Выключателем для секир служили слова «Ак-Барс» – чемпион». Вообще, мне «Магнитка» всегда нравилась, но после чемпионата по хоккею этой зимой грешить против истины никак невозможно…
Рудя, когда проснулся, спросил, почему я не поступил еще проще, позволив секирам работать самостоятельно? Я только отмахнулся: ага, тут на Радуге только бунта машин недостает! Не приведи Господь, летающие топоры начнут по собственному разумению жертвы выбирать!
Все-таки полезное дело – фантастика. Недаром писатели изводили бумагу: хотя бы на одного человека за всю историю их предупреждения подействовали достаточно сильно, и я даже мимоходом не обдумывал такой возможности.
Впрочем, вскоре выяснилось, что это и не нужно: викинги на острове наконец-то кончились. Летающие секиры привели только троих одиночек и – давно не виделись! – ван Хельсинга с ван Дайком. Про эту парочку я, признаться, совсем уже забыл. Наверное, зря: ратник, обнаруживший их при «сканировании» медной плошкой, сообщил, что знаток и победитель древних чудовищ с подручным готовят некое колдовское варево на костерке. Правда, приведенные и тут же допрошенные голландцы в голос заявили, что варили похлебку. Я еще, помнится, подумал, что Адальберт врет: очень уж явственно читалась в его глазах обида за погубленную репутацию, но разбирать детали мне было недосуг. Я передал голландцев Кривову, и тот определил их к отправке этапом на Сарему вместе со всеми.
Несмотря на то что о разгроме самого «движения» викингов говорить было рано, Петр Кривов заявил, что бесконечно благодарен и обязан мне: оказывается, столь крупной победы над морскими разбойниками уже давно никто не одерживал. Поэтому он, не чинясь, спросил, какой помощи я жду от него.
Первым делом мне хотелось очистить остров от тел погибших. Боярин, однако, ответил, что это за просьбу не считается, так как сами викинги уже объявили, что хотели бы предать павших товарищей достойному погребению.
Этим и занялись с утра. Отрядили половину пленных; почти весь день они носили на берег тела и укладывали в шлюпки. Несколько русичей перевозили их на драккары, предназначенные к почетному плаванию в Вальгаллу. Кажется, впервые в угрюмых лицах викингов, занятых скорбным трудом, мне удалось увидеть что-то человеческое…
А Кривов не унимался, и я собрал ребят на совет: чего желать будем?
– А что нам? И так все хорошо, – сказал Баюн. – Лично у меня одно желание: чтобы этих викингов как можно скорее увезли отсюда. А то котятков и гулять не отпустишь, боязно.
По-человечески я кота отлично понимал, но тут он, пожалуй, зря на викингов наговаривал. Котятки и без них способны найти себе на хвосты приключений. Лично я уже сбился со счета, сколько раз пришлось мне снимать их с деревьев и вытаскивать из-под коряг. Дымок, кажется, вообще рассматривал это как мою обязанность. Всерьез занятый подготовкой к службе разведчика, он с полной самоотдачей лез в самые труднодоступные места, и в среднем не проходило часа, чтобы я не отрывался на очередную акцию спасения.
– В погребении собратьев отказывать нельзя, – заметил погруженный в задумчивость Платон.
– Не спорю, – согласился кот. – Но ведь мы о желаниях говорим. Ты сам бы чего от Кривова пожелал?
– Я? Мне ничего не надо, – как-то неубедительно вздохнул Платон и замолчал.
– Я не считаю возможным просить что-либо за исполнение долга честного человека и рыцаря! – объявил Рудя. – Ибо нет ничего необычного в том, чтобы истреблять зло во всех его проявлениях везде, куда ни падет взор…
– Благородно, – остановил я его речь. – Благородно и убедительно. А ты что скажешь, Настя?
– Есть у меня мысль, – сказала девушка. – Зачем зря Цветок тревожить? Пускай викинги нам терем отстроят.
И как я сам не подумал об этом? Правда, ведь до того как совершится погребение, никто с острова не уплывет, это естественно. Конечно, можно было бы восстановить терем силой Цветка, но я понимал Настю. Она так и не загадала свое сокровенное желание, а «перешагнуть» через него не могла.
Я подошел к боярину и изложил нашу просьбу.
Сначала, когда викинги только выслушивали приказ, лица у них были кислыми. Порой жутковатый, но по большому счету необременительный плен расхолодил их, и перспектива работы не вдохновляла. Но потом кто-то из халландцев сообразил, что на суде боярин непременно припомнит их поведение, и пленники, пошушукавшись, изъявили страстное желание отдаться созидательному труду.
Платон как-то рассказывал, что знающая дело артель вполне добротную избу за день срубить может, причем буквально на пустом месте – ну за вычетом, конечно, времени, необходимого для совершения обрядов и под конец выполнения художественной отделки. А нам ничего, кроме добротной избы, и не нужно. В общем-то, если вспомнить, мы пользовались далеко не всеми помещениями терема.
Дворцом, если возникнет такое желание, как-нибудь потом обзаведемся.
Кривов, выслушав меня, согласно кивнул:
– Халландцы – бугаи здоровые, должны управиться.
И они действительно взялись за дело энергично. За полчаса расчистили пожарище, потом нарубили деревьев и стали рыть котлован. Ван Дайк, тоже снедаемый желанием выставить себя в наилучшем свете, услужливо сообщил, что на «Левиафане» имеется большой выбор шанцевого инструмента, необходимого, как он сказал, при роде деятельности Адальберта ван Хельсинга. И действительно, с галеона доставили достаточное количество орудий труда. Работа закипела. Полюбовавшись на деятельных викингов, я вернулся к своим делам.
Новый день показался мне еще более долгим, должно быть, потому, что был наполнен не только яркими событиями, но и превратившейся в рутину волшбой, не всегда успешной.
Например, хотя Платон вырезал великолепную шкатулку, довольно точно воспроизведя на крышке узор с расправившими крылья орлами, ни одно из положенных туда колец так и не стало телепортом. Я совершенно не представлял себе, какой ритуал должен сопровождать «магическое программирование». Даже не мог сообразить, основано ли создание колец на законе сходства или смежности.
Однако кольца были нужны: хотя лечебный амулет работал на славу, раненых было слишком много для него, и мы хотели отправить их на Сарему как можно скорее – в качестве благодарности за помощь. Пришлось изобретать ритуал с нуля. В чем суть орлиной символики в представлении своего предшественника, додумавшегося до этих колец, я не знал (хотя готов поручиться – это был мой одномирянин!), поэтому определил ее для себя как образ преодоления пространства; элемент мгновенности привнес, попросив Платона изобразить на крышке шкатулки молнию. Долго подбирал символ безопасности – остановился на образе щита и рисунке в виде двух сцепленных колец, вроде символа бесконечности. Это, по моей мысли, должно было подчеркнуть мотив преодоления любых расстояний, но в заклинании я назвал кольца частью кольчуги, соединяя мотивы безопасности и распространения магических свойств на весь ряд сходных предметов.
Цитировать само заклинание не буду: оно получилось длиннющим и малохудожественным, но, кажется, я учел все нюансы.
Настя за это время наплела колец из древесной коры – мы не собирались делать их долговечными.
Процесс «программирования» уже не показался сложным после всей мороки. Я вновь обратился к стихиям, прося их не препятствовать перемещениям по воле человека, и, сложив кольца в шкатулку, прочел заклинание, после чего вдруг добавил такие строки:
Что моя жизнь? Короткий миг
На фоне ритмов мирозданья.
Казалось бы: зачем приник
Я к чаше горького познанья?
К чему стремлюсь? Сквозь что иду?
С какой мечтою жажду Бога?
Какую с неба жду звезду?
Ответов нет, вопросов много…
– А дальше? – спросила Настя, и я обнаружил, что давно уже замолчал, не докончив неожиданно ни к чему вспомнившихся строк давнего стихотворения, «привета тех счастливых дней, когда я мало в чем нуждался, писал стихи, не спал ночей и очень редко сомневался».
– Это так, не к месту, – смутился я. – Потом как-нибудь… Так, обряд закончен, пора пробовать.
– Мне это дело привычное, – ненавязчиво предложил себя в испытатели Платон.
– А мне тем более! – воскликнула Настя. – Я уже едва различаю, где Радуга, а где Сарема.
– А меня, в случае чего, не жалко будет, – бестактно ляпнул Рудя. Вот лечи таких! Уж лежал бы себе на больничном…
– Стоп, стоп! – перебил я ребят. – Вы тут не одни, мне тоже охота покататься.
– Но ты же… – начал было саксонец.
– Теперь мне все по силам, – прервал я его и превратился в человека, уже отработанным движением подхватывая полетевшие с бедер тряпки.
– Ты же ничего не знаешь в нашем мире! – нашлась Настя. – Куда полетишь-то?
– К себе домой, – не растерялся я. – Заллус говорил, я могу это сделать с помощью кольца.
– Ты веришь Заллусу? – почти в голос воскликнули ребята.
Нет, я не верил ему. В данном случае – почти, но все же не до конца. Однако не было у меня и уверенности в том, что, скажем, изображение молнии на крышке не приведет к удару током в миллион вольт при попытке телепортации. Поэтому и в мыслях не держал позволить кому-то из ребят экспериментировать с моей кустарной магией.
От Насти я вообще как бы ненароком отодвинулся. С нее, пожалуй, станется схватить кольцо без спросу. Чтобы не вводить никого в искушение, я выбрал одно, подходящее по размеру, и нацепил на палец левой руки, воскрешая в памяти офис «Прометея».
Яркая вспышка – точь-в-точь молния! – сверкнула перед глазами, на миг ослепив меня. Первый же вдох заставил закашляться – я уже напрочь отвык от воздуха, пропитанного ароматами китайского пластика на стенах. Получилось!
Проморгавшись, я окинул взором знакомое помещение, размеченное полосками света из-за неплотно закрытых жалюзи, полюбовался на вытаращенные глаза сотрудников, помахал рукой знакомым, послушал оперный визг Ангелины Аркадьевны и прыгнул обратно на остров.
Лица у ребят были такими… у меня аж в груди защемило. Будто не чаяли больше меня увидеть. Платон от себя лично высказал, как я понимаю, всеобщее опасение:
– Я подумал: что, если ты не захочешь возвращаться сюда?
– Да? – удивился я. – Знаешь, Платон, а я, наоборот, подумал: так ли я хочу вернуться туда ?
С благословения Кривова мы выдали раненым плетеные кольца-телепорты, объяснили, о чем надо думать, надевая их, и отправили на Сарему. С ними, для контроля, слетала Настя, когда вернулась, сказала, что все добрались благополучно.
Облегченно вздохнув, мы отправились поглядеть на работающих викингов – что-то сильно они расшумелись.
И немудрено… Господи, что там творилось! Это не постройка дома, а какая-то любительская постановка вавилонского столпотворения в жанре трагикомедии. Пыль стояла столбом, дым коромыслом, а площадная брань низвергалась подобно водопаду – в полном соответствии с первоисточником, разноязыкая.
Среди осоловевших от гвалта караульных ратников, стоявших на вершине земляного вала, что опоясывал будущий дом, я отыскал уже знакомого старшину и спросил у него:
– Из-за чего сыр-бор?
– Спорят! – ответил он и в сердцах сплюнул.
– Отличиться, что ли, хотят?
Видя, что я не понимаю, он пояснил:
– Тут, видишь ли, господин Чудо-юдо, наши работники решают, каким быть дому.
– А чего тут решать? – встрял кот. – Каким был, таким пусть и будет.
– Каким он у вас был, я лично не видел, – сказал старшина, – но эти вот говорят, что они так не умеют.
– Пусть как умеют, так и делают, – пожал я плечами. – Нам главное, чтобы крыша над головой была.
– То-то и оно, господин Чудо-юдо, что умеют каждый по-своему…
Вот оно что! И впрямь, приглядевшись, я обнаружил, что спорщики разбились на небольшие группы по национальному признаку.
– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.
Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.
– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…
– А терем? – скромно поинтересовался подошедший вместе со мной кот.
– Про терем вон те талдычут, – отозвался старшина, показав нам двух дюжих парней вполне славянской внешности.
– Так пусть они и руководят строительством, – мудро рассудил я.
– А они только говорят. Строить не умеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Рудя, когда проснулся, спросил, почему я не поступил еще проще, позволив секирам работать самостоятельно? Я только отмахнулся: ага, тут на Радуге только бунта машин недостает! Не приведи Господь, летающие топоры начнут по собственному разумению жертвы выбирать!
Все-таки полезное дело – фантастика. Недаром писатели изводили бумагу: хотя бы на одного человека за всю историю их предупреждения подействовали достаточно сильно, и я даже мимоходом не обдумывал такой возможности.
Впрочем, вскоре выяснилось, что это и не нужно: викинги на острове наконец-то кончились. Летающие секиры привели только троих одиночек и – давно не виделись! – ван Хельсинга с ван Дайком. Про эту парочку я, признаться, совсем уже забыл. Наверное, зря: ратник, обнаруживший их при «сканировании» медной плошкой, сообщил, что знаток и победитель древних чудовищ с подручным готовят некое колдовское варево на костерке. Правда, приведенные и тут же допрошенные голландцы в голос заявили, что варили похлебку. Я еще, помнится, подумал, что Адальберт врет: очень уж явственно читалась в его глазах обида за погубленную репутацию, но разбирать детали мне было недосуг. Я передал голландцев Кривову, и тот определил их к отправке этапом на Сарему вместе со всеми.
Несмотря на то что о разгроме самого «движения» викингов говорить было рано, Петр Кривов заявил, что бесконечно благодарен и обязан мне: оказывается, столь крупной победы над морскими разбойниками уже давно никто не одерживал. Поэтому он, не чинясь, спросил, какой помощи я жду от него.
Первым делом мне хотелось очистить остров от тел погибших. Боярин, однако, ответил, что это за просьбу не считается, так как сами викинги уже объявили, что хотели бы предать павших товарищей достойному погребению.
Этим и занялись с утра. Отрядили половину пленных; почти весь день они носили на берег тела и укладывали в шлюпки. Несколько русичей перевозили их на драккары, предназначенные к почетному плаванию в Вальгаллу. Кажется, впервые в угрюмых лицах викингов, занятых скорбным трудом, мне удалось увидеть что-то человеческое…
А Кривов не унимался, и я собрал ребят на совет: чего желать будем?
– А что нам? И так все хорошо, – сказал Баюн. – Лично у меня одно желание: чтобы этих викингов как можно скорее увезли отсюда. А то котятков и гулять не отпустишь, боязно.
По-человечески я кота отлично понимал, но тут он, пожалуй, зря на викингов наговаривал. Котятки и без них способны найти себе на хвосты приключений. Лично я уже сбился со счета, сколько раз пришлось мне снимать их с деревьев и вытаскивать из-под коряг. Дымок, кажется, вообще рассматривал это как мою обязанность. Всерьез занятый подготовкой к службе разведчика, он с полной самоотдачей лез в самые труднодоступные места, и в среднем не проходило часа, чтобы я не отрывался на очередную акцию спасения.
– В погребении собратьев отказывать нельзя, – заметил погруженный в задумчивость Платон.
– Не спорю, – согласился кот. – Но ведь мы о желаниях говорим. Ты сам бы чего от Кривова пожелал?
– Я? Мне ничего не надо, – как-то неубедительно вздохнул Платон и замолчал.
– Я не считаю возможным просить что-либо за исполнение долга честного человека и рыцаря! – объявил Рудя. – Ибо нет ничего необычного в том, чтобы истреблять зло во всех его проявлениях везде, куда ни падет взор…
– Благородно, – остановил я его речь. – Благородно и убедительно. А ты что скажешь, Настя?
– Есть у меня мысль, – сказала девушка. – Зачем зря Цветок тревожить? Пускай викинги нам терем отстроят.
И как я сам не подумал об этом? Правда, ведь до того как совершится погребение, никто с острова не уплывет, это естественно. Конечно, можно было бы восстановить терем силой Цветка, но я понимал Настю. Она так и не загадала свое сокровенное желание, а «перешагнуть» через него не могла.
Я подошел к боярину и изложил нашу просьбу.
Сначала, когда викинги только выслушивали приказ, лица у них были кислыми. Порой жутковатый, но по большому счету необременительный плен расхолодил их, и перспектива работы не вдохновляла. Но потом кто-то из халландцев сообразил, что на суде боярин непременно припомнит их поведение, и пленники, пошушукавшись, изъявили страстное желание отдаться созидательному труду.
Платон как-то рассказывал, что знающая дело артель вполне добротную избу за день срубить может, причем буквально на пустом месте – ну за вычетом, конечно, времени, необходимого для совершения обрядов и под конец выполнения художественной отделки. А нам ничего, кроме добротной избы, и не нужно. В общем-то, если вспомнить, мы пользовались далеко не всеми помещениями терема.
Дворцом, если возникнет такое желание, как-нибудь потом обзаведемся.
Кривов, выслушав меня, согласно кивнул:
– Халландцы – бугаи здоровые, должны управиться.
И они действительно взялись за дело энергично. За полчаса расчистили пожарище, потом нарубили деревьев и стали рыть котлован. Ван Дайк, тоже снедаемый желанием выставить себя в наилучшем свете, услужливо сообщил, что на «Левиафане» имеется большой выбор шанцевого инструмента, необходимого, как он сказал, при роде деятельности Адальберта ван Хельсинга. И действительно, с галеона доставили достаточное количество орудий труда. Работа закипела. Полюбовавшись на деятельных викингов, я вернулся к своим делам.
Новый день показался мне еще более долгим, должно быть, потому, что был наполнен не только яркими событиями, но и превратившейся в рутину волшбой, не всегда успешной.
Например, хотя Платон вырезал великолепную шкатулку, довольно точно воспроизведя на крышке узор с расправившими крылья орлами, ни одно из положенных туда колец так и не стало телепортом. Я совершенно не представлял себе, какой ритуал должен сопровождать «магическое программирование». Даже не мог сообразить, основано ли создание колец на законе сходства или смежности.
Однако кольца были нужны: хотя лечебный амулет работал на славу, раненых было слишком много для него, и мы хотели отправить их на Сарему как можно скорее – в качестве благодарности за помощь. Пришлось изобретать ритуал с нуля. В чем суть орлиной символики в представлении своего предшественника, додумавшегося до этих колец, я не знал (хотя готов поручиться – это был мой одномирянин!), поэтому определил ее для себя как образ преодоления пространства; элемент мгновенности привнес, попросив Платона изобразить на крышке шкатулки молнию. Долго подбирал символ безопасности – остановился на образе щита и рисунке в виде двух сцепленных колец, вроде символа бесконечности. Это, по моей мысли, должно было подчеркнуть мотив преодоления любых расстояний, но в заклинании я назвал кольца частью кольчуги, соединяя мотивы безопасности и распространения магических свойств на весь ряд сходных предметов.
Цитировать само заклинание не буду: оно получилось длиннющим и малохудожественным, но, кажется, я учел все нюансы.
Настя за это время наплела колец из древесной коры – мы не собирались делать их долговечными.
Процесс «программирования» уже не показался сложным после всей мороки. Я вновь обратился к стихиям, прося их не препятствовать перемещениям по воле человека, и, сложив кольца в шкатулку, прочел заклинание, после чего вдруг добавил такие строки:
Что моя жизнь? Короткий миг
На фоне ритмов мирозданья.
Казалось бы: зачем приник
Я к чаше горького познанья?
К чему стремлюсь? Сквозь что иду?
С какой мечтою жажду Бога?
Какую с неба жду звезду?
Ответов нет, вопросов много…
– А дальше? – спросила Настя, и я обнаружил, что давно уже замолчал, не докончив неожиданно ни к чему вспомнившихся строк давнего стихотворения, «привета тех счастливых дней, когда я мало в чем нуждался, писал стихи, не спал ночей и очень редко сомневался».
– Это так, не к месту, – смутился я. – Потом как-нибудь… Так, обряд закончен, пора пробовать.
– Мне это дело привычное, – ненавязчиво предложил себя в испытатели Платон.
– А мне тем более! – воскликнула Настя. – Я уже едва различаю, где Радуга, а где Сарема.
– А меня, в случае чего, не жалко будет, – бестактно ляпнул Рудя. Вот лечи таких! Уж лежал бы себе на больничном…
– Стоп, стоп! – перебил я ребят. – Вы тут не одни, мне тоже охота покататься.
– Но ты же… – начал было саксонец.
– Теперь мне все по силам, – прервал я его и превратился в человека, уже отработанным движением подхватывая полетевшие с бедер тряпки.
– Ты же ничего не знаешь в нашем мире! – нашлась Настя. – Куда полетишь-то?
– К себе домой, – не растерялся я. – Заллус говорил, я могу это сделать с помощью кольца.
– Ты веришь Заллусу? – почти в голос воскликнули ребята.
Нет, я не верил ему. В данном случае – почти, но все же не до конца. Однако не было у меня и уверенности в том, что, скажем, изображение молнии на крышке не приведет к удару током в миллион вольт при попытке телепортации. Поэтому и в мыслях не держал позволить кому-то из ребят экспериментировать с моей кустарной магией.
От Насти я вообще как бы ненароком отодвинулся. С нее, пожалуй, станется схватить кольцо без спросу. Чтобы не вводить никого в искушение, я выбрал одно, подходящее по размеру, и нацепил на палец левой руки, воскрешая в памяти офис «Прометея».
Яркая вспышка – точь-в-точь молния! – сверкнула перед глазами, на миг ослепив меня. Первый же вдох заставил закашляться – я уже напрочь отвык от воздуха, пропитанного ароматами китайского пластика на стенах. Получилось!
Проморгавшись, я окинул взором знакомое помещение, размеченное полосками света из-за неплотно закрытых жалюзи, полюбовался на вытаращенные глаза сотрудников, помахал рукой знакомым, послушал оперный визг Ангелины Аркадьевны и прыгнул обратно на остров.
Лица у ребят были такими… у меня аж в груди защемило. Будто не чаяли больше меня увидеть. Платон от себя лично высказал, как я понимаю, всеобщее опасение:
– Я подумал: что, если ты не захочешь возвращаться сюда?
– Да? – удивился я. – Знаешь, Платон, а я, наоборот, подумал: так ли я хочу вернуться туда ?
С благословения Кривова мы выдали раненым плетеные кольца-телепорты, объяснили, о чем надо думать, надевая их, и отправили на Сарему. С ними, для контроля, слетала Настя, когда вернулась, сказала, что все добрались благополучно.
Облегченно вздохнув, мы отправились поглядеть на работающих викингов – что-то сильно они расшумелись.
И немудрено… Господи, что там творилось! Это не постройка дома, а какая-то любительская постановка вавилонского столпотворения в жанре трагикомедии. Пыль стояла столбом, дым коромыслом, а площадная брань низвергалась подобно водопаду – в полном соответствии с первоисточником, разноязыкая.
Среди осоловевших от гвалта караульных ратников, стоявших на вершине земляного вала, что опоясывал будущий дом, я отыскал уже знакомого старшину и спросил у него:
– Из-за чего сыр-бор?
– Спорят! – ответил он и в сердцах сплюнул.
– Отличиться, что ли, хотят?
Видя, что я не понимаю, он пояснил:
– Тут, видишь ли, господин Чудо-юдо, наши работники решают, каким быть дому.
– А чего тут решать? – встрял кот. – Каким был, таким пусть и будет.
– Каким он у вас был, я лично не видел, – сказал старшина, – но эти вот говорят, что они так не умеют.
– Пусть как умеют, так и делают, – пожал я плечами. – Нам главное, чтобы крыша над головой была.
– То-то и оно, господин Чудо-юдо, что умеют каждый по-своему…
Вот оно что! И впрямь, приглядевшись, я обнаружил, что спорщики разбились на небольшие группы по национальному признаку.
– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.
Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.
– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…
– А терем? – скромно поинтересовался подошедший вместе со мной кот.
– Про терем вон те талдычут, – отозвался старшина, показав нам двух дюжих парней вполне славянской внешности.
– Так пусть они и руководят строительством, – мудро рассудил я.
– А они только говорят. Строить не умеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57