- Плохой знак, - сказала Мамаша Джулия. - Что ты знаешь об этом
человеке?
- Многое, - сказал я, напрягаясь, чтобы усилием воли прояснить свое
сознание.
- Ангилсоу, - сказала она.
- Что?
- Ангилсоу. Это темный бог. Бог, которого нужно бояться. Твоим другом
овладел Ангилсоу.
- Объясни, пожалуйста.
- Он редко посещает наш "хоупфер". Он здесь нежеланный. Те, кто им
одержим, становятся убийцами.
- Мне кажется, что Хасан накурился какой-то дряни, что-то вроде
мутированной махорки, вот почему он...
- Нет, - перебила она меня, - здесь Ангилсоу. Твой друг станет
убийцей, потому что Ангилсоу - бог смерти и он навещает только свои
собственные капища.
- Мамаша Джулия, - произнес я, - Хасан и есть убийца. Если вам дать
кусочек жевательной резинки за каждого, кого он убил, и вы захотите все
это сжевать, то вы рискуете превратиться в бурундука. Он профессиональный
убийца, обычный, в рамках закона. Поскольку Кодекс дуэлей распространен на
материках, то обычно он зарабатывает себе на хлеб подальше от морских
берегов... Ходят слухи, что при случае он совершает и незаконные убийства,
но этого никому не удалось доказать. Ты скажи мне вот что. Ангилсоу - бог
каких убийц? Профессионалов или просто любителей крови? Ведь есть между
ними разница, не так ли?
- Для Ангилсоу все равно, какого рода убийца, - покачала она головой.
Дос Сантос, чтобы прекратить спектакль, схватил Хасана за запястья. Он
попытался развести ему руки в стороны. Попробуйте представить себе, что вы
в клетке и пытаетесь голыми руками разогнуть ее прутья.
Я пересек комнату, то же сделали еще несколько человек. Это оказалось
очень своевременным, так как Хасан наконец-то заметил, что кто-то стоит
перед ним, и уронил руки. Затем он вытащил клинок с длинным узким лезвием
из-под своего плаща.
Обратил бы он его против Доса или против кого-нибудь другого -
неизвестно, потому что в этот момент Миштиго закупорил свою бутылку с
кокой большим пальцем и ударил ею Хасана около уха. Хасан упал лицом
вперед. Дос подхватил его, и я выхватил клинок из пальцев убийцы, после
чего Миштиго продолжил прерванное занятие - приканчивать свою бутылку
коки.
- Интересный обряд, - заметил через мгновение веганец. - Я никогда не
подозревал, что у этих обитателей гавани такие сильные религиозные
чувства.
- Это просто указывает на то, что вам ни в чем и никогда не следует
быть абсолютно уверенным, не так ли?
- Да. - Жестом он указал в сторону зрителей. - Все они пантеисты!
Я покачал головой.
- Нет. Это первобытные анимисты.
- Разве между этими религиями существует какая-нибудь разница?
- Придется объяснить. Вот эта бутылочка коки, которую вы только что
осушили, займет место на алтаре или "пе", как они его называют, как сосуд
для Ангилсоу, поскольку она испытала темно-мистическое соприкосновение с
этим богом. Вот так пантеист трактует то, что сейчас произошло. А вот
анимисты могут даже сойти с ума от того, что кто-то незванный появился во
время церемонии и стал причиной беспокойства вроде того, которое мы только
что совершили. Анимист, возможно, будет доведен до такого состояния, что
принесет в жертву непрошенных гостей, поразбивав им головы подобным же
образом, но теперь уже исполнив это как торжественный обряд, и швырнув их
тела в дальний закуток бухты. Это будет жертва Агве Вейс, морскому
божеству.
Все на самом деле было не так уж плохо. но мне хотелось слегка
встряхнуть его. Думаю, что мне это вполне удалось...
После того, как я извинился перед хозяевами и пожелал им доброй ночи,
я подхватил Хасана. Он изрядно похолодел, и я был единственным, кто был в
силах чтобы тащить его.
На улице, кроме нас, никого не было. Огромная, ослепительная ладья
Агве Вейс пересекала волны где-то у самого восточного края мира,
расплескав по небу все его любимые цветы.
Дос Сантос шел рядом со мной.
- Пожалуй, вы были правы. Нам, наверное, не следовало приходить.
Я не удосужился ответить ему, но Эллен, которая шагала впереди всех с
Миштиго, остановилась, обернулась и сказала:
- Чепуха! Если бы мы не пошли, то никогда не стали бы зрителями этого
замечательного драматического монолога без слов.
К тому времени я почти догнал ее. Обе ее руки взметнулись и обхватили
мое горло. Она не собиралась усиливать давление, но корчила ужасные
гримасы.
- Я одержима Ангилсоу, - дурачилась она, - и вы это сейчас
почувствуете! О-о! - Она рассмеялась.
- Отпустите мое горло, или я швырну на вас этого араба, - спокойно
произнес я, сравнивая каштановый цвет ее волос с пунцово-оранжевым цветом
неба над нею. - Он, между прочим, очень тяжелый.
Затем, секундой раньше, чем отпустить, она усилила хватку, причем
намного сильнее, чем мгновение назад, но я знал, что это шутка. Через
мгновение она опять оказалась рядом с Миштиго, и мы снова двинулись в
путь.
Что ж, женщины никогда не дают мне пощечин, потому что я всегда
успеваю поставить лицо нужной щекой, а они боятся лишая. Поэтому, как мне
кажется, им остается единственное в этом случае - слегка придушить меня.
- Ужасающе интересно, - сказала Диана. - Очень непривычное ощущение.
Будто внутри меня что-то танцевало вместе с ними. Странное ощущение. Я, по
сути дела, не люблю танцы - какого угодно рода...
- Какой у вас акцент? - прервал я ее. - Никак не могу определить,
какой местности он соответствует.
- Сама не знаю, - засмеялась она. - Я в некотором роде
франко-ирландского происхождения. Жила на Гебридах, потом в Австралии,
Японии...
Хасан застонал и напряг свои мышцы. Я ощутил резкую боль в плече.
Я усадил его у порога какого-то дома и стал вытряхивать из него
различные орудия его ремесла. Здесь были два метательных ножа, еще один
кинжал с тяжелой рукояткой, длинный охотничий нож с зазубренным лезвием,
шнурки-удавки и небольшая металлическая коробка, содержавшая различные
порошки и пузырьки с жидкостями, которую я опасался проверять. Мне очень
понравилась острая свайка, и я оставил ее себе...
На следующий день - вернее, вечер - я поил старого Фила, чтобы
прихватить его с собой, намереваясь использовать его в качестве оплаты за
допущение в свиту Дос Сантоса в "Ройале". Рэдпол все еще относился к нему
с почтением, считая его чем-то вроде второго Ома Нейка, сторонника
возврата к старому, хотя он начал убеждать в своей непричастности к этому
движению еще полвека назад, когда напустил на себя мистицизм и
респектабельность.
В то время, как его "Зов Земли" - по всей вероятности, лучшее из
всего, что он написал - гремел по всей матушке-Земле, увидели свет
несколько статей о Возвращении, что помогло вызвать именно то волнение,
которое я сам хотел начать.
Сейчас он может сколько угодно отрекаться от этого, но тогда он был
настроен возмутителем спокойствия, и я уверен, что он и сейчас с
удовольствием вернулся бы к своей прежней мысли.
Кроме того, мне нужен предлог: я хотел бы посмотреть, как чувствует
себя Хасан после прискорбной взбучки, которую он получил на "хоупфере". На
самом же деле я жаждал получить возможность переговорить с этим арабом и
выяснить, что он соблаговолит, если только найдет нужным рассказать мне о
своем последнем поручении.
Идти от здания Управления до "Ройала" было совсем немного. У нас с
Филом ушло всего семь минут неспешного шага.
- Вы закончили писать элегию в мою честь? - спросил я.
- Я все время работаю над ней.
- Вы повторяете это добрых двадцать лет. Мне хотелось бы, чтобы вы
поспешили, потому что я боюсь, что не смогу прочесть ее.
- Я бы мог показать некоторые другие отличные вещи: посвященные
Лорелу, Джорджу, даже одна в честь Дос Сантоса. У меня есть еще множество
знаменитых имен. Ваше же для меня представляет проблему.
- Почему?
- Мне хочется, чтобы она была современной. Вы же не стоите на месте,
все время что-то делаете, меняетесь...
- Вы не одобряете этого?
- У большинства людей хватает благодушия совершить что-либо в течение
первой половины своей жизни и остановиться на достигнутом. Элегия в их
честь не представляет для меня особых хлопот. У меня их полным-полно. Но я
опасаюсь того, что ваша элегия будет совершенно не соответствовать вашему
облику на тот момент, когда она будет закончена. Такая работа меня не
устраивает. Я предпочитаю обдумывать тему на протяжении многих лет,
тщательно взвешивая все стороны человеческой индивидуальности, не подгоняя
себя. Вы, люди, чья жизнь подобна песне, вызываете у меня тревогу. Я
считаю, что вы пытаетесь вынудить меня написать о вас нечто эпическое, а я
становлюсь слишком стар для этого. Иногда я что-то упускаю.
- Я полагаю, что вы становитесь несправедливым, - сказал я ему. -
Другим уже посчастливилось прочитать оды в их честь, а на мою же долю
осталось выполнить лишь пару эпиграмм.
- Могу вам сказать, что у меня есть предчувствие, что я совсем скоро
закончу элегию в вашу честь. И я постараюсь своевременно прислать вам
экземпляр.
- О! А откуда у вас такое предчувствие?
- Разве можно определить источник вдохновения?
- И все-таки расскажите...
- Это пришло мне в голову, когда я размышлял. Я тогда составлял
элегию для веганца - просто, разумеется, чтобы поупражняться. И вот тут я
понял, что думаю о том, что скоро закончу элегию в честь грека. - Он на
мгновение задумался. - Представьте себе чисто умозрительно, как двух
разных людей, каждый из которых выше другого, пытаются сравнить друг с
другом.
- Это можно сделать, если я встану перед зеркалом и буду переминаться
с ноги на ногу. У меня одна нога короче другой. Так что я могу себе
представить. И что же из этого?
- Ничего. У вас совершенно иной подход к проблеме.
- Это культурная традиция, от которой мне никак не избавиться.
Вспомните узлы, лошадей - Горашиб, Трою. Понимаете? Коварство и хитрость у
нас в крови.
Десяток шагов он молчал.
- Так что же: орел или решка? - спросил я у него наконец.
- Простите?
- Это загадка калликанзаридов. Вы проиграли бы в любом случае.
- В этом есть определенный произвол, не так ли?
- Именно таковы калликанзариды. Это скорее греческое, а не восточное
искусство утонченного коварства. Наша жизнь часто зависит от ответа, а
калликанзариды, как правило, желают, чтобы противник проиграл.
- Почему?
- Спросите у следующего калликанзарида, которого встретите. Если
только такая возможность вам еще предоставится.
Мы вышли на нужный нам перекресток.
- Почему вы неожиданно снова связались с Рэдполом? Вы же давно должны
были уйти в отставку.
- Я ушел в подходящее время и все, что меня с ним связывает, это
мысль, удастся ли снова возвратиться, как в добрые старые времена?
Появление Хасана всегда что-то означает, и я хочу знать, каково это
что-то.
- Вас не тревожит, что я вас разыскал?
- Нет. Это может вызвать определенные неудобства, но я сомневаюсь в
том, что ожидается фатальный исход.
Здание "Ройала" возвышалось над нами. Мы вошли внутрь, постучали в
дверь из темного дерева и услышали:
- Входите.
- Привет, - произнес я, входя.
Добрых десять минут прошло прежде, чем мне удалось повернуть разговор
к прискорбному случаю с бедуином, но тут же Диана отвлекла меня,
появившись в комнате.
- Доброе утро, - сказала она.
- Добрый вечер, - усмехнулся я.
- Что нового в мире искусства?
- Ничего.
- Памятники?
- Нет.
- Архивы?
- Нет.
- Какой, интересно, работой вам приходится заниматься?
- О, она слишком разрекламирована благодаря усилиям нескольких
романтиков в бюро Информации. На самом деле все, что мы делаем - это
таскаем, восстанавливаем и сохраняем записи материальной культуры, которые
составлены на Земле человечеством.
- Что-то вроде мусорщиков культуры?
- Что-то вроде этого. Я думаю, что более верное сравнение вряд ли
можно было бы придумать.
- Ну, а зачем?
- Что "зачем"?
- Почему вы это делаете?
- Кто-то же должен этим заниматься, потому что это все-таки мусор
культуры. Поэтому-то его и стоит собирать. Я уверен, что мой мусор -
лучше, чем что-либо другое на Земле.
- Вы преданы этому делу настолько же, насколько скромны! Это тоже
довольно неплохо.
- Кроме того, тогда выбор был не таким уж и большим - когда я
предложил свои услуги. Нельзя забывать, что тогда этого мусора было очень
много.
Она предложила мне бокал, немного отпила из своего и сказала:
- Они на самом деле еще здесь?
- Кто?
- Боги и Компания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26