— Да, я отправилась погулять по лесу с ужасным и злым мистером Лайтоулером, но я не знаю, какое к этому отношение имеете все вы.
В молчании, последовавшем за этими словами, Том понял, что все глядят на Рут. Та открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но губы ее испустили лишь тихий стон. На их глазах Рут соскользнула вбок с кресла и в обмороке повалилась на пол.
Голова ее ударилась о плиту. Тонкая струйка крови появилась на лбу, и Бирн согнулся возле нее. Пока он исследовал рану, остальные стояли и наблюдали, явно парализованные случившимся.
— Ничего страшного, просто царапина.
Он принял от Алисии платок, намоченный в ледяной воде, и осторожно вытер им лицо Рут.
Веки ее затрепетали, открываясь.
— Кейт!..
— Я здесь, мама. — Кейт казалась бледнее ее матери. — Прости меня, прости. Я не думала…
Саймон стоял в дверях, ведущих в холл. Он не сказал ни слова, буквально не проронил ни звука.
Алисия зашипела на Кейт.
— Ты сошла с ума? Чего ты этим хотела добиться? Неужели ты ничего не знаешь о дяде Питере?
— А что ты имеешь в виду? — Кейт поглядела вверх. Она отодвинула Бирна с пути и помогла Рут подняться в кресло.
— Нет , Алисия! Не надо! — раздался слабый, полный чувств голос Рут.
— Ей следует знать все. Она уже взрослая и со временем поймет, что происходит.
— Тогда я ухожу, — внезапно сказал Саймон. — Я не хочу ничего слышать. — Он посмотрел на Алисию. — Пойми, это мой отец , ты говоришь о моем отце.
— Она должна знать.
— Я полностью запрещаю это! — Рут пришла в себя и встала на ноги, — Бирн, пожалуйста, останьтесь, прошу вас! Пока миссис Лайтоулер не уедет.
— Не будь дурой! Кейт должна знать. Она имеет право! — Алисия была в ярости.
— Я полностью не согласна. Это все прошлое, туманное и неясное; никто не знает, что действительно произошло. Истории этой следует позволить умереть. Я поднимаюсь наверх, Алисия, и если ты скажешь хоть слово о том, что случилось между Питером и мной… хотя бы одно слово о том, чего ты не понимаешь, я никогда не буду разговаривать с тобой.
Рут и Саймон оставили комнату вместе.
Бирн увидел, что Алисия, Кейт и Том переглядываются, обнаруживая сложную смесь сомнений, взаимного обвинения и вины.
Сбоку остывала забытая пища.
Алисия проговорила:
— Ладно, по крайней мере я вправе рассказать вам свою собственную историю. Возможно, и вам будет интересно послушать, мистер Бирн. А тебе, Том, раз ты так заинтересовался прошлым семьи, послушать просто полезно.
— А почему вы развелись? — спросил Том. Бирн отметил, что юноша уже извлек свой блокнот и сидел с карандашом наготове, как какой-нибудь зловредный старомодный журналист.
Отвратительная картина. Более всего Бирну хотелось уйти отсюда. Он терпеть не мог никаких застарелых сплетен, ворошения былых грехов.
Но Рут просила его остаться.
Нечестно, подумал он. Какое отношение все это имеет ко мне? Зачем мне сидеть здесь посторонним наблюдателем против собственной воли, как какая-нибудь компаньонка, чтобы грязное белье этой семьи не выстирали на людях.
— Много чего было. — Алисия раскурила сигарету, дав необычный для себя неопределенный ответ. Быть может, и она не посмела обратиться к прошлому лицом, когда до этого дошло дело. Но и Алисию интересовала собственная жизнь, не имевшая к нему никакого отношения. — У него были любовницы, дюжина любовниц. Я никогда не могла верить ему. Просто… с меня было достаточно.
— Почему же мама ничего не рассказывает мне? — вскрикнула Кейт. Руки ее были стиснуты, на лице проступало откровенное расстройство. — Неужели она думает, что я до сих пор ребенок?
— Не знаю, чего хочет твоя мать, — сказала Алисия и вздохнула. — Но я хотела только прояснить отношения, однако Рут они до сих пор не безразличны. Возможно, я неправа. Я не могу настаивать, как не могу и предать доверие Рут. У нее слишком много дел, слишком много неотложных забот. Она утомлена.
— А что вы можете сказать нам? — настаивал Том.
Медленный неизмеримый взгляд Алисии остановился на нем. Она проговорила:
— Питер участвовал в нашей жизни многие годы, даже после того, как мы с ним развелись. И жила я в поместье с Саймоном и Рут, а Питер обитал в Красном доме в Тейдоне. Он иногда заезжал, ему были интересны дети. Так продолжалось до тех пор, пока Рут не отправилась в университет. И пока она находилась там, он посещал ее… но дальнейшее повествование уже выходит за разрешенные рамки. — Она бросила острый взгляд на Бирна и Тома, Кейт она игнорировала. — Рут утверждает, что ничего не помнит, что все забыла. — Алисия холодно отмеряла слова, падавшие кусочками льда. — Но с тех пор она никогда не могла слышать Питера Лайтоулера и переносить его общество. Его имя никогда не произносится при ней, о нем никогда не упоминают, что бы он ни делал, чем бы он ни являлся…
— А чем он является ? — вырвалось у Тома. Готовый его карандаш парил над записной книжкой.
Вновь этот холодный расчетливый взгляд.
— Бастардом, человеком, вырванным из своего социального круга.
— Какое же это у нас столетие? — выкрикнул Том. — Я не могу поверить своим ушам! Быть незаконнорожденным теперь не позорно. Такой порок не поставит человека за пределы его собственного класса . — В голосе его слышалось злобное пренебрежение.
— Еще бы ты говорил иначе.
Бирн посчитал выпад расчетливым и оскорбительным. Глаза Алисии были прикованы к лицу Тома.
— Прости меня, Том, но я знаю этого человека. Я знаю, что это для него значило. Именно так он и воспринимал положение дел, что объясняет разочарование Питера Лайтоулера, его амбиции. Только представьте себе его прошлое. Он жил с матерью в одном из коттеджей возле лужайки в Тейдоне. Он бегал здесь босиком, а мать его… была проституткой. Он рассказывал мне об этом. Полагаю, он хотел сочувствия. Детство его проходило в позоре и унижении. Он был неудачником, обреченным на жизнь неудачника… Но тут вновь объявился Родерик Банньер. Ты слушаешь? Ты это понял? — Она глядела только на Тома. — Родерик, отвергнутый брат Элизабет. Он забрал своего сына, усыновил маленького Питера. И мы опять вернулись в сказку, в мир архетипов. Дитя, перенесенное в роскошь, воспитывается злобным отцом — не приемным отцом, а собственным, истинным дьяволом — и учится… Один Господь знает, чему его учили. Родерик был человеком, поглощенным навязчивой идеей: он хотел получить Голубое поместье и добиться власти над охранявшими его женщинами.
— Откуда вы знаете это? — негромко спросил Бирн. Он не мог понять, чего добивается Алисия. В ней не было ничего открытого, откровенного. Он видел в ее словах дымовую завесу и не верил ей ни на грош.
— Питер Лайтоулер был моим мужем, — сказала она. — И я научилась наблюдать, замечать в нем все. Речь шла о самосохранении. Я наблюдала за развитием этой повести и видела параллели. Видела, как Рут преобразилась из веселой девушки в усталую женщину, которая теперь перед вами. Я помню Эллу и кое-что еще… А теперь, по-моему, пора опубликовать все это, чтобы кое-что узнать о Питере Лайтоулере, человеке, который всегда оказывался здесь в критический момент. И нам придется воспользоваться всем, что есть под рукой, в особенности книгой Тома, прежде чем окажется слишком поздно. — Она внезапно умолкла, прекратив холодный поток слов. И даже чуть улыбнулась, взглянув на Кейт.
Та опустила голову на руки, пряча лицо.
— И ты считаешь пустяковыми свои прогулки с Питером Лайтоулером, неправедным путем пробравшимся в твою жизнь?
Наблюдавший Бирн отметил трудную паузу между словами, пробелы в понимании, пропасти в восприятии и то, что Алисия пряталась за ними. Объяснения рождали только новые вопросы.
Кейт поглядела вверх.
— Если ты так ненавидишь его, то почему бы и не обнародовать? Зачем ты хранишь все эти секреты?
— А кто мне поверит? Я как раз и являюсь единственной персоной, которая не может этого сделать: его разведенная жена, одинокая и разочарованная женщина. В те времена разводились не часто. Развод ставил на человеке определенную метку. К тому же Саймон — мой сын, понимаете. — Алисия говорила голосом ровным и лишенным эмоций. — Мой сын от Питера. Если я хотя бы наполовину понимаю планы Лайтоулера в отношении этого дома и живущих здесь женщин, то Саймон наверняка является их частью. Я сделала все, что могла. Я забрала сына у Питера, как только поняла суть моего бывшего мужа, но, возможно, и опоздала.
— Потому что он пьет и не может уехать отсюда? — снова спросил Бирн все еще мягким голосом.
— У меня не было выхода, — сказала она почти с гневом. — Рут находилась здесь , а она любит его, по крайней мере говорит так. К тому же, каким бы ни было проклятие , оно должно исполниться здесь. Поместье — место значительное; это точка приложения силы, опора… катализатор происходящего.
— Чушь, чепуха, злобная чушь… Ты — истеричная старуха, и ума у тебя ничуть не больше, чем у младенца! — вспыхнула Кейт, наконец вскочившая на ноги. Лицо ее покрылось пятнами от слез и гнева.
— Так ли? А почему твоя мать упала в обморок? Почему она так и не вышла замуж? Почему она ненавидит мужчин, Кейт? — Голос Алисии вновь сделался ледяным. — Тебе приходило это когда-нибудь в голову?
— Она совсем не ненавидит мужчин. Ты не права, ты совершенно неправа! Ты сама сказала, что она любит Саймона.
— Любит она Саймона или нет, это не имеет отношения к делу. Сама я вижу очень немного признаков этого. Ее привязывают к нему обязанность и вина. Подумай, кто такой Саймон. Он ведь тоже часть всего происходящего. Напрягись, Кейт. Саймон — сын Питера. А Питер Лайтоулер — сын Родерика Банньера. Проклятие наследуется, передается.
— Он твой сын! Как ты можешь говорить подобные вещи? — Кейт судорожно терла руку об руку.
— А почему, по-твоему, он пьет? Он пытается спрятаться от своей наследственности, пытается прогнать прошлое.
— Но если это верно, почему ты ничего не сказала? Почему ты не остановила его?
Снова молчание. Алисия глядела на свои руки.
— Вы еще не знали, так? — проговорил Бирн неторопливо. — Вы не были уверены в своей правоте?
Алисия посмотрела на него, и он понял истину. Она произнесла:
— Рут ненавидит Питера Лайтоулера. А книга Тома открыла еще одно насилие, предшествующее. И сам Том… — Она казалась собранной, холодной и элегантной, и лишь Бирн, сидевший возле нее, заметил, как дрогнули на мгновение ее руки.
— Книга Тома — это вымысел! Он все придумал! — с пылом проговорила Кейт.
— Нет, ее пишет сам дом, а не я.
На этот раз в наступившей тишине они услыхали голоса, звук далекого разговора.
Голоса перешли на крик, но слова было трудно понять.
В дальней комнате, которую Рут делила с Саймоном, послышались вопли.
А потом зазвонил телефон.
— Почему ты не осталась? Разве ты не хотела вновь выволочь на свет Божий повесть о моем бесчестном отце?
— Нет. Мне не хочется даже думать об этом. Все кончено. — Рут казалась отчаявшейся, почти серой от утомления. Она раздевалась и пальцы ее путались в одежде.
— Мне жаль наших гостей, — сказал Саймон. — Юного Лотарио (или же сойдемся на Лохинваре?), погруженного в свою книгу. Можно подумать, что до него их просто не умели писать. Ты понимаешь, что он собирается воспользоваться ею, а? И какое мутное прошлое капает из его блестящей прозы. Насилие, инцест и все прочее вылезет на свободу и примется кувыркаться и возиться под пристальным взглядом общества. Конечно, все это просто необходимо опубликовать.
— Но это же выдумка , он все сочиняет?
— Откуда ты знаешь? Ты читала?
Рут нетерпеливо качнула головой.
— Нет необходимости. С какой стати все это окажется правдой? Ему ничего не рассказывали. Записей не осталось, дневников нет. Это всего лишь слухи.
— Гнездящиеся в кирпичах этого дома, пролетающие сквозняком по его коридорам, комнатам… и не надо говорить мне, что ты ничего не ощущаешь.
— Нет. Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не верю таким вещам.
— Даже если Тому еще не наговорили ничего такого, чем же, по-твоему, занята моя почтенная мать в этот самый момент?
— Она знает не все. — Хмурясь, Рут провела щеткой по волосам.
Саймон опустил руки на ее плечи, когда она села перед туалетным столиком, и произнес:
— Рут, дорогая, подумай. Алисия все раскрутит как ведьма, которой она и является; попытается добиться, чтобы ни одна унция греха, зла или горя не была забыта, прощена или потеряна.
— Ты настолько ненавидишь ее?
— Ненавижу? Нет, по крайней мере я так не думаю. Но она чертовски опасна.
— Она хочет узнать правду.
— Не надо говорить мне, что, по-твоему, все сразу исправится, когда каждый грязный шов окажется снаружи. Что вообще могут улучшить знания?
— Но что мы еще можем сделать? Как иначе жить дальше?
— Остается еще наш добрый друг Физекерли Бирн, притаившийся в коттедже в ожидании своего часа.
— Что ты имеешь в виду? — Рут наконец взглянула на него.
— Он добивается тебя, Рут. Или ты не заметила?
— Не говори ерунды.
— Любой нормальный человек уехал бы отсюда несколько дней назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
В молчании, последовавшем за этими словами, Том понял, что все глядят на Рут. Та открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но губы ее испустили лишь тихий стон. На их глазах Рут соскользнула вбок с кресла и в обмороке повалилась на пол.
Голова ее ударилась о плиту. Тонкая струйка крови появилась на лбу, и Бирн согнулся возле нее. Пока он исследовал рану, остальные стояли и наблюдали, явно парализованные случившимся.
— Ничего страшного, просто царапина.
Он принял от Алисии платок, намоченный в ледяной воде, и осторожно вытер им лицо Рут.
Веки ее затрепетали, открываясь.
— Кейт!..
— Я здесь, мама. — Кейт казалась бледнее ее матери. — Прости меня, прости. Я не думала…
Саймон стоял в дверях, ведущих в холл. Он не сказал ни слова, буквально не проронил ни звука.
Алисия зашипела на Кейт.
— Ты сошла с ума? Чего ты этим хотела добиться? Неужели ты ничего не знаешь о дяде Питере?
— А что ты имеешь в виду? — Кейт поглядела вверх. Она отодвинула Бирна с пути и помогла Рут подняться в кресло.
— Нет , Алисия! Не надо! — раздался слабый, полный чувств голос Рут.
— Ей следует знать все. Она уже взрослая и со временем поймет, что происходит.
— Тогда я ухожу, — внезапно сказал Саймон. — Я не хочу ничего слышать. — Он посмотрел на Алисию. — Пойми, это мой отец , ты говоришь о моем отце.
— Она должна знать.
— Я полностью запрещаю это! — Рут пришла в себя и встала на ноги, — Бирн, пожалуйста, останьтесь, прошу вас! Пока миссис Лайтоулер не уедет.
— Не будь дурой! Кейт должна знать. Она имеет право! — Алисия была в ярости.
— Я полностью не согласна. Это все прошлое, туманное и неясное; никто не знает, что действительно произошло. Истории этой следует позволить умереть. Я поднимаюсь наверх, Алисия, и если ты скажешь хоть слово о том, что случилось между Питером и мной… хотя бы одно слово о том, чего ты не понимаешь, я никогда не буду разговаривать с тобой.
Рут и Саймон оставили комнату вместе.
Бирн увидел, что Алисия, Кейт и Том переглядываются, обнаруживая сложную смесь сомнений, взаимного обвинения и вины.
Сбоку остывала забытая пища.
Алисия проговорила:
— Ладно, по крайней мере я вправе рассказать вам свою собственную историю. Возможно, и вам будет интересно послушать, мистер Бирн. А тебе, Том, раз ты так заинтересовался прошлым семьи, послушать просто полезно.
— А почему вы развелись? — спросил Том. Бирн отметил, что юноша уже извлек свой блокнот и сидел с карандашом наготове, как какой-нибудь зловредный старомодный журналист.
Отвратительная картина. Более всего Бирну хотелось уйти отсюда. Он терпеть не мог никаких застарелых сплетен, ворошения былых грехов.
Но Рут просила его остаться.
Нечестно, подумал он. Какое отношение все это имеет ко мне? Зачем мне сидеть здесь посторонним наблюдателем против собственной воли, как какая-нибудь компаньонка, чтобы грязное белье этой семьи не выстирали на людях.
— Много чего было. — Алисия раскурила сигарету, дав необычный для себя неопределенный ответ. Быть может, и она не посмела обратиться к прошлому лицом, когда до этого дошло дело. Но и Алисию интересовала собственная жизнь, не имевшая к нему никакого отношения. — У него были любовницы, дюжина любовниц. Я никогда не могла верить ему. Просто… с меня было достаточно.
— Почему же мама ничего не рассказывает мне? — вскрикнула Кейт. Руки ее были стиснуты, на лице проступало откровенное расстройство. — Неужели она думает, что я до сих пор ребенок?
— Не знаю, чего хочет твоя мать, — сказала Алисия и вздохнула. — Но я хотела только прояснить отношения, однако Рут они до сих пор не безразличны. Возможно, я неправа. Я не могу настаивать, как не могу и предать доверие Рут. У нее слишком много дел, слишком много неотложных забот. Она утомлена.
— А что вы можете сказать нам? — настаивал Том.
Медленный неизмеримый взгляд Алисии остановился на нем. Она проговорила:
— Питер участвовал в нашей жизни многие годы, даже после того, как мы с ним развелись. И жила я в поместье с Саймоном и Рут, а Питер обитал в Красном доме в Тейдоне. Он иногда заезжал, ему были интересны дети. Так продолжалось до тех пор, пока Рут не отправилась в университет. И пока она находилась там, он посещал ее… но дальнейшее повествование уже выходит за разрешенные рамки. — Она бросила острый взгляд на Бирна и Тома, Кейт она игнорировала. — Рут утверждает, что ничего не помнит, что все забыла. — Алисия холодно отмеряла слова, падавшие кусочками льда. — Но с тех пор она никогда не могла слышать Питера Лайтоулера и переносить его общество. Его имя никогда не произносится при ней, о нем никогда не упоминают, что бы он ни делал, чем бы он ни являлся…
— А чем он является ? — вырвалось у Тома. Готовый его карандаш парил над записной книжкой.
Вновь этот холодный расчетливый взгляд.
— Бастардом, человеком, вырванным из своего социального круга.
— Какое же это у нас столетие? — выкрикнул Том. — Я не могу поверить своим ушам! Быть незаконнорожденным теперь не позорно. Такой порок не поставит человека за пределы его собственного класса . — В голосе его слышалось злобное пренебрежение.
— Еще бы ты говорил иначе.
Бирн посчитал выпад расчетливым и оскорбительным. Глаза Алисии были прикованы к лицу Тома.
— Прости меня, Том, но я знаю этого человека. Я знаю, что это для него значило. Именно так он и воспринимал положение дел, что объясняет разочарование Питера Лайтоулера, его амбиции. Только представьте себе его прошлое. Он жил с матерью в одном из коттеджей возле лужайки в Тейдоне. Он бегал здесь босиком, а мать его… была проституткой. Он рассказывал мне об этом. Полагаю, он хотел сочувствия. Детство его проходило в позоре и унижении. Он был неудачником, обреченным на жизнь неудачника… Но тут вновь объявился Родерик Банньер. Ты слушаешь? Ты это понял? — Она глядела только на Тома. — Родерик, отвергнутый брат Элизабет. Он забрал своего сына, усыновил маленького Питера. И мы опять вернулись в сказку, в мир архетипов. Дитя, перенесенное в роскошь, воспитывается злобным отцом — не приемным отцом, а собственным, истинным дьяволом — и учится… Один Господь знает, чему его учили. Родерик был человеком, поглощенным навязчивой идеей: он хотел получить Голубое поместье и добиться власти над охранявшими его женщинами.
— Откуда вы знаете это? — негромко спросил Бирн. Он не мог понять, чего добивается Алисия. В ней не было ничего открытого, откровенного. Он видел в ее словах дымовую завесу и не верил ей ни на грош.
— Питер Лайтоулер был моим мужем, — сказала она. — И я научилась наблюдать, замечать в нем все. Речь шла о самосохранении. Я наблюдала за развитием этой повести и видела параллели. Видела, как Рут преобразилась из веселой девушки в усталую женщину, которая теперь перед вами. Я помню Эллу и кое-что еще… А теперь, по-моему, пора опубликовать все это, чтобы кое-что узнать о Питере Лайтоулере, человеке, который всегда оказывался здесь в критический момент. И нам придется воспользоваться всем, что есть под рукой, в особенности книгой Тома, прежде чем окажется слишком поздно. — Она внезапно умолкла, прекратив холодный поток слов. И даже чуть улыбнулась, взглянув на Кейт.
Та опустила голову на руки, пряча лицо.
— И ты считаешь пустяковыми свои прогулки с Питером Лайтоулером, неправедным путем пробравшимся в твою жизнь?
Наблюдавший Бирн отметил трудную паузу между словами, пробелы в понимании, пропасти в восприятии и то, что Алисия пряталась за ними. Объяснения рождали только новые вопросы.
Кейт поглядела вверх.
— Если ты так ненавидишь его, то почему бы и не обнародовать? Зачем ты хранишь все эти секреты?
— А кто мне поверит? Я как раз и являюсь единственной персоной, которая не может этого сделать: его разведенная жена, одинокая и разочарованная женщина. В те времена разводились не часто. Развод ставил на человеке определенную метку. К тому же Саймон — мой сын, понимаете. — Алисия говорила голосом ровным и лишенным эмоций. — Мой сын от Питера. Если я хотя бы наполовину понимаю планы Лайтоулера в отношении этого дома и живущих здесь женщин, то Саймон наверняка является их частью. Я сделала все, что могла. Я забрала сына у Питера, как только поняла суть моего бывшего мужа, но, возможно, и опоздала.
— Потому что он пьет и не может уехать отсюда? — снова спросил Бирн все еще мягким голосом.
— У меня не было выхода, — сказала она почти с гневом. — Рут находилась здесь , а она любит его, по крайней мере говорит так. К тому же, каким бы ни было проклятие , оно должно исполниться здесь. Поместье — место значительное; это точка приложения силы, опора… катализатор происходящего.
— Чушь, чепуха, злобная чушь… Ты — истеричная старуха, и ума у тебя ничуть не больше, чем у младенца! — вспыхнула Кейт, наконец вскочившая на ноги. Лицо ее покрылось пятнами от слез и гнева.
— Так ли? А почему твоя мать упала в обморок? Почему она так и не вышла замуж? Почему она ненавидит мужчин, Кейт? — Голос Алисии вновь сделался ледяным. — Тебе приходило это когда-нибудь в голову?
— Она совсем не ненавидит мужчин. Ты не права, ты совершенно неправа! Ты сама сказала, что она любит Саймона.
— Любит она Саймона или нет, это не имеет отношения к делу. Сама я вижу очень немного признаков этого. Ее привязывают к нему обязанность и вина. Подумай, кто такой Саймон. Он ведь тоже часть всего происходящего. Напрягись, Кейт. Саймон — сын Питера. А Питер Лайтоулер — сын Родерика Банньера. Проклятие наследуется, передается.
— Он твой сын! Как ты можешь говорить подобные вещи? — Кейт судорожно терла руку об руку.
— А почему, по-твоему, он пьет? Он пытается спрятаться от своей наследственности, пытается прогнать прошлое.
— Но если это верно, почему ты ничего не сказала? Почему ты не остановила его?
Снова молчание. Алисия глядела на свои руки.
— Вы еще не знали, так? — проговорил Бирн неторопливо. — Вы не были уверены в своей правоте?
Алисия посмотрела на него, и он понял истину. Она произнесла:
— Рут ненавидит Питера Лайтоулера. А книга Тома открыла еще одно насилие, предшествующее. И сам Том… — Она казалась собранной, холодной и элегантной, и лишь Бирн, сидевший возле нее, заметил, как дрогнули на мгновение ее руки.
— Книга Тома — это вымысел! Он все придумал! — с пылом проговорила Кейт.
— Нет, ее пишет сам дом, а не я.
На этот раз в наступившей тишине они услыхали голоса, звук далекого разговора.
Голоса перешли на крик, но слова было трудно понять.
В дальней комнате, которую Рут делила с Саймоном, послышались вопли.
А потом зазвонил телефон.
— Почему ты не осталась? Разве ты не хотела вновь выволочь на свет Божий повесть о моем бесчестном отце?
— Нет. Мне не хочется даже думать об этом. Все кончено. — Рут казалась отчаявшейся, почти серой от утомления. Она раздевалась и пальцы ее путались в одежде.
— Мне жаль наших гостей, — сказал Саймон. — Юного Лотарио (или же сойдемся на Лохинваре?), погруженного в свою книгу. Можно подумать, что до него их просто не умели писать. Ты понимаешь, что он собирается воспользоваться ею, а? И какое мутное прошлое капает из его блестящей прозы. Насилие, инцест и все прочее вылезет на свободу и примется кувыркаться и возиться под пристальным взглядом общества. Конечно, все это просто необходимо опубликовать.
— Но это же выдумка , он все сочиняет?
— Откуда ты знаешь? Ты читала?
Рут нетерпеливо качнула головой.
— Нет необходимости. С какой стати все это окажется правдой? Ему ничего не рассказывали. Записей не осталось, дневников нет. Это всего лишь слухи.
— Гнездящиеся в кирпичах этого дома, пролетающие сквозняком по его коридорам, комнатам… и не надо говорить мне, что ты ничего не ощущаешь.
— Нет. Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не верю таким вещам.
— Даже если Тому еще не наговорили ничего такого, чем же, по-твоему, занята моя почтенная мать в этот самый момент?
— Она знает не все. — Хмурясь, Рут провела щеткой по волосам.
Саймон опустил руки на ее плечи, когда она села перед туалетным столиком, и произнес:
— Рут, дорогая, подумай. Алисия все раскрутит как ведьма, которой она и является; попытается добиться, чтобы ни одна унция греха, зла или горя не была забыта, прощена или потеряна.
— Ты настолько ненавидишь ее?
— Ненавижу? Нет, по крайней мере я так не думаю. Но она чертовски опасна.
— Она хочет узнать правду.
— Не надо говорить мне, что, по-твоему, все сразу исправится, когда каждый грязный шов окажется снаружи. Что вообще могут улучшить знания?
— Но что мы еще можем сделать? Как иначе жить дальше?
— Остается еще наш добрый друг Физекерли Бирн, притаившийся в коттедже в ожидании своего часа.
— Что ты имеешь в виду? — Рут наконец взглянула на него.
— Он добивается тебя, Рут. Или ты не заметила?
— Не говори ерунды.
— Любой нормальный человек уехал бы отсюда несколько дней назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51