Чайлз любит рассуждать на тему о
том, каким прекрасным писателем мог бы стать он сам, если бы не его
"непоседливая натура". В последний раз она прибегала к его услугам
позапрошлой зимой, когда колонка вдруг перестала работать. Исправив
неполадки, он пригласил Андерсон "прошвырнуться вечерком". Андерсон
вежливо отказалась, и Чайлз с важным видом изрек: "Вы даже не знаете, как
много теряете". Потеряю больше, если соглашусь, - чуть не слетело с ее
языка, но вслух она не сказала ничего: как бы он ни был противен ей, все
же приходится иногда прибегать к его помощи.
Ты должна предпринять какие-нибудь меры по отношению к этой колонке,
Бобби, - говорил ей голос, принадлежащий кому-то неведомому. Голос
пришельца в ее мозгу? Может, все же позвать полицейских? Можно, -
иронически заметил голос. - Все, что тебе нужно сделать для этого...
Но тут вода наконец закипела, и Андерсон забыла о колонке. Она
умылась и присела на край табуретки, ожидая, когда Питер доест свой
завтрак, чтобы вымыть его миску. Да, в последние дни его аппетит стал
гораздо лучше.
Интересно, не выросли ли у него новые зубы?
Обратите внимание, Ватсон, - зазвучал внезапно в ее голове голос
Шерлока Холмса в исполнении Бэзила Ратбока. - Глаза светятся. Нет... не
глаза - светится катаракта. А Андерсон не придает этому никакого значения,
хотя должна была бы. Теоретически можно предположить, что происходит
процесс исцеления. Верно? И что свет появляется тогда, когда катаракта
исчезает. Ах, Ватсон, в этом предположении есть свои опасные моменты,
потому что...
Андерсон не понравилось то, что вещал голос. Она попыталась отогнать
его от себя, вновь следуя старому доброму совету: Пусть все идет к черту!
На этот раз помогло.
Ненадолго.

Андерсон захотелось выйти и покопать еще немного.
Ее внутреннему "я" эта идея не нравилась.
Ее внутреннее "я" считало эту идею безумием.
Оставь это в покое, Бобби. Это опасно.
Верно.
И, кстати, ты разве не видишь, что эта штука делает с тобой?
Ничего она не видела. Но ведь не все можно увидеть. Не виден вред,
причиняемый легкими сигаретами; вот почему люди курят. Подобных примеров
множество.
Она хочет пойти и покопать еще немного - и точка.
И никакое внутреннее "я" не может ее остановить. Это желание родилось
где-то на более глубоком уровне, на уровне безусловных рефлексов. В голове
стучало: Иди же, Бобби, иди и копай, копай и выясни, что это, ведь ты
хочешь знать, что это, так что копай, пока не увидишь, копай, копай,
копай...
Она отогнала чертов голос от себя, но через четверть часа с
удивлением обнаружила, что вновь слышит его, как будто это говорит
дельфийский оракул.
Ты должна кому-нибудь рассказать о своей находке.
Кому? Полиции? Ха-ха! Обойдутся. Нет, не им...
А кому?
Она медленно прохаживалась по саду.
Кому-нибудь, чье мнение ты ценишь, - подытожил ее мозг.
В голове тут же возник приглушенный саркастический смешок Анны, как
будто все, что произойдет потом, было ей заранее известно... но смех,
вопреки ожиданиям, прозвучал тише, чем обычно. Как и большинство
представителей своего поколения, Андерсон не слишком верила в чужие
авторитеты. Это началось у нее в двенадцать лет, когда она еще жила в Юте.
Она тогда сидела на диване в гостиной между Анной с одной стороны и
матерью с другой; она жевала гамбургер и смотрела по телевизору, как
далласская полиция ведет под конвоем Ли Харви Освальда. Полицейских было
много. Наверное, слишком много, потому что в телевизоре внезапно
замелькали кадры: какой-то человек на глазах у всех этих полицейских - у
всех этих авторитетных людей - убил Освальда. Да, ничего не скажешь,
далласская полиция исполнила свой долг по охране Джона Ф.Кеннеди и Ли
Харви Освальда... Через два года после этих событий началась война во
Вьетнаме. Потом нефтяное эмбарго, инцидент в посольстве в Тегеране... Все
это никак не вязалось со здравым смыслом.
Я расскажу обо всем Джиму Гарднеру. Когда он вернется. Он сможет дать
мне верный совет. Он найдет выход.
Голос Анны: Отлично. Ты ждешь совета от глупца.
Он не глупец. Он только немного странный.
Да-да, человека, которого в прошлом году арестовали за участие в
демонстрации и при обыске обнаружили в кармане игрушку сорок пятого
калибра, можно назвать немного странным.
Заткнись, Анна!
Чтобы отвлечься, она занялась прополкой. Все утро она ожесточенно
выпалывала сорняки, пока рубашка насквозь не пропиталась потом.
Перед обедом она решила прилечь, но так и не смогла уснуть. Странный
неведомый голос стучал в висках: Иди и копай, Бобби, все прекрасно, иди и
копай...
Наконец она встала, взяла в сарае кирку и лопату и решительным шагом
направилась в сторону леса. Дойдя до края поля, она оглянулась. Питер
бродил по лужайке. Он внимательно смотрел ей вслед, но не сделал ни
малейшей попытки догнать хозяйку.
Андерсон это не удивило.

Двадцать минут спустя она стояла перед своей находкой, рассматривая
выкопанную накануне яму. Разбросанная вокруг земля была темно-коричневой и
сырой после ночного ливня.
Внезапно под ногой что-то зашуршало, подобно газете. Но это была не
газета, это был мертвый воробей. В двадцати футах от него валялась дохлая
ворона, лапки которой комично раскинулись в стороны, как у убитой птички
из мультфильма. Андерсон, замерев, огляделась вокруг и увидела тушки трех
других птичек: еще одной вороны, зимородка и красногрудого дятла. Никаких
следов. Только смерть. И ни одной мухи вокруг.
Взяв в руки лопату, она приблизилась к выступающему из земли
предмету.
Так что же ты такое?
Она дотронулась до предмета рукой. Вибрация пробежала через все ее
тело и исчезла.
Странно. Андерсон совсем не слышала привычного лесного шума... ни
пения птиц, ни шороха шагов животных, встревоженных приближением человека.
Она принюхалась: запах торфяной почвы, сосновой хвои, коры и растений.
Голос где-то внутри нее - очень, очень глубоко внутри, - вскрикнул от
ужаса.
Что-то происходит, Бобби, что-то происходит прямо СЕЙЧАС. Беги
отсюда, Бобби, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА...
Ее руки сжимали рукоять лопаты. Она смотрела на предмет. Да, именно
таким он и изображен на ее рисунке: серый выступающий кусочек чего-то
гигантского, сокрытого в земле.
Внезапно голос внутри нее оборвался, и Бобби облегченно вздохнула. На
нее сошло умиротворение. Мертвые животные... отсутствие пения птиц... все
это мелочи, чепуха, не стоящая внимания. Сейчас она продолжит раскопки,
выкопает эту штуку и тогда увидит, что же это такое. Потому что все
остальное...
- Все прекрасно, - сказала себе Бобби Андерсон и принялась копать.

5. ПАДЕНИЕ ГАРДНЕРА
В то время как Бобби Андерсон проделывала свои штучки с компасом и
размышляла о всякой всячине, Джим Гарднер занимался единственным делом, на
которое был сейчас способен. Происходило это в Бостоне на традиционных
поэтических чтениях, которые прошли вполне нормально. Двадцать шестого
июня был выходной. И именно в этот день Гарднер споткнулся, хотя то, что
произошло, к несчастью, не очень соответствовало привычному значению слова
споткнулся. Это ничем не походило на ситуацию, когда спотыкаешься ногой о
камень на прогулке. Это было настоящее падение, напоминающее долгий полет
с лестницы. С лестницы? Да он почти что скатился с лица земли!
Падение началось в его гостиничном номере. Закончиться ему было
суждено на пляже в Аркадии, штат Нью-Хэмпшир, спустя восемь дней.
Бобби хотелось продолжать раскопки (хотя она не могла не видеть, что
вокруг творятся странные вещи - взять, например, катаракту ее бигля).
Гард, проснувшись утром двадцать шестого июня, больше всего на свете хотел
выпить.
Он знал, что на свете нет термина "чуть-чуть алкоголик". Ты либо
закладываешь за галстук, либо нет. В последнее время он не выпивал, и это
было хорошо, но иногда с ним случались долгие периоды запоя. Бывало, целые
месяцы. Однажды, в один из таких периодов, он попал на студенческий митинг
и, прорвавшись на трибуну, сообщил ошеломленной аудитории:
- Привет, меня зовут Джим, и я алкоголик.
Но когда запой бывал преодолен, то Джим уже не чувствовал себя
алкоголиком. Он мог выпить - но ни в коем случае не напиться. Только один
коктейль в день, и тот не ранее пяти часов вечера.
Но потом наступало утро, подобное сегодняшнему, когда с самого
момента пробуждения он мечтал выпить все спиртное в мире. Это напоминало
настоящую жажду, явление физического порядка. Хорошо, если это случалось в
месте подобном Бостону, потому что здесь легко было найти себе компанию.
Ничего, через три-четыре дня все пройдет.
Как обычно.
Он подождет. Он пересидит это время в своей комнате, будет смотреть
бесконечные мультфильмы по кабельному телевидению, а потом обсуждать их с
прислугой. Прошло восемь лет с тех пор, как он покинул службу в Мэнском
университете и стал Свободным Художником, и с тех пор бартер в его жизни
приобрел гораздо большее значение, чем деньги.
Он сочинял поэмы за еду; однажды ему привезли три мешка отличной
картошки за сонет, посвященный именинам жены фермера. Они с Бобби умирали
от смеха, читая этот сонет. Прочитанный вслух, он был не хуже пушкинского
"Письма Татьяны".
В другой раз маленькое издательство в Западном Миноте согласилось
опубликовать сборник его стихов (это случилось в 1983 году - он хорошо
запомнил дату, потому что это был его последний напечатанный сборник), и в
качестве задатка ему прислали полвагона дров.
Гарднер принял их.
- Ты не должен был соглашаться меньше чем за три вагона, - говорила
ему той ночью Бобби, когда они сидели у камина, каждый с сигаретой в руке,
а на улице завывал ветер. - Ведь это хорошие стихи. По крайней мере,
большинство из них.
- Знаю, - ответил Гарднер. - Но если бы не эти дрова, я бы замерз.
Полвагона позволят мне как-нибудь дотянуть до весны. - Он подмигнул ей. -
Кроме того, издатель - уроженец Коннектикута. Это вполне в стиле тамошних
жителей.
Она раздраженно топнула ногой.
- Ты шутишь?
- Нисколько.
Она рассмеялась, и он звучно поцеловал ее, а позже затащил в постель,
и они всю ночь проспали в обнимку. Он вспомнил, как вдруг проснулся тогда
и, прислушиваясь к завываниям ветра и сжимая ее в объятиях, подумал: как
хорошо было бы, если бы так продолжалось вечно! Но этому не суждено было
случиться. В системе мироздания не наблюдалось ничего вечного, да и само
слово "вечность" было глупым и надуманным.
Наутро Бобби, как это частенько случалось, предложила ему деньги, и
Гарднера, как всегда, это разозлило. Он был вынужден брать их у нее, хотя
на душе у него при этом скребли все кошки мира.
- Знаешь, как называются те, кто берет деньги после проведенной в
одной постели ночи? - спросил он.
Она замерла.
- Ты что, считаешь меня шлюхой?
- А себя, очевидно, твоим сутенером, - улыбнулся он.
- Ты намерен завтракать, Гард, или портить мне нервы?
- А как насчет того, чтобы совместить это?
- Нет, - отрезала она, и Гард увидел, что она не на шутку рассержена.
Я ведь только шучу, как она не понимает? - думал он, - ведь она всегда
отлично понимала, когда я шучу. Хотя, конечно, она ведь не знала сейчас,
что он шутит; да и шутил ли он? Он действительно хотел побольнее уколоть
ее за то, что она унижает его своей готовностью помогать ему. Он сам имеет
право выбирать, как ему жить, и никто не должен вмешиваться в это.
Конечно, он не хотел, чтобы Бобби уезжала. С ней было хорошо в
постели, но это не являлось главным. Главным являлось то, что Бобби была
хорошим другом. С друзьями легко разбежаться, гораздо труднее их находить.
Бежишь от друзей? Или прогоняешь их от себя? Зачем, Гард?
- Я хочу завтракать, - отступил он, - и прошу прощения за мои слова.
- Все в порядке, - ответила она, отвернувшись так быстро, что он не
успел увидеть ее лица. Но ее голос при этом дрожал, как будто она едва
сдерживала поток слез. - Больше я никогда не буду предлагать денег гордым
янки.
Что ж, он и сам не хотел бы брать у нее деньги. Никогда.
Другое дело "Поэтический марафон по Новой Англии".
Там ему платили деньги. Три сотни вперед и три сотни по окончании
турне. Хотя дело было, конечно, не только в плате. Еще ему выдали ЧЕК.
Наличные деньги позволяли вовсю сорить ими, пользуясь каждой
возможностью. Заказывать еду в номер, стричься у гостиничного парикмахера,
если таковой имелся, покупать новые туфли взамен растоптанных, смотреть
бесконечные видеофильмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46