На противоположной стороне площади расположено одноэтажное здание железнодорожного вокзала. За ним возвышается громадина из красного кирпича, знаменитая скотобойня. Ее иссиня-черная шиферная крыша еще поблескивает после ночного дождя.
Она чуть не сворачивает себе челюсть огромным зевком, пока смотрит в окно, судорожно цепляясь за нормальность еще одного дня в маленьком городке.
Она не знает, когда заснула и когда реальность видеопленки уступила место кошмарному сну. Стоило бы посмотреть пленку при свете дня. Быть может, не так уж она и страшна. Но с другой стороны, вдруг она покажет что-нибудь еще страшнее. Кассета была одна и та же, но одна и та же программа никогда не оказывалась на ней дважды. Или это только так кажется.
Часы на церкви пробили семь. Через каких-то двенадцать часов снова стемнеет. Стремительно наползала тень еще одной ночи — ночи, которая, кажется, тянется вечно.
Вздрогнув, Бернис Мочарди поворачивается к окну спиной.

Глава 1
1
Дорога в Леппингтон. была живописной. Вытянув длинные ноги, насколько позволяло сиденье напротив, доктор Дэвид Леппингтон расслабился под стук колес и стал глядеть на проплывающие за окном вагона поля, леса и холмы.
Пока еще он ничего не узнавал. Речка, протекающая вдоль путей, как он предположил, — Леппинг, тот самый Леппинг, который, обрушившись с холмов, разрезал город надвое, чтобы потом растечься по равнине, где он — на оставшемся пути до Уитби и океана — вливался в Эск.
Сможет ли он узнать что-нибудь? Шестилетние дети запоминают скорее происшествия, чем места. У него остались яркие воспоминания о том дне, когда его собака, Скиппер, побежала в море на пляже Уитби — и ее немедленно выбросило на берег огромной волной. С тех пор Скиппер наотрез отказывался иметь дело с пляжем, не говоря уже о море. Дэвид прекрасно помнил, как загорелся камин — ему тогда было лет пять, — и как дядя вынес его во двор посмотреть на искры, вылетавшие из каминной трубы в ночное небо; труба походила на чудесный гигантский фейерверк. Но сам Леппингтон — город, от названия которого получила имя его семья, или это произошло наоборот? — Дэвид не видел более двадцати лет. Память сохранила лишь обрывки образов, будто кадры старого, неоднократно склеенного фильма. Он помнил, как сидел на табурете на кухне, а мама завязывала ему шнурки, а узор на обоях состоял из пухлых гроздьев спелого винограда. Он помнил, как сидел в каком-то здании, похожем на огромный дворец, и уплетал сандвич с ветчиной. Как его до чертиков напугал фильм по телевизору — наверное, старшая сестра тайком принесла в дом кассету. Но был ли в его семье видеоплейер двадцать лет назад? Быть может, она незаметно переключила каналы, чтобы посмотреть фильм ужасов.
Поезд прогрохотал через переезд.
Холмы казались теперь круче и выше, вершины их венчал пурпурный вереск. Несмотря на то, что уже был конец марта, кое-где виднелись белые мазки — там, где снег еще ютился по низинам или его прикрывали стены.
Возможно, в конечном итоге возвращение в Леппингтон не было такой уж удачной мыслью. После стольких лет встреча с единственным оставшимся в городе членом семьи будет довольно неловкой. Да ладно. Через этот мост он перейдет, когда до него доберется; не может же это быть совсем уж плохо.
Кроме того, в кармане у него лежало письмо с приглашением, и нельзя было не поддаться искушению. На самом деле в кармане у него лежало два письма, но о втором он предпочитал пока не думать. Придет время, когда он его вскроет, а потом как-нибудь и прочтет. Но это время еще не настало. Он попытается оттянуть этот момент до последнего.
Поезд начал забираться все выше в холмы. Впереди над холмами зависли облака, подернутые зеленым, что напомнило ему обширный синяк (синяки, известные в медицине как гематомы, не требуют лечения: это в нем проснулся врач. Синяк — следствие удара, который повреждает кровеносные сосуды, позволяя крови из них скапливаться под кожей; желтоватая окраска, возникающая позднее, — следствие проникновения в поврежденные ткани желчи...). Расслабься. Он улыбнулся про себя. У тебя отпуск. Он вновь вернулся к созерцанию проплывающего мимо ландшафта, который выглядел невероятно мирным.
2
Покой оказался недолгим. Неприятности назревали от самого Уитби. Молодой человек на сиденье наискосок через проход закурил сигарету, стоило только поезду покинуть Уитби для получасового перегона в ту богом забытую глушь, в долину, где последние две тысячи лет, или около того, Леппингтон укрывался от мира.
Бритый наголо молодой человек двадцати с небольшим лет, с таким количеством татуировок, что видно было больше синевы, чем нетронутой кожи, выдыхал клубы дыма в пространство над головой сидевшего впереди старика. Ярко-красный шрам тянулся у парня по лицу от уголка глаза до верхней части уха, как нарисованная красным фломастером дужка очков.
— Вы должны потушить сигарету, — произнес, поворачиваясь, старик.
— Я заплатил за билет, — буркнул парень.
— Это вагон для некурящих.
Никакого ответа.
— Поглядите на вывеску. Курить запрещено.
Никакого ответа.
— Вы что, читать не умеете?
— Я заплатил за билет. — Голос парня стал жестче.
— Но здесь нельзя курить.
— Вы собираетесь меня остановить?
Старик помедлил, сообразив, что столкнулся с тем, кто не намерен сдаваться и делать, как сказано. Возможно, в молодые годы старик сам был не подарок или он, быть может, пока работал, занимал какой-нибудь ответственный пост. В любом случае он не хотел терять лицо.
— Я вас остановлю, молодой человек. Я скажу кондуктору.
— Да хоть своей бабушке, мне-то что!
— Затушите сигарету.
— Нет.
— Вы нарушаете порядок.
— А мне ваше лицо не нравится.
Дэвид Леппингтон видел на лице парня все признаки опасности. Если кто-то у вас на глазах наливается краской, он может разозлиться или заорать, но если он бледнеет, тут-то и должна замигать тревожная лампочка. Побледневшее лицо, от которого внезапно отлила кровь, говорит «опасность». Наступает выброс адреналина. Наступает состояние «драться-или-бежать». А по виду этого татуированного громилы, подумал Дэвид, не скажешь, что он собирается бежать.
Дэвид Леппингтон оглядел вагон. Группа пожилых женщин самозабвенно болтала у откидного столика, пока по громким голосам не поняли, что назревают неприятности. Теперь они повернулись посмотреть. Перед ним сидела молодая женщина с малышом на коленях, которая решительно говорила мальчику: «Смотри, какая лошадка. Смотри, какие деревья». Ей не хотелось ввязываться.
Если парень замахнется на старика, Дэвиду Леппингтону придется срочно вмешаться.
— Так вы собираетесь ее у меня отобрать? — Парень поднял, показывая, сигарету, его глаза были прикованы к глазам старика (тот встал, чтобы оказаться вровень с нарушителем). — Давайте. Только попробуйте.
— Вы ведете себя нелепо. Я думаю...
— Думаете что?
— Я думаю...
— Давай. Забери ее у меня. Заткни мне ее в глотку. Почему бы тебе не попытаться?
— Курить в вагоне для некурящих — антиобщественное поведение.
— Я же заплатил за этот сраный билет, так?
— Но это не дает вам права...
— Чего ты ждешь? Отбери ее у меня.
Сжав фильтр сигареты большим и указательным пальцами, он поднес сигарету к лицу старика. Вызов брошен. Старик мог отступить (и потерять лицо), или он мог попытаться взять сигарету.
Дэвид знал, что тогда произойдет.
Каскад ударов — и старик повалится наземь, как мешок с углем. Для человека его возраста шок от удара может оказаться смертельным.
— Возьми... эту... сраную... сигарету... а?
Лицо парня было таким белым, что татуированные капли крови у него на щеке, казалось, выступают на белизне кожи, как синие камешки.
Дэвид повернулся, чтобы легче было оттолкнуться от сиденья. Он не чувствовал ни малейшего желания делать то, что, возможно, придется сделать в следующую минуту. Но он не мог просто сидеть и смотреть, как старика превращают в грушу для бокса.
— Возьми. — Громила поднес сигарету еще ближе к старику. Дэвиду было видно, как парень сжимает кулаки, как с вытатуированных кинжалов капает кровь.
— Билеты из Уитби... ваши билеты из Уитби, пожалуйста. Это разрушило чары. Старик оглянулся на кондуктора, плотного человека лет сорока пяти.
— Я попросил этого молодого человека прекратить курить, — наставительным тоном проговорил старик.
— Вагон для некурящих, сынок, — беспечно отозвался кондуктор.
— Я заплатил за билет, — буркнул парень.
— Однажды я заплатил за картинку с Эйфелевой башней, но это не дает мне право в ней поселиться. — В голосе кондуктора не слышалось ни малейшей заинтересованности. Обычная рутина.
— А я хочу покурить.
— Курить можно в соседнем вагоне.
Кондуктор легко со всем разобрался. Во всем его облике не было ни намека на провокацию, только желание помочь. Парень встал, стянул с багажной сетки над сиденьем дорожную сумку и, тяжело ступая, направился в соседний вагон.
После того как он ушел, а кондуктор двинулся дальше по вагонам, старик весело сказал пожилым дамам:
— Прошу прощения за произошедшее. Но его надо было остановить.
После чего с улыбкой человека, восстановившего справедливость, он сел и принялся удовлетворенно глядеть в окно.
3
Холмы становились все выше. Небо темнело. На реке Леппинг, там, где она пробегала по порогам, вспыхивали пятна белой пены.
Громила дважды возвращался в вагон. Протопав к старику, он заявил:
— Твоя рожа вот где у меня сидит. — Только для того, чтобы вернуться пять минут спустя.
— Я твое лицо запомню. Вот здесь оно засело.
Он ткнул пальцем себе в бритый висок, а затем вновь ушел в вагон для курящих.
Когда он вернется в третий раз, он поколотит старика, подумал Дэвид. И что теперь? Предупредить кондуктора?
Но прежде чем он успел найти ответ, за окном замелькали кирпичные дома, поезд замедлил ход, и Дэвид, вздохнув облегченно, сообразил, что они прибыли в Леппингтон. Он специально замешкался, позволяя старику встать первым, а потом пошел сразу вслед за ним, чтобы стать живым препятствием между стариком и парнем на случай, если громила бросится по проходу с явным намерением измочалить старикана.
Как оказалось, волноваться было нечего. Через окно Дэвид увидел, как парень яростно шагает по платформе — прочь.
Сняв дорожную сумку с багажной сетки, Дэвид ступил с подножки поезда в Леппингтон — в город, носящий его имя. Тут он на мгновение остановился, чтобы посмотреть на вокзальную вывеску:
ЛЕППИНГТОН
Одинокая вывеска оказалась просто прибитой к столбу доской с буквами. Столб, в свою очередь, был вбит в бетонный блок там, где платформа упиралась в заграждение. Только сейчас Дэвид осознал, что если он и ожидал испытать какое-то благоговение, ступив на землю своих предков, то его ждало разочарование. Вокзал Леппингтона был безвкусным зданием из красного кирпича. Закинув сумку на плечо и уже повернувшись к выходу, Дэвид увидел, как над крышами парит, спускаясь, крупный ворон. Черная, как будто вырезанная из куска угля, птица приземлилась на вокзальную вывеску прямо над словом «ЛЕППИНГТОН». Мгновение она балансировала на доске, цепляясь за нее длинными, кривыми когтями. Огромные черные крылья взмахнули несколько раз, пока птица не обрела равновесие.
Распахнув гигантские крылья, ворон устремил яркие, как драгоценные камни, глаза на Дэвида и неподвижным взглядом уставился в лицо приезжего. Точно спустился с небес, чтобы посмотреть на Дэвида поближе, удостовериться в том, кто это. Желтый клюв раскрылся, чтобы испустить на удивление громкий крик. Почти тут же гигантские крылья снова забились. Причем с такой силой, что поднятый ими ветер погнал по платформе клочки бумаги. А затем птица медленно взмыла над крышами, длинные черные крылья с силой, но неспешно разгоняли воздух.
Ну что ж, надо думать, это воплощение кого-то из предков явилось приветствовать мое возвращение, с улыбкой сказал себе Дэвид. Мысль легковесная, если не сказать непочтительная. По крайней мере ему хотелось так считать. Но шагая к выходу, он видел, как птица все еще кружит в небе над вокзалом, и не мог избавиться от ощущения, что она наблюдает за ним. Как будто ей любопытно, с чего это последний сын Леппингтонов вернулся в город своих отцов? И что он станет делать дальше?

Глава 2
1
Дэвид Леппингтон стоял на ступенях вокзала. В вышине широкими кругами парил ворон. Поблескивающие глаза птицы, без сомнения, следили за каждым его движением.
Это твое королевство, Дэвид. ЛЕППИНГТОН. Город у тебя в крови , думал он.
Ну уж нет, беспечно ответил он внутреннему голосу. Я двадцать лет в глаза его не видел.
Леппингтон — твое королевство. Правь им мудро, запомни урок.
А как увидишь большого дракона, беги со всех ног, добавил он в рифму вторую совсем уж непочтительную строку. Но голос, произнесший у него в голове начальные слова, был почему-то стариковским. Казалось, он вспоминал, как кто-то очень серьезно произносит эти слова, как будто жизненно важно, чтобы слушатель запомнил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66