Конкретно – как это сделать? «Желаю, чтобы все»? Ну за вычетом девушек, рыцарей и тех, кто имеет хвост. Положим, это сработало. На Радуге остается больше тысячи трупов. Куда их все девать? Хоронить – не успеем, задохнемся раньше.
Да, наверное, это я ерничаю. Это от нервов, пошаливают что-то…
Потом можно пожелать, чтобы трупы сами собой перелетели на корабли, а корабли отплыли домой… Ну-ну, и на сколько этак хватит лепестков? То есть ради благого дела, конечно, можно разориться, но…
Вот это я усвоил: цветок выполняет желания искренние, идущие из самых глубин существа человеческого. Что, если на словах у Насти прозвучит одно, а в душе шевельнется другое?
Как Машина Желаний, к которой сталкеры не подходят. Вот чего опасается Настя – и правильно, потому что этот принцип делает исполнение желаний чем-то принципиально непрогнозируемым.
В какую-то минуту я позавидовал Насте, но прошла эта глупая минута, и я остро осознал, как это хорошо, как замечательно, что не на мне лежит груз ответственности за исполнение желаний. Впрочем, радости я недолго предавался, даже устыдился ее, когда заметил, что теперь с легкостью говорю слова «ответственность», «груз», а ведь фактически радуюсь тому, что вся эта тяжесть ложится на плечи Насти, милой моей, заботливой Насти…
Мы покинули капище до зари. Не потому, что кто-то что-то почувствовал, а просто решили перестраховаться. Проснулись вместе с котятами, то есть именно потому, что котята уже пробудились и обнаружили, что Дымок добрался-таки до карниза и теперь ломает голову, как спуститься вниз. Хотя Дымок протестовал, его братья и сестры «вызвали» спасательную службу в моем лице.
Сегодня даже хлеб у скатерти был черствый.
Мы скудно позавтракали, потом собрали вещи. Настя освободила прихваченное при бегстве из терема лукошко и посадила в него котят, после чего мы покинули капище и укрылись в густых зарослях.
– Куда теперь пойдем? – спросил Рудя.
– Баюн, ты же не передавал Черномору, что цветок растет на горе? – обратился я к коту.
– Нет, – ответил тот. – Я ведь только вчера это узнал. Но он в свое время требовал от меня подробное описание острова и, боюсь, сам способен догадаться, что Сердце должно быть связано с горой.
Я припомнил все, что читал в своем мире о сакральном значении ландшафта, и согласился: другого места, чтобы спрятать Сердце, древние боги, наверное, избрать не могли. Хорошо хоть, гора не очень маленькая, за пять минут ее не осмотришь.
– Не так-то просто будет им найти цветок, – не без гордости заметила Настя.
– Так или иначе, а к горе они придут, если уже не пришли, – сказал я. – Вопрос: чего викинги ждут от нас?
– Что мы будем защищать цветок! – воскликнул Руля.
– Но как? – удивился Баюн. – Без магии это самоубийство.
– Вот на это Черномор и рассчитывает, – кивнул я. – Значит, на горе нас ждать не должны.
– Но стоит ли самим лезть в пекло? – усомнился кот.
– А ты думаешь, нам удастся избежать встречи с викингами? Нет, ребята, Черномор в любом случае не оставит нас в живых. Так что я вижу один выход: отступать к горе. И думать. Спрячем где-нибудь котят и посмотрим, что можно сделать.
– И к капищам больше не подходить, – заметил кот, когда мы тронулись в путь.
Я напряг слух и различил позади громкие крики. Но прежде, чем я успел об этом сказать, донесся громкий треск, и все обернулись. Преследователи обнаружили следы нашего пребывания в капище!
Баюн первым сказал:
– Ну что, пошли, ребята?
Рудя молча перекинул на руку щит и зашагал в обратном направлении.
– Вам обязательно нужно геройствовать? – слегка дрогнувшим голосом спросила Настя.
– Надо пугнуть их, – пояснил я. – Слишком близко, могут догнать. Ты вот что, пройди по ручью, чтобы со следа сбить. Где ждать будешь?
– У подножия, – вздохнула она, опустив глаза.
– Хорошо. И не бойся, это же только маленький отряд, а я большой и страшный! Не надо ничего желать, мы сами управимся. Ну иди же!
– Да. Чудо! Вы там поосторожнее…
Она решительно вернула в лукошко Дымка, который, кажется, намеревался последовать за нами, и зашагала к горе. Со стороны капища уже слышалось гудение огня и тянуло дымом.
Мы успели отойти от ночлега метров на двести, но обратный путь показался мне бесконечным. Баюн прочно прописался в разведке. Крупный для кота, он все же ловко и бесшумно ходил по самым густым зарослям, там, куда человеческий взор не проникнуть был не в силах. Мы с Рудей медлили, замирали, крались, а кот скользил от тени к тени и возвращался, коротко сообщая:
– Чисто. Впереди никого. – И вот наконец: – Идут. Двадцать человек. Семь или восемь ружей, три лука и факелы.
Ночное побоище на пляже, кажется, оказало на викингов поистине «магическое» воздействие. Они разом выкинули из головы якобы дедовские заветы о бесконечной отваге, о чести для погибших в бою и проявили отличные способности к дисциплине. Не гурьбой валили, а шли попарно, держа дистанцию.
В числе первых двигался голландец, в котором я узнал одного из приближенных ван Хельсинга. Он явно чувствовал себя неуверенно среди морских разбойников. Однако викинги слушались его как родного папу. Стоило ему, присмотревшись к следам, поднять руку, весь отряд замер, словно окаменел.
– Эй! Кто есть Чуден-юден, виходи бистро-бистро! – крикнул он и помолчал, ожидая ответа. – Ми знайт, что ти тут есть! Виходи с поднят лапи, и ми не будем тебя пуф-пуф!
Мы с Рудей, затаившись в зарослях, переглянулись. Он медленно потянул меч из ножен, но я отрицательно мотнул головой: ученый уже, на заряженные «пуф-пуфы» лезть желания не испытываю.
Жестами показав Руде, чтоб не предпринимал необдуманных действий, я сместился немного влево и, отвернув морду от прогалины, на которой застыли викинги, глухо зарычал. Стволы тут же вскинулись, халландцы завертели головами, пытаясь определить направление. Куда там! Густая субтропическая растительность и влажный воздух глушили звуки.
Стайка пичуг вспорхнула с ветвей неподалеку по другую сторону прогалины. Стволы и стрелы тотчас нацелились туда, а я опять зарычал, только теперь повернул морду направо. Мой рык отразился от деревьев, каждый раз накатывая на викингов с новой стороны. Они неосознанно сбились в кучу. Замешкавшийся голландец с разбегу попытался проскочить в ее центр, но был отторгнут.
– Чуден-юден, сдавай себя! – приказал он опять, но уже совершенно испуганным голосом.
Я решил, что момент настал, поднял с земли ветку и швырнул в кусты слева. Халландцы не обманули моих ожиданий и дали залп. На несколько долгих секунд прогалину заволокло дымом.
Не всегда нужна магия, если хочешь стать невидимым…
Я действовал на вдохновении. Не раздумывая, вылетел из зарослей, нырнул в серо-белое облако пороховых газов, сцапал голландца и метнулся обратно. Пленник слабо пискнул и обвис, однако я на всякий случай зажал ему рот. Не к чести викингов будь сказано, они не сразу заметили отсутствие командира. Дым уже развеялся, а они все топтались на месте, грозя лесу наконечниками стрел и копий.
Но вот один, потом другой подали голоса. В потоке старонорвежского наречия проскакивало имя:
– Ван Дайк!
Голландец шевельнулся, я перехватил его поудобнее и углубился в чащу. Вскоре ко мне присоединились Рудя и Баюн.
– Ловко ты его!
– Как мыша!
Пленный задергался, я разжал ему рот и попросил:
– А ну-ка, поори нечеловеческим голосом.
Голландец вращал глазами и дрожал, однако из горла его вырывалась только какая-то хриплая икота.
– Перевести? – предложил кот.
– Не надо, – сказал я и оскалился, подтягивая перекошенную физиономию голландца поближе.
Это оказалось куда как убедительно. Истошный вопль сотряс округу.
– Будь добр, глянь, как там викинги реагируют, – попросил я кота.
Баюн нырнул в заросли и вскоре вернулся, поводя хвостом, словно пытаясь свить из него кольцо – что у него служило эквивалентом задумчивой улыбки.
– Ну что викинги?
– Не знаю. Нет там никаких викингов. Только ветки качаются.
– Это очень хорошо, – задумчиво произнес я. – Как думаешь, минут пять у нас есть?
– Конечно, – понимающе кивнул кот и вновь направился к прогалине. – Побеседуйте с ним, а я покараулю.
На фиг, не буду больше пленных допрашивать. Сплошная морока и нервотрепка, и страшно неприятно, когда тебя искренне считают способным на любую гадость.
Первым делом я обобрал пленника, сняв с него перевязь с пистолетами, сумку с порохом и пулями, нож, а также отцепив от пояса две нелепо болтавшиеся ручные гранаты – набитые порохом тонкостенные ядра с торчащими фитилями. После чего напустился:
– Кто командует захватом острова? Какова численность отрядов? Отвечай, какой приказ получил ты лично?
Бедняга мелко трясся и мычал что-то нечленораздельное.
– Не придуривайся, я слышал, ты по-русски неплохо шпаришь. Ну говори!
Опять без результата.
– Тебя как, сразу убить или предпочитаешь помучиться? – сменил я тон.
И зря так сделал. Юмора тут все равно никто не оценит (да и в качестве шутки фраза так себе, если честно). Голландец только затрясся сильнее, и в его бормотании я разобрал одно слово. В общем, и нетрудно было разобрать: «нет», кажется, в любом иноевропейском языке узнать можно.
– Что – «нет», дубина? Говори по-человечески!
– Ты неправильно делаешь, – заявил Рудя, отстраняя меня от пленника.
– А ты, значит, спец? – скептически хмыкнул я, однако уступил место. – Ну пожалуйста, мне не жалко.
Рудя и впрямь все делал иначе. Прежде всего он встал в позу, хоть картину рисуй, прокашлялся и заговорил как с трибуны:
– Жалкое ничтожество! Презренный червь! Не надейся, что мы станем марать об тебя благородную сталь и наши руки. Позор своей нации, ты недостоин даже того, чтобы мы утруждали себя взглядом в твою сторону…
Потом он перешел на немецкий, а может, и на голландский, тут различие, по-моему, непринципиальное, во всяком случае, для этого мира и этой эпохи. Впрочем, судя по интонации, содержание речи не особенно изменилось. Рудя вещал, с брезгливой презрительностью кривя губы и лишь изредка снисходя до болезненной полуулыбки, точно ему и впрямь было мучительно общаться со столь низменной тварью.
Ван Дайк искоса поглядывал на меня с явной опаской, но быстро отходил. Сизоватый оттенок лица сменился нормальной бледностью, глаза перестали казаться мутными стекляшками. Вот только не возникло у меня впечатления, что он всерьез проникся осознанием собственного ничтожества.
Ладно, по крайней мере он оправился достаточно, чтобы внятно говорить. Он даже перебил Рудю в середине какого-то особенно уничижительного периода.
Саксонец обернулся ко мне и сказал:
– Представляешь, этот жалкий смерд заявляет, будто является одним из самых богатых людей Брегена-ан-Зе! Как будто деньги могут составить хотя бы долю славы старинного герба. Да и не трудно ли поверить…
– Рудя, не отвлекайся, времени мало. Если кто-нибудь слышал выстрелы, сюда вот-вот нагрянут его приятели. Когда он уже заговорит?
– Сейчас! – заверил меня рыцарь и вновь обрушил на голландца поток презрения.
Пару раз он ткнул пальцем в герб на щите – ну, все ясно, можно не прислушиваться, вылавливая знакомые слова. Я уже разуверился в действенности Рудиной методы и обдумывал, пригрозить ли ван Дайку чем-нибудь исключительно мерзким или просто отвесить затрещину. Однако в рыцаре, похоже, всколыхнулась старая страсть к аристократическому самоутверждению.
Голландец между тем смелел на глазах и даже пытался вступать в пререкания. Рудя горячился и повышал голос.
Время уходило. Хотя Баюн по-прежнему высматривал возможную опасность, я против воли сам стал прислушиваться к лесным звукам, да так старательно, что почти убедил себя, будто мы находимся в кольце врагов. Нервы…
– Пушистые хвостики! Вы все еще возитесь? – раздалось рядом. Баюн, оставив пост, подбежал к нам и решительно оттеснил от пленника. Мы с Рудей попытались возразить в том смысле, что пленник нынче глуповатый пошел, но кот оборвал нас обоих жестким: – Брысь отсюда, душеведы! Слушай меня внимательно, ван Дайк. Вообще-то мы не любим убивать людей, если нас не вынуждают. Но ты своим упрямством сейчас вынудишь. Сам понимаешь: война, нервы… Тебе это надо? Нет? А что надо? По глазам вижу: все, что ты хочешь, – это уйти отсюда живым и невредимым. Так вот, давай договоримся, и задери меня псы, если я совру хоть словом. Я сейчас досчитаю до трех. Либо ты согласишься ответить на наши вопросы, и тогда, обещаю, уйдешь живым, либо нет, и тогда Чудо-юдо оторвет тебе голову. Все понял? Раз…
– Я отвечать, – кивнул голландец.
– Спрашивайте, – предложил нам кот. – Я переведу, если что. И ради всего святого, не тяните время.
Рудя смущенно отвернулся, словно что-то заинтересовало его в обступившей нас стене зелени.
– Кто вами командует? – спросил я.
– Черномор.
– Кто такой ван Хельсинг, откуда взялся?
Баюн, заметив тень замешательства на лице ван Дайка, перевел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Да, наверное, это я ерничаю. Это от нервов, пошаливают что-то…
Потом можно пожелать, чтобы трупы сами собой перелетели на корабли, а корабли отплыли домой… Ну-ну, и на сколько этак хватит лепестков? То есть ради благого дела, конечно, можно разориться, но…
Вот это я усвоил: цветок выполняет желания искренние, идущие из самых глубин существа человеческого. Что, если на словах у Насти прозвучит одно, а в душе шевельнется другое?
Как Машина Желаний, к которой сталкеры не подходят. Вот чего опасается Настя – и правильно, потому что этот принцип делает исполнение желаний чем-то принципиально непрогнозируемым.
В какую-то минуту я позавидовал Насте, но прошла эта глупая минута, и я остро осознал, как это хорошо, как замечательно, что не на мне лежит груз ответственности за исполнение желаний. Впрочем, радости я недолго предавался, даже устыдился ее, когда заметил, что теперь с легкостью говорю слова «ответственность», «груз», а ведь фактически радуюсь тому, что вся эта тяжесть ложится на плечи Насти, милой моей, заботливой Насти…
Мы покинули капище до зари. Не потому, что кто-то что-то почувствовал, а просто решили перестраховаться. Проснулись вместе с котятами, то есть именно потому, что котята уже пробудились и обнаружили, что Дымок добрался-таки до карниза и теперь ломает голову, как спуститься вниз. Хотя Дымок протестовал, его братья и сестры «вызвали» спасательную службу в моем лице.
Сегодня даже хлеб у скатерти был черствый.
Мы скудно позавтракали, потом собрали вещи. Настя освободила прихваченное при бегстве из терема лукошко и посадила в него котят, после чего мы покинули капище и укрылись в густых зарослях.
– Куда теперь пойдем? – спросил Рудя.
– Баюн, ты же не передавал Черномору, что цветок растет на горе? – обратился я к коту.
– Нет, – ответил тот. – Я ведь только вчера это узнал. Но он в свое время требовал от меня подробное описание острова и, боюсь, сам способен догадаться, что Сердце должно быть связано с горой.
Я припомнил все, что читал в своем мире о сакральном значении ландшафта, и согласился: другого места, чтобы спрятать Сердце, древние боги, наверное, избрать не могли. Хорошо хоть, гора не очень маленькая, за пять минут ее не осмотришь.
– Не так-то просто будет им найти цветок, – не без гордости заметила Настя.
– Так или иначе, а к горе они придут, если уже не пришли, – сказал я. – Вопрос: чего викинги ждут от нас?
– Что мы будем защищать цветок! – воскликнул Руля.
– Но как? – удивился Баюн. – Без магии это самоубийство.
– Вот на это Черномор и рассчитывает, – кивнул я. – Значит, на горе нас ждать не должны.
– Но стоит ли самим лезть в пекло? – усомнился кот.
– А ты думаешь, нам удастся избежать встречи с викингами? Нет, ребята, Черномор в любом случае не оставит нас в живых. Так что я вижу один выход: отступать к горе. И думать. Спрячем где-нибудь котят и посмотрим, что можно сделать.
– И к капищам больше не подходить, – заметил кот, когда мы тронулись в путь.
Я напряг слух и различил позади громкие крики. Но прежде, чем я успел об этом сказать, донесся громкий треск, и все обернулись. Преследователи обнаружили следы нашего пребывания в капище!
Баюн первым сказал:
– Ну что, пошли, ребята?
Рудя молча перекинул на руку щит и зашагал в обратном направлении.
– Вам обязательно нужно геройствовать? – слегка дрогнувшим голосом спросила Настя.
– Надо пугнуть их, – пояснил я. – Слишком близко, могут догнать. Ты вот что, пройди по ручью, чтобы со следа сбить. Где ждать будешь?
– У подножия, – вздохнула она, опустив глаза.
– Хорошо. И не бойся, это же только маленький отряд, а я большой и страшный! Не надо ничего желать, мы сами управимся. Ну иди же!
– Да. Чудо! Вы там поосторожнее…
Она решительно вернула в лукошко Дымка, который, кажется, намеревался последовать за нами, и зашагала к горе. Со стороны капища уже слышалось гудение огня и тянуло дымом.
Мы успели отойти от ночлега метров на двести, но обратный путь показался мне бесконечным. Баюн прочно прописался в разведке. Крупный для кота, он все же ловко и бесшумно ходил по самым густым зарослям, там, куда человеческий взор не проникнуть был не в силах. Мы с Рудей медлили, замирали, крались, а кот скользил от тени к тени и возвращался, коротко сообщая:
– Чисто. Впереди никого. – И вот наконец: – Идут. Двадцать человек. Семь или восемь ружей, три лука и факелы.
Ночное побоище на пляже, кажется, оказало на викингов поистине «магическое» воздействие. Они разом выкинули из головы якобы дедовские заветы о бесконечной отваге, о чести для погибших в бою и проявили отличные способности к дисциплине. Не гурьбой валили, а шли попарно, держа дистанцию.
В числе первых двигался голландец, в котором я узнал одного из приближенных ван Хельсинга. Он явно чувствовал себя неуверенно среди морских разбойников. Однако викинги слушались его как родного папу. Стоило ему, присмотревшись к следам, поднять руку, весь отряд замер, словно окаменел.
– Эй! Кто есть Чуден-юден, виходи бистро-бистро! – крикнул он и помолчал, ожидая ответа. – Ми знайт, что ти тут есть! Виходи с поднят лапи, и ми не будем тебя пуф-пуф!
Мы с Рудей, затаившись в зарослях, переглянулись. Он медленно потянул меч из ножен, но я отрицательно мотнул головой: ученый уже, на заряженные «пуф-пуфы» лезть желания не испытываю.
Жестами показав Руде, чтоб не предпринимал необдуманных действий, я сместился немного влево и, отвернув морду от прогалины, на которой застыли викинги, глухо зарычал. Стволы тут же вскинулись, халландцы завертели головами, пытаясь определить направление. Куда там! Густая субтропическая растительность и влажный воздух глушили звуки.
Стайка пичуг вспорхнула с ветвей неподалеку по другую сторону прогалины. Стволы и стрелы тотчас нацелились туда, а я опять зарычал, только теперь повернул морду направо. Мой рык отразился от деревьев, каждый раз накатывая на викингов с новой стороны. Они неосознанно сбились в кучу. Замешкавшийся голландец с разбегу попытался проскочить в ее центр, но был отторгнут.
– Чуден-юден, сдавай себя! – приказал он опять, но уже совершенно испуганным голосом.
Я решил, что момент настал, поднял с земли ветку и швырнул в кусты слева. Халландцы не обманули моих ожиданий и дали залп. На несколько долгих секунд прогалину заволокло дымом.
Не всегда нужна магия, если хочешь стать невидимым…
Я действовал на вдохновении. Не раздумывая, вылетел из зарослей, нырнул в серо-белое облако пороховых газов, сцапал голландца и метнулся обратно. Пленник слабо пискнул и обвис, однако я на всякий случай зажал ему рот. Не к чести викингов будь сказано, они не сразу заметили отсутствие командира. Дым уже развеялся, а они все топтались на месте, грозя лесу наконечниками стрел и копий.
Но вот один, потом другой подали голоса. В потоке старонорвежского наречия проскакивало имя:
– Ван Дайк!
Голландец шевельнулся, я перехватил его поудобнее и углубился в чащу. Вскоре ко мне присоединились Рудя и Баюн.
– Ловко ты его!
– Как мыша!
Пленный задергался, я разжал ему рот и попросил:
– А ну-ка, поори нечеловеческим голосом.
Голландец вращал глазами и дрожал, однако из горла его вырывалась только какая-то хриплая икота.
– Перевести? – предложил кот.
– Не надо, – сказал я и оскалился, подтягивая перекошенную физиономию голландца поближе.
Это оказалось куда как убедительно. Истошный вопль сотряс округу.
– Будь добр, глянь, как там викинги реагируют, – попросил я кота.
Баюн нырнул в заросли и вскоре вернулся, поводя хвостом, словно пытаясь свить из него кольцо – что у него служило эквивалентом задумчивой улыбки.
– Ну что викинги?
– Не знаю. Нет там никаких викингов. Только ветки качаются.
– Это очень хорошо, – задумчиво произнес я. – Как думаешь, минут пять у нас есть?
– Конечно, – понимающе кивнул кот и вновь направился к прогалине. – Побеседуйте с ним, а я покараулю.
На фиг, не буду больше пленных допрашивать. Сплошная морока и нервотрепка, и страшно неприятно, когда тебя искренне считают способным на любую гадость.
Первым делом я обобрал пленника, сняв с него перевязь с пистолетами, сумку с порохом и пулями, нож, а также отцепив от пояса две нелепо болтавшиеся ручные гранаты – набитые порохом тонкостенные ядра с торчащими фитилями. После чего напустился:
– Кто командует захватом острова? Какова численность отрядов? Отвечай, какой приказ получил ты лично?
Бедняга мелко трясся и мычал что-то нечленораздельное.
– Не придуривайся, я слышал, ты по-русски неплохо шпаришь. Ну говори!
Опять без результата.
– Тебя как, сразу убить или предпочитаешь помучиться? – сменил я тон.
И зря так сделал. Юмора тут все равно никто не оценит (да и в качестве шутки фраза так себе, если честно). Голландец только затрясся сильнее, и в его бормотании я разобрал одно слово. В общем, и нетрудно было разобрать: «нет», кажется, в любом иноевропейском языке узнать можно.
– Что – «нет», дубина? Говори по-человечески!
– Ты неправильно делаешь, – заявил Рудя, отстраняя меня от пленника.
– А ты, значит, спец? – скептически хмыкнул я, однако уступил место. – Ну пожалуйста, мне не жалко.
Рудя и впрямь все делал иначе. Прежде всего он встал в позу, хоть картину рисуй, прокашлялся и заговорил как с трибуны:
– Жалкое ничтожество! Презренный червь! Не надейся, что мы станем марать об тебя благородную сталь и наши руки. Позор своей нации, ты недостоин даже того, чтобы мы утруждали себя взглядом в твою сторону…
Потом он перешел на немецкий, а может, и на голландский, тут различие, по-моему, непринципиальное, во всяком случае, для этого мира и этой эпохи. Впрочем, судя по интонации, содержание речи не особенно изменилось. Рудя вещал, с брезгливой презрительностью кривя губы и лишь изредка снисходя до болезненной полуулыбки, точно ему и впрямь было мучительно общаться со столь низменной тварью.
Ван Дайк искоса поглядывал на меня с явной опаской, но быстро отходил. Сизоватый оттенок лица сменился нормальной бледностью, глаза перестали казаться мутными стекляшками. Вот только не возникло у меня впечатления, что он всерьез проникся осознанием собственного ничтожества.
Ладно, по крайней мере он оправился достаточно, чтобы внятно говорить. Он даже перебил Рудю в середине какого-то особенно уничижительного периода.
Саксонец обернулся ко мне и сказал:
– Представляешь, этот жалкий смерд заявляет, будто является одним из самых богатых людей Брегена-ан-Зе! Как будто деньги могут составить хотя бы долю славы старинного герба. Да и не трудно ли поверить…
– Рудя, не отвлекайся, времени мало. Если кто-нибудь слышал выстрелы, сюда вот-вот нагрянут его приятели. Когда он уже заговорит?
– Сейчас! – заверил меня рыцарь и вновь обрушил на голландца поток презрения.
Пару раз он ткнул пальцем в герб на щите – ну, все ясно, можно не прислушиваться, вылавливая знакомые слова. Я уже разуверился в действенности Рудиной методы и обдумывал, пригрозить ли ван Дайку чем-нибудь исключительно мерзким или просто отвесить затрещину. Однако в рыцаре, похоже, всколыхнулась старая страсть к аристократическому самоутверждению.
Голландец между тем смелел на глазах и даже пытался вступать в пререкания. Рудя горячился и повышал голос.
Время уходило. Хотя Баюн по-прежнему высматривал возможную опасность, я против воли сам стал прислушиваться к лесным звукам, да так старательно, что почти убедил себя, будто мы находимся в кольце врагов. Нервы…
– Пушистые хвостики! Вы все еще возитесь? – раздалось рядом. Баюн, оставив пост, подбежал к нам и решительно оттеснил от пленника. Мы с Рудей попытались возразить в том смысле, что пленник нынче глуповатый пошел, но кот оборвал нас обоих жестким: – Брысь отсюда, душеведы! Слушай меня внимательно, ван Дайк. Вообще-то мы не любим убивать людей, если нас не вынуждают. Но ты своим упрямством сейчас вынудишь. Сам понимаешь: война, нервы… Тебе это надо? Нет? А что надо? По глазам вижу: все, что ты хочешь, – это уйти отсюда живым и невредимым. Так вот, давай договоримся, и задери меня псы, если я совру хоть словом. Я сейчас досчитаю до трех. Либо ты согласишься ответить на наши вопросы, и тогда, обещаю, уйдешь живым, либо нет, и тогда Чудо-юдо оторвет тебе голову. Все понял? Раз…
– Я отвечать, – кивнул голландец.
– Спрашивайте, – предложил нам кот. – Я переведу, если что. И ради всего святого, не тяните время.
Рудя смущенно отвернулся, словно что-то заинтересовало его в обступившей нас стене зелени.
– Кто вами командует? – спросил я.
– Черномор.
– Кто такой ван Хельсинг, откуда взялся?
Баюн, заметив тень замешательства на лице ван Дайка, перевел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57