вышла из погреба. Мирани уставилась на кувшин. Вино было прохладное, свежее, виноградные листья защищали носик от мух.
— Для кого это?
Старушка подняла глаза.
— Для моей госпожи.
— Но Девятеро уходят в Порт. — Сказав это, она содрогнулась, будто от холода: до нее дошла истина.
— Госпожа Ретия остается. Она неважно себя чувствует. — Однако в голосе служанки не слышалось уверенности.
Мирани проскользнула мимо нее, взлетела по лестнице во внутренний двор. Там остался всего один паланкин, в тени сидели носильщики.
— Подождите, — бросила она им, глубоко вздохнула и торопливо зашагала к Верхнему Дому.
В покоях стояла тишина. Белая лоджия со статуями казалась холодной, отстраненной. Из открытого окна выбивалась легкая белая занавеска, ее трепал морской ветерок. В розовых кустах гудели пчелы.
Голоса.
Они доносились из комнаты Ретии, и один из них был низким. Мужским.
Мужчинам строго-настрого воспрещалось даже близко подходить к Святилищу. Мирани осторожно сняла сандалии и босиком пошла по холодному мрамору. Прежде сюда приходил Аргелин. Но сейчас это был не он.
Она подошла к двери Ретии и остановилась, глядя на выложенное золотом слово «Виночерпица» и изображение скорпиона над ним. Дверь была плотно закрыта.
Мирани прижалась к ней ухом. Шероховатая поверхность оцарапала щеку. Дверь была сделана из кедра и издавала сладкий запах. Голос Ретии прозвучал так близко, что Мирани вздрогнула.
— Уверяю вас, это правда. Это длится уже несколько лет. В стране есть люди, которые устали от тирании и обмана.
— В их число входишь и ты? — голос был низкий, сумрачный. Мирани закрыла глаза. Она узнала принца Джамиля.
— Да, и я. Вы, должно быть, слышали, что произошло два месяца назад.
— При Восшествии Архона? — Опять наступило молчание. — До Империи дошли странные слухи. Будто избран был не тот, кого выдвигал Аргелин.
— Ему помешала группа… соратников. Людей, знавших истинные намерения Бога.
— И в эту группу входила и ты?
— Я ее возглавляла.
— И Бог говорил с тобой?
Платье Ретии зашелестело. Потом послышался ее тихий голос:
— Он говорил со мной через Оракул.
Мирани отпрянула и поглядела на дверь. Ну и выдержка у этой Ретии! Даже страшно становится.
Вдруг девушка заметила в конце коридора служанку с кувшином. Та стояла и смотрела на нее. Отсылать ее было бесполезно: она непременно расскажет Ретии, что Мирани подслушивала. Повинуясь внезапному порыву, Мирани распахнула дверь и вошла.
Ретия сидела у окна, торговец жемчугами — на скамье, застеленной шкурой зебры. Увидев Мирани, оба испуганно вскочили.
— Что ты тут делаешь?! — рявкнула Ретия.
Мирани решила держать себя в руках.
— Это я должна тебя спросить. Не хочешь ли меня представить?
Ретия гневно вспыхнула, но всё же произнесла:
— Принц, это госпожа Мирани. Носительница Бога.
Он поклонился.
— Госпожа, кажется, мы уже встречались.
— Я и есть одна из тех соратников, о которых говорила Ретия. — Она заглянула в лицо принца. В его невозмутимых чертах ничего нельзя было прочесть.
Дверь открылась, служанка принесла вино. Наступило неловкое молчание. Старушка осторожно налила две чаши, потом сказала:
— Принести еще одну чашу, госпожа?
— Не надо, — ответила Мирани, понимая, что вопрос был обращен к Ретии.
Как только служанка вышла, Мирани села на кушетку и сказала:
— Принц Джамиль, мне очень жаль, что вашу экспедицию запретили. Но мне кажется, вам нужно быть как можно осторожнее с…
Принц подался вперед. Его фигура под расшитым жемчугами халатом казалась очень массивной.
— Госпожа, если Оракул находится в руках предателей, об этом должен узнать весь мир. Оракул — это центр вселенной. Все правители доверяют словам Бога. Нельзя допускать, чтобы на святыню легла тень скандала или намек на измену. Этого требует от нас в первую очередь сам Бог.
Девушку охватило отчаяние. Она почувствовала себя жалкой, бессильной. События ускользали из-под ее контроля. Жемчужный принц ласково поглядел на нее, как на маленькую девочку.
— Госпожа, понимаю ваш страх. Но я должен обсудить эти известия с Императором.
— Не надо, — резко ответила она.
Он запнулся, нахмурился.
— Госпожа…
— Не надо. — Она встала, не обращая внимания на сердитые взгляды Ретии. — Ваша армия велика, у вас есть колесницы, слоны и кавалерия. У нас, в Двуземелье, почти ничего нет. Год за годом страна изнемогает от засухи, и только торговля солью и паломники к Оракулу поддерживают в нас жизнь. Если вы распространите этот… слух, вы нас уничтожите безо всякой войны. — Она подошла к принцу, и, хоть он сидел, а она стояла, их лица оказались вровень. — Никому не рассказывайте. Если хотите, можете бросить вызов Аргелину. Идите в пустыню. Отправляйтесь к горам и начните добывать серебро. А очищение Оракула оставьте нам.
— Мирани! — голос Ретии дрожал от гнева. — Ты вмешиваешься в дела, в которых ни капельки не смыслишь.
Принц Джамиль поднял руку и встал.
— Я обдумаю твои слова, — сказал он, обращаясь к Мирани. Потом бросил взгляд на Ретию. — Подумаю и над твоими предложениями, госпожа. И пришлю ответ.
В дверях он обернулся.
— Боюсь, нам не удастся обойтись без гибели многих людей. Ты к этому готова?
— Да, — спокойно ответила Ретия. — Если этого пожелает Бог.
* * *
Когда он ушел, обе девушки долго сидели в молчании. Мирани ожидала взрыва, но Ретия только встала и выглянула в окно.
— Думаю, уже поздновато идти к часовне, — рассеянно произнесла она.
Ошеломленная Мирани глядела ей в спину.
— Я же просила тебя ничего ему не говорить! Что ты затеяла?
Ретия обернулась. Ее гнев был холодным, отстраненным.
— Сегодня утром умерла одна из моих рабынь. Здесь, у меня в комнате. Всего-навсего попробовала дольку апельсина. Апельсин казался свежим, но, рассмотрев его получше, я обнаружила крохотную дырочку. Его проткнули тонкой иглой. Мирани, он был отравлен.
Мирани, похолодев, всплеснула руками.
— Гермия?
— А кто же еще? — Ретия обернулась, выпрямила спину и гордо вздернула голову. — Мирани, началась война. И затеяла ее не я.
* * *
Они добрались до оазиса Катра примерно через час после полуночи. Алексос выбился из сил, и Орфету пришлось последние несколько миль нести его на закорках. Сетис уже натер ноги, лодыжки болели, в сапоги набился песок. Он недовольно хмурился про себя. Он не привык много ходить, а ведь дальше будет намного тяжелее. Он писец. А писцам положено сидеть за столами.
Лежащий впереди оазис уже погрузился в темноту, кое-где озаренную тускло-красными отблесками костров. Здесь, у последнего водопоя на пороге бескрайней засушливой пустыни, всегда были люди; здесь находился перекресток, от которого Дорога сворачивала на север, в солончаки. Этим путем круглый год ходили караваны кочевников, длинные вереницы верблюдов доставляли в Порт тяжелые вьюки с солью и опалами, с редкими видами самоцветов. Сетис не раз видел этих людей — коричневых, иссушенных солнцем, с ног до головы одетых в черное. Их жены редко снимали накидки. Говорили они на незнакомом языке и проповедовали странные мысли. Он даже слыхал, будто у них собственные боги. Шакал остановился.
— Будьте осторожнее, — предупредил он. — Никому не говорите, кто мы такие и куда направляемся.
Орфет бросил на него сердитый взгляд.
— Мы не дураки.
— Это с какой стороны посмотреть. — Грабитель могил обернулся к Сетису. На его лице играли косые лучи луны. — Здесь могут найтись люди, которым кое-что известно о горах.
— Они нам не нужны. Мы знаем дорогу.
Продолговатые глаза Шакала с интересом устремились на юношу.
— Рад слышать.
— Опусти меня, — сонным голосом проговорил Алексос, соскользнул на землю и откинул со лба темные волосы.
Они двинулись вперед, стараясь не отходить друг от друга далеко. В оазисе растут деревья, заметил Сетис. Он видел на фоне звезд бахрому их ветвей, стройные силуэты сосен и кипарисов. Подойдя поближе, он втянул носом воздух оазиса и удивленно улыбнулся: здесь, над пустыней, витал тонкий цветочный аромат, смешанный с запахами примятой травы и навоза. Лаял пес — резко, тревожно. На фоне костров мелькали темные фигуры.
— Стойте, чужестранцы.
Слева, из теней между деревьями, вышел какой-то человек, за ним еще один. Первый держал на цепи трех громадных псов неведомой Сетису породы — с черными мордами и могучими мускулистыми телами. Звери напугали Сетиса свирепым рыком и ринулись вперед, волоча за собой хозяина. Если он их выпустит, подумалось юноше…
— Откуда вы?
Шакал остановился, настороженно глядя на незнакомцев.
— Из Порта. Идем на запад. Найдется здесь местечко для нашей компании?
— Если не занесете нам лихорадку или паразитов, — с этими словами человек, стоявший впереди, вышел на лунный свет, и Алексос ахнул от ужаса. У Сетиса в животе тоже всё перевернулось.
Одна сторона лица у несчастного представляла собой сплошную коросту из шрамов и ожогов, левого глаза не было, а щека выглядела так, будто когда-то расплавилась и застыла заново.
Если Шакал и был поражен, то ничем этого не выказал.
— Лихорадки у нас нету, друг. Покажи нам, где можно разбить лагерь, и мы тебя не побеспокоим.
Человек со шрамами подошел ближе.
— Нас тут больше сотни, господин, так что не волнуйтесь, не побеспокоите.
«Господин», — отметил про себя Сетис. Шакал изменил голос, но явно недостаточно. Непростительная ошибка. Вслед за хозяином сторожевых псов они углубились в тенистую рощу. Юноша устало потер ладонью лицо. Отчаянно хотелось спать.
Под деревьями стояли десятки шатров — просторных, крытых кожей. Возле них длинными вереницами были привязаны верблюды с забавными равнодушными мордами, они без интереса взирали на устало ковыляющего Сетиса. У костров еще сидели несколько человек. Они бесстрастно смотрели вслед бредущим мимо путникам, в их глазах плясали красные огоньки, из трубок поднимался ароматный дым.
— У вас есть палатки?
Орфет пожал плечами.
— Нет. Мы совершаем паломничество. Идем налегке.
— Тогда можете заночевать в нашей, свободной. Там лежат только мешки с зерном.
— Благодарим вас, — любезно ответил Шакал.
Обгорелый человек мрачно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Он с вызовом посмотрел на Шакала и Сетиса, на презрительно ухмыляющегося Лиса в полосатом бурнусе, ощетинившегося оружием.
— Запомните мои слова.
Шакал растянул губы в извечной холодной улыбке.
— Как приятно видеть нас всех вместе, — ядовито процедил он.
Первые вспышки разногласий
Застегивая на шее жемчужное ожерелье, Мирани вдруг припомнила очень важную вещь. Мысль озарила ее, как вспышка света, как прикосновение Бога. Сын рабыни! Как она могла забыть!
В дверь заглянула Крисса.
— Гермия сказала — поторопись. Паланкины ждут. Пойду поболтаю с Иксакой. — И убежала прежде, чем Мирани успела раскрыть рот. Девушка так и осталась стоять, в ужасе глядя в бронзовое зеркало. Что, если мальчик уже умер? Она же пообещала лекарств и ничего не послала!
Мирани отшвырнула ожерелье, выбежала на лоджию и бросилась к белой лестнице в конце. Не обращая внимания на паланкины, перескочила через низенькую каменную стену и юркнула в комнаты нижнего яруса, где готовили, стирали и мыли посуду девушки, бывшие в услужении у Девятерых. На сегодня была назначена церемония освящения новой часовни в Порту. Чтобы та простояла долго, под фундаментом должны были захоронить жертвенного козла. Часовня возводилась на средства Гильдии возделывателей ячменя, посевы которого второй год подряд губил неурожай. На церемонии обязаны присутствовать все Девятеро. Но вылечить мальчика гораздо важнее!
— Мне нужна Генета. — Она поймала за руку служанку, вымазанную в муке. — Где она?
— Там, госпожа, но вам нельзя…
У плиты одна из девушек поворачивала над огнем вертел, унизанный мелкой дичью, с которой капал жир. Мирани сказала:
— Послушай, Генета. Оставь свой вертел, у меня к тебе есть очень важное дело. Принеси из кладовки одеял, бульона или еще какой-нибудь еды, теплый плащ. Маленький, на мальчика.
— Госпожа…
— Это очень важно. Пойди к Сехену и скажи, что я просила дать тебе шкатулку с целебными мазями — ты сама знаешь, что оттуда взять. У мальчика кашель и язвы на губах. Отнеси это в Город, уборщице по имени Патти. Она работает в Палате Планов. Я ей обещала. — Она нахмурилась. — Попроси у нее прощения за то, что я так запоздала.
Девушка встала и бросила взгляд на кухарку, выпекавшую хлеб.
— Уборщице?
— Да.
Служанка в замешательстве кивнула.
— Иду, госпожа.
Мирани сразу же почувствовала, что ее просьба противоречит всем существующим распорядкам и табели о рангах. Она торопливо попятилась.
— Спасибо. Очень благодарна… Очень. О
бернувшись, она налетела на старушку и сразу же узнала в ней служанку Ретии, ту самую, которая пробовала для нее хлеб. Старушка держала в руках кувшин вина — видимо, только что вышла из погреба. Мирани уставилась на кувшин. Вино было прохладное, свежее, виноградные листья защищали носик от мух.
— Для кого это?
Старушка подняла глаза.
— Для моей госпожи.
— Но Девятеро уходят в Порт. — Сказав это, она содрогнулась, будто от холода: до нее дошла истина.
— Госпожа Ретия остается. Она неважно себя чувствует. — Однако в голосе служанки не слышалось уверенности.
Мирани проскользнула мимо нее, взлетела по лестнице во внутренний двор. Там остался всего один паланкин, в тени сидели носильщики.
— Подождите, — бросила она им, глубоко вздохнула и торопливо зашагала к Верхнему Дому.
В покоях стояла тишина. Белая лоджия со статуями казалась холодной, отстраненной. Из открытого окна выбивалась легкая белая занавеска, ее трепал морской ветерок. В розовых кустах гудели пчелы.
Голоса.
Они доносились из комнаты Ретии, и один из них был низким. Мужским.
Мужчинам строго-настрого воспрещалось даже близко подходить к Святилищу. Мирани осторожно сняла сандалии и босиком пошла по холодному мрамору. Прежде сюда приходил Аргелин. Но сейчас это был не он.
Она подошла к двери Ретии и остановилась, глядя на выложенное золотом слово «Виночерпица» и изображение скорпиона над ним. Дверь была плотно закрыта.
Мирани прижалась к ней ухом. Шероховатая поверхность оцарапала щеку. Дверь была сделана из кедра и издавала сладкий запах. Голос Ретии прозвучал так близко, что Мирани вздрогнула.
— Уверяю вас, это правда. Это длится уже несколько лет. В стране есть люди, которые устали от тирании и обмана.
— В их число входишь и ты? — голос был низкий, сумрачный. Мирани закрыла глаза. Она узнала принца Джамиля.
— Да, и я. Вы, должно быть, слышали, что произошло два месяца назад.
— При Восшествии Архона? — Опять наступило молчание. — До Империи дошли странные слухи. Будто избран был не тот, кого выдвигал Аргелин.
— Ему помешала группа… соратников. Людей, знавших истинные намерения Бога.
— И в эту группу входила и ты?
— Я ее возглавляла.
— И Бог говорил с тобой?
Платье Ретии зашелестело. Потом послышался ее тихий голос:
— Он говорил со мной через Оракул.
Мирани отпрянула и поглядела на дверь. Ну и выдержка у этой Ретии! Даже страшно становится.
Вдруг девушка заметила в конце коридора служанку с кувшином. Та стояла и смотрела на нее. Отсылать ее было бесполезно: она непременно расскажет Ретии, что Мирани подслушивала. Повинуясь внезапному порыву, Мирани распахнула дверь и вошла.
Ретия сидела у окна, торговец жемчугами — на скамье, застеленной шкурой зебры. Увидев Мирани, оба испуганно вскочили.
— Что ты тут делаешь?! — рявкнула Ретия.
Мирани решила держать себя в руках.
— Это я должна тебя спросить. Не хочешь ли меня представить?
Ретия гневно вспыхнула, но всё же произнесла:
— Принц, это госпожа Мирани. Носительница Бога.
Он поклонился.
— Госпожа, кажется, мы уже встречались.
— Я и есть одна из тех соратников, о которых говорила Ретия. — Она заглянула в лицо принца. В его невозмутимых чертах ничего нельзя было прочесть.
Дверь открылась, служанка принесла вино. Наступило неловкое молчание. Старушка осторожно налила две чаши, потом сказала:
— Принести еще одну чашу, госпожа?
— Не надо, — ответила Мирани, понимая, что вопрос был обращен к Ретии.
Как только служанка вышла, Мирани села на кушетку и сказала:
— Принц Джамиль, мне очень жаль, что вашу экспедицию запретили. Но мне кажется, вам нужно быть как можно осторожнее с…
Принц подался вперед. Его фигура под расшитым жемчугами халатом казалась очень массивной.
— Госпожа, если Оракул находится в руках предателей, об этом должен узнать весь мир. Оракул — это центр вселенной. Все правители доверяют словам Бога. Нельзя допускать, чтобы на святыню легла тень скандала или намек на измену. Этого требует от нас в первую очередь сам Бог.
Девушку охватило отчаяние. Она почувствовала себя жалкой, бессильной. События ускользали из-под ее контроля. Жемчужный принц ласково поглядел на нее, как на маленькую девочку.
— Госпожа, понимаю ваш страх. Но я должен обсудить эти известия с Императором.
— Не надо, — резко ответила она.
Он запнулся, нахмурился.
— Госпожа…
— Не надо. — Она встала, не обращая внимания на сердитые взгляды Ретии. — Ваша армия велика, у вас есть колесницы, слоны и кавалерия. У нас, в Двуземелье, почти ничего нет. Год за годом страна изнемогает от засухи, и только торговля солью и паломники к Оракулу поддерживают в нас жизнь. Если вы распространите этот… слух, вы нас уничтожите безо всякой войны. — Она подошла к принцу, и, хоть он сидел, а она стояла, их лица оказались вровень. — Никому не рассказывайте. Если хотите, можете бросить вызов Аргелину. Идите в пустыню. Отправляйтесь к горам и начните добывать серебро. А очищение Оракула оставьте нам.
— Мирани! — голос Ретии дрожал от гнева. — Ты вмешиваешься в дела, в которых ни капельки не смыслишь.
Принц Джамиль поднял руку и встал.
— Я обдумаю твои слова, — сказал он, обращаясь к Мирани. Потом бросил взгляд на Ретию. — Подумаю и над твоими предложениями, госпожа. И пришлю ответ.
В дверях он обернулся.
— Боюсь, нам не удастся обойтись без гибели многих людей. Ты к этому готова?
— Да, — спокойно ответила Ретия. — Если этого пожелает Бог.
* * *
Когда он ушел, обе девушки долго сидели в молчании. Мирани ожидала взрыва, но Ретия только встала и выглянула в окно.
— Думаю, уже поздновато идти к часовне, — рассеянно произнесла она.
Ошеломленная Мирани глядела ей в спину.
— Я же просила тебя ничего ему не говорить! Что ты затеяла?
Ретия обернулась. Ее гнев был холодным, отстраненным.
— Сегодня утром умерла одна из моих рабынь. Здесь, у меня в комнате. Всего-навсего попробовала дольку апельсина. Апельсин казался свежим, но, рассмотрев его получше, я обнаружила крохотную дырочку. Его проткнули тонкой иглой. Мирани, он был отравлен.
Мирани, похолодев, всплеснула руками.
— Гермия?
— А кто же еще? — Ретия обернулась, выпрямила спину и гордо вздернула голову. — Мирани, началась война. И затеяла ее не я.
* * *
Они добрались до оазиса Катра примерно через час после полуночи. Алексос выбился из сил, и Орфету пришлось последние несколько миль нести его на закорках. Сетис уже натер ноги, лодыжки болели, в сапоги набился песок. Он недовольно хмурился про себя. Он не привык много ходить, а ведь дальше будет намного тяжелее. Он писец. А писцам положено сидеть за столами.
Лежащий впереди оазис уже погрузился в темноту, кое-где озаренную тускло-красными отблесками костров. Здесь, у последнего водопоя на пороге бескрайней засушливой пустыни, всегда были люди; здесь находился перекресток, от которого Дорога сворачивала на север, в солончаки. Этим путем круглый год ходили караваны кочевников, длинные вереницы верблюдов доставляли в Порт тяжелые вьюки с солью и опалами, с редкими видами самоцветов. Сетис не раз видел этих людей — коричневых, иссушенных солнцем, с ног до головы одетых в черное. Их жены редко снимали накидки. Говорили они на незнакомом языке и проповедовали странные мысли. Он даже слыхал, будто у них собственные боги. Шакал остановился.
— Будьте осторожнее, — предупредил он. — Никому не говорите, кто мы такие и куда направляемся.
Орфет бросил на него сердитый взгляд.
— Мы не дураки.
— Это с какой стороны посмотреть. — Грабитель могил обернулся к Сетису. На его лице играли косые лучи луны. — Здесь могут найтись люди, которым кое-что известно о горах.
— Они нам не нужны. Мы знаем дорогу.
Продолговатые глаза Шакала с интересом устремились на юношу.
— Рад слышать.
— Опусти меня, — сонным голосом проговорил Алексос, соскользнул на землю и откинул со лба темные волосы.
Они двинулись вперед, стараясь не отходить друг от друга далеко. В оазисе растут деревья, заметил Сетис. Он видел на фоне звезд бахрому их ветвей, стройные силуэты сосен и кипарисов. Подойдя поближе, он втянул носом воздух оазиса и удивленно улыбнулся: здесь, над пустыней, витал тонкий цветочный аромат, смешанный с запахами примятой травы и навоза. Лаял пес — резко, тревожно. На фоне костров мелькали темные фигуры.
— Стойте, чужестранцы.
Слева, из теней между деревьями, вышел какой-то человек, за ним еще один. Первый держал на цепи трех громадных псов неведомой Сетису породы — с черными мордами и могучими мускулистыми телами. Звери напугали Сетиса свирепым рыком и ринулись вперед, волоча за собой хозяина. Если он их выпустит, подумалось юноше…
— Откуда вы?
Шакал остановился, настороженно глядя на незнакомцев.
— Из Порта. Идем на запад. Найдется здесь местечко для нашей компании?
— Если не занесете нам лихорадку или паразитов, — с этими словами человек, стоявший впереди, вышел на лунный свет, и Алексос ахнул от ужаса. У Сетиса в животе тоже всё перевернулось.
Одна сторона лица у несчастного представляла собой сплошную коросту из шрамов и ожогов, левого глаза не было, а щека выглядела так, будто когда-то расплавилась и застыла заново.
Если Шакал и был поражен, то ничем этого не выказал.
— Лихорадки у нас нету, друг. Покажи нам, где можно разбить лагерь, и мы тебя не побеспокоим.
Человек со шрамами подошел ближе.
— Нас тут больше сотни, господин, так что не волнуйтесь, не побеспокоите.
«Господин», — отметил про себя Сетис. Шакал изменил голос, но явно недостаточно. Непростительная ошибка. Вслед за хозяином сторожевых псов они углубились в тенистую рощу. Юноша устало потер ладонью лицо. Отчаянно хотелось спать.
Под деревьями стояли десятки шатров — просторных, крытых кожей. Возле них длинными вереницами были привязаны верблюды с забавными равнодушными мордами, они без интереса взирали на устало ковыляющего Сетиса. У костров еще сидели несколько человек. Они бесстрастно смотрели вслед бредущим мимо путникам, в их глазах плясали красные огоньки, из трубок поднимался ароматный дым.
— У вас есть палатки?
Орфет пожал плечами.
— Нет. Мы совершаем паломничество. Идем налегке.
— Тогда можете заночевать в нашей, свободной. Там лежат только мешки с зерном.
— Благодарим вас, — любезно ответил Шакал.
Обгорелый человек мрачно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35