Шукри вел машину, Бутрос сидел рядом с ним, Айше — на заднем сиденье. Усталые люди с ружьями окружили в темноте машину. В нескольких ярдах перед ними молча стояли мужчина и женщина, которым приказали выйти из их автомобиля на холод. Шукри опустил стекло и достал из кармана зеленую карточку, которая произвела моментальный эффект. Главный мухтасиб кивнул и махнул, чтобы они проезжали.
Когда они доехали до Бур-Сайд, в третий раз за день отключили электричество. Светились только фары машин и автобусов, мчащихся по ночному городу.
Проезжая по площади Ахмад Махир, они заметили длинную процессию, направляющуюся на юг. Люди несли свечи — высокие, как пики, белые свечи, оплывающие воском. Они были одеты в длинные черные платья, доходящие до земли, а на головах у них были повязаны широкие белые ленты с лозунгами, написанными красными чернилами.
Айше догадывалась, куда они направляются.
— Почему они не остановятся? — воскликнула она. — Ведь это разрушение абсолютно бессмысленно!
— Только не для них, — отозвался Шукри. — Они разрушили пирамиды, чтобы воздвигнуть стену. Работу в Гизе они закончили и теперь направляются доделывать ее в Дахшуре и Саккаре.
— Я видела их за работой. Но все равно не понимаю. Они говорят, что стена должна задержать врагов ислама. Но невозможно отгородиться стеной от внешнего мира.
Шукри покачал головой.
— Они не от мира пытаются отгородиться, а он ветра, который несет чуму в Египет. Если они построят достаточно высокую стену, то спасутся.
— Мы что, все сошли с ума?
Шукри не ответил. Он крепко сжал губы и молча вел машину, глядя сквозь ветровое стекло на освещенную фарами дорогу.
Они остановились за пару кварталов от магазина Рифата. Шукри заглушил двигатель, но не спешил выйти из машины. Он долго сидел вперясь взглядом в ночь. Наконец он произнес ровным голосом, тщательно выбирая слова.
— Тебя ищут, — сказал он. — Человек, которого зовут эль-Хуланди, голландец, обращенный в ислам и переехавший в Египет несколько лет назад. Не думаю, чтобы ты о нем знала.
Айше покачала головой, ничего не сказав.
— Но он о тебе знает. Он приходил ко мне недели три назад и расспрашивал про тебя: где тебя можно найти, кто может быть с тобой. Конечно, он знает, что ты моя племянница, — это все знают.
— Что ты ему сказал?
— Ничего. Я сказал, что не видел тебя много лет. Затем приказал ему убираться. — Он замолчал и внимательно посмотрел на Айше. — Потом я позвонил по телефону и послал людей на твою квартиру.
— Зачем? — Айше чувствовала в голосе дяди нервозность, колебание, свидетельствующие, что он чего-то недоговаривает.
— Дядя, пожалуйста, скажи, зачем ты это сделал?
Шукри обернулся, и вдруг она вспомнила, как сидела у него на коленях во время Ид-эль-Кабира в сезон засухи. На голове она тогда носила шелковую косынку цвета свежей травы. У нее как раз был ее первый период. В отличие от нескольких своих подруг она была избавлена от мучений обрезания. Даже сейчас она помнила их испуганные лица и, как ни странно, зависть к ним. «Женщина — не женщина, — говорили ей, — пока она не обрезана». Многие месяцы потом ей снилась кровь.
— Потому что он опасен, — сказал Ахмад. — Он убийца. Холодный, нервный человек, всегда рыскающий по улицам. Он может разорвать тебя надвое голыми руками. Я хотел... защитить тебя.
— Ты не мог арестовать его? Этого голландца. Ведь если ты знал, что он...
— Айше, ты не понимаешь.
— Что я не понимаю?
— Я не могу его арестовать. Он неприкосновенная личность. У него есть высокопоставленные друзья. Очень высокопоставленные. — Он сделал паузу. — Его настоящее имя Ян ван дер Веен. Он родился в Лейдене, где изучал арабский в университете. Пятнадцать лет назад он приехал в Каир, чтобы изучать исламскую юриспруденцию в Эль-Азхаре. Говорят, что он самый блестящий мыслитель в этой области со времен Ибн-Таймийи.
— Почему он интересуется мной?
— Он имеет связи со многими экстремистскими организациями.
— Но ведь он наверняка... — Она не могла подобрать слова.
— Интеллигентный человек? — Шукри покачал головой. — Только внешне. Понимаешь, он — наше завоевание, наша победа. Христианин, ставший не просто мусульманином, а вдобавок исламским юристом. Некоторые возмущаются, но другие считают это ударом по Западу. Мы не можем сражаться с Западом на их условиях — самолетами, танками или пушками. Но мы можем завоевывать души, одну за другой, сперва осторожно, затем решительно, когда это начнет наносить противнику урон.
Поэтому эль-Хуланди имеет немалую ценность. Но и цену приходится платить немалую. Он связан с людьми, которых мы пытаемся разыскать годами, людьми, по сравнению с которыми Исламский Джихад — сущие дети. Мухтасибы хотят добраться до них не меньше, чем мы.
— Но это все равно не объясняет, что ему нужно от меня.
— Я не думаю, что ему нужна именно ты. Ты представляешь угрозу для некоторых людей, но не такую, чтобы заинтересовать подобного человека. Я думаю, что им нужен Майкл и они хотят воспользоваться тобой как средством, чтобы выйти на него.
Шукри замолчал.
— Я хотел тебе рассказать об этом, — добавил он, — чтобы ты могла понять.
— Понять?
— Что если ты найдешь Майкла, вы оба окажетесь в величайшей опасности.
Он открыл дверцу и вылез из машины.
Глава 46
Магазин Рифата был заперт. Витрину закрывала опущенная металлическая штора, на двери висел замок, и никаких признаков жизни. В доме напротив светились окна во втором и третьем этажах, но все первые этажи были неосвещены.
— Его квартира наверху, — произнес Шукри с тревогой в голосе. Айше заметила, что он часто оглядывается, — кажется, не в силу привычки, а от страха. — Он живет с матерью и своими книгами. Мать ходит по магазинам и готовит еду, он сидит дома и составляет каталоги.
— По-моему, в доме никого нет, — заметил Бутрос.
— Возможно, — задумчиво отозвался Шукри. Он осторожно бросил взгляд вдоль улицы. Где-то неподалеку в тревожной ночной темноте раздавались голоса наемных плакальщиков. Завыла собака. Шукри достал из кармана связку ключей. Звеня ими в темноте, он выбрал один ключ и попытался открыть замок. Ключ не подошел. Он попробовал другой.
— Скажете, если кто-нибудь появится, — прошептал он. — Мухтасибам приказано убивать грабителей на месте.
— Но никто же не будет грабить книжный магазин, — возразил Бутрос.
— Кто знает? — прошептал Шукри, пробуя третий ключ. — Кроме этого ничего не осталось. Может быть, кому-нибудь захочется украсть перед смертью немного мудрости.
Следующий ключ плавно повернулся в замке. Дужка замка отскочила, и Шукри аккуратно вытащил ее из петли.
Дверь бесшумно отворилась. Айше достала фонарик и зажгла его, когда все они вошли в дом, крепко закрыв за собой дверь.
Вокруг себя они видели пустые полки. Луч фонарика бегал по стенам. Высоко под потолком он вдруг выхватил из темноты одинокий забытый том, золотые буквы на корешке книги сверкнули на мгновение, прежде чем луч прошел дальше. Айше осветила пол. Повсюду горами громоздились разорванные книги. Страницы были вырваны из переплетов и брошены на пол. Валялись и пустые переплеты.
Айше нагнулась и подобрала первую попавшуюся страницу. Это оказался обрывок из «Таук эль-Хамамы» Ибн-Хазма, писателя одиннадцатого века. Ей на глаза попался абзац в середине страницы: «Жизнь не обещает мне радости, и мне остается только повесить голову, чувствуя полнейшее отчаяние с тех пор, как я впервые отведал горький вкус разлуки с теми, кого я люблю. Меня постоянно посещают мучения, боль печали не оставляет меня ни на мгновение».
Страница выскользнула из ее пальцев и упала на пол. Иногда ей казалось, что она так и умрет, ни разу не увидев лица Майкла, никогда не прикоснувшись к нему, лишенная возможности хотя бы помахать ему издалека на прощанье. Она умрет, сгорбившись в темной, жалкой комнате, в день, похожий на все другие, всеми забытая, без любви, только с воспоминаниями, разбросанными как мусор на грязном полу.
Шукри коснулся ее плеча.
— Он может быть внутри, — сказал он. — Япойду первым.
В задней стене магазина была дверь — грубая дверь, давно нуждающаяся в покраске. К ней был прикреплен клочок бумаги: «Квартира. Не входить». Буквы потускнели, бумага пожелтела и загнулась на краях. Шукри повернул ручку и распахнул дверь.
Сперва он не увидел ничего, кроме штабелей книг, поднимающихся почти до потолка. Затем он заметил, что откуда-то изнутри проникает свет. Аккуратно ступая, он пробрался мимо шатающихся штабелей. Его ноздри щекотал запах бумаги и кожи. И другой запах, гораздо менее приятный.
Рифат соорудил себе крепость из книг. Он сидел на полу в свете маленькой свечи, догоревшей почти до конца. На его коленях лежала большая книга, из которой он молча выдирал страницы. Вокруг него громоздились горы рваной бумаги, закапанные свечным воском. Бумагу покрывали ярко-красные капли крови. В одном углу красовалась лужа блевотины. Книготорговец поднял глаза на Шукри, стоявшего над ним. Он выглядел очень больным.
Сперва его взгляд оставался тупым — он не узнавал пришельца, — но лишенным страха. Рифат стал невосприимчив к страху. Или так полон им, что в его душе не осталось места для новых страхов. Его налитые кровью глаза запали, небритые бескровные щеки ввалились. Редкие волосы на голове слиплись от пота. На шее у него было большое малиновое пятно.
Но затем он узнал Шукри, и в то же мгновение на него напал кашель. Гости беспомощно наблюдали, как он, задыхаясь, бьется в судорогах, изо всех сил пытаясь вдохнуть хоть капельку воздуха. Прошло много времени, прежде чем приступ отпустил его. Откашлявшись, Рифат наклонился набок, опираясь о пол дрожащей рукой, и выплюнул на пол большой сгусток крови. Некоторое время он сидел, стараясь отдышаться, и его взгляд перебегал с одного гостя на другого, как будто он думал, что попал в ловушку, и искал выход.
— Касим, — сказал Шукри, нагнувшись к нему. — Сколько времени ты в таком состоянии?
Книготорговец поднял глаза. Его подбородок был в крови. Взгляд снова стал тупым, он опять никого не узнавал.
— В таком состоянии? Всегда. Всю свою жизнь, — падали из его рта невнятные слова.
— Давно ты болен?
— Не болен... Просто устал. Мне нужно... спать. Но я боюсь... снов. И книг... Нужно спрятать столько книг. Они не должны их здесь найти.
Его руки машинально схватили книгу, лежащую на коленях, и стали вырывать из нее страницы. Шукри разглядел, что это «Диван» эль-Мутанабби. По всему полу валялись листы, испачканные кровью и мокротой. Шукри пристальнее взглянул на Рифата. Он не был врачом, но понял, что жить книготорговцу осталось недолго. Если он болен легочной чумой, то, значит, крайне заразен.
— Я приведу врача, — сказал Шукри. — Врача всегда можно найти. Может быть, еще не поздно.
— Поздно, — откликнулся Рифат, внезапно закрыв глаза, и его рот исказился от боли. Шукри протянул руку и прикоснулся к щеке Рифата. Несмотря на бледность, кожа была сухой и горячей на ощупь. Судя по всему, книготорговец заболел не более суток назад. Насколько знал Шукри, инкубационный период продолжался около шести дней. После этого люди таяли как свечи. Одновременно существовало несколько разновидностей вируса, и бубонная инфекция быстро переходила в легочную. В крайнем случае Рифату оставалось жить день-другой. Подумав об этом, Шукри вспомнил, что книготорговец всегда боялся умереть от СПИДа.
— Касим, — сказал он. — Мы ищем Майкла Ханта. Он был здесь? Он пробовал включать радио?
Рифат тупо посмотрел на него, взял томик современной поэзии, «Аврак эль-Зейтун» Махмуда Дарвиша, раскрыл его, переломив корешок, разорвал надвое и каждую половину разорвал еще раз. Шукри наклонился и осторожно отобрал у него страницы, бросив их на пол:
— Касим, нам нужно знать. Мы должны найти Майкла. Ты понимаешь?
В глазах Рифата снова засветилось понимание. По его щекам покатились слезы.
— Майкл, — пробормотал он. — Майкл был здесь.
— Когда? Когда он был здесь? — Айше с живостью бросилась к Рифату, но Шукри не пустил ее. Рифат не заметил ее, остановив взгляд на Шукри. Он схватил его за рукав и подтащил к себе — так близко, что вонь от его тела стала почти невыносимой.
— Сегодня днем, — сказал он и замолчал. — А может, вчера... Я... я не знаю, не помню... Я... — Он впадал в панику, испуганный, что теряет контроль за ходом времени.
— Все в порядке, — пробормотал Шукри утешающим голосом. — Не беспокойся. Ты вспомнишь. Постарайся припомнить, что он делал, когда пришел. Он включал радио? Это поможет тебе вспомнить, когда он приходил.
Рифат беспокойно зашевелился, все еще на грани паники.
— Радио? Нет, не радио. Здесь нет радио.
— Касим, слушай, тебе не нужно меня бояться. Я Ахмад Шукри, твой друг. Я знаю про радио. Именно я привел Майкла к тебе. Разве ты не помнишь?
Рифат бросил взгляд кругом себя, на шатающиеся штабели книг, на свечу, догоревшую почти до конца.
— Нет, не помню, — произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Когда они доехали до Бур-Сайд, в третий раз за день отключили электричество. Светились только фары машин и автобусов, мчащихся по ночному городу.
Проезжая по площади Ахмад Махир, они заметили длинную процессию, направляющуюся на юг. Люди несли свечи — высокие, как пики, белые свечи, оплывающие воском. Они были одеты в длинные черные платья, доходящие до земли, а на головах у них были повязаны широкие белые ленты с лозунгами, написанными красными чернилами.
Айше догадывалась, куда они направляются.
— Почему они не остановятся? — воскликнула она. — Ведь это разрушение абсолютно бессмысленно!
— Только не для них, — отозвался Шукри. — Они разрушили пирамиды, чтобы воздвигнуть стену. Работу в Гизе они закончили и теперь направляются доделывать ее в Дахшуре и Саккаре.
— Я видела их за работой. Но все равно не понимаю. Они говорят, что стена должна задержать врагов ислама. Но невозможно отгородиться стеной от внешнего мира.
Шукри покачал головой.
— Они не от мира пытаются отгородиться, а он ветра, который несет чуму в Египет. Если они построят достаточно высокую стену, то спасутся.
— Мы что, все сошли с ума?
Шукри не ответил. Он крепко сжал губы и молча вел машину, глядя сквозь ветровое стекло на освещенную фарами дорогу.
Они остановились за пару кварталов от магазина Рифата. Шукри заглушил двигатель, но не спешил выйти из машины. Он долго сидел вперясь взглядом в ночь. Наконец он произнес ровным голосом, тщательно выбирая слова.
— Тебя ищут, — сказал он. — Человек, которого зовут эль-Хуланди, голландец, обращенный в ислам и переехавший в Египет несколько лет назад. Не думаю, чтобы ты о нем знала.
Айше покачала головой, ничего не сказав.
— Но он о тебе знает. Он приходил ко мне недели три назад и расспрашивал про тебя: где тебя можно найти, кто может быть с тобой. Конечно, он знает, что ты моя племянница, — это все знают.
— Что ты ему сказал?
— Ничего. Я сказал, что не видел тебя много лет. Затем приказал ему убираться. — Он замолчал и внимательно посмотрел на Айше. — Потом я позвонил по телефону и послал людей на твою квартиру.
— Зачем? — Айше чувствовала в голосе дяди нервозность, колебание, свидетельствующие, что он чего-то недоговаривает.
— Дядя, пожалуйста, скажи, зачем ты это сделал?
Шукри обернулся, и вдруг она вспомнила, как сидела у него на коленях во время Ид-эль-Кабира в сезон засухи. На голове она тогда носила шелковую косынку цвета свежей травы. У нее как раз был ее первый период. В отличие от нескольких своих подруг она была избавлена от мучений обрезания. Даже сейчас она помнила их испуганные лица и, как ни странно, зависть к ним. «Женщина — не женщина, — говорили ей, — пока она не обрезана». Многие месяцы потом ей снилась кровь.
— Потому что он опасен, — сказал Ахмад. — Он убийца. Холодный, нервный человек, всегда рыскающий по улицам. Он может разорвать тебя надвое голыми руками. Я хотел... защитить тебя.
— Ты не мог арестовать его? Этого голландца. Ведь если ты знал, что он...
— Айше, ты не понимаешь.
— Что я не понимаю?
— Я не могу его арестовать. Он неприкосновенная личность. У него есть высокопоставленные друзья. Очень высокопоставленные. — Он сделал паузу. — Его настоящее имя Ян ван дер Веен. Он родился в Лейдене, где изучал арабский в университете. Пятнадцать лет назад он приехал в Каир, чтобы изучать исламскую юриспруденцию в Эль-Азхаре. Говорят, что он самый блестящий мыслитель в этой области со времен Ибн-Таймийи.
— Почему он интересуется мной?
— Он имеет связи со многими экстремистскими организациями.
— Но ведь он наверняка... — Она не могла подобрать слова.
— Интеллигентный человек? — Шукри покачал головой. — Только внешне. Понимаешь, он — наше завоевание, наша победа. Христианин, ставший не просто мусульманином, а вдобавок исламским юристом. Некоторые возмущаются, но другие считают это ударом по Западу. Мы не можем сражаться с Западом на их условиях — самолетами, танками или пушками. Но мы можем завоевывать души, одну за другой, сперва осторожно, затем решительно, когда это начнет наносить противнику урон.
Поэтому эль-Хуланди имеет немалую ценность. Но и цену приходится платить немалую. Он связан с людьми, которых мы пытаемся разыскать годами, людьми, по сравнению с которыми Исламский Джихад — сущие дети. Мухтасибы хотят добраться до них не меньше, чем мы.
— Но это все равно не объясняет, что ему нужно от меня.
— Я не думаю, что ему нужна именно ты. Ты представляешь угрозу для некоторых людей, но не такую, чтобы заинтересовать подобного человека. Я думаю, что им нужен Майкл и они хотят воспользоваться тобой как средством, чтобы выйти на него.
Шукри замолчал.
— Я хотел тебе рассказать об этом, — добавил он, — чтобы ты могла понять.
— Понять?
— Что если ты найдешь Майкла, вы оба окажетесь в величайшей опасности.
Он открыл дверцу и вылез из машины.
Глава 46
Магазин Рифата был заперт. Витрину закрывала опущенная металлическая штора, на двери висел замок, и никаких признаков жизни. В доме напротив светились окна во втором и третьем этажах, но все первые этажи были неосвещены.
— Его квартира наверху, — произнес Шукри с тревогой в голосе. Айше заметила, что он часто оглядывается, — кажется, не в силу привычки, а от страха. — Он живет с матерью и своими книгами. Мать ходит по магазинам и готовит еду, он сидит дома и составляет каталоги.
— По-моему, в доме никого нет, — заметил Бутрос.
— Возможно, — задумчиво отозвался Шукри. Он осторожно бросил взгляд вдоль улицы. Где-то неподалеку в тревожной ночной темноте раздавались голоса наемных плакальщиков. Завыла собака. Шукри достал из кармана связку ключей. Звеня ими в темноте, он выбрал один ключ и попытался открыть замок. Ключ не подошел. Он попробовал другой.
— Скажете, если кто-нибудь появится, — прошептал он. — Мухтасибам приказано убивать грабителей на месте.
— Но никто же не будет грабить книжный магазин, — возразил Бутрос.
— Кто знает? — прошептал Шукри, пробуя третий ключ. — Кроме этого ничего не осталось. Может быть, кому-нибудь захочется украсть перед смертью немного мудрости.
Следующий ключ плавно повернулся в замке. Дужка замка отскочила, и Шукри аккуратно вытащил ее из петли.
Дверь бесшумно отворилась. Айше достала фонарик и зажгла его, когда все они вошли в дом, крепко закрыв за собой дверь.
Вокруг себя они видели пустые полки. Луч фонарика бегал по стенам. Высоко под потолком он вдруг выхватил из темноты одинокий забытый том, золотые буквы на корешке книги сверкнули на мгновение, прежде чем луч прошел дальше. Айше осветила пол. Повсюду горами громоздились разорванные книги. Страницы были вырваны из переплетов и брошены на пол. Валялись и пустые переплеты.
Айше нагнулась и подобрала первую попавшуюся страницу. Это оказался обрывок из «Таук эль-Хамамы» Ибн-Хазма, писателя одиннадцатого века. Ей на глаза попался абзац в середине страницы: «Жизнь не обещает мне радости, и мне остается только повесить голову, чувствуя полнейшее отчаяние с тех пор, как я впервые отведал горький вкус разлуки с теми, кого я люблю. Меня постоянно посещают мучения, боль печали не оставляет меня ни на мгновение».
Страница выскользнула из ее пальцев и упала на пол. Иногда ей казалось, что она так и умрет, ни разу не увидев лица Майкла, никогда не прикоснувшись к нему, лишенная возможности хотя бы помахать ему издалека на прощанье. Она умрет, сгорбившись в темной, жалкой комнате, в день, похожий на все другие, всеми забытая, без любви, только с воспоминаниями, разбросанными как мусор на грязном полу.
Шукри коснулся ее плеча.
— Он может быть внутри, — сказал он. — Япойду первым.
В задней стене магазина была дверь — грубая дверь, давно нуждающаяся в покраске. К ней был прикреплен клочок бумаги: «Квартира. Не входить». Буквы потускнели, бумага пожелтела и загнулась на краях. Шукри повернул ручку и распахнул дверь.
Сперва он не увидел ничего, кроме штабелей книг, поднимающихся почти до потолка. Затем он заметил, что откуда-то изнутри проникает свет. Аккуратно ступая, он пробрался мимо шатающихся штабелей. Его ноздри щекотал запах бумаги и кожи. И другой запах, гораздо менее приятный.
Рифат соорудил себе крепость из книг. Он сидел на полу в свете маленькой свечи, догоревшей почти до конца. На его коленях лежала большая книга, из которой он молча выдирал страницы. Вокруг него громоздились горы рваной бумаги, закапанные свечным воском. Бумагу покрывали ярко-красные капли крови. В одном углу красовалась лужа блевотины. Книготорговец поднял глаза на Шукри, стоявшего над ним. Он выглядел очень больным.
Сперва его взгляд оставался тупым — он не узнавал пришельца, — но лишенным страха. Рифат стал невосприимчив к страху. Или так полон им, что в его душе не осталось места для новых страхов. Его налитые кровью глаза запали, небритые бескровные щеки ввалились. Редкие волосы на голове слиплись от пота. На шее у него было большое малиновое пятно.
Но затем он узнал Шукри, и в то же мгновение на него напал кашель. Гости беспомощно наблюдали, как он, задыхаясь, бьется в судорогах, изо всех сил пытаясь вдохнуть хоть капельку воздуха. Прошло много времени, прежде чем приступ отпустил его. Откашлявшись, Рифат наклонился набок, опираясь о пол дрожащей рукой, и выплюнул на пол большой сгусток крови. Некоторое время он сидел, стараясь отдышаться, и его взгляд перебегал с одного гостя на другого, как будто он думал, что попал в ловушку, и искал выход.
— Касим, — сказал Шукри, нагнувшись к нему. — Сколько времени ты в таком состоянии?
Книготорговец поднял глаза. Его подбородок был в крови. Взгляд снова стал тупым, он опять никого не узнавал.
— В таком состоянии? Всегда. Всю свою жизнь, — падали из его рта невнятные слова.
— Давно ты болен?
— Не болен... Просто устал. Мне нужно... спать. Но я боюсь... снов. И книг... Нужно спрятать столько книг. Они не должны их здесь найти.
Его руки машинально схватили книгу, лежащую на коленях, и стали вырывать из нее страницы. Шукри разглядел, что это «Диван» эль-Мутанабби. По всему полу валялись листы, испачканные кровью и мокротой. Шукри пристальнее взглянул на Рифата. Он не был врачом, но понял, что жить книготорговцу осталось недолго. Если он болен легочной чумой, то, значит, крайне заразен.
— Я приведу врача, — сказал Шукри. — Врача всегда можно найти. Может быть, еще не поздно.
— Поздно, — откликнулся Рифат, внезапно закрыв глаза, и его рот исказился от боли. Шукри протянул руку и прикоснулся к щеке Рифата. Несмотря на бледность, кожа была сухой и горячей на ощупь. Судя по всему, книготорговец заболел не более суток назад. Насколько знал Шукри, инкубационный период продолжался около шести дней. После этого люди таяли как свечи. Одновременно существовало несколько разновидностей вируса, и бубонная инфекция быстро переходила в легочную. В крайнем случае Рифату оставалось жить день-другой. Подумав об этом, Шукри вспомнил, что книготорговец всегда боялся умереть от СПИДа.
— Касим, — сказал он. — Мы ищем Майкла Ханта. Он был здесь? Он пробовал включать радио?
Рифат тупо посмотрел на него, взял томик современной поэзии, «Аврак эль-Зейтун» Махмуда Дарвиша, раскрыл его, переломив корешок, разорвал надвое и каждую половину разорвал еще раз. Шукри наклонился и осторожно отобрал у него страницы, бросив их на пол:
— Касим, нам нужно знать. Мы должны найти Майкла. Ты понимаешь?
В глазах Рифата снова засветилось понимание. По его щекам покатились слезы.
— Майкл, — пробормотал он. — Майкл был здесь.
— Когда? Когда он был здесь? — Айше с живостью бросилась к Рифату, но Шукри не пустил ее. Рифат не заметил ее, остановив взгляд на Шукри. Он схватил его за рукав и подтащил к себе — так близко, что вонь от его тела стала почти невыносимой.
— Сегодня днем, — сказал он и замолчал. — А может, вчера... Я... я не знаю, не помню... Я... — Он впадал в панику, испуганный, что теряет контроль за ходом времени.
— Все в порядке, — пробормотал Шукри утешающим голосом. — Не беспокойся. Ты вспомнишь. Постарайся припомнить, что он делал, когда пришел. Он включал радио? Это поможет тебе вспомнить, когда он приходил.
Рифат беспокойно зашевелился, все еще на грани паники.
— Радио? Нет, не радио. Здесь нет радио.
— Касим, слушай, тебе не нужно меня бояться. Я Ахмад Шукри, твой друг. Я знаю про радио. Именно я привел Майкла к тебе. Разве ты не помнишь?
Рифат бросил взгляд кругом себя, на шатающиеся штабели книг, на свечу, догоревшую почти до конца.
— Нет, не помню, — произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59