Зигмунд был ожившим мифом Фенриса. После того как Рендер велел миссис
Хиджс впустить их, дверь стала открываться, потом вдруг распахнулась, и
пара дымчато-желтых глаз уставилась на Рендера. Глаза сидели в странно
уродливой собачьей голове.
У Зигмунда не было низкого собачьего лба, идущего слегка покато от
морды; у него был высокий грубый череп, отчего глаза казались посаженными
даже глубже, чем сидели на самом деле. Рендер слегка вздрогнул от вида и
размера этой головы. Все мутанты, которых он видел, были щенятами, а
Зигмунд был вполне взрослым, и его серо-черная шерсть имела тенденцию
вставать дыбом, и из-за этого он казался больше, чем нормальный образец
породы.
Он посмотрел на Рендера совсем не по-собачьи и проворчал нечто очень
похожее на "Привет, доктор".
Рендер кивнул и встал.
- Привет, Зигмунд. Входи.
Собака повернула голову, понюхала воздух в комнате, как бы решая,
вверить или нет опекаемую этому пространству. Затем он утвердительно
наклонил голову и прошел в открытую дверь. Весь его расчет длился не более
секунды.
Следом за ним вошла Эйлин, легко держа двойной поводок. Собака
бесшумно шла по толстому ковру, опустив голову, словно подкрадывалась к
чему-то. Глаза ее не покидали Рендера.
- Значит, это и есть Зигмунд? Ну, как вы, Эйлин?
- Прекрасно... Да, я страшно хотела прийти и встретиться с вами.
Рендер подвел ее к креслу и усадил. Она отстегнула двойной карабин от
собачьего ошейника и положила поводок на пол. Зигмунд сел рядом, продолжая
внимательно смотреть на Рендера.
- Как дела в Стейт Псик?
- Как всегда. Могу я попросить сигарету, доктор? Я забыла свои.
Он вложил ей сигарету в пальцы, поднес огонь. На Эйлин был
темно-синий костюм, стекла очков тоже отливали синим. Серебряное пятно на
лбу отражало свет лампы. Она продолжала смотреть в одну точку, когда он
убрал руку. Ее волосы длиною до плеч казались немного светлее, чем в тот
вечер; сегодня они были похожи на новенькую медную монету.
Рендер сел на угол стола.
- Вы говорили мне, что быть слепой не значит ничего не видеть. Тогда
я не просил вас объяснить это. Но сейчас хотел бы попросить.
- У меня был сеанс нейросоучастия с д-ром Рискомбом до того, как с
ним произошел несчастный случай. Он хотел приспособить мой мозг к
зрительным впечатлениям. К несчастью, второго сеанса не было.
- Понятно. Что вы делали в тот сеанс?
Она скрестила ноги, и Рендер заметил, что они красивой формы.
- Главным образом, цвета. Опыт был совершенно потрясающий.
- Хорошо ли вы их помните? Когда это было?
- Около шести месяцев назад... и я никогда не забуду их. С тех пор я
даже думаю цветными узорами.
- Часто?
- Несколько раз в неделю.
- Какого рода ассоциации их приносят?
- Никакие специально. Просто они входят в мой мозг вместе с другими
стимуляторами - в случайном порядке.
- Например?
- Ну, вот сейчас, когда вы задали мне вопрос, я увидела его
желтовато-оранжевым. Ваше приветствие было серебряным. А сейчас, когда вы
просто сидите и слушаете меня и ничего не говорите, я ассоциирую вас с
глубоким синим, почти фиолетовым.
Зигмунд перевел взгляд на стол и уставился на боковую панель.
Слышит ли он, как крутится кассета магнитофона? - думал Рендер. - А
если слышит, то знает ли, что это такое и для чего служит? Если так,
собака, без сомнения, скажет Эйлин; Хотя та и сама знает об этой
общепринятой практике, но ей может не понравиться, что Рендер
рассматривает ее случай как лечение, а не как механический адаптационный
процесс. Он поговорил бы с собакой частным образом насчет этого, если бы
думал, что это что-то даст. Он внутренне улыбнулся и пожал плечами.
- Тогда я сконструирую элементарный фантастический мир, - сказал он
наконец, - и введу вам сегодня кое-какие базисные формы.
Она улыбнулась. Рендер посмотрел вниз, на миф, скорчившийся рядом с
ней и вывесивший язык через частокол зубов. Он тоже улыбается? - подумал
Рендер.
- Спасибо, - сказала она.
Зигмунд поколотил хвостом.
- Вот и хорошо. - Рендер положил сигарету. - Сейчас я достану "яйцо"
и проверю его. А в это время - он нажал незаметную кнопку - немного музыки
может подействовать расслабляюще.
Она хотела ответить, но увертюра Вагнера смахнула слова. Рендер снова
прижал кнопку. Настала тишина, и он сказал:
- Ох-ох. Думал, следующий Распай. - И он коснулся кнопки еще дважды.
- Вы могли бы оставить Вагнера, - заметила она. - Я люблю его.
- Не стоит, - сказал он, открывая шкаф - я бы воздержался от этой
кучи лейтмотивов.
В кабинет вкатилось громадное яйцо, вкатилось бесшумно, как облако.
Когда Рендер подтянул его к столу, он услышал тихое ворчанье и быстро
обернулся. Зигмунд как тень уже метнулся к его ногам и уже кружил вокруг
машины и обнюхивал ее, напружинив хвост и оскалив зубы.
- Полегче, Зиг, - сказал Рендер. - Эта машина не кусается и ничего
плохого не делает. Это просто машина, как, скажем, кар, телевизор или
посудомойка. Мы ей воспользуемся сегодня, чтобы показать Эйлин, как
выглядят некоторые вещи.
- Не нравится, - громко сказала собака.
- Почему?
Зигмунд не ответил, вернулся к Эйлин и положил голову на ее колени.
- Не нравится, - повторил он, глядя на нее.
- Почему?
- Нет слов. Пойдем домой?
- Нет, - ответила она. - Ты свернешься в углу и вздремнешь, а я
свернусь в машине и тоже вздремну... или вроде этого.
- Нехорошо, - сказала собака, опуская хвост.
- Иди, - она погладила собаку, - ляг и веди себя как следует.
Зигмунд пошел, но заскулил, когда Рендер затемнил окна и коснулся
кнопки, трансформирующей его стол в сиденье оператора.
Он заскулил еще раз, когда яйцо, включенное теперь в розетку,
раскололось в середине и верх отошел, показывая внутренность яйца.
Рендер сел. Его сиденье начало принимать контуры ложа и наполовину
вдвинулось под консоль. Рендер сел прямо - ложе двинулось обратно и снова
стало креслом. Он коснулся стола, и половина потолка отошла, изменила
форму и повисла в виде громадного колокола. Рендер встал и обошел яйцо.
Распай говорил о соснах и тому подобном, а Рендер достал из-под яйца
наушники. Закрыв одно ухо и прижав микрофон к другому, он свободной рукой
играл кнопками. Лиги прибоя утопили поэму; мили дорожного движения
перекрыли ее; обратная связь сказала: "...сейчас, когда вы просто сидите и
слушаете меня и ничего не говорите, я ассоциирую вас с глубоким синим,
почти фиолетовым".
Он включил маску и проверил: р_а_з_ - корица, д_в_а_ - сгнивший лист,
т_р_и_ - сильный мускусный запах змей... и вниз через третий, и вкус меда,
уксуса, соли, и вверх через лилии и мокрый бетон, и предгрозовой запах
озона, и все основные обонятельные и вкусовые сигналы для утра, дня и
вечера.
Ложе, как полагалось, плавало в ртутном бассейне, стабилизированное
магнитами стенок яйца. Рендер поставил ленты.
Все было в отличном состоянии.
- О'кей, - сказал Рендер, поворачиваясь, - все проверено. Эйлин как
раз клала очки поверх своей сложенной одежды. Она разделась, пока Рендер
проверял машину. Его взволновала ее тонкая талия, большие груди с темными
сосками, длинные бедра. Она отлично сложена для женщины ее роста - подумал
он. Но, глядя на нее, он понимал, что главное препятствие, конечно в том,
что она его пациентка.
- Готова, - сказала она.
Он подвел ее к машине. Ее пальцы ощупали внутренность яйца. Когда он
помогал ей войти в аппарат, он увидел, что ее глаза яркого цвета морской
волны. И этого он тоже не одобрил.
- Удобно?
- Да.
- О'кей, устраивайтесь. Сейчас я закрою. Приятного сна.
Верхняя часть яйца медленно опустилась. Яйцо стало непрозрачным,
затем ослепительно блестящим. Рендер был смущен своими испорченными
рефлексами. Он двинулся обратно к столу.
Зигмунд стоял, прижавшись к стене. Рендер потянулся погладить его, но
пес отдернул голову.
- Возьми меня с собой, - проворчал он.
- Боюсь, что этого сделать нельзя, дружище, - сказал Рендер. - К тому
же, мы в сущности никуда не уходим. Мы подремлем прямо здесь, в этой
комнате.
Собака похоже не успокоилась.
- Зачем?
Рендер вздохнул. Спор с собакой был, пожалуй, самой нелепой вещью,
какую он мог себе представить в трезвом виде.
- Зиг, - сказал он, - я пытаюсь помочь ей узнать, на что похожи
разные вещи. Твоя работа, бесспорно, прекрасна - водить ее в этом мире,
которого она не видит, но ей нужно знать, как он выглядит, и я собираюсь
показать ей.
- Тогда я не буду нужен ей.
- Нужен. - Рендер чуть не засмеялся. Патетичность собаки была такой
почти абсурдной, что Рендер не мог не помочь. - Я не могу исправить ее
зрение, - объяснил он. - Я просто собираюсь передать ей некоторое
абстрактное видение - ну, вроде даю ей ненадолго взаймы свои глаза. Усек?
- Нет, - сказал пес. - Возьми мои.
Рендер выключил музыку и показал на дальний угол.
- Ляг там, как велела Эйлин. Это не очень долго, и когда все
кончится, ты по-прежнему будешь водить ее. Идет?
Зигмунд не ответил, повернулся и пошел в угол, опустив хвост.
Рендер сел и опустил купол - операторский вариант яйца. Перед ним
было девяносто белых кнопок и две красные. Мир кончался в темноте под
консолью. Рендер ослабил узел галстука и расстегнул воротничок. Он достал
шлем из гнезда и проверил его. Затем надел на нижнюю часть лица полумаску
и опустил на нее забрало шлема. Правая рука его была на перевязи;
постукивающим жестом он выключил сознание пациентки.
Творец не нажимает сознательно белые кнопки. Он внушает условия.
Тогда глубоко имплантированные мышечные рефлексы выполняют почти
незаметное давление на чувствительную перевязь; та скользит в нужное
положение и заставляет вытянутый палец двинуться вперед. Кнопка нажата.
Перевязь движется обратно.
Рендер чувствовал покалывание в основании черепа; пахло
свежескошенной травой.
Он вдруг поднялся в громадный серый проход между мирами...
Через какое-то, показавшееся долгим, время Рендер почувствовал, что
стоит на странной земле. Он ничего не видел, только ощущение присутствия
информировало его о том, что он прибыл. Такого полного мрака он еще ни
разу не видел.
Он пожелал, чтобы мрак рассеялся. Ничего не произошло. Часть его
мозга снова проснулась, а часть, которую он не реализовал, спала; он
вспомнил, в чей мир он вошел. Он прислушался к Эйлин. Услышал страх и
ожидание. Он пожелал цвет. Сначала красный.
Он почувствовал соответствие. Значит, эхо было.
Все стало красным; он находился в центре бесконечного рубина.
Оранжевый, желтый...
Он оказался в куске янтаря.
Теперь зеленый, и он добавил к нему соленые испарения моря. Синий и
вечерняя прохлада.
Он напряг мозг и произвел все цвета сразу. Они закружились громадными
перьями.
Затем он разорвал их и заставил принять форму. Раскаленная радуга
выгнулась через темное небо.
Под собой он обнаружил коричневый и серый. Эти цвета появились
полупрозрачными, мерцающими, исчезающими пятнами.
Где-то ощущение страха, но не было и следа истерии, поэтому он
продолжал творить.
Он создал горизонт, и мрак утянулся за него. Небо чуть заголубело, и
он пустил в него стадо темных облаков. Его усилия создать расстояние и
глубину натолкнулись на сопротивление, поэтому он подкрепил картину очень
слабым звуком прибоя. Когда он расшвырял облака, от аудитории медленно
пришла концепция расстояния, и он быстро воздвиг высокий лес, чтобы
подавить поднимающуюся волну акрофобии.
Паника исчезла.
Рендер сфокусировал свое внимание на высоких деревьях - дубах,
соснах, секвойях. Он раскидал их вокруг как копья, в рваных зеленых,
коричневых и желтых нарядах, раскатал толстый ковер влажной от утренней
росы травы, разбросал с неравными интервалами серые булыжники и
зеленоватые бревна, перепутал и сплел ветви над головой, Бросил
однообразные тени через узкую долину.
Эффект был потрясающий. Казалось, весь мир вздрогнул с рыданием, а
затем стих.
Сквозь тишину он чувствовал ее присутствие. Он решил, что лучше будет
быстро закончить с фоном и создать осязаемые центры, подготовить поле
действий. Позднее он может изменить, исправить или улучшить результаты
травмы в последующих сеансах, но для начала многое было необходимым.
С самого начала он понял, что тишина - это не отстраненность Эйлин:
она приблизила себя к деревьям, траве, кустам и камням; олицетворила себя
в их формах, связалась с их ощущениями, звуками, ароматами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19