— Но в процессе производства есть и вторая сторона. Ведь люди не могут производить что-либо в одиночку? Возьмите такой пример: фабрикант имеет машины, станки, но без рабочих они мертвы. Рабочий имеет только свой труд, но без станков фабриканта он не может его применить. Когда он поступает на фабрику, между ним и фабрикантом возникают отношения, которые, в отличие от личных, называются производственными отношениями. Таким образом, производственные отношения отвечают на вопрос: в чьей собственности находятся орудия производства, которыми пользуется рабочий. В распоряжении всего общества или отдельных лиц? Кому достается львиная доля продукции, выработанной рабочим? Фабриканту, если ему принадлежат машины и станки, или всему обществу, если этому обществу принадлежат фабрики? Вот этим определяется общественный строй, его форма. Понятно?
— Не совсем, — честно призналась Кюльжан.
— Давайте разберемся на примерах! Как вы назовете общественный строй, при котором отдельным лицам принадлежат не только орудия труда, но и те, кто при помощи этих орудий работает.
— Это рабство, — ответил, подумав, Вася.
— Хорошо… А если так: орудия производства принадлежат хозяину, а тот, кто ими пользуется, хоть и имеет свою маленькую собственность, но обязан бесплатно работать и на хозяина в виде барщины или оброка?
— Это будет крепостное право, феодализм, — сказала Кюльжан.
— А если средства и орудия производства принадлежат хозяину, а тот, кто ими пользуется, не имеет ничего, кроме своего труда? По закону — не раб, свободный, а фактически его жизнь зависит от того, наймут его или не наймут хозяева орудий?
— Ну, это здесь, в Лондоне, так мучаются, — быстро сказал Валерик. — Видели мы эту «свободу по закону»!
— Ну вот, мы с вами и разобрали разные формы производственных отношений, но у всех этих форм есть одна общая черта. Вы не обратили внимания, какая?
— Во всех: и в рабовладельческом, и в феодальном, и в капиталистическом строе владельцы орудий труда угнетают тех, кто на них работает, — ответил Вася. — Это очень несправедливо!
— Представьте себе, мой друг, Карл Маркс вполне с вами согласен в этом вопросе, — пошутил Джемс Райт.
— А почему первобытные люди все были свободны и равны, а потом вдруг одни стали рабами, а другие хозяевами? Как это произошло?
— То есть, вы спрашиваете, как изменились производственные отношения, которые у первобытных людей были отношениями сотрудничества и взаимопомощи? Дело в том, что изменения в способе производства всего, что нужно для жизни, всегда начинаются с изменений в сторону усовершенствования орудий труда. Когда первобытные люди изобрели лук, охота на диких зверей стала доступной не только коллективам, но и отдельным охотникам. Она стала успешней. Следовательно, условия позволили оставлять, например, подраненный молодняк «в запас». Животное привыкало к человеку, от которого получало корм. От приручения животного до использования его не только для пищи, но и как рабочий скот, уже шаг большой. Значит, стало легче обрабатывать землю, значит, большими стали урожаи. Потребность в общей работе исчезла, а с ней и распределение поровну полученных продуктов. Потом люди сообразили, что можно заставить работать на себя других, скажем, пленных, которых прежде просто убивали, так как их было невыгодно кормить. Племена, как скифы, и целые народы, как египтяне, совершали грабительские походы на своих соседей специально для того, чтоб добыть себе рабов. И войны уже стали необходимостью для тех стран, которые были основаны на труде рабов. А чтобы подавить их сопротивление и сохранить свои богатства, богачам понадобился такой аппарат, как государство и армия, как главный инструмент государства. Так возник рабовладельческий строй. Вот каким образом один общественный строй сменился другим.
— А как дальше? Как рабовладельческий строй превратился в феодальный?
— Вспомните историю древнего Египта. Как могло дальше развиваться и совершенствоваться производство, когда рабы ненавидели свой труд? А ведь первая особенность производства заключается в том, что оно никогда не останавливается на мертвой точке, а все время развивается. И это развитие, как мы с вами уже рассмотрели, начинается с усовершенствования орудий труда. А разве рабы были заинтересованы в этом? Она свои орудия труда считали ненавистными оковами. Зачем им было стараться вырабатывать больше продуктов, если они все равно получали меньше, чем нужно для поддержания своей жизни? И сам-то труд в то время считался позорным, как удел только раба. Получался тупик. Ремесла чахли, торговля замирала… Урожаи падали, и многие поля зарастали сорняками. Рабство перестало себя окупать и поэтому отмерло. Но его гибель проходила очень бурно, сопровождалась кровавыми восстаниями рабов.
— Все-таки рабство — самый жестокий и несправедливый строй, — вздохнула Кюльжан. — И зачем только он возник? Не понимаю.
— Все надо рассматривать с исторической точки зрения, — возразил Джемс Райт. — Конечно, сейчас возврат к рабовладельческому обществу был бы нелепостью, шагом назад, но в свое время этот строй сыграл большую роль. По этому поводу ученый Фридрих Энгельс говорит: «Только рабство сделало возможным, в более крупном масштабе, разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира, греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и науки. Без рабства не было бы и римского государства. А без того фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной Европы».
— Так что, видите ли, каждая историческая ступень играет свою положительную прогрессивную роль в развитии человеческого общества.
Так же и при феодализме. Первое время после падения рабства начали развиваться ремесла, появилось много усовершенствований в технике. Ведь крепостной и свободный ремесленник были уже заинтересованы в совершенствовании своих орудий труда, чтобы получить больше продуктов. Раба-то, хоть мизерно, хозяин обязан был кормить, а крепостной должен был и удовлетворить аппетит хозяев и прокормить себя и свою семью. Поэтому орудия труда все улучшались, изобретались новые, более сложные, как, например, прялка «Дженни», ткацкий станок Картрайта…
— Очень странно, — перебил вдруг Вася. — Харгривс изобрел свою прялку, чтобы облегчить труд прядильщиков, а это привело к тому, что они совершенно разорились. Как же это получается?
— А так, что люди не свободны в выборе способа производства. Каждое поколение застает в готовом виде то, что создано предыдущим. Когда люди изобретают новые орудия труда, они не думают, к каким общественным результатам это приведет. Они только хотят облегчить свой труд. Для этого была изобретена и паровая машина. Но как только она стала применяться в промышленности, ручной труд кустаря перестал быть выгодным, так же как и труд крепостного в сельском хозяйстве. Важнее было иметь свободные продажные рабочие руки. Вот вам действие экономического закона, в результате которого феодальный строй сменился капиталистическим. Опять-таки большую роль сыграли крестьянские волнения, как раньше восстания рабов.
Началось бурное развитие капитализма и, уже при самом рождении, этот строй был отмечен, как проклятие человечества. Кустари, которых применение машинного труда лишило средств к существованию, и даже рабочие ломали, а нередко и поджигали фабрики, где эти машины были установлены. В это время в ходу была песня… Лаура! Ты знаешь ее, прочти.
Лаура немного подумала и начала:
На свете есть царь — беспощадный тиран,
Не сказки старинной забытый кошмар,
Жестокий мучитель бесчисленных стран, —
Тот царь называется пар.
Рука его грозно протянута вдаль,
Рука у него лишь одна,
Но рабскую землю сжимает, как сталь,
И тысячи губит она.
Как бешеный Молох, чудовищный бог,
Он храм свой поставил на грудах костей,
И пламенем вечным утробу зажег,
И в пламени губит детей.
С толпой кровожадных жрецов-палачей
Людьми он владеет, как вождь…
Они претворяют кровавый ручей
В чеканного золота дождь.
— Ну, вот! Вы слышали, — сказал Джемс Райт. — Вот «приветственный гимн», сложенный одним рабочим в честь капитализма. Какое дикое несоответствие! Плоды человеческого гения, которые стоят стольких бессонных ночей, стольких творческих мук, в конечном счете не улучшают, а ухудшают положение трудящихся.
— А у нас, — начала было Кюльжан, — то есть, я хочу сказать, что мне кажется, не всегда будет так. Будет такой строй, при котором, чем больше разных изобретений, тем лучше все люди будут жить, и они будут очень уважать и даже любить своих ученых и изобретателей.
— Совершенно верно, — откликнулся Джемс Райт. — Будет такой строй — социалистический. И переход к нему произойдет не стихийно, а потому, что люди, изучив законы развития человеческого общества, смогут, опираясь на них, ускорить ход событий. По этому поводу Фридрих Энгельс говорит так:
«Производительные силы действуют помимо нас и против нас до тех пор, пока мы упорно отказываемся понять их природу и характер, а этому пониманию противятся защитники капитализма. Но раз понята их природа, они могут превратиться в руках объединившихся рабочих из демонических повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушающей силой молнии из грозовой тучи и электричеством, покорно действующим в телеграфном аппарате. Между пожаром и огнем, управляемым руками человека».
При социализме производство будет развиваться по заранее обдуманному плану. Прекратится жестокая борьба отдельного человека за свое существование. Он окончательно перейдет в условия действительно человеческие. Люди станут действительными повелителями природы, и это будет скачком человечества из царства необходимости в царство свободы.
Сегодня мы с вами видели модель электрической машины, о которой мой друг говорил, как о предвестнице ряда революций. Применение электричества создаст такую крупную промышленность, а с ней, значит, такую колоссальную армию пролетариата, что революционный переворот будет просто неизбежен. Ведь изменения в способе производства влекут за собой и изменения существующего строя, когда он становится тормозом на пути дальнейшего развития производительных сил.
Значит, соответствие производственных отношений характеру производительных сил является тем экономическим законом развития человеческого общества, который вы хотите познать.
— Теперь я понимаю, почему Карл Маркс, Фридрих Энгельс и другие великие ученые не жалели сил и времени для работы над своими открытиями, — сказал Вася. — Они хотели, чтобы все трудящиеся узнали этот закон и пожелали воспользоваться им, чтобы быстрее уничтожить несправедливый строй, при котором люди так мучаются… Теперь я понимаю, почему все люди на земле чтят их имена!
— Арабская пословица говорит: — «Чернила мудрецов так же ценны, как кровь мучеников», — сказал Джемс Райт, смотря с отеческой лаской на взволнованного мальчика.
В ЦАРСТВЕ БИЗНЕСА
Они сидели в том же скверике, с которого начались их лондонские приключения, и вспоминали отдельные моменты своего путешествия, которое теперь предстало перед ними совсем в ином освещении.
— Ну, наше путешествие на этом, кажется, закончено, — вздохнул Вася. — Даже как-то жалко! Теперь, когда у меня все в голове прояснилось, а бы с удовольствием побывал бы еще где-нибудь. Уж теперь бы я все понял, как надо. Но дальше, как говорится, ехать некуда.
— Если хотите, то мы можем продолжать наше путешествие, — медленно сказала Кюльжан.
— Это куда же?
— В Северную Америку, хотя бы, — ответила девочка. — Там сейчас, то есть, в 1952 году, не просто капитализм, а даже империализм, а этого мы еще не видели.
— Откуда ты знаешь про империализм? — спросил Валерик.
— Моя мама руководит кружком по изучению истории партии на нашем, казахском, языке Когда она готовится к новой лекции, она всегда сперва тихонько рассказывает ее про себя — репетирует. А если папа дома, то она рассказывает ему, а он задает ей вопросы, как будто слушатель кружка. И вот раз вечером, когда я уже выучила уроки, она рассказывала папе свою новую лекцию «Империализм, как высшая стадия капитализма». Она приводила много примеров из американской жизни. Я еще тогда подумала, что интересно было бы все это посмотреть для сравнения с нашей жизнью. Там все совсем по-другому, чем у нас.
— А что такое империализм? — осторожно спросил Валерик.
— Я это тоже спросила у мамы. Она сперва говорит: «Не мешай мне, пожалуйста, иди лучше гулять». А потом все-таки объяснила, что это уж самый распоследний капитализм, когда он уже загнивает.
— Как это загнивает? Вместе с людьми?
— Я тоже спросила, как это у них там получается? А мама взяла меня за руку и вывела за дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45