- Да, - произнес я в микрофон.
- Конрад, это Фил. Я только что написал элегию в ее честь, и мне
хотелось бы прочесть ее вам. Даже несмотря на то, что я никогда с ней не
встречался, я старался изо всех сил, и, как я полагаю, поработал
довольно-таки неплохо...
- Фил, пожалуйста, как раз именно сейчас мне совсем не до поэтических
соболезнований. Может быть, как-нибудь в другое время...
- Но это вовсе не что-нибудь, напоминающее анкету. Я знаю, что вы
недолюбливали такого рода поэзию и в некоторой мере я не могу порицать вас
за это.
Моя рука потянулась к выключателю, но через мгновение я остановился и
вместо того, чтобы отключить связь, взял одну из сигарет Рамзеса.
- Ну что ж, валяйте. Я слушаю.
И он начал декламировать. Работа была совсем неплохая. Я многое
позабыл, помню только то, что почти через всю планету неслись четкие и
ясные слова, а я стоя слушал их, весь покрытый ранами. Он расписывал
добродетели нимфы, за которой охотился Посейдон, но был вынужден уступить
ее своему брату Аиду. Поэт оплакивал ее судьбу. И пока он читал свою
поэму, мой рассудок совершал путешествия во времени, в те два счастливых
месяца на острове Кос. И не было в нем ничего такого, что случилось позже.
Мы стояли на палубе моей лодки, купались и загорали вместе, держась
за руки, ничего не говоря друг другу, здесь, на бесконечном пляже, который
навсегда остался в наших сердцах.
Мы стояли на палубе моей лодки - он кончил этим. Затем он несколько
раз прокашлялся, и мой остров растаял, унося частицу моего "я", именно ту
частицу, которая была связана с островом Кос.
- Спасибо, Фил, - очнулся я. - Это было прекрасно.
- Я польщен твоей оценкой, - сказал он. - Сегодня днем я вылетаю в
Афины. Мне захотелось присоединиться к вам в этой части путешествия. Если
только на это будет ваше согласие...
- Пожалуйста, - ответил я. - Только позволь, Фил, один вопрос:
почему? Откуда такое желание?
- Я решил, что мне надо еще раз увидеть Грецию. Так как вы
собираетесь быть там, то это, возможно, напомнит мне старые времена. Мне
бы хотелось бросить последний взгляд на некоторые древности.
- Что-то фатальное в ваших словах, Фил.
- Я чувствую, что дни мои клонятся к закату. И поэтому мне хочется
еще раз побывать там. У меня предчувствие, что это моя последняя
возможность.
- Я уверен, что вы ошибаетесь. Однако все мы будем обедать в "Саду у
Алтаря" завтра вечером, около восьми.
- Отлично. Тогда и увидимся.
- До свидания.
- До свидания, Конрад.
- Не опаздывайте.
Я принял душ, смазал целебными мазями раны и переоделся в чистую
одежду. Затем я разыскал веганца, который только что закончил такую же
процедуру. Я окинул его зловещим взглядом.
- Поправьте меня, если я ошибусь, - заявил я. - Есть одна причина, по
которой вы захотели, чтобы я был ведущим этого спектакля, а именно - у
меня высокий потенциал выживания. Правильно?
- Да, это так.
- Пока я старался изо всех сил, чтобы мой потенциал способствовал
общему благосостоянию.
- Вы так расцениваете то, что в одиночку, без всякого оружия,
набросились на всю группу в целом?
Мне захотелось вцепиться ногтями в его горло, но я сумел сдержаться и
опустил руки. Наградой мне была искра страха, промелькнувшая в его
расширившихся глазах и заставившая слегка вздрогнуть уголки рта. Он сделал
шаг назад.
- Я больше не буду оправдывать ваши надежды на это, - сказал я ему. -
Я здесь только для того, чтобы переправить вас в любое место, куда вы
захотите отправиться, и доставить вас назад в целости и сохранности.
Сегодня утром вы меня поставили перед проблемой, заделавшись легко
доступной приманкой для боадила. Я вас предупреждаю, что не собираюсь для
вас таскать каштаны из огня или спускаться в ад только для того, чтобы
взять огонь для раскуривания вашей сигареты. Если теперь пожелаете пойти
куда-нибудь один, то сначала проверьте, насколько безопасно данное место,
куда вы идете.
Он смущенно отвел глаза в сторону.
- Если же вы не проверили этого, - продолжал я, - то берите с собой
вооруженный эскорт, поскольку сами вы оказываетесь без оружия. Вот все,
что я должен вам сказать. Если же вы не пожелаете прислушаться к этому
совету, то скажите мне это сейчас же, и я оставлю вас и найду вам другого
проводника. Между прочим, Лорел уже предложил мне поступить подобным
образом. Так каково же будет ваше слово?
- Лорел на самом деле так сказал?
- Да...
- Как это все странно. Я подчиняюсь вашему требованию. Я понимаю, что
оно очень благоразумно.
- Великолепно. Вы говорили, что хотите посетить Долину Царей. Может
быть, сегодня? Вас мог бы свести туда Рамзес. Мне не очень-то хочется
делать это самому. Что-то я устал. И к завтрашнему отлету, который,
кстати, намечен на десять утра, я хотел бы немного отдохнуть. Так что?
Веганец промолчал.
Так и не дождавшись от него ответа, я пошел прочь.
К счастью для тех, кто спасся, так и для еще ненародившихся,
Шотландия не очень сильно пострадала в течение Трех Дней.
Я достал из холодильника ведерко со льдом и бутылку содовой, включил
охлаждающий змеевик рядом со своей койкой, открыл виски из своих запасов и
провел весь остаток дня, размышляя о тщетностях всех людских
устремлений...
Позже, когда я протрезвел до допустимого уровня и слегка покачивался,
я взял себя в руки и пошел подышать свежим воздухом.
Приближаясь к восточному краю предупредительного ограждения, я
услышал голоса и сел, облокотившись о крупную скалу и стараясь подслушать,
о чем говорят. Я различил монотонный голос Миштиго, и мне очень захотелось
узнать, с кем он говорит.
Но это мне не удалось.
Собеседники были довольно далеко от меня, а акустика в пустыне не
всегда наилучшая. И все же я сидел, напряженно прислушиваясь, и как уже не
раз бывало, это произошло.
Я сижу на одеяле рядом с Эллен. Моя рука обнимает ее плечи. Моя синяя
рука...
Картина немного затуманилась, как только я внутренне отпрянул от
отождествления себя с веганцем. Но я преодолел это и вновь прислонился к
скале.
Мне было одиноко: Эллен казалась все-таки помягче, чем скала, и,
кроме того, меня распирало любопытство. Поэтому я превозмог свое
отвращение и снова очутился там...
- ...Нельзя увидеть отсюда, - говорил я, - но если вы хотите знать,
то могу сказать, что наша звезда, вы называете ее Вегой, является звездой
первой величины на вашем бедном небосводе и находится в созвездии, которое
вы, люди, называете Лирой.
- А каков из себя Таллер? - спросила Эллен.
Наступила длительная пауза. Затем:
- Самое важное, как это часто бывает, передать труднее всего.
Проблемой при общении является то, что у собеседника нет понятий,
эквивалентных тем, о которых приходится говорить. Таллер совсем не похож
на планету. Там нет пустынь. Вся планета имеет упорядоченный ландшафт.
Но... позвольте взять из ваших волос этот цветок. Взгляните на него. Что
вы видите?
- Прелестный белый цветок. Вот почему я его выбрала и приколола к
своим волосам...
- Но это вовсе не так. Это не цветок. Во всяком случае для меня. Ваши
глаза восприимчивы к свету с длиной волны от четырех тысяч до семи тысяч
двухсот ангстрем. Глаза же веганцев восприимчивы к ультрафиолетовым частям
почти до трех тысяч ангстрем - с одной стороны. С другой стороны, мы не
различаем цвета, который вы называете "красным", а в этом "белом" цветке я
различаю два цвета, которых нет в вашем диапазоне зрения. Мое тело покрыто
узором, который вы не видите, но он очень похож на узор на коже других
представителей моей семьи, и поэтому другой веганец, знакомый с родом
Штиго, при первой же нашей встрече может назвать мою фамилию и местность,
откуда я родом. Некоторые наши картинки вам, землянам, кажутся кричащими
или даже одноцветными, обычно синими, так как земной глаз не различает тех
оттенков, которые различаем мы. Почти вся наша музыка покажется вам
заполненной довольно длительными промежутками тишины. На самом же деле эти
пробелы заполнены мелодиями, неразличимыми вашими ушами. У нас чистые
города, логически распланированные. Они улавливают дневной свет и долго
удерживают его ночью. Эти места, заполненные замедленными движениями,
очень приятны для уха. Все это очень много значит и для нас, но я не знаю,
как все это описать... человеку.
- Однако люди... я имею в виду людей Земли, живущих на ваших
планетах...
- Но на самом деле они не видят их. Они не слышат или не чувствуют
так же, как мы! Существует пропасть, которую мы можем оценить и понять, но
не можем переступить. Вот почему я не в состоянии рассказать вам, каков на
самом деле Таллер. Для вас это совершенно другой мир, чем для меня.
- И все же мне хотелось бы увидеть его. Очень сильно. Я думаю, что
мне даже понравилось бы там жить.
- Я не уверен в этом. В том, что вы были бы там счастливы.
- Но почему?
- Потому, что эмигранты на Веге - это эмигранты не с Веги. Вы здесь
не являетесь представителем низшей касты или расы. Я знаю, что вы не
пользуетесь этим термином, но именно он наиболее подходящий. Персонал
вашего Управления и его семьи является наивысшей кастой на этой планете.
Затем идут состоятельные люди, не входящие в штат Управления, затем те,
кто работает на этих состоятельных людей. Еще ниже те, кто зарабатывает
себе на жизнь, обрабатывая землю. Затем, у самого подножия пирамиды, те
неудачники, которые обитают в старых местах. Здесь, на этой планете, вы на
вершине пирамиды. На Таллере же вы будете на самом дне общества.
- Почему же?
- Да потому, что вы цветок видите именно белым...
И он вернул ей цветок. Наступило долгое молчание, прерываемое
шелестом прохладного ветерка.
- И все-таки я счастлива, что вы сюда приехали, - сказала она.
- Да, здесь очень интересно.
- Рада, что вам здесь нравится.
- Человек, которого зовут Конрад, был вашим любовником?
Я был ошарашен таким неожиданным вопросом.
- Я понимаю, почему, - сказал он, и мне стало не по себе, будто я
попал в положение человека, подглядывающего физическую близость мужчины и
женщины (или еще хуже - наблюдающего за тем, кто подглядывал).
- И почему же?
- Потому что вы стремитесь к необычному, полному сил, экзотическому.
Потому что вы никогда не испытываете счастья, где бы то ни было. Просто вы
такая, какая есть.
- Неправда... А может быть, так оно и есть. Да, однажды он сказал мне
нечто подобное.
В этот момент мне было даже жаль ее. Затем, не сознавая того,
поскольку я хоть как-то хотел утешить ее, я протянул руку и взял ее руку в
свою. Только рука эта была рукой Миштиго, а он вовсе не думал действовать
ею. А я заставил его!
Неожиданно мне стало страшно. Хотя скорее это чувство возникло у
него, и я почувствовал это. Я ощутил, что в его мозгу все поплыло, как
после мертвецкой пьянки, как только он почувствовал чье-то присутствие в
своем разуме.
Я быстро отпрянул назад и снова оказался спиной к стене, но только
после того, как она уронила цветок и я услышал, как она прошептала:
- Держите меня...
"Ох уж эта чертова псевдотелепатия! Это исполнение желаний! - подумал
я. - Когда-нибудь я перестану верить в то, что это свойство мне
присуще..."
И тем не менее я все-таки на самом деле видел два цвета на том
цветке... цвета, для которых у меня не было слов.
Я побрел назад в лагерь. Пройдя через него, я двинулся дальше.
Добрался до противоположного конца нашего незримого, но охраняемого
периметра, сел на землю и закурил.
Ночь была прохладной и черной.
После того, как я выкурил две сигареты, я услышал позади себя голос,
но не обернулся.
- В огромном здании, Здании Огня, в тот далекий день, когда все дни и
годы получат свой номер, о, пусть тогда мое имя будет возвращено мне, -
произнес голос.
- Очень для вас неплохо, - сказал я. - Цитата вполне подходящая.
Только вы зря здесь цитируете "Книгу мертвых".
- Почему зря? В этот великий день, когда все дни и годы получат свой
номер, если и вам вернут ваше имя, то каково же оно будет?
- Не вернут! Я намерен опоздать на эту церемонию. Да и что толку в
имени?
- Ну, это зависит от того...
- Предположим, оно..."Карагиозис".
- Извольте сесть так, чтобы я мог вас видеть. Я не люблю, когда
кто-нибудь стоит у меня за спиной.
- Хорошо. Ну так как?
- Что "как"?
- Как вы относитесь к имени "Карагиозис"?
- Почему оно должно меня волновать?
- Потому что оно кое-что значит для вас. По крайней мере, некогда
значило.
- Карагиозис был одним из персонажей греческого театра теней, нечто
вроде Петрушки средневекового театра Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26