Но ничего подобного не произошло.
Несколько дней я бродил по афинским улицам и оставался в неведении.
Диана вышла на связь с Рэдполом, но ответа до сих пор не было. Через
тридцать шесть часов мы отправились на скиммерах из Афин в Ламию, а затем
пешком по местности, где растут причудливые новые деревья с длинными
бледными, в красноватых прожилках, листьями и стволами, увитыми лианами.
Мы пройдем по опаленным солнцем равнинам, испещренным извилистыми
козьими тропами. Мы двинемся по высоким каменистым местам с глубокими
расщелинами, мимо разрушенных монастырей. Эта затея была явно нелепа,
однако Миштиго снова настоял, чтобы все было именно так.
Только потому, что я родился здесь, он считает себя в безопасности. Я
пытался рассказать ему о диких зверях, о каннибалах-куретах - диком
племени, бродившем здесь. Он хотел уподобиться Павсанию и странствовать
пешком. Ну что ж, решил я, если не Рэдпол, так дикая фауна может
позаботиться о нем.
Однако, для пущей безопасности я зашел в ближайшее правительственное
почтовое отделение, чтобы получить разрешение на дуэль и уплатил
полагающийся смертный налог. Если Хасана нужно будет убить, то я сделаю
это на законном основании...
Из небольшого кафе на противоположной стороне улицы доносились звуки
музыки. Чувствуя с одной стороны какую-то внутреннюю тягу, а с другой -
что кто-то меня преследует, я перешел улицу и уселся за маленьким столиком
спиной к стене.
Не переставая присматриваться, я заказал турецкий кофе и пачку
сигарет и стал слушать песни о смерти, изгнании, бедствии и извечной
неверности женщин и девушек.
Внутри кафе оказалось еще меньше, чем я предполагал - низкий потолок,
грязный пол - настоящий сумрак. Певица была невысокой женщиной в желтом
платье и сильно накрашенным лицом. В кафе было душно и пыльно, под ногами
чавкали влажные опилки.
Мой столик был расположен почти у самого бара. Посетителей было около
дюжины: три девушки с заспанными глазами что-то пили, сидя за стойкой
бара, там же восседал мужчина в грязной феске, а другой уже уронил голову
на вытянутую руку. Четверо мужчин смеялись за столиком наискосок от меня.
Остальные посетители сидели поодиночке, пили кофе, слушали песни, взгляд
их был рассеянный, они ждали, а может быть, уже перестали ждать, что
что-либо произойдет.
Но ничего не произошло. После третьей чашки, я расплатился с тучным
усатым хозяином и вышел на улицу.
Снаружи, казалось, стало на пару градусов прохладнее. Я повернул
направо и, плохо соображая, долго шел, пока не добрался до обшарпанного
забора, который шел вдоль высокого склона Акрополя.
Где-то далеко сзади послышались шаги. Я постоял полминуты, но вокруг
простиралась только тишина и непроглядная ночь. Пожав плечами, я вошел в
ворота. От храма Диониса остался только фундамент. Не останавливаясь, я
пошел к театру.
Однажды Фил высказал мысль, что история движется гигантскими циклами,
подобно часовой стрелке часов, проходя одни и те же цифры изо дня в день.
- Историческая биология свидетельствует о том, что вы заблуждаетесь,
- возразил ему Джордж.
- Я не имею в виду повторение того, что было.
- Тогда нам следует договориться относительно языка, на котором мы
будем разговаривать, прежде чем начать дальнейшую беседу.
Миштиго рассмеялся:
- И никаких известий, никаких!
Я шел среди руин, в которые время превратило былое величие. Наконец я
оказался в старом театре и стал спускаться вниз...
Я никак не думал, что Диана совершенно серьезно отнесется к глупым
надписям, украшавшим мой номер.
- Им здесь и положено быть. Они на своих местах.
- Ха-ха.
- Когда-то это были головы убитых вами животных. Или щиты поверженных
врагов. Теперь же мы цивилизованные люди и живем по-новому.
Я решил изменить тему разговора:
- Какие-нибудь новости в отношении веганцев?
- Нет.
- Вам до сих пор нужна его голова?
- Скажите мне, Константин, Фил всегда был вашим другом? И таким
дураком?
- Он вовсе не такой уж дурак. Просто это бич недостаточного таланта.
Сейчас его считают последним поэтом-романтиком, вот и лезет он из кожи
вон. Он вкладывает свой мистицизм во всякую чепуху, потому что он, подобно
Вурдворту, пережил свое время. Сейчас он живет в искаженном прекрасном
прошлом. Подобно Байрону, он однажды переплыл пролив Дарданеллы, и теперь
единственное, что недостает ему для полного удовольствия - это общество
юных дам, которым он докучает своей философией и воспоминаниями. Он стар.
В его произведениях время от времени появляются вспышки его прежней мощи,
но весь стиль его теперь уже безнадежно устарел.
- Неужели?
- Я вспоминаю один пасмурный день, когда он стоял в театре Джонса и
декламировал гимн, написанный в честь бога Пана. Его слушали человек
2ОО-3ОО - одни только боги знают, откуда их столько здесь взялось - но это
его не смутило. Тогда его греческий не был еще достаточно хорош, но у него
был весьма внушительный голос, и от всего его облика веяло каким-то
вдохновением. Через некоторое время пошел мелкий дождь, но никто не ушел.
Гром аплодисментов раздался, когда он закончил свое чтение. Слушатели
прямо дрожали от восторга. Уходя, многие на него оглядывались. На меня это
чтение также произвело глубокое впечатление. Затем, через несколько дней,
я перечитал эту поэму - и, представьте себе, никакого впечатления.
Сплошной собачий бред, набор избитых фраз. Просто важно было то, как он
читал это произведение. А сейчас, вместе со своей молодостью он растерял
часть этой своей мощи, и то, что осталось, и что можно было бы назвать
искусством, не содержит в себе той силы, какая сделала бы его великим,
которая превратила бы его в легенду. Он этим очень обижен и утешает себя
туманными выражениями. И все же, если отвечать на ваш вопрос - то нет, он
не всегда был таким глупым. Возможно даже, что часть его философии верна.
- Что вы имеете в виду?
- Большие циклы. Век причудливых зверей наступает снова. А также век
героев, полубогов и демонов.
- Мне пока что встречались только причудливые звери.
- "КАРАГИОЗИС СПАЛ НА ЭТОЙ КРОВАТИ", - разве это не подтверждение
моих слов?

8
Я прошел на авансцену. Со всех сторон меня окружали рельефные
скульптуры. Вот Гермес, представляющий Зевсу новорожденного бога. Икарий,
которого Дионис научил разводить виноград - он готовился принести в жертву
барана, а его же дочь предлагала пирог богу, который стоял в стороне,
беседуя с Сатиром. А вот пьяный Силен, пытающийся поддержать небо подобно
Атланту, но у него это получается намного хуже. Здесь были и все остальные
боги - покровители различных городов, на чьи средства сооружался этот
театр, и среди них я различил Гестию, Тазия, Эрину с рогом изобилия...
- Ты хочешь совершить жертвоприношение богам? - прозвучал неподалеку
от меня голос.
Я не обернулся. Источник голоса был за моим правым плечом, но я не
обернулся, ибо я узнал этот голос.
- Возможно, - ответил я.
- Прошло много времени с тех пор, как твоя нога ступала на землю
Греции.
- Верно.
- Это из-за того, что не было бессмертной Пенелопы - терпеливой, как
эти горы, верящей в возвращение своего калликанзарида?
- Ты решил заделаться деревенским сказочником?
Он рассмеялся.
- Я пасу овец высоко в горах, куда первыми простираются пальцы
Авроры, сыплющие розы на небосвод...
- Да, ты плохой сказитель. Почему же ты сейчас не в горах, не
развращаешь молодежь своими песнями?
- Виной тому сны.
- Да?
Я обернулся и посмотрел в сторону старого лица - морщины, похожие на
почерневшую от времени рыбацкую сеть, белоснежная борода, голубые глаза,
цветом под стать слегка пульсирующим на висках венам. Он опирался на свой
посох, как воин опирается на свое копье. Я знал, что ему уже больше ста
лет и он не прибегал к омоложению.
- Недавно мне приснилось, что я стою посредине черного храма, - начал
рассказывать он, - и бог Аид подошел и встал рядом со мной. Он схватил
меня за руку и стал умолять уйти вместе с ним. Но я решительно отказался
и... проснулся. Этот сон встревожил меня.
- Что ты ел в тот вечер? Ягоды из "горячего" места?
- Не смейся, пожалуйста. Затем как-то поздней ночью мне приснилось,
что я стою среди песков во тьме. Я налит силой древних горцев и борюсь с
самим Антеем, сыном Земли, и побеждаю его. Затем снова ко мне подходит
Аид, берет меня за руку и говорит: "Пойдем со мной сейчас же". Но я снова
отказываюсь и снова просыпаюсь. Вокруг дрожала земля...
- И это все?
- Нет. Затем, совсем уже недавно и не ночью, я сидел под деревом,
присматривая за стадом, и мне пригрезилось, хотя я и бодрствовал, что я,
подобно Аполлону, сражаюсь с чудовищем Пифоном и мне вот-вот уже конец.
Однако на этот раз Аид не пришел ко мне, но когда я обернулся, то заметил
рядом с собой Гермеса, его слугу. Он улыбнулся и направил ко мне свой
жезл, будто винтовку. Я покачал головой, и он опустил свое оружие. Затем
он снова поднял его, и я посмотрел туда, куда он его направил. Там передо
мной открылись Афины, именно это место, этот театр - и здесь сидела
старуха. Та, которая отмеряет нить земной жизни: сидела, надув губы,
недовольная, так как нить тянулась до самого горизонта и конца ей не было
видно. Но та, которая прядет, разделила ее на две очень тонкие нити. Одна
прядь бежала через моря и исчезала из виду, другая же уходила в холмы.
Возле первой, на возвышенности, стоял мертвец, который держал нить в своих
огромных белых руках. За ним, возле следующего холма, она проходила через
раскаленную скалу. На холме за скалой находился Черный Вепрь, он тряс и
терзал нить зубами. И вдоль всей длины пряди крался иноземный воин. Его
глаза были желтыми, а в руках он держал обнаженный меч. Несколько раз он
угрожающе поднимал свое оружие. Поэтому-то я и оказался здесь, чтобы
встретиться с тобой в этом месте и сказать тебе, чтобы ты вернулся за
море. Я хотел предупредить тебя, чтобы ты не шел в холмы, где тебя
поджидает смерть, ибо я знаю, что когда Гермес поднимает свой жезл, то эти
сны относятся не ко мне, а к тебе. Мой отец сказал, что я обязан разыскать
тебя и предупредить. Уходи отсюда сейчас же, пока еще можешь. Возвращайся.
Иди к себе, пожалуйста...
Я обхватил его за плечи.
- Я не поверну назад, так как всецело в ответе за свои поступки -
правильные или неправильные, включая свою собственную жизнь. Я должен идти
в горы, где находятся "горячие" точки. Спасибо тебе за твое
предупреждение. В нашей семье часто снятся необычные сны и не менее часто
они только вводят нас в заблуждение. У меня тоже бывают видения, когда я
смотрю глазами других людей, иногда четкие, иногда туманные. Спасибо тебе
за твое предупреждение. Просто я вынужден пренебречь им.
- Тогда я вернусь к своему стаду.
- Пошли со мной в гостиницу. Мы завтра могли бы тебя подбросить по
воздуху в Ламию.
- Нет, я не сплю в больших зданиях. И я уже больше не летаю.
- Мы могли бы заночевать лагерем. Я как раз уполномоченный этого
памятника.
- Я слышал, что ты снова важная шишка в большом правительстве. Снова
начнутся убийства?
- Надеюсь, что нет.
Мы отыскали ровное место и расположились на его плаще.
- Как ты истолковываешь эти сны? - спросил я его.
- Каждый год до нас доходят твои подарки, но когда ты сам в последний
раз посетил нас?
- Около девятнадцати лет назад.
- Значит, тебе ничего не известно о Мертвеце?
- Нет.
- Он выше большинства людей, выше и толще. Его плоть имеет цвет
медузы, а зубы - как у зверя. Слухи о нем начались около пятнадцати лет
назад. Он появляется только по ночам. Он питается кровью, а смеется, как
ребенок, рыская по окрестностям в поисках крови - ему все равно, людей или
животных. Он улыбается, заглядывая в спальни людей поздней ночью. Он
поджигает церкви, вызывает свертывание молока у кормящих матерей и выкидыш
у рожениц. Днем, говорят, он спит в гробнице, охраняемый
дикарями-куретами.
- Ему приписывают все несчастья, как когда-то приписывали
калликанзаридам.
- Отец, он существует на самом деле. Некоторое время назад что-то
стало причиной смерти моей овцы. Что бы это ни было, но значительная часть
ее была съедена и выпита вся кровь. Меня взяло любопытство, и поэтому я
выкопал укромное убежище, прикрыл его ветками и устроился на ночь. После
многих часов ожидания он появился, и я был так напуган, что не решился
заступиться за себя и запустить в него камнем из своей пращи - ибо он был
как раз такой, каким я его тебе описал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26