Не захотите ли вы поменяться, я вам - вы мне. Мое
кольцо за вашу картину?
Штайнер обошел прилавок, поднял откидную доску и приблизился к
Рози. Он посмотрел на картину с таким же вниманием, как несколько
минут назад изучал ее кольцо... но в этот раз в его взгляде читалось
явственное удивление.
- Что-то я ее не помню. По-моему, я вообще ее раньше не видел.
Должно быть, старик раздобыл где-то. В нашем семействе он считается
истинным ценителем искусства. Я же - всего лишь жалкий торговец.
- Значит ли это, что вы не можете...
- Торговаться? Прикусите язык! Да я готов торговаться с кем
угодно весь день с утра до вечера, если бы мог. Но в этот раз не
стану. Я счастлив сообщить вам, что с радостью приму предложенные вами
условия - даже баш на баш. И мне не придется смотреть, как вы уходите
от нас, волоча за собой пудовую тяжесть, оставшуюся после неудачной
сделки.
И тут она совершила еще один поступок, которого никогда раньше не
совершала: Рози обхватила Билла Штайнера за шею и с чувством чмокнула
в щеку.
- Спасибо огромное! - воскликнула она. - Вы не представляете, как
я вам благодарна!
Штайнер рассмеялся:
- О Господи, всегда к вашим услугам. Если не ошибаюсь, впервые
покупатель так эмоционально благодарит меня в этих пыльных стенах.
Может, вас заинтересует еще что-то из картин?
Пожилой мужчина с портфелем - тот, которого Штайнер назвал Робби,
- приблизился к ним и посмотрел на картину.
- Если учесть, что большинство посетителей, уходя, готовы
обругать тебя на чем свет стоит, можешь считать этот поцелуй подарком
судьбы, - сказал он.
- Так я и сделаю, - кивнул Билл. Рози почти не слышала их слов.
Она лихорадочно шарила в сумочке, разыскивая скомканную салфетку с
завернутым в нее кольцом. Поиск занял гораздо больше времени, чем
следовало ожидать, потому что взгляд ее то и дело возвращался к
картине на прилавке. {Ее} картине. Впервые она подумала о комнате, в
которую скоро переедет, с истинным нетерпением. Ее собственный дом, а
не просто койка среди десятков таких же. Ее собственный дом и ее
собственная картина, висящая на стене. "Первым делом я повешу картину,
- подумала она. - Да, я повешу ее в первую очередь". Развернув
салфетку, она протянула кольцо Штайнеру, но он некоторое время не
видел протянутой руки; он внимательно рассматривал картину.
- Это оригинальное полотно, не копия, - произнес он, - и,
по-моему, очень неплохая вещь. Наверное, поэтому ее накрыли стеклом -
кто-то решил. что так она лучше сохранится. Интересно, что это за
здание у подножия холма? Сгоревшее ранчо на краю плантации?
- Скорее, это развалины храма, - тихим голосом выразил свое
мнение старик с поношенным портфелем. - Похоже на греческий храм. Хотя
наверняка судить трудно, согласитесь.
Действительно, судить было {трудно}, потому что здание, о котором
шла речь, почти до самой крыши пряталось за порослью молодых деревьев.
Пять колонн на переднем плане увивал дикий виноград. Шестая,
расколовшаяся на куски, лежала в зелени. Рядом с рухнувшей колонной
валялась упавшая статуя, почти полностью скрытая травой и густым
кустарником, виднелось только плоское каменное лицо, обращенное к
грозовым тучам, которыми художник щедро наполнил небо.
- Да, - согласился Штайнер. - Как бы там ни было, это здание, как
мне кажется, не вписывается в перспективу - слишком велико оно для
картины. Старик утвердительно кивнул головой. - Но автор сделал это
намеренно. Иначе ничего, кроме крыши, мы не увидели бы. А что касается
рухнувшей колонны и статуи, про них вообще можно было бы забыть -
зелень скрыла бы их окончательно.
Рози нисколько не интересовал фон; все ее внимание
сосредоточилось на центральной фигуре картины. На вершине холма,
повернувшись к развалинам храма так, что все, кто смотрел на полотно,
мог видеть только ее спину, стояла женщина Ее светлые волосы были
заплетены в косу. От предплечья ее изящной руки - правой - исходило
яркое золотое сияние. Левую руку она подняла, и, хотя точно сказать
было невозможно, зритель догадывался, что она прикрывает глаза от
солнца. Весьма странно, если вспомнить о мрачном предгрозовом небе,
однако, похоже, женщина подняла левую руку именно для того, чтобы
прикрыть глаза. На ней было короткое, живого красно-пурпурного цвета
платье - тога, отметила Рози - оставлявшее одно плечо обнаженным.
Сказать что-то о ее обуви не представлялось возможным, ибо трава, в
которой она стояла, доходила почти до колен, как раз до того места,
где заканчивалась тога.
- Куда бы вы ее причислили? - спросил Штайнер, обращаясь к Робби.
- К классицизму? Неоклассицизму?
- Я бы отнес ее к разряду плохих картин, - ответил Робби,
усмехаясь, - но мне кажется, я понимаю, почему она произвела такое
впечатление на эту женщину. В ней на удивление много чувства.
Составные {элементы}, возможно, классические - вроде тех, что мы
находим на старых стальных гравюрах, - но ощущение явно готическое. И
потом тот факт, что главный персонаж повернут к зрителю спиной... Я
нахожу это чрезвычайно странным, В целом... не могу сказать, что эта
молодая женщина выбрала самую лучшую картину в твоей лавке древностей,
Билл, но я уверен, она выбрала самую {своеобразную}.
Рози же, как и прежде, почти не слышала их разговора. С каждой
минутой она открывала в картине все новые и новые детали, пленявшие ее
воображение. Например, темно-фиолетовая тесемка на талии женщины в тон
каймы, идущей по краю тоги, и едва проглядывающие очертания левой
груди. Пусть мужчины обмениваются себе учеными суждениями. Картина
просто замечательная. Она чувствовала, что может смотреть на нее
часами напролет, не отрываясь, и когда у нее появится свой дом, она,
пожалуй, будет иногда делать именно так.
- Ни названия, ни подписи, - заметил Штайчер. - Впрочем...
Он перевернул картину. На обратной ее стороне открылись два
выведенных углем слова, написанные мягкими, слегка расплывчатыми
печатными буквами; "МАРЕНОВАЯ РОЗА".
- Ну вот, - с сомнением в голосе произнес он, - {мы} и узнали имя
автора. Хотя я бы сказал, что на имя это совсем не похоже.
Робби отрицательно покачал головой, раскрыл рот, чтобы возразить,
но увидел, что женщина, выбравшая картину, тоже не согласна с Биллом.
- Это название {картины}, - объяснила она, и тут же добавила по
причине, которую ни за что не смогла бы объяснить даже самой себе, -
Роза - это {мое} имя. Совершенно сбитый с толку Штайнер посмотрел на
нее. - Не обращайте внимания, просто совпадение, - проговорила она.
Но так ли это на самом деле?
- Смотрите. - Она снова бережно перевернула картину лицевой
стороной вверх и постучала пальцем по стеклу над тогой, составлявшей
все одеяние стоящей на переднем плане женщины. - Вот этот цвет,
пурпурно-красный, называется мареновый.
- Она права, - подтвердил Робби. - Автор или, что более вероятно,
последний владелец, ибо уголь очень быстро стирается, решил назвать
картину по цвету хитона женщины.
- Пожалуйста, - обратилась Рози к Штайнеру, - не могли бы мы
поскорее закончить? Мне нужно торопиться. Я и так опоздала.
Штайнер собрался было снова спросить, уверена ли она в том, что
ей хочется... но увидел ее лицо и промолчал. И заметил кое-что еще -
некую напряженность во всем облике женщины, свидетельствовавшую о том,
что в последнее время ей пришлось немало перенести. Он увидел лицо
женщины, которая способна принять его искреннюю заинтересованность и
стремление проявить заботу за попытку заигрывания или, чего ему и
вовсе не хотелось, за намерение изменить условия сделки в свою пользу.
Он просто кивнул головой.
- Кольцо за картину. Равноценный обмен. Мы квиты. И расстаемся
счастливые и довольные.
- Да. - согласилась Рози, награждая его ослепительной улыбкой.
Впервые за последние четырнадцать лет она улыбнулась своей настоящей
улыбкой, и в тот момент, когда улыбка достигла своей полноты, его
сердце открылось навстречу ей. - Мы оба расстаемся счастливые и
довольные.
5
Выйдя за дверь ломбарда, она на мгновение остановилась, глупо
моргая и непонимающе глядя на проносящиеся мимо машины, точно так же,
как моргала в далекие дни детства, когда выходила, держась за
отцовскую руку, из полутьмы кинотеатра на яркий дневной свет улицы, -
ослепленная, застигнутая врасплох в тот момент, когда половина ее
сознания уже воспринимает реальный мир, а другая все еще пребывает в
мире вымышленном. Однако приобретенная картина была вполне реальна, и
для того, чтобы избавиться от всех сомнений по этому поводу, ей
достаточно опустить голову и посмотреть на сверток, который она
держала в руках.
Дверь ломбарда распахнулась, и вслед за Рози на улицу вышел
пожилой мужчина. Сейчас она даже ощутила к нему некоторое расположение
и потому одарила улыбкой, которую обычно берегут для тех, вместе с кем
довелось стать свидетелем странных или удивительных событий.
- Мадам, - обратился он к ней, - не будете ли вы столь любезны,
чтобы сделать мне маленькое одолжение?
Улыбка на ее лице тут же уступила место выражению осторожной
сдержанности.
- Это зависит от того, что именно вы хотите, но оказывать услуги
незнакомцам не в моих традициях.
Слабо сказано, конечно же. Она не привыкла даже {разговаривать} с
незнакомыми людьми.
Он посмотрел на нее в явной растерянности, и его замешательство
слегка придало ей смелости.
- Ах да, наверное, это звучит странно, но я полагаю, так будет
лучше для нас обоих. Кстати, моя фамилия Леффертс. Роб Леффертс.
- Рози Макклендон, - представилась она. Подумав, стоит ли подать
ему руку, она решила не делать этого. Вероятно, ей даже не стоило
называть своего имени.
- К сожалению, у меня нет времени, чтобы выполнить вашу просьбу,
мистер Леффертс - мне действительно нужно торопиться, и...
- Прошу вас. - Он опустил на тротуар свой видавший виды портфель,
сунул руку в маленький коричневый пакет, который держал в другой руке,
и извлек одну из старых книг в мягкой обложке, найденную им в
ломбарде. На обложке она увидела стилизованное изображение мужчины в
полосатой черно-белой тюремной робе, который входил не то в пещеру, не
то в туннель.
- Все, о чем я хотел бы попросить вас, это прочесть первый абзац
книги. Вслух.
- Прямо здесь? - Она огляделась. - Здесь, посередине улицы? Но
зачем, Бога ради?
Он только повторил:
- Прошу вас.
Она приняла протянутую книгу, думая при этом, что если выполнит
его просьбу, то сможет отделаться от странного старика без дальнейших
осложнений. Это было бы замечательно, ибо она начинала подозревать,
что у старика не все в порядке с рассудком. Вероятно, он не опасен, но
все же малость не в себе. А если она ошибается и он все-таки {опасен},
она не хотела отдаляться на слишком большое расстояние от ломбарда
"Либерти-Сити" - и Билла Штайнера.
Книга называлась "Темные аллеи", автора звали Дэвид Гудис.
Перелистывая страницы с предупреждением о нарушении авторских прав,
Рози подумала: "Совсем не удивительно, что имя писателя мне незнакомо"
(хотя название книги пробудило смутные воспоминания). "Темные аллеи"
вышли в свет в тысяча девятьсот сорок шестом году, за шестнадцать лет
до ее рождения.
Она подняла голову и взглянула на Роба Леффертса. Тот усиленно
кивал головой, буквально дрожа от нетерпения... и надежды? Как это
возможно? Однако он действительно выглядел так, словно сгорал от
нетерпения и надежды.
Чувствуя, что ее тоже постепенно охватывает волнение ("С кем
поведешься..."- любила повторять ее мать), Рози начала читать. Перед
тем. как произнести первое слово, она отметила про себя, что абзац,
слава Богу, совсем невелики.
- "Все произошло хуже некуда. Пэрри был ни в чем не виновен. В
довершение ко всему это мирный человек, никогда не причинявший
неудобств другим и мечтавший о спокойной жизни. Однако слишком много
всего было против него и почти ничего - за. Присяжные посчитали его
виновным. Судья объявил приговор о пожизненном заключении, и его
доставили в Сан-Квентин".
Она подняла голову, захлопнула книгу и протянула ее хозяину.
- Как я справилась?
Он улыбался в откровенном восторге.
- О лучшем я не мог и мечтать, миссис Макклендон. Но постойте...
еще один... доставьте старику удовольствий... - Он быстро зашуршал
страницами книги, отыскивая нужное место. - Только диалог, прошу вас.
Разговор между Пэрри и водителем такси. Со слов "Знаете ли, это
забавно".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
кольцо за вашу картину?
Штайнер обошел прилавок, поднял откидную доску и приблизился к
Рози. Он посмотрел на картину с таким же вниманием, как несколько
минут назад изучал ее кольцо... но в этот раз в его взгляде читалось
явственное удивление.
- Что-то я ее не помню. По-моему, я вообще ее раньше не видел.
Должно быть, старик раздобыл где-то. В нашем семействе он считается
истинным ценителем искусства. Я же - всего лишь жалкий торговец.
- Значит ли это, что вы не можете...
- Торговаться? Прикусите язык! Да я готов торговаться с кем
угодно весь день с утра до вечера, если бы мог. Но в этот раз не
стану. Я счастлив сообщить вам, что с радостью приму предложенные вами
условия - даже баш на баш. И мне не придется смотреть, как вы уходите
от нас, волоча за собой пудовую тяжесть, оставшуюся после неудачной
сделки.
И тут она совершила еще один поступок, которого никогда раньше не
совершала: Рози обхватила Билла Штайнера за шею и с чувством чмокнула
в щеку.
- Спасибо огромное! - воскликнула она. - Вы не представляете, как
я вам благодарна!
Штайнер рассмеялся:
- О Господи, всегда к вашим услугам. Если не ошибаюсь, впервые
покупатель так эмоционально благодарит меня в этих пыльных стенах.
Может, вас заинтересует еще что-то из картин?
Пожилой мужчина с портфелем - тот, которого Штайнер назвал Робби,
- приблизился к ним и посмотрел на картину.
- Если учесть, что большинство посетителей, уходя, готовы
обругать тебя на чем свет стоит, можешь считать этот поцелуй подарком
судьбы, - сказал он.
- Так я и сделаю, - кивнул Билл. Рози почти не слышала их слов.
Она лихорадочно шарила в сумочке, разыскивая скомканную салфетку с
завернутым в нее кольцом. Поиск занял гораздо больше времени, чем
следовало ожидать, потому что взгляд ее то и дело возвращался к
картине на прилавке. {Ее} картине. Впервые она подумала о комнате, в
которую скоро переедет, с истинным нетерпением. Ее собственный дом, а
не просто койка среди десятков таких же. Ее собственный дом и ее
собственная картина, висящая на стене. "Первым делом я повешу картину,
- подумала она. - Да, я повешу ее в первую очередь". Развернув
салфетку, она протянула кольцо Штайнеру, но он некоторое время не
видел протянутой руки; он внимательно рассматривал картину.
- Это оригинальное полотно, не копия, - произнес он, - и,
по-моему, очень неплохая вещь. Наверное, поэтому ее накрыли стеклом -
кто-то решил. что так она лучше сохранится. Интересно, что это за
здание у подножия холма? Сгоревшее ранчо на краю плантации?
- Скорее, это развалины храма, - тихим голосом выразил свое
мнение старик с поношенным портфелем. - Похоже на греческий храм. Хотя
наверняка судить трудно, согласитесь.
Действительно, судить было {трудно}, потому что здание, о котором
шла речь, почти до самой крыши пряталось за порослью молодых деревьев.
Пять колонн на переднем плане увивал дикий виноград. Шестая,
расколовшаяся на куски, лежала в зелени. Рядом с рухнувшей колонной
валялась упавшая статуя, почти полностью скрытая травой и густым
кустарником, виднелось только плоское каменное лицо, обращенное к
грозовым тучам, которыми художник щедро наполнил небо.
- Да, - согласился Штайнер. - Как бы там ни было, это здание, как
мне кажется, не вписывается в перспективу - слишком велико оно для
картины. Старик утвердительно кивнул головой. - Но автор сделал это
намеренно. Иначе ничего, кроме крыши, мы не увидели бы. А что касается
рухнувшей колонны и статуи, про них вообще можно было бы забыть -
зелень скрыла бы их окончательно.
Рози нисколько не интересовал фон; все ее внимание
сосредоточилось на центральной фигуре картины. На вершине холма,
повернувшись к развалинам храма так, что все, кто смотрел на полотно,
мог видеть только ее спину, стояла женщина Ее светлые волосы были
заплетены в косу. От предплечья ее изящной руки - правой - исходило
яркое золотое сияние. Левую руку она подняла, и, хотя точно сказать
было невозможно, зритель догадывался, что она прикрывает глаза от
солнца. Весьма странно, если вспомнить о мрачном предгрозовом небе,
однако, похоже, женщина подняла левую руку именно для того, чтобы
прикрыть глаза. На ней было короткое, живого красно-пурпурного цвета
платье - тога, отметила Рози - оставлявшее одно плечо обнаженным.
Сказать что-то о ее обуви не представлялось возможным, ибо трава, в
которой она стояла, доходила почти до колен, как раз до того места,
где заканчивалась тога.
- Куда бы вы ее причислили? - спросил Штайнер, обращаясь к Робби.
- К классицизму? Неоклассицизму?
- Я бы отнес ее к разряду плохих картин, - ответил Робби,
усмехаясь, - но мне кажется, я понимаю, почему она произвела такое
впечатление на эту женщину. В ней на удивление много чувства.
Составные {элементы}, возможно, классические - вроде тех, что мы
находим на старых стальных гравюрах, - но ощущение явно готическое. И
потом тот факт, что главный персонаж повернут к зрителю спиной... Я
нахожу это чрезвычайно странным, В целом... не могу сказать, что эта
молодая женщина выбрала самую лучшую картину в твоей лавке древностей,
Билл, но я уверен, она выбрала самую {своеобразную}.
Рози же, как и прежде, почти не слышала их разговора. С каждой
минутой она открывала в картине все новые и новые детали, пленявшие ее
воображение. Например, темно-фиолетовая тесемка на талии женщины в тон
каймы, идущей по краю тоги, и едва проглядывающие очертания левой
груди. Пусть мужчины обмениваются себе учеными суждениями. Картина
просто замечательная. Она чувствовала, что может смотреть на нее
часами напролет, не отрываясь, и когда у нее появится свой дом, она,
пожалуй, будет иногда делать именно так.
- Ни названия, ни подписи, - заметил Штайчер. - Впрочем...
Он перевернул картину. На обратной ее стороне открылись два
выведенных углем слова, написанные мягкими, слегка расплывчатыми
печатными буквами; "МАРЕНОВАЯ РОЗА".
- Ну вот, - с сомнением в голосе произнес он, - {мы} и узнали имя
автора. Хотя я бы сказал, что на имя это совсем не похоже.
Робби отрицательно покачал головой, раскрыл рот, чтобы возразить,
но увидел, что женщина, выбравшая картину, тоже не согласна с Биллом.
- Это название {картины}, - объяснила она, и тут же добавила по
причине, которую ни за что не смогла бы объяснить даже самой себе, -
Роза - это {мое} имя. Совершенно сбитый с толку Штайнер посмотрел на
нее. - Не обращайте внимания, просто совпадение, - проговорила она.
Но так ли это на самом деле?
- Смотрите. - Она снова бережно перевернула картину лицевой
стороной вверх и постучала пальцем по стеклу над тогой, составлявшей
все одеяние стоящей на переднем плане женщины. - Вот этот цвет,
пурпурно-красный, называется мареновый.
- Она права, - подтвердил Робби. - Автор или, что более вероятно,
последний владелец, ибо уголь очень быстро стирается, решил назвать
картину по цвету хитона женщины.
- Пожалуйста, - обратилась Рози к Штайнеру, - не могли бы мы
поскорее закончить? Мне нужно торопиться. Я и так опоздала.
Штайнер собрался было снова спросить, уверена ли она в том, что
ей хочется... но увидел ее лицо и промолчал. И заметил кое-что еще -
некую напряженность во всем облике женщины, свидетельствовавшую о том,
что в последнее время ей пришлось немало перенести. Он увидел лицо
женщины, которая способна принять его искреннюю заинтересованность и
стремление проявить заботу за попытку заигрывания или, чего ему и
вовсе не хотелось, за намерение изменить условия сделки в свою пользу.
Он просто кивнул головой.
- Кольцо за картину. Равноценный обмен. Мы квиты. И расстаемся
счастливые и довольные.
- Да. - согласилась Рози, награждая его ослепительной улыбкой.
Впервые за последние четырнадцать лет она улыбнулась своей настоящей
улыбкой, и в тот момент, когда улыбка достигла своей полноты, его
сердце открылось навстречу ей. - Мы оба расстаемся счастливые и
довольные.
5
Выйдя за дверь ломбарда, она на мгновение остановилась, глупо
моргая и непонимающе глядя на проносящиеся мимо машины, точно так же,
как моргала в далекие дни детства, когда выходила, держась за
отцовскую руку, из полутьмы кинотеатра на яркий дневной свет улицы, -
ослепленная, застигнутая врасплох в тот момент, когда половина ее
сознания уже воспринимает реальный мир, а другая все еще пребывает в
мире вымышленном. Однако приобретенная картина была вполне реальна, и
для того, чтобы избавиться от всех сомнений по этому поводу, ей
достаточно опустить голову и посмотреть на сверток, который она
держала в руках.
Дверь ломбарда распахнулась, и вслед за Рози на улицу вышел
пожилой мужчина. Сейчас она даже ощутила к нему некоторое расположение
и потому одарила улыбкой, которую обычно берегут для тех, вместе с кем
довелось стать свидетелем странных или удивительных событий.
- Мадам, - обратился он к ней, - не будете ли вы столь любезны,
чтобы сделать мне маленькое одолжение?
Улыбка на ее лице тут же уступила место выражению осторожной
сдержанности.
- Это зависит от того, что именно вы хотите, но оказывать услуги
незнакомцам не в моих традициях.
Слабо сказано, конечно же. Она не привыкла даже {разговаривать} с
незнакомыми людьми.
Он посмотрел на нее в явной растерянности, и его замешательство
слегка придало ей смелости.
- Ах да, наверное, это звучит странно, но я полагаю, так будет
лучше для нас обоих. Кстати, моя фамилия Леффертс. Роб Леффертс.
- Рози Макклендон, - представилась она. Подумав, стоит ли подать
ему руку, она решила не делать этого. Вероятно, ей даже не стоило
называть своего имени.
- К сожалению, у меня нет времени, чтобы выполнить вашу просьбу,
мистер Леффертс - мне действительно нужно торопиться, и...
- Прошу вас. - Он опустил на тротуар свой видавший виды портфель,
сунул руку в маленький коричневый пакет, который держал в другой руке,
и извлек одну из старых книг в мягкой обложке, найденную им в
ломбарде. На обложке она увидела стилизованное изображение мужчины в
полосатой черно-белой тюремной робе, который входил не то в пещеру, не
то в туннель.
- Все, о чем я хотел бы попросить вас, это прочесть первый абзац
книги. Вслух.
- Прямо здесь? - Она огляделась. - Здесь, посередине улицы? Но
зачем, Бога ради?
Он только повторил:
- Прошу вас.
Она приняла протянутую книгу, думая при этом, что если выполнит
его просьбу, то сможет отделаться от странного старика без дальнейших
осложнений. Это было бы замечательно, ибо она начинала подозревать,
что у старика не все в порядке с рассудком. Вероятно, он не опасен, но
все же малость не в себе. А если она ошибается и он все-таки {опасен},
она не хотела отдаляться на слишком большое расстояние от ломбарда
"Либерти-Сити" - и Билла Штайнера.
Книга называлась "Темные аллеи", автора звали Дэвид Гудис.
Перелистывая страницы с предупреждением о нарушении авторских прав,
Рози подумала: "Совсем не удивительно, что имя писателя мне незнакомо"
(хотя название книги пробудило смутные воспоминания). "Темные аллеи"
вышли в свет в тысяча девятьсот сорок шестом году, за шестнадцать лет
до ее рождения.
Она подняла голову и взглянула на Роба Леффертса. Тот усиленно
кивал головой, буквально дрожа от нетерпения... и надежды? Как это
возможно? Однако он действительно выглядел так, словно сгорал от
нетерпения и надежды.
Чувствуя, что ее тоже постепенно охватывает волнение ("С кем
поведешься..."- любила повторять ее мать), Рози начала читать. Перед
тем. как произнести первое слово, она отметила про себя, что абзац,
слава Богу, совсем невелики.
- "Все произошло хуже некуда. Пэрри был ни в чем не виновен. В
довершение ко всему это мирный человек, никогда не причинявший
неудобств другим и мечтавший о спокойной жизни. Однако слишком много
всего было против него и почти ничего - за. Присяжные посчитали его
виновным. Судья объявил приговор о пожизненном заключении, и его
доставили в Сан-Квентин".
Она подняла голову, захлопнула книгу и протянула ее хозяину.
- Как я справилась?
Он улыбался в откровенном восторге.
- О лучшем я не мог и мечтать, миссис Макклендон. Но постойте...
еще один... доставьте старику удовольствий... - Он быстро зашуршал
страницами книги, отыскивая нужное место. - Только диалог, прошу вас.
Разговор между Пэрри и водителем такси. Со слов "Знаете ли, это
забавно".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88