Значит, не ошибаюсь и в другом: расплывшиеся границы не смогут меня удержать. И как только я привлеку в наш мир хотя бы ничтожную долю могущества Радуги, для Заллуса это послужит сигналом: на острове есть нечто большее, нежели Цветок!
Тогда все пойдет по второму кругу. Заллус начнет плести интриги, засылать агентов, и, в конце концов, победит, потому что в подковерной борьбе у него передо мной сто очков форы. Другое дело – прямое столкновение. Расклад нынче другой, и тут все шансы на моей стороне.
В сущности, я ведь могу уничтожить его прямо сейчас. Достаточно вызвать в памяти ощущение воды, омывающей ладонь… Нет, не стоит. Вдруг не получится с первого раза?..
Вру. На самом деле другое останавливает. Не желаю я использовать открывшуюся власть для убийства. Все прочие перспективы бледнеют перед ужасом от мысли, что со мной сделает такое начало новой жизни.
– Дядь Чуд-юд, ты чего?
Я старательно вытер руку и поднялся с колен.
– Ничего, малыш. Просто полюбовался ручейком. Знаешь, по-моему, ничего в нем страшного нет.
– А я и не испугался! – короткий хвост гордо вскинулся. – Чесслово!
– Конечно, конечно, – не глядя на него, согласился я успокаивающим тоном. И тут же, заметив краем глаза, что он готов закипеть, добавил: – Да нет, я, правда, верю! Ты закричал не от страха, а от неожиданности, это со всяким может случиться. Бояться тут, конечно, совершенно нечего. Другое дело, если бы это был Ягодный ручей – вот он, да, глубокий…
На самом деле ручей, который мы прозвали Ягодным, отличался единственно шириной. А так его Баюн мог бы вброд переходить. Но я специально выбрал в качестве примера наиболее безопасное место, твердо зная, что Дымок теперь не упустит случая доказать свою храбрость.
Не очень это красиво с моей стороны, но я хотел быть уверенным, что котенок, памятуя о своем невольном «позоре», именно к этому ручейку больше близко не подойдет.
Не то, чтобы я не доверял Радуге… Но, коли уж остров додумался доверить власть над пространствами сущему дитяти, взрослому следует проявить разумную осторожность.
– Ну пойдем домой. Прыгай на плечо, – позвал я.
– А можно за пазуху?
– А разнежиться не боишься?
– А на что мне пазуха? С плеча и обзор лучше, – тотчас рассудил Дымок и вскарабкался по руке.
Платон все еще был в Новгороде, Рудя в гордом одиночестве сколачивал новый навес взамен сожженного. Котята возились в куче стружки неподалеку – стоял шум и гам, висела пыль столбом, и, кажется, в общей кутерьме они отсутствия Дымка не заметили. Баюн, по словам саксонца, ушел в библиотеку, а Настя готовила рассаду – на сей раз решила усеять огнецветами поляну за прудом.
Я вручил рыцарю обещанную книгу и, подавив желание сразу отправиться к цветнику, пошел в библиотеку.
Может, когда-нибудь я все им расскажу. А может, и нет – ибо какое я имею право взваливать на других крест опасной тайны?
Хотя ладони мои были сухими, ощущение связи с ручьем (или следует писать – Ручьем?) сохранялось. Я чувствовал, что мне достаточно вызвать в памяти ощущение, будто рука погружается в прохладную текучую воду, и все желания станут исполнимы. Без страха перед собственным несовершенством, без опасения обнаружить, что истинные желания перевернут твое представление о самом себе…
Сейчас я просто попрошу Баюна внимательно последить за Дымком. Он умный кот и чувствует, когда нужно воздержаться от вопросов.
Кажется, остается только одно: прямо встретить его взгляд и постараться вообще не проявить никаких чувств. Ведь не могу же я после всего, что он учинил, так вот просто взять и помириться? Это он должен понять, это будет вполне искренним…
Следуя этой мысли, я поднял глаза и тут же понял, что сделал неверный ход. Не было у меня в душе ни злости на него, ни обиды. Да, он расчетливый подлец, этот ироничный, веселый языческий бог, да, он очень могущественный подлец. Но благодаря ему я прикоснулся к чуду из чудес, моя жизнь наполнилась смыслом. Сделавшись Чудом-юдом, я стал другим человеком…
И наконец я встретил Настю – и за одно это готов был простить Заллусу все его уловки и даже попытку убийства. Едва ли можно назвать душевным подвигом способность простить врага именно сейчас, когда древний языческий бог уже не представляется значительной величиной… И тем не менее – я мог его простить.
А вот это уже настораживало Заллуса. Что-то неуловимо изменилось в его взоре, и он медленно спросил:
– Ты как будто не рад?
«Настя!» – молнией сверкнуло в голове. Я вызвал в памяти ее образ и не смог удержаться от улыбки. Счастливая мысль: ведь, правда, только из-за Насти я искренне готов простить Заллуса и выкинуть из головы все прочие мысли.
Проницательность колдуна не подкачала. Еще секунду или две он внимательно изучал мое лицо, а потом понимающе улыбнулся:
– Любовь! Подумать только: и в этом мире можно встретить людей, которых любовь заставляет забыть про деньги!
Я скромно опустил взор. Странно, подумалось вдруг, до сих пор я сам не употребил это слово в своих дневниках… Что ж, есть вещи, которые не меняются ни вчера, ни сегодня – ни при каких обстоятельствах мне не хотелось обсуждать эту тему вслух. Ни с бумагой, ни, тем более, с совершенно посторонним для меня древним богом.
– Думаю, вы не затруднитесь найти применение этим деньгам, – усмехнулся Заллус.
…Когда Заллус ушел, я быстро пересек комнату, поднял телефонную трубку и набрал номер родителей. Едва только спало напряжение в нашем разговоре, я действительно быстро и без труда придумал, как поступить с деньгами – и искренне порадовался этой мысли, что, конечно, не ускользнуло от внимательного колдуна. Он, кажется, расценил это как «позднее зажигание» – оно и к лучшему.
Даже смешными теперь казались сомнения и совестно было, что не сразу додумался. Пусть многое изменилось вокруг, но я-то все тот же. Хотя и Чудо-юдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Тогда все пойдет по второму кругу. Заллус начнет плести интриги, засылать агентов, и, в конце концов, победит, потому что в подковерной борьбе у него передо мной сто очков форы. Другое дело – прямое столкновение. Расклад нынче другой, и тут все шансы на моей стороне.
В сущности, я ведь могу уничтожить его прямо сейчас. Достаточно вызвать в памяти ощущение воды, омывающей ладонь… Нет, не стоит. Вдруг не получится с первого раза?..
Вру. На самом деле другое останавливает. Не желаю я использовать открывшуюся власть для убийства. Все прочие перспективы бледнеют перед ужасом от мысли, что со мной сделает такое начало новой жизни.
– Дядь Чуд-юд, ты чего?
Я старательно вытер руку и поднялся с колен.
– Ничего, малыш. Просто полюбовался ручейком. Знаешь, по-моему, ничего в нем страшного нет.
– А я и не испугался! – короткий хвост гордо вскинулся. – Чесслово!
– Конечно, конечно, – не глядя на него, согласился я успокаивающим тоном. И тут же, заметив краем глаза, что он готов закипеть, добавил: – Да нет, я, правда, верю! Ты закричал не от страха, а от неожиданности, это со всяким может случиться. Бояться тут, конечно, совершенно нечего. Другое дело, если бы это был Ягодный ручей – вот он, да, глубокий…
На самом деле ручей, который мы прозвали Ягодным, отличался единственно шириной. А так его Баюн мог бы вброд переходить. Но я специально выбрал в качестве примера наиболее безопасное место, твердо зная, что Дымок теперь не упустит случая доказать свою храбрость.
Не очень это красиво с моей стороны, но я хотел быть уверенным, что котенок, памятуя о своем невольном «позоре», именно к этому ручейку больше близко не подойдет.
Не то, чтобы я не доверял Радуге… Но, коли уж остров додумался доверить власть над пространствами сущему дитяти, взрослому следует проявить разумную осторожность.
– Ну пойдем домой. Прыгай на плечо, – позвал я.
– А можно за пазуху?
– А разнежиться не боишься?
– А на что мне пазуха? С плеча и обзор лучше, – тотчас рассудил Дымок и вскарабкался по руке.
Платон все еще был в Новгороде, Рудя в гордом одиночестве сколачивал новый навес взамен сожженного. Котята возились в куче стружки неподалеку – стоял шум и гам, висела пыль столбом, и, кажется, в общей кутерьме они отсутствия Дымка не заметили. Баюн, по словам саксонца, ушел в библиотеку, а Настя готовила рассаду – на сей раз решила усеять огнецветами поляну за прудом.
Я вручил рыцарю обещанную книгу и, подавив желание сразу отправиться к цветнику, пошел в библиотеку.
Может, когда-нибудь я все им расскажу. А может, и нет – ибо какое я имею право взваливать на других крест опасной тайны?
Хотя ладони мои были сухими, ощущение связи с ручьем (или следует писать – Ручьем?) сохранялось. Я чувствовал, что мне достаточно вызвать в памяти ощущение, будто рука погружается в прохладную текучую воду, и все желания станут исполнимы. Без страха перед собственным несовершенством, без опасения обнаружить, что истинные желания перевернут твое представление о самом себе…
Сейчас я просто попрошу Баюна внимательно последить за Дымком. Он умный кот и чувствует, когда нужно воздержаться от вопросов.
Кажется, остается только одно: прямо встретить его взгляд и постараться вообще не проявить никаких чувств. Ведь не могу же я после всего, что он учинил, так вот просто взять и помириться? Это он должен понять, это будет вполне искренним…
Следуя этой мысли, я поднял глаза и тут же понял, что сделал неверный ход. Не было у меня в душе ни злости на него, ни обиды. Да, он расчетливый подлец, этот ироничный, веселый языческий бог, да, он очень могущественный подлец. Но благодаря ему я прикоснулся к чуду из чудес, моя жизнь наполнилась смыслом. Сделавшись Чудом-юдом, я стал другим человеком…
И наконец я встретил Настю – и за одно это готов был простить Заллусу все его уловки и даже попытку убийства. Едва ли можно назвать душевным подвигом способность простить врага именно сейчас, когда древний языческий бог уже не представляется значительной величиной… И тем не менее – я мог его простить.
А вот это уже настораживало Заллуса. Что-то неуловимо изменилось в его взоре, и он медленно спросил:
– Ты как будто не рад?
«Настя!» – молнией сверкнуло в голове. Я вызвал в памяти ее образ и не смог удержаться от улыбки. Счастливая мысль: ведь, правда, только из-за Насти я искренне готов простить Заллуса и выкинуть из головы все прочие мысли.
Проницательность колдуна не подкачала. Еще секунду или две он внимательно изучал мое лицо, а потом понимающе улыбнулся:
– Любовь! Подумать только: и в этом мире можно встретить людей, которых любовь заставляет забыть про деньги!
Я скромно опустил взор. Странно, подумалось вдруг, до сих пор я сам не употребил это слово в своих дневниках… Что ж, есть вещи, которые не меняются ни вчера, ни сегодня – ни при каких обстоятельствах мне не хотелось обсуждать эту тему вслух. Ни с бумагой, ни, тем более, с совершенно посторонним для меня древним богом.
– Думаю, вы не затруднитесь найти применение этим деньгам, – усмехнулся Заллус.
…Когда Заллус ушел, я быстро пересек комнату, поднял телефонную трубку и набрал номер родителей. Едва только спало напряжение в нашем разговоре, я действительно быстро и без труда придумал, как поступить с деньгами – и искренне порадовался этой мысли, что, конечно, не ускользнуло от внимательного колдуна. Он, кажется, расценил это как «позднее зажигание» – оно и к лучшему.
Даже смешными теперь казались сомнения и совестно было, что не сразу додумался. Пусть многое изменилось вокруг, но я-то все тот же. Хотя и Чудо-юдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57