И мы понятия не имели, что вся их работа пошла прахом. Лумис не хотел, чтобы израильтяне об этом пронюхали. Израильтяне! В это ты тоже можешь поверить?
— Вполне могу. Ты сам до самого недавнего времени посылал в Воксхолл ложные отчеты. Однако дело не в этом. Мне нужно точно знать, в каком положении мы оказались. Если бы люди в Центре знали свое дело, они бы убрали тебя отсюда и в течение суток нашли бы на Пикадилли толковых парней.
Ронни состроил болезненную гримасу:
— Майкл, ну зачем так грубо? В любом случае, вряд ли это случится. Меня оставят здесь.
— Не думаю. Том отзовет тебя, пока у тебя окончательно ум не зашел за разум.
— Майкл, Центр не может себе позволить отозвать меня. У них больше никого нет, не считая Шукри и Рифата, — а судя по всему, ни от того, ни от другого сейчас не дождешься особой пользы.
— Ты забываешь, что я снова работаю на Тома.
— Но он не может сказать об этом ни одной душе. Забудь об этом, Майкл. До тех пор, пока начальство заинтересовано, я остаюсь здесь. У меня все еще хорошая ширма. Если бы стало известно о моей настоящей работе, меня бы устранили тогда же, когда уничтожили мою сеть.
— Я бы на твоем месте не был так уверен, Ронни. У них могли быть причины не трогать тебя. А после переворота могут появиться причины довести дело до конца.
— Так или иначе, полагаю, что еще неделю или две я в безопасности. Тебе не кажется?
— Ты еще не связался с Лондоном?
Перроне покачал головой:
— Майкл, мальчик, это пустая трата времени. Все только начинается. Никаких гарантий, что у путчистов что-то выйдет.
— Насколько я слышал, выходит, и очень здорово.
— Возможно. Но мне нужно какое-нибудь подтверждение, прежде чем посылать что-то в Лондон. Я жду, что Шукри выйдет на связь. Он отличный работник. Первоклассный источник информации. Еще ни один кусочек пирога от Ахмада не проходил мимо моего рта.
— Я бы на твоем месте не трогал его.
— Не трогал его? Ахмада? Ради Бога, почему? Уж конечно не из-за женщины?
— Да, именно из-за женщины. Как раз из-за нее.
— Майкл, Ахмад, как выразился бы мой бывший друг мистер Лумис, «мой главный человек». В сущности, он чуть ли не единственный мой человек. После Ахмада мне остается обращаться только к уличным торговцам и малолетним шлюхам. Там нет ничего серьезного, могу тебя заверить. Я обещаю тебе, что не позволю ее скомпрометировать. Том дал мне на этот счет ясные инструкции. — Он сделал паузу. — Между прочим, как там она? Ты выяснял?
— Она была со мной всю ночь.
— Я на это и надеялся. Теперь ей, конечно, придется спрятаться.
— Она не собирается прятаться. Ты не единственный сумасшедший в городе.
Перроне тускло улыбнулся:
— Мой дорогой, я не предложил тебе закурить! Высший сорт. Получил прямо из Марракеша на прошлой неделе.
— Нет, Ронни, спасибо. Мне нужно сохранить ясную голову.
— Лучше способа не найти.
— Я серьезно.
— Ну ладно, скажу Абди, чтобы он принес тебе кофе.
— Нет, Ронни, подожди минутку. Между прочим, я на твоем месте хорошенько бы приглядывал за малюткой Абди.
— Дорогой, поверь мне, я всегда за ними приглядываю. Не надо меня учить.
— Тем не менее за Абди нужно особо присматривать. Если это выплывет наружу, ты окажешься в крайне уязвимом положении. Хотя бы для шантажа. Таких, как ты, будут вешать.
— Разве это новость, Майкл? Так было всегда. Ты думаешь, меня раньше никогда не шантажировали, никогда не подкупали разных мелких гнусных мальчишек, которых мой бумажник интересовал не меньше моего члена? Ты удивишься, узнав, как легко от них отделаться. Ты слишком мрачно смотришь на вещи. На самом деле им остается только блефовать. Им необходимо лично подтвердить обвинение, а кто пойдет на такое?
— Все равно, Ронни, будь осторожен. Не рискуй. Мне не нравится взгляд юного Абди. Теперь все изменилось. Достаточно анонимного доноса. Не давай ему повода предать тебя.
— В самом деле, дорогой?
— Да, Ронни, в самом деле. Будь осторожен, ладно?
Ронни кивнул:
— Майкл, давай на минутку забудем про мои личные причуды и вернемся к более важным делам. Ты не очень далеко продвинулся в своем расследовании деятельности эль-Куртуби, верно?
Майкл покачал головой:
— Ронни, я никогда не видел, чтобы люди так быстро умолкали. Никто никогда не слышал о нем, хотя ясно, что слышали, и не раз. Все следы, по которым я шел — здесь, в Александрии и в Танте, — тоже никуда не привели.
— Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты вернулся в Александрию, если можешь это устроить. Желательно сегодня или завтра.
— Ронни, ты, должно быть, шутишь. В стране переворот.
— Тем не менее, Майкл, я серьезно. Что-то затевается. Помнишь тот инцидент сразу после нашего возвращения в Каир? Когда были расстреляны практически все пассажиры 225-го эдинбургского поезда?
— Конечно, помню. А что?
— Там осталось в живых человек шесть — все тяжело раненные, и никто почти ничего не помнил.
Кроме одного. Какой-то брокер из Эдинбурга по фамилии Блэр ехал первым классом, когда это произошло, в первом купе. Его сочли мертвым, но пули не задели жизненно важных органов. Ходить он никогда уже не будет, но мозги у него в полном порядке. Его подлатали, и несколько дней назад он начал говорить. Судя по всему, он успел хорошо разглядеть двоих нападавших, орудовавших в его вагоне. Он помнит, где они сели, во что были одеты, все такое. И... — Ронни сделал паузу, — что самое важное, он опознал одного из них. У меня точная информация, Майкл, не какие-нибудь слухи. Блэр служил в Территориальной армии, он сохранил присутствие духа, и из него получится отличный свидетель. Защита не сможет поколебать его ни на йоту, по крайней мере, мне так говорили. Золото, а не парень.
— Ну и что?
— Человек, которого он опознал, — несомненно Эберхард Швиттерс. Совсем как тот художник.
— Никогда о таком не слышал.
— Дадаист. Тебя вся эта чушь не интересует.
— Нет, я имею в виду террориста.
— Ну, кое-что ты знаешь. Эберхард был одним из тех немцев, которые в прошлом году приезжали в Александрию на встречу с членами группировки эль-Куртуби. Теперь вспомнил? На самом деле, насколько нам известно, он побывал там как минимум дважды.
— Это дает нам не слишком много. Мы все знаем об этой встрече. Показания твоего свидетеля всего лишь позволяют провести связь между эль-Куртуби и стрельбой в поезде, вот и все.
— Не совсем. Есть кое-что еще. Эксперты из антитеррористической службы провели исследование пуль и магазинов. Кроме того, они изучили взрывчатку, использованную на Кингс-Кросс за неделю до того. Таможенное и акцизное управление тоже кое-что раскопало, а именно: было несколько подозрительных рейсов так называемой «Миср Манганиз Майнинг ком-пани». Странный груз отправлялся из Александрии между мартом и июнем того года на кораблях адриатической линии. Это были детали горного оборудования, судя по накладным, предоставленные взаймы итальянскому филиалу. Все судовые документы были в порядке. Детали выгружены в Венеции, перевезены поездом в Неаполь, где были заново упакованы итальянской компанией «Минерариа ди Наполи». Вслед затем их объявили произведенными в Италии и переправили по воздуху в Манчестер, в распоряжение фирмы горного оборудования в Халле.
Очевидно, у нас нет твердых доказательств, что поставки «Миср Манганиз Майнинг компани» связаны с происшествиями на Кингс-Кросс и в поезде; но после опознания Швиттерса такая связь выглядит гораздо более правдоподобной. Я хочу, чтобы ты отправился в Александрию и раскопал все, что сможешь, насчет этой компании.
— Ронни, по-моему, мы всего лишь захлопываем дверь конюшни.
Перроне покачал головой:
— Я так не думаю, Майкл. Я думаю, что наш конь еще в конюшне, роет копытами землю и ждет момента, чтобы вырваться наружу. А дверь вовсе не заперта на засов.
Глава 15
Большую часть утра Майкл и Айше провели, слушая радио. Телевидение вообще не работало. Радиопередачи возобновились вскоре после девяти, начавшись длинной серией цитат из Корана. В половине одиннадцатого в эфир вышел главный шейх эль-Азхара Мухаммед Фадль Аллах Хасанайн с благочестивой проповедью, призывающей правоверных подчиняться тем, кого Аллах поставил над ними, наделив властью, и избегать любых форм гражданского неповиновения — зла, не меньшего, чем неверие. Затем последовали очередные выдержки из Корана, на этот раз оглашенные шейхом Абд эль-Рахманом Юсуфом Хамуда, популярным артистом Египта.
Ровно в одиннадцать часов ведущий представил «его превосходительство» Али Надима, главу совета революционного командования, избранного новым президентом. Надим был объявленным вне закона главарем экстремистской группировки, известной под названием Дифа эль-Наби, «Защита Пророка». Он говорил тихо и неторопливо, но в голосе его слышался плохо сдерживаемый триумф.
Группа офицеров-мусульман захватила командование над вооруженными силами. Начальники штаба были арестованы незадолго до рассвета и казнены по обвинению в государственной измене и делу Аллаха. Но по-настоящему они будут наказаны, бесстрастно произнес Надим, когда попадут в адский огонь.
Другие находились в тюрьме в ожидании суда. Военные и группы мусульманских активистов к этому времени захватили уже ключевые позиции по всей стране. Все порты и аэродромы закрыты, и телефонная связь с внешним миром временно отключена «с целью дать стране достаточно времени, чтобы приготовиться к отражению коварного нападения, которое в самом скором времени будет осуществлено империалистическими антиисламскими силами, сионистами и масонами».
Экс-президент Сабри был схвачен при попытке бежать из страны с миллионами долларов, украденными им у притесняемого и страдающего народа Египта. Сейчас он находился под домашним арестом и в должное время будет осужден и наказан за разнообразные преступления против ислама, египетского народа и человечности.
— Все это очень печально, — сказала Айше, услышав о Сабри. — Он был честным человеком. Он никогда ничего не крал.
Она рассказала Майклу, что неоднократно встречалась со свергнутым президентом, восхищалась им. Он изо всех сил старался сделать процветающей страну, погрязшую в нищете и постоянно сотрясаемую внутренними раздорами. Ее муж Рашид тоже восхищался Сабри, хотя и не во всем одобрял его политику. Однажды он сказал ей, что если когда-нибудь сам станет президентом, в его кабинете всегда найдется место для Аббаса Сабри. После исчезновения Рашида президент отправил Айше личное послание, выразив искреннее сочувствие и пообещав сделать все, что в его силах, чтобы освободить ее мужа.
Айше знала, что в действительности преступление Сабри заключалось лишь в активном противодействии наступлению фундаменталистов и их попыткам превратить Египет в теократическое государство. И она знала, что за это он окажется на виселице.
Надим обещал возмездие за грехи, совершенные против Аллаха и Его народа. Никто не будет забыт, всех призовут к ответу. Теперь все должны посоветоваться со своей совестью и решить, каким образом загладить былые грехи. Самое правильное для тех, кто боится, что поступал неправильно или совершал преступления, сказал Надим, будет предать себя в руки новообразованной религиозной полиции — «мухтасибина». С теми, кто раскаялся и стремится исправиться, государство готово поступить милосердно. «Руки Аллаха широко раскрыты, — сказал он, — чтобы обнять даже самых закоренелых грешников. Отдайте себя на Его милость. Не призывайте на свою голову Его гнев».
Дебютировав таким образом на политической сцене, Надим отправился исполнять то предназначение, которое, по его мнению, было возложено на него. Затем диктор зачитал новые выдержки из Корана, длинные медицинские суры, посвященные судьбе, ожидающей врагов Пророка, призывы к верующим обратить свою жизнь и свое имущество на служение Аллаху. Вскоре после двенадцати к микрофону подошел человек, представленный как глава религиозной полиции Египта. Его звали Абд эль-Карим Тауфик, он говорил ровным голосом, начисто лишенным каких бы то ни было эмоций. Это был голос хирурга, рассказывающего об ампутации, которую он собирается провести, знающего, что его аудиторию тошнит, но не обращающего на это внимания.
Он повторил слова Надима о выгодах для тех, кто не станет ждать, пока у дверей его дома окажется отряд «мухтасибина». Затем он приступил к чтению длинного списка врагов Аллаха, чья судьба заочно уже решена секретными религиозными трибуналами, созданными уже много лет назад. Эти обвиняемые будут арестованы, предстанут перед теми же самыми трибуналами — на сей раз открытыми — и понесут должное наказание. Хотя он не уточнял, что именно их ожидает, представить было нетрудно.
Майкл выключил радио, и комнату наполнила напряженная, вибрирующая тишина. Поднявшись, он подошел к окну. Улица была пустынна. Город замер, дрожа от страха и предчувствий. Майкл чувствовал, как вдоль улиц разливается осязаемая, нервная сила, скользящая по темным переулкам, мимо домов, за стенами которых, затаив дыхание, собрались все жители города, ожидая стука в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59