— «химик» зло ударил ладонью по стеклу на уровне лица Артема. — Не терпится ощутить, как кожа с костей слазит?
— Ладно, продолжай, — Артем скривился в ухмылке.
— В общем, наткнулись мы с ним как-то на цистерну с олеумом. А эта штука посерьезнее школьной серной кислоты будет, — вернулся к воспоминаниям хозяин дома. — Залезли наверх, открыли кое-как крышку… В общем, дружок мой не удержался, потерял равновесие и угодил прямо внутрь цистерны. Как же он орал! А в цистерне темно, не видно ничего, только бульканье и гулкие крики. Правда, недолго он там барахтался. А я вернулся домой и никому ничего не сказал. Дружка моего долго искали, с милицией, но где там… Я же его почти каждый день навещал, с фонариком. Открою и смотрю, как от приятеля моего с каждым днем остается все меньше и меньше…
— Ты, я гляжу, все это на пленку снимаешь, — снова оборвал его Горин. — Большая коллекция уже?
— Пока не очень, — «химик» махнул в сторону полок с кассетами. — Но она будет пополняться, уверяю тебя. Ведь на свете столько симпатичных дурех, мечтающих сниматься в рекламных роликах, в кино или просто для какого-нибудь журнала фотографироваться. И ещё полным-полно дураков, которые суют свой нос туда, куда не положено, — он направил указательный палец в сторону Горина.
— Что ж, пора перейти от слов к делу, — отозвался Артем.
— Ты уже достал меня все время подгонять! — огрызнулся «химик» и начал забираться по лестнице. — Эх, жаль тебя, дурачка — не ведаешь, к чему себя приговорил, — вздохнул он, оказавшись наверху, и открыл вентиль.
Поначалу боль была нестерпимой. Горину даже показалось, что его неуязвимости наступил конец. Жидкость в «аквариуме» начала приобретать знакомый бурый оттенок, кожа превращалась в кашеобразную массу и отделялась вместе с мясом, кровь моментально сворачивалась и распадалась на разнородные элементы. Органы чувств один за другим прекращали посылать в мозг сигналы, оставалось лишь осязание, дотошно регистрирующее болевую вспышку каждого гибнущего нервного окончания…
Организм Горина не в силах был справиться с невероятно агрессивной средой, и поэтому в уже заполненном до верха аквариуме плавало крокодилообразное чудовище, на черную кожу которого кислота не оказывала абсолютно никакого воздействия.
«Химик» перекрыл подачу кислоты. Теперь предстояло подождать, пока кости придурка окончательно растворятся, слить это все и вывезти за город. Он не видел, что в грязно-бурой кислоте от него скрыт сюрприз. Черный крокодил выпустил плавник и прочертил им одну из сверхпрочных стеклянных стенок…
Искромсанное стекло не выдержало напора, и поток кислоты хлынул в комнату, сбив «химика» с ног. Тот издал жуткий вой и бросился к выходу. Но это ему не удалось: ноги, обожженные кислотой, не позволили хозяину покинуть дом. Он рухнул в лужу, его одежда в одно мгновение обуглилась, от нечеловеческой боли начались судороги по всему телу. Перед тем, как глаза "химика» выжгло кислотой, он увидел черное чудовище, бродящее по комнате и сбрасывающее с полок видеокассеты…
Гончаровой пришлось долго рыться в своем домашнем сейфе, прежде чем она извлекла на свет сложенный вчетверо выцветший от времени листок бумаги. Это был рапорт некоего Амербаева, рядового Советской Армии, проходившего в конце шестидесятых службу на территории Египта:
Рапорт
Я, рядовой Амербаев, взвод 082, сообщаю, что утром 4 августа 1968 года находился в лесу (джунглях) по причине внеочередного наряда. Старшина Федъко запретил мне выбрасывать картофельные и другие очистки близко к полевой кухне. Тогда в это утро мне пришлось идти далеко в лес. Бачок с помоями был очень полный и у меня в конце пути заболел живот. Мне пришлось сесть под дерево, чтобы облегчить приступы. В этот момент метрах в десяти от меня зашевелились кусты. Я очень испугался, потому что не взял с собой даже штык-нож, так как у меня его два дня назад украли, о чем я не успел доложить. Я думал, что это вражеские разведчики, и сильно переживал, что они застигнут меня врасплох под деревом. Но потом мне стало еще страшнее — это был очень большой крокодил. Он тяжело полз по земле, а из его зубастой пасти вытекала слюна. Он, наверное, был голодный и привлекся запахом помоев, которые я вывалил неподалеку.
Я боялся пошевелиться. Кричать тоже не мог. Крокодил замер и принюхался. Наверное, сквозь помои он учуял меня. В этот момент откуда-то сверху на крокодила прыгнул второй. Он был очень грязный или очень черный. Я тогда не удержался и громко закричал по-узбекски. Но звери не обращали на меня внимания. Второй крокодил был сильнее — он кусал первого зубами и топтал ногами. Оба они жутко выли. Наконец, второй крокодил встал на задние лапы, словно черный шайтан, выпустил из лапы длинную саблю и разрубил первого пополам. Потом этот шайтан ушел, а я еще долго сидел и боялся. Этим и объясняю свое долгое отсутствие.
5 августа 1968 г. Подпись
Ирина уже в который раз пробежалась по строкам рапорта, затем заново прочла выделенные места в записной книжке, куда она занесла показания очевидцев недавней трагедии с певицей Эльвикой. Отмеченными были описания наряженного монстром убийцы.
К рапорту скрепкой была прикреплена копия документа о досрочном увольнении рядового Амербаева в запас по причине «психической травмы». А также справка из ташкентской психиатрической больницы о том, что смерть пациента Амербаева наступила в результате кровоизлияния в мозг.
Весь день Горин пролежал в ванне, оставив форточку в комнате открытой. Это вносило некоторые неудобства, но с ними, в частности, с уличным шумом, приходилось мириться. Обусловлен этот компромисс был тем, что с некоторых пор в уличном воздухе появился необычный запах. Чуткий нос Артема, уловив его однажды, с тех пор старался не прекращать вдыхать его. Это был невероятно притягательный, но очень слабый аромат, теряющийся в многообразии городских запахов. Тем не менее, Горин всегда умудрялся различать его. Какое же растение цвело в эту пору и так благоухало?
Вот и сегодня он впустил уличный воздух, содержащий в себе удивительный и желанный оттенок. Только вот где-то после десяти вечера покой Горина был омрачен оглушительной и безобразной музыкой, изрыгаемой из дома напротив. Фальшивые голоса с пафосом надрывались о вертолетах, бросающих тень на ущелья. о горящих БТРах, о цинковых гробах и не дождавшихся девчонках. Музыка била по ушам, тексты, далекие от реальности, заставляли морщиться. Артем, промучившись несколько часов, выбрался из воды и подошел к окну. Здоровенные колонки стояли в открытом настежь окне, рядом с которым на балконе стояло трое парней в спортивных костюмах. Они курили и пили пиво из бутылок.
Артем утопил кнопку звонка. Когда дверь распахнулась, из квартиры хлынула оглушительная песня про попавший в засаду десантный взвод, громкие голоса, пьяный женский смех, терпкий запах алкоголя, апельсинов и чего-то пережаренного. На пороге стоял покачивающийся парень в шортах и с голым торсом.
— Ты к кому, земляк? — заплетающимся голосом спросил он и отхлебнул пиво из бутылки.
— Я жилец из дома напротив! — Горин старался говорить громко, чтобы перекричать шум.
— И че?
— Ваша музыка мне мешает. Не могли бы вы убавить громкость? — вежливо попросил Артем.
— Диман, ну ты где? — к дверям подошел крепко сложенный парень в спортивных штанах и тельняшке.
Он выглядел чуть трезвее своего друга.
— Вот этому «духу» наша музыка не покатила, — парень в шортах махнул бутылкой в сторону Артема.
— Этому? — бесцеремонно ткнул пальцем Горину в плечо парень в тельняшке.
— Против музыки я ничего не имею, — попытался объяснить Артем. — Я просто прощу уменьшить громкость до разумных пределов…
— А вот это, бля, видел? — парень в тельняшке сунул Горину под самый нос здоровенный кулак со свежевыколотым на нем изображением якоря. — Сегодня я дембель праздную и ты, сучок, будешь слушать эту музыку вместе со мной. Я за вас, хорьков сухопутных, два года в морской пехоте здоровье гробил, так что один день ты, сука, потерпишь!
К двери подтянулись другие обитатели квартиры. Они пили пиво и ухмылялись, наблюдая, как их отслуживший дружбан учит жизни какого-то гражданского недоумка.
— Сам-то раньше служил или под мамкиной юбкой от военкомата пропрятался? — эта острота дембеля вызвала всеобщий пьяный гогот.
— Мать свою я не помню, — спокойно ответил Горин. — Но помню одного приятеля, отслужившего три года боевым пловцом, — он сделал ударение на цифре «три». — Так вот, этот мой приятель искренне не понимал: как можно всю службу красить заборы и месить цемент, а потом с чистой совестью носить тельняшку. Он и по сей день к морским пехотинцам неравнодушен: как поймает такого, так сразу ему «сливу» к носу привешивает…
Договорить не дал помеченный «якорем» кулак парня, врезавшийся Артему в зубы.
— Мы этих боевых пловцов как щенков топили! — рявкнул дембель, озираясь на своих дружков. — А тебе, падла, если сейчас не сдернешь отсюда, я ноги из жопы вырву! — он замахнулся на Горина еще раз.
— Ну, хорошо, — Артем, к удивлению присутствующих, никак не отреагировал на полученную только что оплеуху. — Тогда поставьте нормальную музыку, а не тот бред, что сейчас играет, — с этими словами он вынул кассету с записями Эльвики и передал парню в тельняшке.
Ее тут же выхватил тот, что был в шортах.
— По-твоему, это музыка? — он потряс кассетой в воздухе. — Да пацаны про жизнь поют, про то, как умирают, чтобы вот такие шлюшки могли здесь на гражданке ноги раздвигать перед козлами вроде тебя! — он швырнул кассету на пол и растоптал ее ногой.
— Зря ты так, — покачал головой Артем. — У этой девочки тоже были свои принципы, и она погибла из-за них. Ну, ничего, у меня дома еще есть ее кассеты, я сейчас принесу… — Он развернулся и начал спускаться по лестнице.
— Учти, мужик! — парень в шортах выскочил на лестничную площадку. — Если ты вернешься, я растопчу и кассету, и твою тупую башку!
— Не, в натуре, земляк! — дембель перегнулся через перила. — Пацаны не шутят, я тебя здесь в следующий раз похороню! — Он был близок к истерике.
— В армии у тебя расшатались нервы, — отозвался снизу Артем. — Иди лучше надень свой черный берет, я скоро вернусь.
Несколько человек заводили вырывающегося парня в тельняшке в квартиру.
— Да не обращай ты внимания на всяких червей, — успокаивали его. — Он побежал штаны сушить. Пойдем лучше водочки хряпнем, там девчонки уже заскучали…
— Да шалавы они все! — разошелся морпех. — Я два года соль глотал… — Его возбужденный голос исчез за дверью квартиры.
Артем вернулся к себе домой, подождал немного, надеясь, что музыка в соседнем доме все-таки затихнет, но этого не произошло. Тогда он взял с полки еще одну кассету «Теряю голову» и направился обратно — туда, где доблестный морской пехотинец, перекрасивший за два года несколько километров заборов и перемешавший десятки тонн цемента, праздновал свое возвращение со службы.
Горин утопил кнопку звонка.
— Диман, тащи этого говнюка сюда! — раздался откуда-то издали голос морского пехотинца, смешавшийся с пьяным женским хохотом.
Дверь открыл парень в шортах.
— Напрасно ты вернулся, земляк, — он уставился на стоящего у распределительного щитка Артема осоловелыми глазами. — Будем тебя сейчас учить…
Горин ухмыльнулся и щелкнул рубильником. Квартира погрузилась во мрак, а вместе с ним пришла долгожданная тишина. Он шагнул вперед, нанес парню сильный удар ногой под коленную чашечку, выхватил у него из руки бутылку пива и разбил ее о его голову. После этого закрыл за собой дверь и провернул замок.
— Диман, что там за херня? — в квартире засуетились и забегали, сшибая в темноте посуду и мебель.
— Это я вернулся, — спокойно ответил Артем. — Нормальную музыку вам принес.
Ответом ему был град матерков и угроз.
— Я этого гандона на куски буду рвать! — орала «морская пехота».
— Включите же, блядь, свет! — раздавался хриплый женский голос.
— Сама ты блядь! — вторил ей «морская пехота».
Как же он утомил Артема своими возгласами!
Горин медленно брел туда, откуда раздавались голоса, попутно нокаутируя парней в спортивных костюмах, тыкающихся в стены, словно слепые щенки. Ему, в отличие от них, не нужен был свет, чтобы чувствовать себя комфортно. Он наносил им профессиональные удары, давным-давно отработанные до автоматизма — военная служба Горина не подразумевала покрасочных и смесительных работ.
Уложив отдыхать еще несколько человек, Артем вошел в комнату, где голосил парень в тельняшке.
— Вспышка слева! — рявкнул Горин и провел правый хук в челюсть морпеха.
Тот попятился назад и рухнул на столик, заставленный бутылками и одноразовыми стаканчиками. Женщины, сидевшие здесь же, взвизгнули. Артем подошел к парню, наклонился, зажал кончик его носа между своими согнутыми указательным и средним пальцами, затем сильно сжал их, превратив на несколько недель нос морского пехотинца в переспевшую сливу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74