– Да? Никогда не слышал. Редкое какое-то имя. Так вот, Яго, сын Йорвета, в 1630-х годах специализировался у Змейка. Трехгодичный спецкурс по токсикологии, в дополнение к основным дисциплинам, Тарквиний Змейк. Вот тебе и на! А Змейк-то его вышвырнул в середине первого года.
– Как вышвырнул?
– Так. Прекратил спецкурс. Что такое? А, вот. Приложена характеристика, рукой Змейка. Не очень лестная, но исчерпывающая. «Проявил крайне умеренный интерес к мгновенно парализующим ядам».
– Да, это все объясняет.
Затем у Змейка обнаружился замечательный ученик по имени Инир из Тангви. Девочки просто чуть не влюбились в него по гравюре «Инир из Тангви беседует с духами огня на выпускном экзамене по органической химии». Но ажиотаж разом прекратился, как только они наткнулись на письмо его из дома к Змейку с описанием одного опыта: «Я разогревал в тиглях оба сплава, но оказалось, что в лабораторных условиях трудно повторить то, что так легко происходит в природе. Кислота же могла существовать только при высоких температурах, но не могла долго находиться в сфероидном состоянии. По стечению обстоятельств, ко мне в лабораторию как раз в это время ворвался Джеральд Трелони, так некстати охваченный жаждой мести, и вызвал меня на поединок. Я заколол его очень чисто – так, чтобы кровь не залила мне огонь под тиглями, но немного не рассчитал, и труп, падая, сдвинул декель, нарушив чистоту эксперимента. Тем не менее, вещество, полученное мной в конечном счете, обладает тем самым оттенком пурпурного, который вы мне описали, дорогой наставник, и действительно прожигает латунную пластину, оставляя по краям отверстия голубоватый налет. При повторном опыте я, разумеется, прослежу за тем, чтобы декели были закрыты герметически».
– Ну что, по-прежнему нравится он нам? – мрачно спросила Керидвен у Морвидд. – Ты хотела бы иметь с ним свидание?
– Как бы это свидание не совпало с днем эксперимента, – отвечала Морвидд.
Судьба Мориена-ап-Тэйви, следующего ученика Змейка, заставила их призадуматься. Среди материалов, подшитых к хроникам, обнаружилось несколько страничек, написанных собственной рукой Мориена. Первая бумага была датирована годом поступления Мориена в школу, была написана почти детским почерком и содержала всего четыре строчки: «Мориен, сын Тэйви, сына Ангвина и Линед, из Гламорганшира. Посещал воскресную школу при церкви святой Хэледд в приходе Ллинавэлин. Естественная история, физика и химия привлекают меня более других наук». В другом томе хроник, с разницей во времени в семь лет, нашлась записка Мориена, написанная скоростным почерком с быстрыми росчерками в конце абзацев: «…оставался четыре часа тридцать минут в центре лондонского пожара 1344 года, где, следуя Вашим указаниям, фиксировал фактическую скорость обугливания тканей человеческого тела (результаты см. в таблице по графам…), что отчасти может способствовать опровержению формулы де Клуа и эль-Фахира…». Записка была дважды сложена вдоль и адресована Змейку.
– То есть Змейк отослал его в прошлое и спокойно бросил одного в горящем городе? – тупо переспросила Керидвен, пытаясь как-то уяснить себе содержание записки.
– А он, вместо того, чтобы тушить огонь или спасать, например, людей, наблюдал там скорость обугливания… тканей? – с выражением произнеся последнее слово, добавила Морвидд.
– Так. По-моему, за семь лет Мориен… как бы это сказал Змейк?.. проявил ярко выраженный интерес к предмету. А вот ответ на записку, – сказал Ллевелис. – «Дорогой Мориен, последние образцы тканей не удовлетворяют требованиям экперимента, необходимо воспроизвести седьмую и восьмую стадии, в особенности на препаратах эмбриона, с любовью, Змейк».
– С какой любовью? – похолодела Керидвен.
– Да нет. Это я так, пошутил, – промямлил Ллевелис, которому вообще-то было сильно не по себе. – Это приложено к другому письму, латинскому. «Тарквиний Змейк приветствует Мерлина Амброзия. SVBEEV. Здоровье Оливера ухудшается; я должен быть все время при нем. Отъезд наш из Ирландии становится, таким образом, делом решенным…»
– Ну, это просто какое-то бытовое письмо! Нет, вы послушайте, что у меня, – сказала Керидвен, листавшая том хроник за начало XVIII века. – Змейк пишет докладную записку, выгораживает какого-то Риддерха, чтобы его не отчислили. Это Змейк-то! Выгораживает. Представляете? Вы только послушайте: «Признавая, что последние эксперименты Риддерха, сына Мивира, с кровью были слишком рискованными, я, тем не менее, прошу проявить снисхождение и разрешить ему продолжить обучение, принимая во внимание его неординарные способности в области преображения стихий».
– Это Змейк пишет?? – сунулся к ней Ллевелис. – Ну да, его почерк. Этим почерком он мне в пятницу написал: «Стремление выделиться везде и во всем в химии тем более опасно, что может неожиданно легко осуществиться».
В течение следующей недели, упорно листая тома хроник, они смогли убедиться в одном: после Риддерха больше личных учеников у Змейка не было.
– Либо после гениального Риддерха Змейк триста лет не мог никого видеть…
– Либо наоборот – в школе после Риддерха не могли видеть никаких учеников Змейка…
– Похоже, что второе, – в некотором страхе сказала Керидвен, которая как раз наткнулась на отдельной странице на запись невыцветающими чернилами: «Решением преподавательского состава школы имя Риддерха-ап-Мивира объявляется забытым и отныне не будет произнесено ни в школе, ни за ее пределами».
– Я не понял. Как это увязывается? – сказал Ллевелис, державший в это время в руках табели и характеристики Риддерха. – Его выпустили из школы с прекрасными результатами, проводили торжественным напутствием и сразу же, всем коллективом, на веки вечные прокляли??..
Чем стал заниматься Риддерх после выпуска, таким образом, узнать было невозможно. Однако сам процесс обучения Риддерха сопровождался столь многими комментариями Змейка и других преподавателей, что постепенно перед ними стала складываться цельная картина. Риддерх-ап-Мивир был необыкновенно одарен. Добрейший Морган-ап-Керриг испуганно писал в докладной записке, поданной Мерлину: «Чувствую, что я неспособен найти подход к Риддерху, сыну Мивира: он ничего не забывает ». Рианнон писала о нем в характеристике: «Я никогда прежде не сталкивалась с учеником, настолько легко овладевающим предметом. Я не могу избавиться от впечатления, что язык змей, пауков, крыс и скорпионов он знал изначально ».
Вслед за тем они нашли потрепанную тетрадь, принадлежавшую Риддерху-ап-Мивиру. Открыть ее они решились не сразу, подозревая, что со страниц им плеснет в лицо кровью, но внутри были просто конспекты речей Мерлина и записи с конгресса по опасным химическим связям. Видимо, Риддерх и Змейк сидели на конгрессе рядом и переписывались со скуки во время неинтересных им докладов, потому что на полях сохранилось несколько фраз карандашом:
(рукой Змейка): Хорошо ли вы себе представляете тот эффект, который производит ваша сыворотка?
(рукой Риддерха): Представляю, я уже ее испробовал. Я понимаю, о чем вы, но это побочный эффект.
(рукой Змейка): Я думаю, что, наблюдая это, вы заметили, что с таким побочным эффектом основной уже не имеет никакого значения: пациент просто не доживает до той стадии, на которой можно было бы этот основной эффект констатировать.
– Наблюдал за чьими-то смертными муками? Это они называют «наблюдать побочный эффект»? – ахнула Керидвен.
Слова Курои на глазах наполнялись смыслом.
– Теперь я точно могу сказать, чем занимаются все выпускники Змейка, – сказала под вечер Морвидд дрожащим от страха голосом. – Они занимаются наукой.
В это время по библиотечному залу пробежал какой-то холодок и кое-где погасли свечи.
– А почему мы обвиняем Змейка? – внезапно взвилась Керидвен. – Может быть, мы неправильно все понимаем! Если у него был ученик, который использовал знания во зло, то в конце концов, может, это и для самого Змейка трагедия. Почему нет? Да, он выгораживал его, пока учил, но это понятно. Почему он сказал Курои, что гордится им? Потому что Курои его достал!..
– Мда. Не стоит думать, что мы хоть что-то знаем о Змейке. Мы ничего не знаем о нем.
* * *
На Рождество в школу был приглашен святой Брендан из Керри, чтобы рассказать ученикам о разных сложностях, которые встречаются в жизни. Собственно, Мерлин каждый год приглашал в школу под Рождество кого-нибудь из святых, чтобы молодежь не отрывалась от реальности.
Брендан сошел с борта своей ладьи, которую он сумел провести вверх по реке Аск дальше, чем это удавалось кому бы то ни было до него, поприветствовал всех, обнялся с Мерлином, подмигнул Мэлдуну и радостно достал сливочный ликерчик в бутылке темного стекла. Мерлин, однако, указал ему глазами на присутствующих учеников, намекая на то, что нужно держать себя в руках и что попойку следует отложить на потом. Почесывая затылок, Брендан проследовал в главный зал Западной четверти, уселся там и простецки высморкался, в то время как все ученики толпились вокруг него в восторге.
– Хронический насморк, – добродушно сказал святой. – От плаваний по морям. Ну, о чем вы хотели бы услышать? – спросил он. – Об одном только вас прошу: забудьте все, что вы читали в житии.
Те из студентов, кто помнил прошлогодний визит святого Кьярана и позапрошлогодний приезд святого Кевина, могли отметить, что это, видимо, общая просьба всех святых.
– А мы и не читали! – закричали все хором, запихивая житие, у кого оно было в руках, подальше, с глаз долой. – Расскажите про свое плавание! Как оно было на самом деле!
– Которое из них? – усмехнулся Брендан. – Ладно, я начну, а там что Бог даст. Итак, слышали ли вы когда-нибудь, – сказал он таинственно, – о коварных торговцах ветрами из Висландии? Купцам с проходящих мимо кораблей, которых прибивает к берегам неблагоприятным ветром, они без зазрения совести предлагают продать попутный ветер. Самое удивительное, что находятся ведь люди, которые верят этим мошенникам! А торговцы ветрами связывают вместе обрывки шерстяных нитей, сматывают их в большой клубок и за большие деньги дают вытянуть покупателю – кому две, кому и три-четыре нити – смотря по силе ветра, который нужен. Те же, кто верит в эту небывальщину, тут же и бывают наказаны за свою доверчивость: иные из них по неопытности вытягивают слишком мало нитей, а другие – слишком много, так что их корабли или погибают во время штиля, не имея возможности пристать к берегу, или налетевший ветер переворачивает и топит их безжалостно, и морская пучина в мгновение ока поглощает как тех, так и других.
– Э, э, стойте! – сказал Ллевелис, заерзав. – По-вашему выходит, что купленные нити и вправду вызывают ветер, а значит, висландские торговцы ветрами – вовсе не плуты?
Брендан расхохотался.
– Да, вы умеете слушать, – сказал он с одобрением. – Слушать внимательно – драгоценное умение. Помню, у нас в обители много лет жил один клирик, очень усердный и благочестивый, заслуживший всеобщую любовь и уважение. Аббат любил слушать его рассказы о древних временах, и вот однажды разговор зашел о Рождестве Христовом, и этот клирик поведал множество неизвестных другим подробностей, а среди прочего добавил: «И когда Христос явился во плоти, бесы повсюду бежали от Его лика: одни укрылись в море, другие – в дуплах деревьев и каменных расщелинах, а я прыгнул в какой-то источник». Тут он замолчал, сильно покраснел и вышел. Те, кто слушал его невнимательно, впоследствии немало изумлялись, куда же он девался.
И святой Брендан, посмеиваясь, посмотрел на всех, очень довольный.
– Ну-ну, – проворчал Мерлин, – кончайте их испытывать, в самом деле. У детишек каникулы. Умеют они слушать, умеют. Не зря мы тут к ним приставлены. Расскажите же им что-нибудь увлекательное. Вот про хвост Ясконтия, например.
– А, ну что про хвост? – сказал Брендан. – Находясь в плавании, мы с братьями как-то высадились на остров, собрали хворост, развели костер небольшой. Когда мы сварили похлебку, мы увидели, что к нашему острову приблизилась огромная морда и внимательно смотрит. Оказалось, что наш островок был хвостом огромной рыбы. Имя ее Ясконтий, и она всю жизнь пыталась достать носом собственный хвост. И вот в тот самый день ей это удалось. То есть Ясконтий впервые в жизни увидел свой хвост, понимаете? А на хвосте как раз сидим мы всемером – варим уху, вещички разложили. Представляете, какая неловкость? Ведь он мог подумать, что мы… ну, это… постоянно там сидим! Ужасный конфуз.
Мерлин посмотрел на раскрытые рты учеников и вышел на цыпочках.
Для празднования Рождества в школе принято было отпирать зал, примыкавший к залу педсовета, который в другие дни года обычно не отпирался. Там была какая-то необыкновенная акустика или что-то, Мерлин не вдавался. А поскольку он был убежден, что если редко заглядывать в помещение, то однажды там можно увидеть черт знает что, он пошел на всякий случай заранее осмотреть место, где предполагалось провести рождественскую ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60