Я верю в ритуальную ценность
спасительных побуждений. И сделать их надо.
Дорогой отец-идол,
Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками
у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не
имею затруднений с новым учебным планом. О'кей?
Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную вещь.
Землю не могу описать, потому что сейчас она под холодными белыми
пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю
твоего энтузиазма к противоположности лета, кроме как в рисунках или
эмблеме на пачке мороженого.
Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате
уезжает на уикэнды домой - то и другое является настоящим благословением,
потому что у меня теперь удобный случай схватиться за чтение. Что я и
делаю.
Питер.
Рендер наклонился и погладил огромную голову. Голова стоически
приняла это, а затем перевела взгляд на австрийца, у которого Рендер
попросил огонька, и как бы говорила: "Должен ли я терпеть такое
оскорбление?" Человек улыбнулся, щелкнул гравированной зажигалкой, и
Рендер заметил среди заглавных букв маленькую "ф".
- Спасибо, - сказал Рендер и обратился к собаке: - Как тебя зовут?
- Бисмарк, - проворчал пес.
- Ты напомнил мне другого такого же, некоего Зигмунда, компаньона и
гида моей слепой приятельницы в Америке.
- Мой Бисмарк - охотник, - сказал молодой человек, - но здесь нет ни
оленей, ни больших кошек.
Уши собаки встали торчком, она смотрела на Рендера гордыми, горящими
глазами.
- Мы охотились в Африке, в северных и южных частях Америки. И в
центральной Америке тоже. Бисмарк никогда не теряет след. Никогда не
промахнется. Он прекрасный зверь, и зубы у него как будто сделаны в
Золингене.
- Ты счастливчик, что у тебя такой охотящийся компаньон.
- Я охочусь, - прорычал пес. - Я преследую... Иногда убиваю...
- Вы не знаете такой же собаки - Зигмунда, или женщины, которую он
водит - мисс Эйлин Шалотт? - спросил Рендер.
Человек покачал головой.
- Нет. Бисмарка я получил из Массачусетса, но сам я никогда не бывал
в Центре и незнаком с хозяевами других мутантов.
- Понятно. Ну, спасибо за огонек. Всего вам доброго.
- И вам всего доброго.
- Всего доброго...
Рендер зашагал по узкой улице, засунув руки в карманы. Вторая попытка
Бартельметца чуть не заставила его наговорить лишнего, о чем он сам потом
пожалел бы. Проще было уйти, чем продолжать разговор. Поэтому он извинился
и не сказал, куда идет - он и сам не знал.
Повинуясь внезапному импульсу, он вошел в лавочку и купил часы с
кукушкой, бросившиеся ему в глаза. Он был уверен, что Бартельметц примет
подарок в правильном смысле. Он улыбнулся и пошел дальше. Интересно, что
за письмо для Джил, с которым клерк специально подошел к их столику в
столовой? Оно три раза переадресовывалось и было отправлено юридической
фирмой. Джил даже не вскрыла его, а улыбнулась, поблагодарила
старика-клерка и сунула письмо в сумочку. следовало бы кое-что узнать о
его содержании. Его любопытство так возбуждено, что она, конечно, пожалеет
его и скажет.
Ледяные столбы неба, казалось, внезапно закачались перед ним. Подул
резкий северный ветер. Рендер сгорбился и упрятал голову в воротник.
Сжимая часы с кукушкой, он поспешно двинулся обратно.

В эту ночь змея, державшая свой хвост, рыгала, Фенрис Волк
прокладывал путь к луне, маленькие часы сказали "ку-ку", и завтра пришло,
как последний буйвол Манолета, тряся рогами ворота и мыча обещание
втоптать поток львов в песок.
Рендер обещал себе отдохнуть от излишней сентиментальности.

Позже, много позже, когда они прыгали по небу в крейсере, похожем на
коршуна, Рендер смотрел вниз на потемневшую землю, думая о ее полных звезд
городах, смотрел на небо, где все они отражались, смотрел вокруг себя, на
людей, мелькавших на экранах, на автоматы с кофе, чаем и спиртными
напитками, которые посылали свои флюиды исследовать внутренность людей и
заставлять их нажимать кнопки, а затем смотрел на Джил, которую старинные
здания заставляли ходить в их стенах, и знал: она чувствует, что он
смотрит на нее, и чувствует, что его сиденье требует превращения в ложе -
чтобы он уснул.


5
Ее кабинет был полон цветов, ей нравились экзотические ароматы.
Иногда она зажигала курения. Ей нравилось промачивать ноги в теплых лужах,
гулять в снегопад, слушать слишком много музыки, может быть, излишне
громкой, выпивать каждый вечер пять или шесть различных ликеров (обычно
неприятно пахнущий анисовый, иногда с капелькой полынного). Руки у нее
были мягкие, слегка веснушчатые, с длинными сужающимися к концам пальцами.
Колец она не носила.
Ее пальцы снова и снова ощупывали выпуклости цветка рядом с ее
креслом, пока она говорила в записывающий аппарат.
- ...основные жалобы пациента при поступлении - нервность,
бессонница, боли в животе и периоды депрессии. У пациента имелась запись
прежних поступлений на короткое время. Он был в этом госпитале в 1955 г. с
маниакально-депрессивным психозом пониженного типа, и снова вернулся сюда
2.3.96. 9.20.97 он поступил в другой госпиталь. Физическое обследование
показало кровяное давление 170/100. На день обследования 12.11.98 он был
нормально развит и хорошо упитан. В это время пациент жаловался на
постоянную боль в пояснице, и были отмечены некоторые умеренные симптомы
отхода от алкоголя. Дальнейшее физическое обследование не выявило
патологии, за исключением того, что сухожилия пациента реагируют
преувеличенно, но одинаково. Эти симптомы явились результатом отхода от
алкоголя. При поступлении он не показал себя психотиком, у него не было ни
заблуждений, ни галлюцинаций. Он хорошо ориентировался в пространстве,
времени и личности. Его психологическое состояние было определено: он был
в какой-то мере претенциозным, экспансивным и в достаточной степени
враждебным. Его считали потенциальным нарушителем порядка. Поскольку он
был по специальности поваром, его назначили работать на кухне. Тогда его
общее состояние показало явное улучшение. Больше сотрудничества, меньше
напряженности. Диагноз: маниакально-депрессивная реакция (всегда
ускоряющая неизвестный стресс). Степень психиатрического ухудшения
средняя. Признан правомочным. Продолжать лечение и госпитализацию.
Она выключила аппарат и засмеялась. Этот звук испугал ее: смех -
феномен общественный, а она была одна. Она снова включила запись и грызла
уголок носового платка, пока мягкие, скользящие слова возвращались к ней.
После первого же десятка их она перестала слушать.
Когда аппарат замолчал, она выключила его. Она была очень одинока.
Она была так чертовски одинока, что лужица света, возникшая, когда она
стукнула себя по лбу и повернулась лицом к окну, вдруг стала самой важной
вещью на свете. Она хотела чтобы это был океан света, или чтобы она сама
стала совсем крошечной - все равно, лишь бы этот свет втянул ее в себя.
Вчера минуло три недели...
Слишком долго, думала она, я должна ждать. Нет! Невозможно! А что,
если он умрет, как Вискомб? Нет! Не может быть! С ним ничего не может
случиться. Никогда. Он всесилен и защищен. Но.. но придется ждать три
недели... Без зрения - вот что это значит. Но разве воспоминания
потускнели? Разве они ослабели? Как выглядит дерево? Или облако? Я не
помню! Что такое - красное? Что такое - зеленое? Боже! Это уже истерия! Я
слежу за ней, но не могу прекратить ее! Надо принять лекарство. Лекарство!
Плечи ее затряслись. Лекарства принимать она не стала, но сильнее
прикусила платок, пока ее острые зубы не прорвали ткань.
- Берегись, - сказала она личному блаженству - тех, кто жаждет
справедливости, потому что МЫ желаем удовлетворения. И берегись кротких,
ибо МЫ будем пытаться унаследовать Землю. И берегись...
Коротко прожужжал телефон. Она убрала платок, сделала спокойное лицо
и повернулась к телефону.
- Алло?
- Эйлин, я вернулся. Как вы?
- Хорошо, даже вполне хорошо. Как прошел ваш отпуск?
- О, не жалуюсь. Я давно собирался и думаю, что заслужил отдых.
Слушайте, я привез кое-что показать вам - например, Уинчестерский
кафедральный собор. Хотите прийти на этой неделе? Я могу в любой вечер.
СЕГОДНЯ. НЕТ. Я ОТЧАЯННО ХОЧУ ЭТОГО. ЭТО МОЖЕТ СТАТЬ ПРЕПЯТСТВИЕМ ДЛЯ
МЕНЯ, ЕСЛИ ОН УВИДИТ...
- Как насчет завтрашнего вечера? - спросила она. - Или послезавтра?
Завтра будет прекрасно, - ответил он. - Встретимся в "К и С" около
семи?
- Да, это будет очень приятно. Тот же столик?
- Почему нет? Я закажу его.
- Идет. Значит, завтра увидимся.
- До свидания.
Связь выключилась.
В ту же минуту в ее голове внезапно закружились цвета и она увидела
деревья - дубы, сосны и сикоморы - большие, зеленые с коричневым и серым;
она увидела комья облаков, протирающих пастельное небо, и пылающее солнце,
и озеро глубокой, почти фиолетовой синевы. Она сложила свой изорванный
носовой платок и выбросила.
Она нажала кнопку рядом со столом, и кабинет наполнился музыкой.
Скрябин. Затем нажала другую кнопку и снова проиграла надиктованную ей
пленку, но почти не слышала ни того, ни другого.

Пьер подозрительно понюхал еду. Санитар снял ее с подноса и вышел,
заперев за собой дверь. Салат ждал на полу. Пьер осторожно подошел к нему,
захватил горсть и проглотил.
Он боялся.
ТОЛЬКО БЫ СТАЛЬ ПЕРЕСТАЛА ГРОХОТАТЬ, СТАЛЬ О СТАЛЬ, ГДЕ-ТО В ЭТОЙ
ТЕМНОЙ НОЧИ... ТОЛЬКО БЫ...

Зигмунд встал, зевнул и потянулся. На секунду задние ноги волочились,
а затем он стал внимательным и встряхнулся. Она, наверное, скоро пойдет
домой. Он поглядел вверх, на часы, висящие на человеческом уровне, чтобы
проверить свои ощущения, а затем подошел к телевизору. Встав на задние
лапы, он одной передней оперся на стол, а другой включил телевизор.
Как раз время сводки погоды; может быть, дороги обледенели.

"Я проезжал через всемирные кладбища, - писал Рендер, - обширные
каменные леса, которые каждый год удлиняются.
Почему человек так ревниво охраняет своих мертвых? Не потому ли, что
это монументально демократичный путь увековечения, высшее утверждение
вредящей силы, то есть жизни, и желание, чтобы она продолжалась вечно?
Унамуно уверял, что это именно так. Если да, то за последний год
значительно больший процент населения желает бессмертия, чем когда-либо
раньше в истории..."

Чик-чик, чига-чик! Как ты думаешь, это все-таки люди? Вряд ли,
слишком уж они хороши.

Вечер был звездным. Рендер завел С-7 в холодный подвал, нашел свое
место и поставил машину.
От бетона шла холодная сырость, она вцеплялась в тело, как крысиные
зубы. Рендер повел Эйлин к лифту. Их дыхание облаками шло перед ними.
- Холодновато, - заметил он.
Она кивнула.
В лифте он отдышался, размотал шарф и закурил.
- Дайте и мне, пожалуйста, - сказала она, почувствовав запах табака.
Он подал ей.
Они поднимались медленно, и Рендер прислонился к стенке, вдыхая смесь
дыма и кристаллизованной влаги.
- Я встретил еще одну мутированную овчарку в Швейцарии. Такая же
большая, как Зигмунд. Только это охотник, как и пруссак.
- Зигмунд тоже любит охотиться, - заметила Эйлин. - Два раза в год мы
ездим в Северные леса, и я отпускаю его. Он пропадает несколько дней и
возвращается вполне счастливым. Он никогда не рассказывает, что делал, но
никогда не приходит голодным. Я думаю, что ему нужен отдых от людей, чтобы
остаться стабильным. И думаю, что я права.
Лифт остановился. Они вышли в холл, и Рендер снова повел ее.
Войдя в кабинет, он ткнул термостат, и по комнате заструился теплый
воздух. Их пальто он повесил тут же, в кабинете, и выкати из гнезда Яйцо.
Включив его в розетку, он начал превращать стол в контрольную панель.
- Как вы думаете, это долго продлится? - спросила она, пробегая
кончиками пальцев по гладким, холодным изгибам Яйца. - Все, я имею в виду,
полная адаптация к зрению.
Он задумался.
- Не имею представления. Пока не знаю. Мы начали очень хорошо, но еще
очень многое нужно сделать. Месяца через три я смогу сделать
предположения.
Она задумчиво кивнула, подошла к столу и обследовала кнопки легкими,
как десять перышек, пальцами.
- Осторожно! Не надавите ни на одну.
- Не буду. Как по-вашему, долго ли мне придется учиться оперировать
ими?
- Учиться три месяца. Шесть, чтобы стать достаточно опытной для
использования их на ком-то;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19