но ей нравилось то ощущение, которое возникало всякий раз, когда по коже скользили намыленные пальцы.
Секс.
Но теперь плотина прорвана. Она столкнулась с Мэттом на вечеринке в честь помолвки подруги. Он отвез ее домой — ну, до полдороги. Вдруг он остановил машину и поцеловал ее. Силы небесные, как же она разнервничалась; ей казалось, что внутри нее надувается воздушный шар, растет все больше и больше и больше, вот-вот взорвется.
А потом что-то действительно взорвалось.
Все это было безумие — полнейшее безумие.
Через две минуты он уже был на ней, заполняя ее, пока ей не стало казаться, что она расколется на части — я была в экстазе? в агонии? я потеряла рассудок?
Мне это нравилось, думала она потом. Двадцать девять лет — я все еще девственница.
Но этому пришел конец.
Секс.
Она открыла глаза, на губах у нее играла улыбка. Заходящее солнце пробилось сквозь облака, и теперь забредший в окно луч залил красным стену номера. Он блестел на стекле, закрывавшем картину, на которой в озере плавали обнаженные мальчики. До нее донесся запах красной розы в высоком фужере. Несказанно душистый и сладкий, он как будто плыл сквозь ее кожу, чтобы согреть ей кровь. Сердце ее пело от чистейшего счастья.
Любовь.
И вот она я — в номере 101, расслабленно думала она, чувствуя себя невероятно восхитительной и желанной. Я хочу остаться в номере 101 навеки. Я хочу, чтобы он трахал меня, пока я не расплавлюсь и не утеку в ковер, в мебель и стены. Я хочу, чтобы время застыло в следующий раз, когда я достигну оргазма, и чтобы этот оргазм длился вечность.
Наверное, так оно и есть в раю?
Ощущение бесконечного оргазма? Оргазм на миллиард лет?
М-м-м... хочется надеяться.
Подобные мысли погнали бы ее бегом к отцу О'Коннелу, у которого в ушах щетинятся седые волосы и по-шотландски угрюмый голос. Не будет этого больше, Фиона, не будет. Я нашла свою настоящую любовь. Мне тепло. Я в безопасности.
Да. Были и проблемы. Двадцатилетняя разница в возрасте ее не смущала. Но Мэтт был женат. Он был директором строительной фирмы, где она. работала.
Но будущее не имело значения.
Этот уик-энд ведь продлится вечно, разве нет?
Фиона с нежностью смотрела на стальную шевелюру, которая слегка покачивалась из стороны в сторону, когда Мэтт касался языком ее плоского живота. Она застонала от наслаждения, когда он принялся целовать завитки мягких волос у нее между ногами. Одна большая рука поднялась, чтобы ласково сжать ей грудь. В красном закатном свете блеснуло золотое обручальное кольцо.
Мэтт продвигался вверх по ее телу, пока его глаза — яркие, как осколки льда, сверкающие под солнцем, — не заглянули в ее. Все его тело лежало на ней. Оно было теплым, твердым и — ах как умиротворяющим.
— Фиона, — прошептал он. — Ты мне веришь?
— Да.
— Ты мне веришь, когда я говорю, что люблю тебя?
— Да, верю.
Он поцеловал ее в губы, и она уловила в его дыхании запах шампанского и сигар.
— А теперь, — выдохнул он, — я собираюсь заняться с тобой любовью. Готова?
— Готова.
Ее руки скользнули вверх по его широкой спине, колени поднялись.
О, как же ей хотелось, чтобы это длилось вечно.
Она чувствовала, как он входит в нее, входит во всем своем великолепии, а тем временем солнце уползало за горизонт и в город тайком начинала закрадываться ночь.
2
Тремя этажами выше любовников Дэвид Леппингтон сидел у себя. Он подтянул кресло так, чтобы устроиться в нем, вытянув ноги на кровать. От чашки кофе у него под локтем поднимался пар. Он читал книгу, данную ему дядей, — «РОД Леппингтонов: легенды и факты». Как и полагается истории рода, книга была невероятно основательной: с многочисленными родословными древами, фотографиями прапра-Леппингтонов — суровых викторианских патриархов с усами достаточно густыми, чтобы подметать ими пол в плотницкой, и матрон в турнюрах и платьях до пола. Все они сурово хмурились с фотографий, как будто сама их жизнь зависела от того, чтобы ни за что не улыбнуться.
Исключения стали появляться позднее, с фотографиями его отца и дядюшки Джорджа — отцу тогда, наверное, было не больше двадцати, а дяде — тридцать с чем-то: оба они сидели в гребной шлюпке с беззаботными улыбками и в соломенных канотье.
Легенда о том, что Леппингтоны являются гордыми обладателями божественных предков, излагалась с той же сухой прозаичностью, что и истории свадеб и похорон. Далее была представлена краткая биография дяди Джорджа, повествующая о том, как он постепенно создал процветающее дело в Уитби, ввозя дешевую обувь из стран тогдашнего советского блока. Параллельно с ввозом обуви от Бирлингтона до Солтберна протянулась целая цепь созданных им обувных мастерских.
На странице четырнадцатой имелась репродукция высеченного изображения некоего древнего Леппингтона тысячелетней давности. Он преклонял колени перед богом грома Тором, запечатленным с обязательным молотом по имени Мьельнир. На репродукции Тор протягивал Леппингтону что-то, напоминающее свернутую в трубку газету (хотя совершенно очевидно, что газетой это быть не могло). Офортная подпись гласила: «Великий Тор жалует мир Тристану Леппингсвальту, 967 год от Рождества Христова». Дэвид присмотрелся к репродукции внимательнее. Та казалась викторианской и имела вид скорее витража в христианской церкви, чем произведения кровожадного нордического искусства.
Он перевернул страницу и наудачу выбрал абзац.
Дар мой тебе — армия бессмертных, вскормленных на крови быков, послушных слову Леппингсвальтов и жаждущих нового Царства, что склонится перед Тором, не Христом.
Дэвид пробежал глазами страницу, останавливаясь то на одной, то на другой фразе. По всей очевидности, это было описание армии вампиров, которую Тор подарил его предкам с целью завоевания христианских королевств в 1000 году н.э. Без сомнения, Тор, разъяренный отказом вождя Леппингсвальтов начать вторжение, решил забрать с собой свои игрушки назад в Вальгаллу.
Какая жалость, с улыбкой подумал Дэвид. Он вспомнил, как один из студентов в университете вальяжно прошествовал в аудиторию и объявил, что только что унаследовал миллион от какой-то седьмая-вода-на-киселе тетушки. Самодовольный мерзавец. Подумать только, после этого отпуска я смогу вплыть в клинику в Ливерпуле и так же самодовольно заявить: «Знаете, что мне досталось в наследство, ребята?» А потом, театральным жестом указав на окно, явить им армию вампиров, покорно выстроившуюся на парковочной стоянке с проржавевшими мечами и топорами наготове.
Дэвид с улыбкой покачал головой. Армия вампиров? Сама идея вполне отвечала его порой излишне легкомысленному чувству юмора.
Этот самый легкомысленно-непочтительный юмор он приобрел в медицинском колледже. В конце концов, если тебе девятнадцать лет и ты вдруг обнаруживаешь, что на столе в анатомическом театре перед тобой лежит труп, а преподаватель анатомии с самым серьезным видом, но, без сомнения, трясясь от смеха внутри себя, говорит: «Мистер Леппингтон, не будете ли вы так добры извлечь селезенку, чтобы ваши коллеги смогли изучить ее. Давайте, давайте, мистер Леппинггон. Мертвые не кусаются»...
Бог мой, да, бывают времена, когда чувство юмора столь же жизненно необходимо, сколь и воздух, которым ты дышишь.
Стемнело, отчего гостиничный номер приобрел мрачно-унылый вид. Дэвид включил настольную лампу, отхлебнул глоток кофе и вернулся к книге.
3
Пока Дэвид Леппингтон читает, в соседнем номере Бернис Мочарди примеряет наряды, найденные в кладовке на их этаже.
Бернис не сомневалась, что это одежда Электры. Все вещи были аккуратно сложены по полкам. На каждой полке стояла плошка с солью, чтобы предотвратить проникновение жидкости в изысканные ткани.
Боже мой, думала она, у Электры платьев, наверное, больше, чем у принцессы. Конечно же, ей никогда не удастся все переносить.
Ранний вечер субботы. Делать ей нечего. Скука со временем перевесила любые соображения о том, что, возможно, неуместно примерять без спроса чужую одежду. Кроме того, Электра, наверное, занята: открывает бар первого этажа и надзирает за работами на кухне.
Конечно же, не будет особого вреда в том, что она возьмет пару вещей с собой в номер, рассуждала Бернис, чтобы примерить их, а потом, сложив аккуратно, как было, вернет в кладовку. Готова поспорить, Электра уже давно забыла, что у нее есть эти вещи. Наверное, в гостинице на каждом этаже есть по кладовке с нарядами, которые Электра купила и никогда не надевала.
А мне нужно отвлечься от этой дурацкой кассеты, твердо подумала она. Не могу я все скорбеть да скорбеть над ней. Или мучить себя вопросом, что сталось с человеком с пленки. Вполне возможно, что это не более чем изощренная шутка. Разве не фотографируют себя некоторые люди в гробах, делая вид, что мертвы? Ежедневно в травмпунктах из задних проходов извлекают огурцы, бутылки кока-колы и бог знает что еще. Мы живем в странном мире, и у живущих в нем — странные причуды...
...как, например, смотреть это гнусное видео, как баррикадировать по ночам дверь, как воображать себе, что человек — зеленый от кладбищенской плесени и безглазый — вышагивает за твоей дверью, Бернис.
Заткнись, сказала она внутреннему голосу. Этого мне только не хватало. Почему меня должны занимать эти сумасшедшие, распроклятые мысли?
Уезжай из города, внезапно произнес холодный голос у нее в голове. Уезжай из города, пусть даже это будет последнее, что ты сделаешь в этой жизни.
Одежда.
Займись ею. Займи чем-то свои мысли.
Бернис набрала с полок охапку блузок, платьев, шарфов, перчаток и быстро прошла коридором до своего номера. И прикрыла за собой дверь.
4
В номере 101 Фиона тяжело дышит на постели.
Мэтт возвышался над ней огромной темной тенью. Он вонзался и вонзался в ее тело. Постель скрипела в такт ритму мускулов. Фиона отдалась во власть наслаждения.
Он глядел на нее сверху вниз, глаза его поблескивали почти в полной темноте. Ничего не существовало более, кроме трения между ее ног — этого восхитительного трения, от которого сердце билось тяжелыми ударами и судорожно рвалось на волю дыхание. Обеими руками она сжала его ягодицы, втягивая его в себя. Он тяжело продышал ей в ухо какую-то фразу, череду любовных слов, сексуальных и грязных одновременно.
Господи, она кончает.
Она перевела взгляд в потолок, глаза и рот раскрывались все шире. Розетка в потолке потеряла свои очертания, сжалась до серого пятнышка, которое потом как будто ворвалось миллионом цветов, когда по ее телу прокатился оргазм.
5
Вечер субботы. За кирпичными стенами, составлявшими его прочный панцирь, «Городской герб» влачит свое существование на этой земле.
Животное состоит из внутренних органов, которые, в свою очередь, состоят из живых клеток. Сердце животного бьется, разгоняя кровь по артериям, которые могут быть толстыми, как шланг, или тоньше волоска. Продолжают свою работу функции пищеварения; легкие втягивают воздух, клапаны открываются и закрываются, электрические импульсы проблескивают по мозгу, перенося ощущения: тепло, давление на кожу. Если данное существо — человек, эти электрические импульсы передают идеи, скажем, написать стих о волнах в океане или посмотреть концерт по телевизору.
Гостиница имитировала процессы жизнедеятельности организма. Пища входила через дверь, отбросы сливались в канализацию.
Как микробы в теле преследуют собственные цели, четверо постояльцев гостиницы занимались своими делами. В номере 101 двое любовников сплетены на кровати; в номере 407 Дэвид Леппингтон пьет кофе и читает книгу; в 406-м Бернис Мочарди натягивает черные кружевные перчатки, которые доходят ей выше локтя. Работники на кухне чистят, режут, крошат, рубят, помешивают сковородки, над которыми вздымается пар; шеф-повар пьет уже третий стакан виски с лимонадом. С грациозностью кошки Электра движется среди столов в обеденном зале, здороваясь с постоянными посетителями.
И так же, как животное, не подозревает — поначалу, — что в его тело пробрался вирус, так никто не заметил, как нечто пробралось в гостиницу через заднюю дверь, неслышно и мягко ступая по ковру босыми ногами. Увидевший его на лестничной площадке, возможно, решил бы, что может его описать: длинные руки, подвернутые под ступни пальцы ног, так что оно стоит на них, горящие глаза, копна вьющихся светлых волос, две красные вмятины по обеим сторонам носа, что наводит на мысль о некогда сидевших на этом носу очках. Но физиология существа так же далека от человеческой, как и того, что пульсирует на дне океана или даже прилепилось к скалам на планетах по ту сторону звезд.
6
Фионе тепло и безопасно в объятиях любовника. Он спит. Фиона расслабилась, дрема мерно накатывает на нее теплыми, приятными волнами. Ее тело трепещет. Это было так правильно, так абсолютное совершенно правильно. Наконец она нашла свою любовь. Каждый заслуживает того, чтобы его любили, заслуживает уснуть в тепле и безопасности объятий любовника, такого же внимательного и нежного, как этот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Секс.
Но теперь плотина прорвана. Она столкнулась с Мэттом на вечеринке в честь помолвки подруги. Он отвез ее домой — ну, до полдороги. Вдруг он остановил машину и поцеловал ее. Силы небесные, как же она разнервничалась; ей казалось, что внутри нее надувается воздушный шар, растет все больше и больше и больше, вот-вот взорвется.
А потом что-то действительно взорвалось.
Все это было безумие — полнейшее безумие.
Через две минуты он уже был на ней, заполняя ее, пока ей не стало казаться, что она расколется на части — я была в экстазе? в агонии? я потеряла рассудок?
Мне это нравилось, думала она потом. Двадцать девять лет — я все еще девственница.
Но этому пришел конец.
Секс.
Она открыла глаза, на губах у нее играла улыбка. Заходящее солнце пробилось сквозь облака, и теперь забредший в окно луч залил красным стену номера. Он блестел на стекле, закрывавшем картину, на которой в озере плавали обнаженные мальчики. До нее донесся запах красной розы в высоком фужере. Несказанно душистый и сладкий, он как будто плыл сквозь ее кожу, чтобы согреть ей кровь. Сердце ее пело от чистейшего счастья.
Любовь.
И вот она я — в номере 101, расслабленно думала она, чувствуя себя невероятно восхитительной и желанной. Я хочу остаться в номере 101 навеки. Я хочу, чтобы он трахал меня, пока я не расплавлюсь и не утеку в ковер, в мебель и стены. Я хочу, чтобы время застыло в следующий раз, когда я достигну оргазма, и чтобы этот оргазм длился вечность.
Наверное, так оно и есть в раю?
Ощущение бесконечного оргазма? Оргазм на миллиард лет?
М-м-м... хочется надеяться.
Подобные мысли погнали бы ее бегом к отцу О'Коннелу, у которого в ушах щетинятся седые волосы и по-шотландски угрюмый голос. Не будет этого больше, Фиона, не будет. Я нашла свою настоящую любовь. Мне тепло. Я в безопасности.
Да. Были и проблемы. Двадцатилетняя разница в возрасте ее не смущала. Но Мэтт был женат. Он был директором строительной фирмы, где она. работала.
Но будущее не имело значения.
Этот уик-энд ведь продлится вечно, разве нет?
Фиона с нежностью смотрела на стальную шевелюру, которая слегка покачивалась из стороны в сторону, когда Мэтт касался языком ее плоского живота. Она застонала от наслаждения, когда он принялся целовать завитки мягких волос у нее между ногами. Одна большая рука поднялась, чтобы ласково сжать ей грудь. В красном закатном свете блеснуло золотое обручальное кольцо.
Мэтт продвигался вверх по ее телу, пока его глаза — яркие, как осколки льда, сверкающие под солнцем, — не заглянули в ее. Все его тело лежало на ней. Оно было теплым, твердым и — ах как умиротворяющим.
— Фиона, — прошептал он. — Ты мне веришь?
— Да.
— Ты мне веришь, когда я говорю, что люблю тебя?
— Да, верю.
Он поцеловал ее в губы, и она уловила в его дыхании запах шампанского и сигар.
— А теперь, — выдохнул он, — я собираюсь заняться с тобой любовью. Готова?
— Готова.
Ее руки скользнули вверх по его широкой спине, колени поднялись.
О, как же ей хотелось, чтобы это длилось вечно.
Она чувствовала, как он входит в нее, входит во всем своем великолепии, а тем временем солнце уползало за горизонт и в город тайком начинала закрадываться ночь.
2
Тремя этажами выше любовников Дэвид Леппингтон сидел у себя. Он подтянул кресло так, чтобы устроиться в нем, вытянув ноги на кровать. От чашки кофе у него под локтем поднимался пар. Он читал книгу, данную ему дядей, — «РОД Леппингтонов: легенды и факты». Как и полагается истории рода, книга была невероятно основательной: с многочисленными родословными древами, фотографиями прапра-Леппингтонов — суровых викторианских патриархов с усами достаточно густыми, чтобы подметать ими пол в плотницкой, и матрон в турнюрах и платьях до пола. Все они сурово хмурились с фотографий, как будто сама их жизнь зависела от того, чтобы ни за что не улыбнуться.
Исключения стали появляться позднее, с фотографиями его отца и дядюшки Джорджа — отцу тогда, наверное, было не больше двадцати, а дяде — тридцать с чем-то: оба они сидели в гребной шлюпке с беззаботными улыбками и в соломенных канотье.
Легенда о том, что Леппингтоны являются гордыми обладателями божественных предков, излагалась с той же сухой прозаичностью, что и истории свадеб и похорон. Далее была представлена краткая биография дяди Джорджа, повествующая о том, как он постепенно создал процветающее дело в Уитби, ввозя дешевую обувь из стран тогдашнего советского блока. Параллельно с ввозом обуви от Бирлингтона до Солтберна протянулась целая цепь созданных им обувных мастерских.
На странице четырнадцатой имелась репродукция высеченного изображения некоего древнего Леппингтона тысячелетней давности. Он преклонял колени перед богом грома Тором, запечатленным с обязательным молотом по имени Мьельнир. На репродукции Тор протягивал Леппингтону что-то, напоминающее свернутую в трубку газету (хотя совершенно очевидно, что газетой это быть не могло). Офортная подпись гласила: «Великий Тор жалует мир Тристану Леппингсвальту, 967 год от Рождества Христова». Дэвид присмотрелся к репродукции внимательнее. Та казалась викторианской и имела вид скорее витража в христианской церкви, чем произведения кровожадного нордического искусства.
Он перевернул страницу и наудачу выбрал абзац.
Дар мой тебе — армия бессмертных, вскормленных на крови быков, послушных слову Леппингсвальтов и жаждущих нового Царства, что склонится перед Тором, не Христом.
Дэвид пробежал глазами страницу, останавливаясь то на одной, то на другой фразе. По всей очевидности, это было описание армии вампиров, которую Тор подарил его предкам с целью завоевания христианских королевств в 1000 году н.э. Без сомнения, Тор, разъяренный отказом вождя Леппингсвальтов начать вторжение, решил забрать с собой свои игрушки назад в Вальгаллу.
Какая жалость, с улыбкой подумал Дэвид. Он вспомнил, как один из студентов в университете вальяжно прошествовал в аудиторию и объявил, что только что унаследовал миллион от какой-то седьмая-вода-на-киселе тетушки. Самодовольный мерзавец. Подумать только, после этого отпуска я смогу вплыть в клинику в Ливерпуле и так же самодовольно заявить: «Знаете, что мне досталось в наследство, ребята?» А потом, театральным жестом указав на окно, явить им армию вампиров, покорно выстроившуюся на парковочной стоянке с проржавевшими мечами и топорами наготове.
Дэвид с улыбкой покачал головой. Армия вампиров? Сама идея вполне отвечала его порой излишне легкомысленному чувству юмора.
Этот самый легкомысленно-непочтительный юмор он приобрел в медицинском колледже. В конце концов, если тебе девятнадцать лет и ты вдруг обнаруживаешь, что на столе в анатомическом театре перед тобой лежит труп, а преподаватель анатомии с самым серьезным видом, но, без сомнения, трясясь от смеха внутри себя, говорит: «Мистер Леппингтон, не будете ли вы так добры извлечь селезенку, чтобы ваши коллеги смогли изучить ее. Давайте, давайте, мистер Леппинггон. Мертвые не кусаются»...
Бог мой, да, бывают времена, когда чувство юмора столь же жизненно необходимо, сколь и воздух, которым ты дышишь.
Стемнело, отчего гостиничный номер приобрел мрачно-унылый вид. Дэвид включил настольную лампу, отхлебнул глоток кофе и вернулся к книге.
3
Пока Дэвид Леппингтон читает, в соседнем номере Бернис Мочарди примеряет наряды, найденные в кладовке на их этаже.
Бернис не сомневалась, что это одежда Электры. Все вещи были аккуратно сложены по полкам. На каждой полке стояла плошка с солью, чтобы предотвратить проникновение жидкости в изысканные ткани.
Боже мой, думала она, у Электры платьев, наверное, больше, чем у принцессы. Конечно же, ей никогда не удастся все переносить.
Ранний вечер субботы. Делать ей нечего. Скука со временем перевесила любые соображения о том, что, возможно, неуместно примерять без спроса чужую одежду. Кроме того, Электра, наверное, занята: открывает бар первого этажа и надзирает за работами на кухне.
Конечно же, не будет особого вреда в том, что она возьмет пару вещей с собой в номер, рассуждала Бернис, чтобы примерить их, а потом, сложив аккуратно, как было, вернет в кладовку. Готова поспорить, Электра уже давно забыла, что у нее есть эти вещи. Наверное, в гостинице на каждом этаже есть по кладовке с нарядами, которые Электра купила и никогда не надевала.
А мне нужно отвлечься от этой дурацкой кассеты, твердо подумала она. Не могу я все скорбеть да скорбеть над ней. Или мучить себя вопросом, что сталось с человеком с пленки. Вполне возможно, что это не более чем изощренная шутка. Разве не фотографируют себя некоторые люди в гробах, делая вид, что мертвы? Ежедневно в травмпунктах из задних проходов извлекают огурцы, бутылки кока-колы и бог знает что еще. Мы живем в странном мире, и у живущих в нем — странные причуды...
...как, например, смотреть это гнусное видео, как баррикадировать по ночам дверь, как воображать себе, что человек — зеленый от кладбищенской плесени и безглазый — вышагивает за твоей дверью, Бернис.
Заткнись, сказала она внутреннему голосу. Этого мне только не хватало. Почему меня должны занимать эти сумасшедшие, распроклятые мысли?
Уезжай из города, внезапно произнес холодный голос у нее в голове. Уезжай из города, пусть даже это будет последнее, что ты сделаешь в этой жизни.
Одежда.
Займись ею. Займи чем-то свои мысли.
Бернис набрала с полок охапку блузок, платьев, шарфов, перчаток и быстро прошла коридором до своего номера. И прикрыла за собой дверь.
4
В номере 101 Фиона тяжело дышит на постели.
Мэтт возвышался над ней огромной темной тенью. Он вонзался и вонзался в ее тело. Постель скрипела в такт ритму мускулов. Фиона отдалась во власть наслаждения.
Он глядел на нее сверху вниз, глаза его поблескивали почти в полной темноте. Ничего не существовало более, кроме трения между ее ног — этого восхитительного трения, от которого сердце билось тяжелыми ударами и судорожно рвалось на волю дыхание. Обеими руками она сжала его ягодицы, втягивая его в себя. Он тяжело продышал ей в ухо какую-то фразу, череду любовных слов, сексуальных и грязных одновременно.
Господи, она кончает.
Она перевела взгляд в потолок, глаза и рот раскрывались все шире. Розетка в потолке потеряла свои очертания, сжалась до серого пятнышка, которое потом как будто ворвалось миллионом цветов, когда по ее телу прокатился оргазм.
5
Вечер субботы. За кирпичными стенами, составлявшими его прочный панцирь, «Городской герб» влачит свое существование на этой земле.
Животное состоит из внутренних органов, которые, в свою очередь, состоят из живых клеток. Сердце животного бьется, разгоняя кровь по артериям, которые могут быть толстыми, как шланг, или тоньше волоска. Продолжают свою работу функции пищеварения; легкие втягивают воздух, клапаны открываются и закрываются, электрические импульсы проблескивают по мозгу, перенося ощущения: тепло, давление на кожу. Если данное существо — человек, эти электрические импульсы передают идеи, скажем, написать стих о волнах в океане или посмотреть концерт по телевизору.
Гостиница имитировала процессы жизнедеятельности организма. Пища входила через дверь, отбросы сливались в канализацию.
Как микробы в теле преследуют собственные цели, четверо постояльцев гостиницы занимались своими делами. В номере 101 двое любовников сплетены на кровати; в номере 407 Дэвид Леппингтон пьет кофе и читает книгу; в 406-м Бернис Мочарди натягивает черные кружевные перчатки, которые доходят ей выше локтя. Работники на кухне чистят, режут, крошат, рубят, помешивают сковородки, над которыми вздымается пар; шеф-повар пьет уже третий стакан виски с лимонадом. С грациозностью кошки Электра движется среди столов в обеденном зале, здороваясь с постоянными посетителями.
И так же, как животное, не подозревает — поначалу, — что в его тело пробрался вирус, так никто не заметил, как нечто пробралось в гостиницу через заднюю дверь, неслышно и мягко ступая по ковру босыми ногами. Увидевший его на лестничной площадке, возможно, решил бы, что может его описать: длинные руки, подвернутые под ступни пальцы ног, так что оно стоит на них, горящие глаза, копна вьющихся светлых волос, две красные вмятины по обеим сторонам носа, что наводит на мысль о некогда сидевших на этом носу очках. Но физиология существа так же далека от человеческой, как и того, что пульсирует на дне океана или даже прилепилось к скалам на планетах по ту сторону звезд.
6
Фионе тепло и безопасно в объятиях любовника. Он спит. Фиона расслабилась, дрема мерно накатывает на нее теплыми, приятными волнами. Ее тело трепещет. Это было так правильно, так абсолютное совершенно правильно. Наконец она нашла свою любовь. Каждый заслуживает того, чтобы его любили, заслуживает уснуть в тепле и безопасности объятий любовника, такого же внимательного и нежного, как этот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66