Лишь один длинный коридор шел здесь вдоль всего дома, но и он казался неиспользуемым.
Форма здания заинтриговала Тома. Он даже подумал, не сохранился ли до сих пор план архитектора. Был ли дом уже спроектирован подобным образом или же потерял свой вид после изменений и перестроек? Том не понимал, как устроен дом.
Внизу зазвенели бокалы, хлопнула пробка. Праздничные веселые звуки. Пора присоединяться. Спуститься сразу, как только он оденется. Нечего торчать здесь в одиночестве.
Тут, не различая слов, он услыхал мужской голос, легкий и веселый. Говорил Саймон, привлеченный женским разговором. Или звуком извлекаемой пробки. Кейт и ее мать смеялись, к ним присоединился Саймон, и Том вдруг почувствовал себя чужим — незнакомцем и гостем.
В темном холле из левого коридора блеснул огонек. Том услышал отрывок разговора, нечто о молодом Лохинваре, мечте юношеской любви.
Это про него. Чувство юмора мгновенно испарилось. Неужели Кейт тоже смеется? Над ним? Неужели она послала его наверх, чтобы он не путался под ногами, чтобы отделаться от него?
Он вернулся в свою комнату и сел на постель, чуть поеживаясь, хотя было тепло.
Что ему делать здесь? Его внезапно охватила уверенность в том, что особа Тома Крэбтри совершенно излишня в Голубом поместье. Кейт, Рут и Саймон составляли семейство в полном составе: отец, мать и дитя. Правда, Саймон Лайтоулер не был отцом Кейт, и она не знала своего настоящего родителя. Но Саймон всегда находился здесь, а посему вполне отвечал этим требованиям.
Юноша завидовал тому, что у Кейт есть семья, тому, что она владеет столь необычайным, пусть и обветшавшим, домом. У Тома же не было ни семьи, ни дома. Мать его умерла, когда ему было восемнадцать, и он так и не успел узнать, кто его отец. Том вырос в муниципальной квартире и от матери Лоры унаследовал только страстную любовь к книгам.
«Некоторые люди утверждают, что следует любить жизнь, а я предпочитаю книги.» Каллиграфический оттиск сей цитаты на чертежной бумаге Лора повесила в узком коридоре их квартиры, как раз над входной дверью.
Они ходили в библиотеку два, а иногда три раза в неделю, забирая полную норму книг. Это был их главный отдых. Мать-одиночка, проводившая неполный рабочий день в дневных детских яслях, не могла позволить себе большего. Конечно, Алисия привозила им книги, когда являлась погостить, целые стопки книг, самые свежие в бумажных обложках и подержанные в жестких переплетах, все, что, на ее взгляд, могло им понравиться. Лора любила исторические романы, поэзию и американские повествования о частных детективах. Том предпочитал фэнтези и научную фантастику, но к тому времени, когда он повзрослел, вкусы их совпали. Когда он готовился к поступлению и начал читать классику и литературные труды, Лора держалась с ним вровень, вплоть до своей глупой и ненужной смерти.
Он до сих пор сердился на мать. Даже сейчас, шесть лет спустя, сидя на покосившейся двухспальной постели в комнате, где окна не входили в рамы, откладывая встречу с Кейт и ее семьей, он все еще злился. Сбив ее в грязь, водитель сбежал. Все произошло в нескольких ярдах от библиотеки, в которой он выбирал книги.
Рут напомнила ему Лору, хотя внешне они не были похожи. Мать его была слишком худощавой, бледной, светловолосой. Привередливой, эфемерной, разборчивой в еде… легкие волосы ниспадали на тонкие черты ее лица. Она чувствовала себя уютно, лишь когда читала, свернувшись в кресле, а рядом стыла чашка растительного чая.
В юные годы он видел в ней какую-то принцессу или наяду… экзотическое создание, обреченное на земную жизнь.
Тот же слабый отпечаток, оставленный миром иным, лежал и на Рут… морщины, видавшие разочарование, окружали глаза. И, одеваясь, Том ругал себя за то, что, глядя на Рут, вспоминал о матери.
Рут не была счастливой женщиной. Жизнь ей выпала сложная, хотя Том не знал, почему так сложилось. У нее была работа, у нее были дочь и любовник. И удивительный дом и сад, о котором можно было только мечтать.
Том обругал себя. Нет, это не так. Сад запущен, дом тоже. Саймон — пьяница. Кого он обманывает? На мгновение Том нахмурился, гоня раздражение. Средний класс, продолжилась литания, надежный, профессиональный, уединенный, свободный, испорченный…
Он чуть улыбнулся. У него здесь не будет особого досуга. Книге суждено поглощать все его время. Он действительно намеревался как следует заняться ею этим летом. И вновь упрямая мысль поразила его. А что, собственно, он делает здесь?
Конечно же, рядом Кейт. Но их любовь продлилась всего один семестр, и кто знает, как она сложится дальше? Он приехал сюда ради Кейт, но теперь подобный поступок казался ему безрассудным и глупым. Никогда еще он не проводил целое лето с подружкой. Он всегда был независимым, некоторые даже считали его эгоистичным. Он хотел попутешествовать, поездить, посмотреть мир, не имея привязанностей, ответственности, спутников, сам по себе . Это было важно. Только так можно проложить свой путь в жизни. Нельзя полагаться на кого-нибудь другого. Том не намеревался полагаться и на Кейт.
Так зачем же он обещал провести три месяца здесь, в Эссексе, когда вокруг вся земля? Что овладело им? И хотя вокруг Эппинга и Тейдон-Бойс грохотали дороги, хотя во тьме можно было увидеть зарево над Лондоном, этот дом казался далеким и уединенным. Ни один автобус не проезжал по лесной дороге, ближайшая станция находилась в нескольких милях отсюда. Он будет заперт здесь с этими тремя людьми все лето, без фильмов, театра, галерей и библиотеки.
Что это вдруг вселилось в Алисию? Почему она отослала его сюда? Какого рода историю мог он сложить, обитая в этих… руинах?
9
— Ну, поздно купили билеты, и во всем Эдинбурге можно было остановиться лишь на автовокзале. — Рут с рассеянным видом накладывала фруктовый салат.
— Полезное для тех, у кого нет чувства направления. — Кейт ухмыльнулась Рут. — Всегда можно сказать: следуй за этим автобусом и в конце концов вернешься назад.
— Но удовольствие, насколько я помню, стоило этого. Программа была чуточку амбициозной. Ubu Roi, пантомимическая версия «Свадьбы неба и ада». — Она наслаждается, думал Саймон, председательствуя за столом и вспоминая минувшие, более оптимистические времена.
Физекерли Бирн говорил даже меньше, чем обычно. Он обменялся с Томом достаточно вежливым рукопожатием. И теперь казался погрузившимся в собственные мысли. Он сидел в конце стола и ковырял еду с видом, свидетельствовавшим о том, что его мысли были заняты совершенно другим. Ему нечего было внести в этот разговор об университетской жизни. Окончив школу, Бирн быстро пошел в армию, и это было все. Значит, и говорить не о чем.
Саймон вновь заметил, что Том смотрит на него. Будь он американец, абстрактно отметил Саймон, наверняка называл бы меня «сэр».
— Вы тоже были в Эдинбурге? — спросил Том.
— Да, но я не входил в состав драматического общества. Я окончил университет двумя годами раньше. Рут пригласила меня составить им компанию.
— А что вы делали?
Саймон нахмурился, изображая задумчивость.
— И то и се, — проговорил он. — Я не участвовал в спектакле, поэтому меня нагрузили разными делами. В основном меня посылали за рыбой и чипсами. Эдинбург — город славный, полный людей, которые никогда не пропустят согласной. — Голос его приобрел точный шотландский ритм. — Но этот «Фриндж», театрики и неряхи студенты. Кто знает, что они могут выкинуть? — Голос его сделался нормальным… — Блаженное время, там всегда дул ветер, и дождь никогда не прекращался.
— Ничего не изменилось, хотя мы сумели расстаться с автобусной станцией, — прозвучал возбужденный голос Кейт. — Наша церковь оказалась как раз рядом с центром города. Не дальше чем в дюжине хороших ударов мяча. Это было чудесно.
— Но у вас не было своей Эстер Ранцен. — Саймон кисло посмотрел в бокал с шипучкой. — Она делала программу на неудачных любительских шоу. В 1974 году Рут и компания считались звездами.
— Достаточно, чтобы получить отвращение на всю жизнь, — сказал Том.
— Увы, нет. — Рут посмотрела на Саймона. — Но он научился ценить все это: RADA, местную репутацию, странные афиши.
— «И где сейчас Саймон?» — закончил за нее Саймон. — Он, во всяком случае, не выворачивает нутро для местных страдальцев. А знаете, Том, какие были варианты? Те из нас, кто получил степень по искусству, либо преподают, либо ничего не достигли…
— Или достигли всего, им открылся весь мир, все, чего они хотели. — Том пожал плечами. — Ничего конкретного, ничего ограниченного. Вы видите в образовании нечто замыкающее, подобное заключению, и ошибаетесь.
Образы заточения, замкнутости. Он уже поражен, он уже под заклятием, отстраненно подметил Саймон. Мальчишке надо немедленно убираться. Чего добивается Кейт? Безвредный парень, он не заслуживает такой судьбы.
Тут Бирн поднялся, поблагодарил Рут за еду и отбыл, потратив на все менее минуты… Еще один подпавший под заклятие, подумал Саймон. Я надеялся, что хотя бы Физекерли сумеет уехать. Я хотел этого. А Рут начинает рассчитывать на него просто на глазах…
Рут обратилась к нему.
— И что же вы порекомендуете? Чем может помочь нам ваш обширный — мирового масштаба — опыт?
Саймон не мог переносить ее насмешек, уж кто-кто, только не Рут.
— Например, я не стал бы тратить свое свободное время на разговоры с психами.
— Неужели так будет лучше? Где ты сейчас, Саймон?
Тут он взмахнул рукой над столом и опрокинул бокал. Чистая жидкость вылилась на скатерть.
— Дома, — ответил он негромко. — Там, где и должен находиться.
— Но это не мой дом. — Кейт наклонилась через стол, вынуждая Саймона посмотреть ей в глаза. — Я собираюсь однажды уехать отсюда и завести свой собственный дом. Здесь я не останусь!
Он бросил на нее быстрый взгляд. Саймон ощущал себя старым, изношенным и усталым, Кейт была свежа и хороша как вишневый цвет, и все же в этот момент глаза их казались зеркальными отражениями.
— Ступай в постель, моя милая, — проговорил он мягко. — Приятных снов.
— Ты не вправе обращаться со мной свысока!
— Ну, прости, прости!
— А тебе обязательно нужно было это делать?
— Слушать юного остолопа?
— Смущать Кейт. В понедельник я собираюсь вызвать доктора Рейнолдса.
— Это дорого. Он взвинчивает цены, когда у него никто не бывает.
— Я уже говорила с ним. Он готов приехать, тебе даже не придется оставлять дом.
— Вот радость-то! Именно это я и хотел услышать. — Саймон начал складывать тарелки. — Рейнолдс ничего не значит, я встречусь с ним, если ты хочешь, раз ты думаешь, что это чем-нибудь поможет. — Он пустил воду в раковине, отметив новую трещину на фарфоре под краном. — Но мне нравится Том. Он хороший парень и не заслуживает такой участи. Тебе следовало бы избавиться от него, Рут.
— Саймон, с меня довольно! В нашем доме нет ничего плохого. Ничего такого, с чем мы не можем управиться сами.
— Именно это и ужасает меня. Но убраться отсюда нужно не только Тому. Почему бы тебе не взять Кейт? Почему бы вам всем не упаковать чемоданы и уехать?
— А ты поедешь?
— Я не могу!
— Но Рейнолдс, должно быть, сумеет что-то предложить тебе.
Саймон беспомощно посмотрел на нее. Опять объяснять после стольких бесплодных попыток…
— Рут, умственно я здоров, что бы тебе ни казалось. Просто в этом доме гнездится что-то жуткое и дурное. Ты стоишь совсем близко, и поэтому уже ничего не видишь, но как иначе объяснить существование Листовика… Лягушки-брехушки?
Она отвечала, медленно и отчетливо произнося слова, так объясняет учитель трудному ребенку.
— Лягушка-брехушка — это просто дворняжка, которая иногда забегает к нам жить. В ней нет ничего сверхъестественного. Простое животное, маленькая, глупая тварь. А Листовик не существует. Его нет. Ты знаешь, что это правда. Ты сам неоднократно признавал это.
— Да, но я лгал. Ты способна заставить меня сказать все, что захочешь, я ведь хочу только радовать тебя. — Саймон сам усомнился в собственных словах. — Ладно, оставим их, но подумай о том, что происходит здесь. Никто из нас не в состоянии уехать отсюда. Мы здесь в заточении. Почему, ты думаешь, остался здесь этот твой… как его там? Бирн, кажется? Он говорил , что намеревается уехать в конце недели, но сейчас уже суббота, и нет никаких признаков того, что он собирается в путь.
— Я, например, чрезвычайно рада этому. Он хороший работник.
— Это уже другой вопрос. Но неужели он должен ужинать с нами каждый вечер? Я знаю, что еда и кров входили в условия сделки, но не может ли он сам позаботиться о себе? Или он у нас совсем дурачок?
— Конечно же, нет! Бирн знает о растениях и садах больше меня, он всегда любезен и ровен.
— Ну и что? Он не может ничего рассказать о себе.
— Зато ты более чем компенсируешь его молчаливость. Временами ты ведешь себя крайне возмутительно.
— Спасибо за любезность! — Гнев его вспыхнул вновь, и Саймон подумал: однажды я ее ударю… сделаю что-нибудь ужасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Форма здания заинтриговала Тома. Он даже подумал, не сохранился ли до сих пор план архитектора. Был ли дом уже спроектирован подобным образом или же потерял свой вид после изменений и перестроек? Том не понимал, как устроен дом.
Внизу зазвенели бокалы, хлопнула пробка. Праздничные веселые звуки. Пора присоединяться. Спуститься сразу, как только он оденется. Нечего торчать здесь в одиночестве.
Тут, не различая слов, он услыхал мужской голос, легкий и веселый. Говорил Саймон, привлеченный женским разговором. Или звуком извлекаемой пробки. Кейт и ее мать смеялись, к ним присоединился Саймон, и Том вдруг почувствовал себя чужим — незнакомцем и гостем.
В темном холле из левого коридора блеснул огонек. Том услышал отрывок разговора, нечто о молодом Лохинваре, мечте юношеской любви.
Это про него. Чувство юмора мгновенно испарилось. Неужели Кейт тоже смеется? Над ним? Неужели она послала его наверх, чтобы он не путался под ногами, чтобы отделаться от него?
Он вернулся в свою комнату и сел на постель, чуть поеживаясь, хотя было тепло.
Что ему делать здесь? Его внезапно охватила уверенность в том, что особа Тома Крэбтри совершенно излишня в Голубом поместье. Кейт, Рут и Саймон составляли семейство в полном составе: отец, мать и дитя. Правда, Саймон Лайтоулер не был отцом Кейт, и она не знала своего настоящего родителя. Но Саймон всегда находился здесь, а посему вполне отвечал этим требованиям.
Юноша завидовал тому, что у Кейт есть семья, тому, что она владеет столь необычайным, пусть и обветшавшим, домом. У Тома же не было ни семьи, ни дома. Мать его умерла, когда ему было восемнадцать, и он так и не успел узнать, кто его отец. Том вырос в муниципальной квартире и от матери Лоры унаследовал только страстную любовь к книгам.
«Некоторые люди утверждают, что следует любить жизнь, а я предпочитаю книги.» Каллиграфический оттиск сей цитаты на чертежной бумаге Лора повесила в узком коридоре их квартиры, как раз над входной дверью.
Они ходили в библиотеку два, а иногда три раза в неделю, забирая полную норму книг. Это был их главный отдых. Мать-одиночка, проводившая неполный рабочий день в дневных детских яслях, не могла позволить себе большего. Конечно, Алисия привозила им книги, когда являлась погостить, целые стопки книг, самые свежие в бумажных обложках и подержанные в жестких переплетах, все, что, на ее взгляд, могло им понравиться. Лора любила исторические романы, поэзию и американские повествования о частных детективах. Том предпочитал фэнтези и научную фантастику, но к тому времени, когда он повзрослел, вкусы их совпали. Когда он готовился к поступлению и начал читать классику и литературные труды, Лора держалась с ним вровень, вплоть до своей глупой и ненужной смерти.
Он до сих пор сердился на мать. Даже сейчас, шесть лет спустя, сидя на покосившейся двухспальной постели в комнате, где окна не входили в рамы, откладывая встречу с Кейт и ее семьей, он все еще злился. Сбив ее в грязь, водитель сбежал. Все произошло в нескольких ярдах от библиотеки, в которой он выбирал книги.
Рут напомнила ему Лору, хотя внешне они не были похожи. Мать его была слишком худощавой, бледной, светловолосой. Привередливой, эфемерной, разборчивой в еде… легкие волосы ниспадали на тонкие черты ее лица. Она чувствовала себя уютно, лишь когда читала, свернувшись в кресле, а рядом стыла чашка растительного чая.
В юные годы он видел в ней какую-то принцессу или наяду… экзотическое создание, обреченное на земную жизнь.
Тот же слабый отпечаток, оставленный миром иным, лежал и на Рут… морщины, видавшие разочарование, окружали глаза. И, одеваясь, Том ругал себя за то, что, глядя на Рут, вспоминал о матери.
Рут не была счастливой женщиной. Жизнь ей выпала сложная, хотя Том не знал, почему так сложилось. У нее была работа, у нее были дочь и любовник. И удивительный дом и сад, о котором можно было только мечтать.
Том обругал себя. Нет, это не так. Сад запущен, дом тоже. Саймон — пьяница. Кого он обманывает? На мгновение Том нахмурился, гоня раздражение. Средний класс, продолжилась литания, надежный, профессиональный, уединенный, свободный, испорченный…
Он чуть улыбнулся. У него здесь не будет особого досуга. Книге суждено поглощать все его время. Он действительно намеревался как следует заняться ею этим летом. И вновь упрямая мысль поразила его. А что, собственно, он делает здесь?
Конечно же, рядом Кейт. Но их любовь продлилась всего один семестр, и кто знает, как она сложится дальше? Он приехал сюда ради Кейт, но теперь подобный поступок казался ему безрассудным и глупым. Никогда еще он не проводил целое лето с подружкой. Он всегда был независимым, некоторые даже считали его эгоистичным. Он хотел попутешествовать, поездить, посмотреть мир, не имея привязанностей, ответственности, спутников, сам по себе . Это было важно. Только так можно проложить свой путь в жизни. Нельзя полагаться на кого-нибудь другого. Том не намеревался полагаться и на Кейт.
Так зачем же он обещал провести три месяца здесь, в Эссексе, когда вокруг вся земля? Что овладело им? И хотя вокруг Эппинга и Тейдон-Бойс грохотали дороги, хотя во тьме можно было увидеть зарево над Лондоном, этот дом казался далеким и уединенным. Ни один автобус не проезжал по лесной дороге, ближайшая станция находилась в нескольких милях отсюда. Он будет заперт здесь с этими тремя людьми все лето, без фильмов, театра, галерей и библиотеки.
Что это вдруг вселилось в Алисию? Почему она отослала его сюда? Какого рода историю мог он сложить, обитая в этих… руинах?
9
— Ну, поздно купили билеты, и во всем Эдинбурге можно было остановиться лишь на автовокзале. — Рут с рассеянным видом накладывала фруктовый салат.
— Полезное для тех, у кого нет чувства направления. — Кейт ухмыльнулась Рут. — Всегда можно сказать: следуй за этим автобусом и в конце концов вернешься назад.
— Но удовольствие, насколько я помню, стоило этого. Программа была чуточку амбициозной. Ubu Roi, пантомимическая версия «Свадьбы неба и ада». — Она наслаждается, думал Саймон, председательствуя за столом и вспоминая минувшие, более оптимистические времена.
Физекерли Бирн говорил даже меньше, чем обычно. Он обменялся с Томом достаточно вежливым рукопожатием. И теперь казался погрузившимся в собственные мысли. Он сидел в конце стола и ковырял еду с видом, свидетельствовавшим о том, что его мысли были заняты совершенно другим. Ему нечего было внести в этот разговор об университетской жизни. Окончив школу, Бирн быстро пошел в армию, и это было все. Значит, и говорить не о чем.
Саймон вновь заметил, что Том смотрит на него. Будь он американец, абстрактно отметил Саймон, наверняка называл бы меня «сэр».
— Вы тоже были в Эдинбурге? — спросил Том.
— Да, но я не входил в состав драматического общества. Я окончил университет двумя годами раньше. Рут пригласила меня составить им компанию.
— А что вы делали?
Саймон нахмурился, изображая задумчивость.
— И то и се, — проговорил он. — Я не участвовал в спектакле, поэтому меня нагрузили разными делами. В основном меня посылали за рыбой и чипсами. Эдинбург — город славный, полный людей, которые никогда не пропустят согласной. — Голос его приобрел точный шотландский ритм. — Но этот «Фриндж», театрики и неряхи студенты. Кто знает, что они могут выкинуть? — Голос его сделался нормальным… — Блаженное время, там всегда дул ветер, и дождь никогда не прекращался.
— Ничего не изменилось, хотя мы сумели расстаться с автобусной станцией, — прозвучал возбужденный голос Кейт. — Наша церковь оказалась как раз рядом с центром города. Не дальше чем в дюжине хороших ударов мяча. Это было чудесно.
— Но у вас не было своей Эстер Ранцен. — Саймон кисло посмотрел в бокал с шипучкой. — Она делала программу на неудачных любительских шоу. В 1974 году Рут и компания считались звездами.
— Достаточно, чтобы получить отвращение на всю жизнь, — сказал Том.
— Увы, нет. — Рут посмотрела на Саймона. — Но он научился ценить все это: RADA, местную репутацию, странные афиши.
— «И где сейчас Саймон?» — закончил за нее Саймон. — Он, во всяком случае, не выворачивает нутро для местных страдальцев. А знаете, Том, какие были варианты? Те из нас, кто получил степень по искусству, либо преподают, либо ничего не достигли…
— Или достигли всего, им открылся весь мир, все, чего они хотели. — Том пожал плечами. — Ничего конкретного, ничего ограниченного. Вы видите в образовании нечто замыкающее, подобное заключению, и ошибаетесь.
Образы заточения, замкнутости. Он уже поражен, он уже под заклятием, отстраненно подметил Саймон. Мальчишке надо немедленно убираться. Чего добивается Кейт? Безвредный парень, он не заслуживает такой судьбы.
Тут Бирн поднялся, поблагодарил Рут за еду и отбыл, потратив на все менее минуты… Еще один подпавший под заклятие, подумал Саймон. Я надеялся, что хотя бы Физекерли сумеет уехать. Я хотел этого. А Рут начинает рассчитывать на него просто на глазах…
Рут обратилась к нему.
— И что же вы порекомендуете? Чем может помочь нам ваш обширный — мирового масштаба — опыт?
Саймон не мог переносить ее насмешек, уж кто-кто, только не Рут.
— Например, я не стал бы тратить свое свободное время на разговоры с психами.
— Неужели так будет лучше? Где ты сейчас, Саймон?
Тут он взмахнул рукой над столом и опрокинул бокал. Чистая жидкость вылилась на скатерть.
— Дома, — ответил он негромко. — Там, где и должен находиться.
— Но это не мой дом. — Кейт наклонилась через стол, вынуждая Саймона посмотреть ей в глаза. — Я собираюсь однажды уехать отсюда и завести свой собственный дом. Здесь я не останусь!
Он бросил на нее быстрый взгляд. Саймон ощущал себя старым, изношенным и усталым, Кейт была свежа и хороша как вишневый цвет, и все же в этот момент глаза их казались зеркальными отражениями.
— Ступай в постель, моя милая, — проговорил он мягко. — Приятных снов.
— Ты не вправе обращаться со мной свысока!
— Ну, прости, прости!
— А тебе обязательно нужно было это делать?
— Слушать юного остолопа?
— Смущать Кейт. В понедельник я собираюсь вызвать доктора Рейнолдса.
— Это дорого. Он взвинчивает цены, когда у него никто не бывает.
— Я уже говорила с ним. Он готов приехать, тебе даже не придется оставлять дом.
— Вот радость-то! Именно это я и хотел услышать. — Саймон начал складывать тарелки. — Рейнолдс ничего не значит, я встречусь с ним, если ты хочешь, раз ты думаешь, что это чем-нибудь поможет. — Он пустил воду в раковине, отметив новую трещину на фарфоре под краном. — Но мне нравится Том. Он хороший парень и не заслуживает такой участи. Тебе следовало бы избавиться от него, Рут.
— Саймон, с меня довольно! В нашем доме нет ничего плохого. Ничего такого, с чем мы не можем управиться сами.
— Именно это и ужасает меня. Но убраться отсюда нужно не только Тому. Почему бы тебе не взять Кейт? Почему бы вам всем не упаковать чемоданы и уехать?
— А ты поедешь?
— Я не могу!
— Но Рейнолдс, должно быть, сумеет что-то предложить тебе.
Саймон беспомощно посмотрел на нее. Опять объяснять после стольких бесплодных попыток…
— Рут, умственно я здоров, что бы тебе ни казалось. Просто в этом доме гнездится что-то жуткое и дурное. Ты стоишь совсем близко, и поэтому уже ничего не видишь, но как иначе объяснить существование Листовика… Лягушки-брехушки?
Она отвечала, медленно и отчетливо произнося слова, так объясняет учитель трудному ребенку.
— Лягушка-брехушка — это просто дворняжка, которая иногда забегает к нам жить. В ней нет ничего сверхъестественного. Простое животное, маленькая, глупая тварь. А Листовик не существует. Его нет. Ты знаешь, что это правда. Ты сам неоднократно признавал это.
— Да, но я лгал. Ты способна заставить меня сказать все, что захочешь, я ведь хочу только радовать тебя. — Саймон сам усомнился в собственных словах. — Ладно, оставим их, но подумай о том, что происходит здесь. Никто из нас не в состоянии уехать отсюда. Мы здесь в заточении. Почему, ты думаешь, остался здесь этот твой… как его там? Бирн, кажется? Он говорил , что намеревается уехать в конце недели, но сейчас уже суббота, и нет никаких признаков того, что он собирается в путь.
— Я, например, чрезвычайно рада этому. Он хороший работник.
— Это уже другой вопрос. Но неужели он должен ужинать с нами каждый вечер? Я знаю, что еда и кров входили в условия сделки, но не может ли он сам позаботиться о себе? Или он у нас совсем дурачок?
— Конечно же, нет! Бирн знает о растениях и садах больше меня, он всегда любезен и ровен.
— Ну и что? Он не может ничего рассказать о себе.
— Зато ты более чем компенсируешь его молчаливость. Временами ты ведешь себя крайне возмутительно.
— Спасибо за любезность! — Гнев его вспыхнул вновь, и Саймон подумал: однажды я ее ударю… сделаю что-нибудь ужасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51