У руля комитета в то время стоял жесткий прагматик вроде вас. и постепенно деятельность отдела заглохла.
— Совсем? — поинтересовался Левченко.
Гончарова покачала головой и продолжила:
— Потратив уйму личного и служебного времени, проведенного в промозглых подвалах архива, я обнаружила еще одно упоминание о «тополе», теперь уже это датировалось кануном горбачевской перестройки. Оказывается, он все еще существовал и, судя по скудной информации, выуженной из секретных документов, занимался своими экспериментами незаконно.
— Какого плана эксперименты?
— Детали мне неизвестны, — Ирина пожала плечами. — Я пыталась проследить за дальнейшей историей этого отдела и, похоже, что гласность и ускорение сделали свое дело: вместе с памятником «железному Феликсу» на Лубянке закончилось существование многих подразделений и персон, которые могли бы пролить хоть какой-то свет на дела минувшие.
— Но, судя по всему, что-то все же осталось? — предположил Левченко.
— Вы правы, Александр Эдуардович, — Ирина промокнула губы салфеткой, скомкала ее и бросила в опустевшую кофейную чашку. — К слову, тех архивных документов, откуда я черпала информацию, больше не существует. Видимо, я действовала недостаточно аккуратно, сболтнула где-то лишнего и кого-то вспугнула — вся и без того скупая информация была второпях уничтожена, у меня не оказалось даже ксерокопий…
— Извини, а как же те бумаги, что я видел у тебя в папке? — приподнял бровь Левченко.
— Это попало ко мне в руки недавно, — ответила Гончарова. — Когда я уже почти забыла о «тополе» и махнула на его историю рукой. Документы помог мне достать один очень хороший знакомый, точнее, бывший хороший знакомый…
— Умер?
— Тело не нашли. Официально считается пропавшим. — Ирина мельком взглянула на часы. — Бумаги датированы текущим месяцем и, помимо упоминания о *Тополе-8», содержат в себе отчет кому-то от кого-то о том, что проект «Кархашим» успешно перешел в следующую фазу…
— Точно, Горин именно про «Кархашим» говорил! — вспомнил Левченко.
— Это значит, Александр Эдуардович, что отдел все еще существует, — подытожила Гончарова.
— И снова занимается своими гнусными делишками, — добавил Левченко. — Нет, Горина надо определенно поторопить с возвращением на работу!
— Я напугалась, когда услышала от вас знакомое название, думала, что те, кто так усердно скрывает правду, добрались и до меня. В какой-то мере я рискую, выложив вам все начистоту.
— И что теперь собираешься делать, Ирина? Продолжать свое независимое расследование?
— Не беспокойтесь, Александр Эдуардович, дело Трофейщика у меня осталось на первом плане…
— Дело не в этом, Ира, — Левченко пристально посмотрел в ее глаза. — У нас много всяких дерьмовых неясностей творится в стране. Стоит ли рисковать собственной жизнью ради одной из них? Тем более такой девушке…
— Понимаете, Александр, — она впервые назвала его по имени без отчества. — Очень хочется добиться в этой жизни чего-то помимо расширения зрачков у окружающих мужиков. Мне страшно, признаю, но вместе с тем интересно. По этой причине я и выбрала свою профессию. Обещаю вам, что буду действовать с удвоенной осторожностью. И спасибо за кофе. — Ирина улыбнулась, коснулась его руки, встала из-за стола и направилась к выходу.
Левченко снова поймал себя на мысли, что не может заставить себя прекратить пялиться на едва заметную складку ее короткой юбки. Он хотел было тоже уйти, но, обнаружив в своих штанах невероятное напряжение, залился краской и остался его пережидать, стараясь для этого побыстрее выбросить образ Гончаровой из головы.
Эльвика еще никогда не испытывала такого кайфа! Презентация ее нового альбома «Теряю голову» оказалась воистину роскошной: журналисты из модных журналов, богема, мать ее так, спонсоры всех мастей, надарившие кучу подарков, и уйма прочего разномастного люда, беснующегося в данный момент перед сценой.
Эльвика парила над всеми ними. После приличной дозы, вколотой полчаса назад, ей казалось, что спеть она могла бы и без фонограммы, вживую:
Капают слезы горькие
В лужу на мостовой.
Режу любовь на дольки я
И раздаю по одной…
Ох, какую конфетку она слепила из этих бездарных строчек! Но продюсер, мудак, вживую петь не позволил. Ну и фигня, она все равно выкладывалась на всю катушку, и казалось, что ее голос заглушает тот, что вырывается из мощных усилителей. Эльвира казалась себе сейчас такой одаренной, ее телодвижения были такими сексуальными, и вообще вся она была так божественно прекрасна, что все эти пляшущие человечки должны были с легкостью расстаться со своими жалкими жизнями только за один лишь ее поцелуй. Причем вне зависимости от пола и возраста. Она выдавала такой драйв, что люди, которым не посчастливилось попасть на презентацию, должны были толпиться у входа в ожидании ее щедрых автографов…
Бездарная певица Эльвика и не догадывалась, какая популярность ей уготована на самом деле.
Горин нашел ее гримерку по запаху. Он приник к креслу, в котором Эльвира еще недавно сидела и так удачно вогнала в свою вену шприц, и тщательно обнюхал его, сантиметр за сантиметром, втягивая в себя ее неповторимый аромат, правда, перебиваемый резким запахом парфюмерии. После этого он поднялся на ноги и разделся.
— Ну ёпаш-мать! — неповоротливый охранник был очень удивлен, обнаружив в комнате своей подопечной абсолютно голого мужика с безумным взором.
Охранник, вообще-то, должен был находиться у сцены и отгонять от Эльвики особо рьяных фанатов, но таковых, похоже, еще не родилось, и он спокойно позволил себе немного передохнуть. И вот те на: в апартаменты певицы уже какой-то эксгибиционист просочиться успел. «Эх, черт, теперь наверняка придется искать, куда этот извращенец успел пристроить свою пипиську, и оттирать последствия влажной тряпкой. Ну и работенка!»
— Она, вдобавок ко всему, еще и курить начала, — удрученно произнес голый мужик.
— Что? Я тебя сейчас отучу по моей территории с голой жопой бегать, — охранник вытащил из-за пояса резиновую дубинку и красноречиво согнул ее пополам.
Через мгновение он уже сидел на полу, прислонившись к стене, и внимательно разглядывал две половинки разрезанной дубинки. Когда пройдет шок, разум парня даст осечку, из-за которой его уже больше никогда не возьмут ни в охранники, ни даже в дворники…
Черная исполинская туша выбралась из гримерки, и побрела по пустующему коридору в сторону кулис.
Публика взревела и зааплодировала неожиданному повороту: на сцене помимо уже поднадоевшей всем певицы появился новый персонаж в шикарном сценическом образе. Скорее всего, продюсеры решили обыграть заезженный мотив красавицы и чудовища. Но смотрелось чудовище, следовало признать, очень колоритно. Да что там — оно на хрен затмевало «красавицу»…
Полумрак сцены, освещаемый отблесками цветомузыки, и злоупотребление халявной выпивкой не позволили присутствующим оценить «костюм» Горина по заслугам. Таких безупречных спецэффектов пока не производят даже в Голливуде.
Эльвике, обнаружившей вдруг, что взоры поклонников устремлены мимо нее, пришлось прекратить процесс самовосхищения и обернуться. От неожиданности она даже забыла продолжать открывать рот в такт своему «фанерному» голосу. Кто-то из зала засмеялся, обнаружив такое дело, кто-то подумал, что это такая задумка, а кто-то и вовсе ничего не заметил, подкрепив водочку «веселыми» таблетками.
Эльвира, конечно, испугалась, но вовсе не монстра, медленно бредущего в ее сторону. Ей пришло в голову, что это «глюки», а значит, дело плохо, она становилась самой настоящей наркоманкой, переставшей контролировать свои основные органы чувств. Чудовище было слишком реально, и избавиться от него никак не давалось. И где гарантия, что ей не привиделся весь этот успех, вся эта презентация и новый альбом? Быть может, на самом деле она сейчас стоит в открытом окне и готовится шагнуть в бездну?
Девушка дико закричала, на этот раз действительно заглушив ревущую музыку. Люди в зале замерли, наблюдая за происходящим. Никто еще ничего так и не сообразил. Звукооператор, заметив нештатную ситуацию, выключил фонограмму. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением аппаратуры в колонках.
Черный монстр приблизился к девушке и схватил её одной из лап за волосы. За кулисами сгрудились непонимающе переглядывающиеся охранники. Эльвира зажмурила глаза и напряглась. Если бы в таком своем состоянии Горин мог говорить, он обязательно объяснил бы Эльвире, что она виновата во всем сама. Ее детородная функция оказалась угнетенной запредельными дозами наркотиков. Она не могла быть его половинкой, так пусть она будет половинкой сама по себе…
То, как из второй лапы чудовища выскочил плавник, никто не заметил. Бездыханное тело Эльвиры рухнуло на сцену, повалив стойку с микрофоном, который отвратительно запищал и вызвал ответный рев недовольства у чудовища. В левой лапе оно продолжало удерживать за волосы отсеченную голову, перерезанные голосовые связки которой принадлежали когда-то певице Эльвике.
Черный монстр постоял какое-то время, затем швырнул голову, брызгающую во все стороны кровью, в самую гущу толпы. И в этот момент в зале началась паника. Черный аллигатор полоснул по проводам, погрузив ревущий и визжащий зал в темноту и, расшвыряв охранников, словно цыплят, стремительно бросился прочь. Ни один идиот не рискнул его преследовать.
Опрос свидетелей продолжался всю ночь. К утру от бесконечного мелькания лиц и запаха перегара у и без того не выспавшегося Левченко заболела голова. После того, как судмедэксперты закончили свою работу, останки потерпевшей Эльвиры Барановой были увезены. Как итог ночного выезда, у Александра Эдуардовича появилась целая папка сбивчивых, но практически ничем не отличающихся показаний о том, как в самый разгар веселья появился кто-то в костюме черного дракона (волка, крокодила и тому подобные варианты), оторвал певице голову и швырнул ее в зрителей. Многие из участников событий не смогли дать показания по причине шока. Да их, похоже, в связи с достаточностью фактов, уже можно было и не беспокоить. Обидно было то, что в зале находилось столько всякого рода журналистов и фотографов, но ни один не догадался запечатлеть маскарадного убийцу на пленке. Точнее, им, бесплатно упившимся до поросячьего визга, было попросту не до того. Фотокамеры, правда, у всех на всякий случай временно изъяли.
Сцену начали отмывать от уже загустевшей крови. Левченко поморщился и вышел на улицу. Рассвет ещё только намечался, и на свежем воздухе было относительно прохладно, особенно после удушливой атмосферы ночного клуба. Александр Эдуардович достал сигареты и закурил. Он снова терзался сомнениями по поводу Ирины. Всю сегодняшнюю ночь, как только выпадала свободная минутка, Левченко наблюдал за ней: Гончарова неутомимо порхала от свидетеля к свидетелю и так увлеченно и подробно расспрашивала их о «переодетом драконе», записывала все в записную книжку, а ее глаза при этом светились таким азартом, что все это могло свидетельствовать только об одном: Ира о многом умолчала во время их последней беседы по душам. Она что-то знала и недоговаривала.
Гончарова вернулась в квартиру, которую снимала, когда субботнее утро было уже в самом разгаре. У проснувшихся за стенкой соседей громко орал телевизор, наверху раздавался топот неутомимых детских ног, а из форточки доносился запах подгоревшего омлета. У Ирины, несмотря на бессонную ночь, было приподнятое настроение. Она забросила папку в сейф, который вместо тумбочки стоял у кровати, отключила телефон, разделась, прошла в ванную, отрегулировала напор воды в душе и забралась под его прохладные струи. Она могла бы стоять под ними вечно, или хотя бы до тех пор, пока в связи с очередной плановой аварией не отключат воду во всем доме…
Ира набросила легкий халат и направилась на кухню. Субботу она собиралась провести дома, тем более что предстояло перестирать накопившееся белье и прибраться. День, как обычно, обещал быть жарким. Поэтому она, прежде всего, наполнила водой пакетики для льда и уложила их в морозильник. После этого, нарезав пополам апельсины, надавила из них на комбайне целый кувшин сока. В морозилке где-то еще валялся пакет с замороженными креветками, а в холодильнике засыхал кусок сыра. В общем, о еде на сегодня можно было особо не беспокоиться. Оставалось только покончить поскорее с бытовыми проблемами и вернуться, наконец, к осмыслению накопившихся за последние дни и ночи фактов. Эти факты необходимо было отсортировать, просеять, отбросить лишние и, если повезет, в результате этой кропотливой работы она сделает еще один маленький шажок на пути к открытию тайны, которая не даёт ей покоя вот уже несколько лет — тайны «Топоая-8»…
Несколько последующих недель российский шоу-бизнес трещал от неожиданно обрушившихся на него забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Совсем? — поинтересовался Левченко.
Гончарова покачала головой и продолжила:
— Потратив уйму личного и служебного времени, проведенного в промозглых подвалах архива, я обнаружила еще одно упоминание о «тополе», теперь уже это датировалось кануном горбачевской перестройки. Оказывается, он все еще существовал и, судя по скудной информации, выуженной из секретных документов, занимался своими экспериментами незаконно.
— Какого плана эксперименты?
— Детали мне неизвестны, — Ирина пожала плечами. — Я пыталась проследить за дальнейшей историей этого отдела и, похоже, что гласность и ускорение сделали свое дело: вместе с памятником «железному Феликсу» на Лубянке закончилось существование многих подразделений и персон, которые могли бы пролить хоть какой-то свет на дела минувшие.
— Но, судя по всему, что-то все же осталось? — предположил Левченко.
— Вы правы, Александр Эдуардович, — Ирина промокнула губы салфеткой, скомкала ее и бросила в опустевшую кофейную чашку. — К слову, тех архивных документов, откуда я черпала информацию, больше не существует. Видимо, я действовала недостаточно аккуратно, сболтнула где-то лишнего и кого-то вспугнула — вся и без того скупая информация была второпях уничтожена, у меня не оказалось даже ксерокопий…
— Извини, а как же те бумаги, что я видел у тебя в папке? — приподнял бровь Левченко.
— Это попало ко мне в руки недавно, — ответила Гончарова. — Когда я уже почти забыла о «тополе» и махнула на его историю рукой. Документы помог мне достать один очень хороший знакомый, точнее, бывший хороший знакомый…
— Умер?
— Тело не нашли. Официально считается пропавшим. — Ирина мельком взглянула на часы. — Бумаги датированы текущим месяцем и, помимо упоминания о *Тополе-8», содержат в себе отчет кому-то от кого-то о том, что проект «Кархашим» успешно перешел в следующую фазу…
— Точно, Горин именно про «Кархашим» говорил! — вспомнил Левченко.
— Это значит, Александр Эдуардович, что отдел все еще существует, — подытожила Гончарова.
— И снова занимается своими гнусными делишками, — добавил Левченко. — Нет, Горина надо определенно поторопить с возвращением на работу!
— Я напугалась, когда услышала от вас знакомое название, думала, что те, кто так усердно скрывает правду, добрались и до меня. В какой-то мере я рискую, выложив вам все начистоту.
— И что теперь собираешься делать, Ирина? Продолжать свое независимое расследование?
— Не беспокойтесь, Александр Эдуардович, дело Трофейщика у меня осталось на первом плане…
— Дело не в этом, Ира, — Левченко пристально посмотрел в ее глаза. — У нас много всяких дерьмовых неясностей творится в стране. Стоит ли рисковать собственной жизнью ради одной из них? Тем более такой девушке…
— Понимаете, Александр, — она впервые назвала его по имени без отчества. — Очень хочется добиться в этой жизни чего-то помимо расширения зрачков у окружающих мужиков. Мне страшно, признаю, но вместе с тем интересно. По этой причине я и выбрала свою профессию. Обещаю вам, что буду действовать с удвоенной осторожностью. И спасибо за кофе. — Ирина улыбнулась, коснулась его руки, встала из-за стола и направилась к выходу.
Левченко снова поймал себя на мысли, что не может заставить себя прекратить пялиться на едва заметную складку ее короткой юбки. Он хотел было тоже уйти, но, обнаружив в своих штанах невероятное напряжение, залился краской и остался его пережидать, стараясь для этого побыстрее выбросить образ Гончаровой из головы.
Эльвика еще никогда не испытывала такого кайфа! Презентация ее нового альбома «Теряю голову» оказалась воистину роскошной: журналисты из модных журналов, богема, мать ее так, спонсоры всех мастей, надарившие кучу подарков, и уйма прочего разномастного люда, беснующегося в данный момент перед сценой.
Эльвика парила над всеми ними. После приличной дозы, вколотой полчаса назад, ей казалось, что спеть она могла бы и без фонограммы, вживую:
Капают слезы горькие
В лужу на мостовой.
Режу любовь на дольки я
И раздаю по одной…
Ох, какую конфетку она слепила из этих бездарных строчек! Но продюсер, мудак, вживую петь не позволил. Ну и фигня, она все равно выкладывалась на всю катушку, и казалось, что ее голос заглушает тот, что вырывается из мощных усилителей. Эльвира казалась себе сейчас такой одаренной, ее телодвижения были такими сексуальными, и вообще вся она была так божественно прекрасна, что все эти пляшущие человечки должны были с легкостью расстаться со своими жалкими жизнями только за один лишь ее поцелуй. Причем вне зависимости от пола и возраста. Она выдавала такой драйв, что люди, которым не посчастливилось попасть на презентацию, должны были толпиться у входа в ожидании ее щедрых автографов…
Бездарная певица Эльвика и не догадывалась, какая популярность ей уготована на самом деле.
Горин нашел ее гримерку по запаху. Он приник к креслу, в котором Эльвира еще недавно сидела и так удачно вогнала в свою вену шприц, и тщательно обнюхал его, сантиметр за сантиметром, втягивая в себя ее неповторимый аромат, правда, перебиваемый резким запахом парфюмерии. После этого он поднялся на ноги и разделся.
— Ну ёпаш-мать! — неповоротливый охранник был очень удивлен, обнаружив в комнате своей подопечной абсолютно голого мужика с безумным взором.
Охранник, вообще-то, должен был находиться у сцены и отгонять от Эльвики особо рьяных фанатов, но таковых, похоже, еще не родилось, и он спокойно позволил себе немного передохнуть. И вот те на: в апартаменты певицы уже какой-то эксгибиционист просочиться успел. «Эх, черт, теперь наверняка придется искать, куда этот извращенец успел пристроить свою пипиську, и оттирать последствия влажной тряпкой. Ну и работенка!»
— Она, вдобавок ко всему, еще и курить начала, — удрученно произнес голый мужик.
— Что? Я тебя сейчас отучу по моей территории с голой жопой бегать, — охранник вытащил из-за пояса резиновую дубинку и красноречиво согнул ее пополам.
Через мгновение он уже сидел на полу, прислонившись к стене, и внимательно разглядывал две половинки разрезанной дубинки. Когда пройдет шок, разум парня даст осечку, из-за которой его уже больше никогда не возьмут ни в охранники, ни даже в дворники…
Черная исполинская туша выбралась из гримерки, и побрела по пустующему коридору в сторону кулис.
Публика взревела и зааплодировала неожиданному повороту: на сцене помимо уже поднадоевшей всем певицы появился новый персонаж в шикарном сценическом образе. Скорее всего, продюсеры решили обыграть заезженный мотив красавицы и чудовища. Но смотрелось чудовище, следовало признать, очень колоритно. Да что там — оно на хрен затмевало «красавицу»…
Полумрак сцены, освещаемый отблесками цветомузыки, и злоупотребление халявной выпивкой не позволили присутствующим оценить «костюм» Горина по заслугам. Таких безупречных спецэффектов пока не производят даже в Голливуде.
Эльвике, обнаружившей вдруг, что взоры поклонников устремлены мимо нее, пришлось прекратить процесс самовосхищения и обернуться. От неожиданности она даже забыла продолжать открывать рот в такт своему «фанерному» голосу. Кто-то из зала засмеялся, обнаружив такое дело, кто-то подумал, что это такая задумка, а кто-то и вовсе ничего не заметил, подкрепив водочку «веселыми» таблетками.
Эльвира, конечно, испугалась, но вовсе не монстра, медленно бредущего в ее сторону. Ей пришло в голову, что это «глюки», а значит, дело плохо, она становилась самой настоящей наркоманкой, переставшей контролировать свои основные органы чувств. Чудовище было слишком реально, и избавиться от него никак не давалось. И где гарантия, что ей не привиделся весь этот успех, вся эта презентация и новый альбом? Быть может, на самом деле она сейчас стоит в открытом окне и готовится шагнуть в бездну?
Девушка дико закричала, на этот раз действительно заглушив ревущую музыку. Люди в зале замерли, наблюдая за происходящим. Никто еще ничего так и не сообразил. Звукооператор, заметив нештатную ситуацию, выключил фонограмму. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением аппаратуры в колонках.
Черный монстр приблизился к девушке и схватил её одной из лап за волосы. За кулисами сгрудились непонимающе переглядывающиеся охранники. Эльвира зажмурила глаза и напряглась. Если бы в таком своем состоянии Горин мог говорить, он обязательно объяснил бы Эльвире, что она виновата во всем сама. Ее детородная функция оказалась угнетенной запредельными дозами наркотиков. Она не могла быть его половинкой, так пусть она будет половинкой сама по себе…
То, как из второй лапы чудовища выскочил плавник, никто не заметил. Бездыханное тело Эльвиры рухнуло на сцену, повалив стойку с микрофоном, который отвратительно запищал и вызвал ответный рев недовольства у чудовища. В левой лапе оно продолжало удерживать за волосы отсеченную голову, перерезанные голосовые связки которой принадлежали когда-то певице Эльвике.
Черный монстр постоял какое-то время, затем швырнул голову, брызгающую во все стороны кровью, в самую гущу толпы. И в этот момент в зале началась паника. Черный аллигатор полоснул по проводам, погрузив ревущий и визжащий зал в темноту и, расшвыряв охранников, словно цыплят, стремительно бросился прочь. Ни один идиот не рискнул его преследовать.
Опрос свидетелей продолжался всю ночь. К утру от бесконечного мелькания лиц и запаха перегара у и без того не выспавшегося Левченко заболела голова. После того, как судмедэксперты закончили свою работу, останки потерпевшей Эльвиры Барановой были увезены. Как итог ночного выезда, у Александра Эдуардовича появилась целая папка сбивчивых, но практически ничем не отличающихся показаний о том, как в самый разгар веселья появился кто-то в костюме черного дракона (волка, крокодила и тому подобные варианты), оторвал певице голову и швырнул ее в зрителей. Многие из участников событий не смогли дать показания по причине шока. Да их, похоже, в связи с достаточностью фактов, уже можно было и не беспокоить. Обидно было то, что в зале находилось столько всякого рода журналистов и фотографов, но ни один не догадался запечатлеть маскарадного убийцу на пленке. Точнее, им, бесплатно упившимся до поросячьего визга, было попросту не до того. Фотокамеры, правда, у всех на всякий случай временно изъяли.
Сцену начали отмывать от уже загустевшей крови. Левченко поморщился и вышел на улицу. Рассвет ещё только намечался, и на свежем воздухе было относительно прохладно, особенно после удушливой атмосферы ночного клуба. Александр Эдуардович достал сигареты и закурил. Он снова терзался сомнениями по поводу Ирины. Всю сегодняшнюю ночь, как только выпадала свободная минутка, Левченко наблюдал за ней: Гончарова неутомимо порхала от свидетеля к свидетелю и так увлеченно и подробно расспрашивала их о «переодетом драконе», записывала все в записную книжку, а ее глаза при этом светились таким азартом, что все это могло свидетельствовать только об одном: Ира о многом умолчала во время их последней беседы по душам. Она что-то знала и недоговаривала.
Гончарова вернулась в квартиру, которую снимала, когда субботнее утро было уже в самом разгаре. У проснувшихся за стенкой соседей громко орал телевизор, наверху раздавался топот неутомимых детских ног, а из форточки доносился запах подгоревшего омлета. У Ирины, несмотря на бессонную ночь, было приподнятое настроение. Она забросила папку в сейф, который вместо тумбочки стоял у кровати, отключила телефон, разделась, прошла в ванную, отрегулировала напор воды в душе и забралась под его прохладные струи. Она могла бы стоять под ними вечно, или хотя бы до тех пор, пока в связи с очередной плановой аварией не отключат воду во всем доме…
Ира набросила легкий халат и направилась на кухню. Субботу она собиралась провести дома, тем более что предстояло перестирать накопившееся белье и прибраться. День, как обычно, обещал быть жарким. Поэтому она, прежде всего, наполнила водой пакетики для льда и уложила их в морозильник. После этого, нарезав пополам апельсины, надавила из них на комбайне целый кувшин сока. В морозилке где-то еще валялся пакет с замороженными креветками, а в холодильнике засыхал кусок сыра. В общем, о еде на сегодня можно было особо не беспокоиться. Оставалось только покончить поскорее с бытовыми проблемами и вернуться, наконец, к осмыслению накопившихся за последние дни и ночи фактов. Эти факты необходимо было отсортировать, просеять, отбросить лишние и, если повезет, в результате этой кропотливой работы она сделает еще один маленький шажок на пути к открытию тайны, которая не даёт ей покоя вот уже несколько лет — тайны «Топоая-8»…
Несколько последующих недель российский шоу-бизнес трещал от неожиданно обрушившихся на него забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74