Предпринять? Или хотя бы попытаться?
— Если задаться целью придумать какие-то меры...
— А разве такая цель перед вами не стояла?
— Простите, не понял?
— Я спрашиваю вас, как главного инженера строительства, как человека, ответственного за технические решения, принимаемые здесь, на стройке, — не торопясь, скрипел Чернухо, — я спрашиваю вас — все ли сделано?
— Я уже ответил на этот вопрос.
Он успокоился, поняв, что поступил правильно, не клюнув на приманку Чернухо. Его вопрос был ловушкой. Но если он эту ловушку поставил, значит, что-то заподозрил? Я сплоховал? Вроде нет. А впрочем, пусть Чернухо сам разбирается в своих чувствах.
— После Тайфуна, — спокойно, как человек, уяснивший для себя нечто важное, продолжал Званцев, — перед нами уже не стояла задача строительства. Мы были обязаны спасать оборудование, чтобы сохранить силы для зимнего наступления. И мы это сделали. Если у вас есть замечания, сомнения в правильности наших действий, их своевременности, давайте, мы их с удовольствием обсудим.
— Речь идет о событиях до Тайфуна, — вмешался Мезенов. — И Кузьма Степанович напомнил вам, что графики сооружения трубопровода были сорваны до Тайфуна. А если бы они сорваны не были, то Тайфун не стал бы большой помехой. Потому что трубы на уложенном участке к тому времени уже должны быть зарыты в дно Пролива. Я правильно понимаю техническую сторону дела?
— Да, в общих чертах правильно.
— Вот и вопрос... Панюшкин — администратор. С него особый спрос. Вы — руководитель инженерной мысли. Итак, причины срыва?
— Причин много. В первый год мы уложились в сроки. Надеюсь, вы помните поздравительные открытки, которые слали нам к праздникам?
— Помню, — холодно сказал Мезенов. — Помню, потому что я их подписывал. Но надеюсь, открытки не расхолодили вас? Надеюсь, не ради поздравительных открыток вы собрались на этом берегу?
— Работы первого года мы закончили по графику, Наши заявки второго года, заявки на оборудование, горючее, технику, рабочую силу были выполнены, когда строительный сезон закончился. Да и то процентов на семьдесят. Вам эта причина кажется достаточно уважительной?
— Чего же вы недополучили?
— Перечислять бесполезно. Даже гвозди, даже гвозди у нас...
— Подкова упала, лошадь захромала, — обронил Чернухо.
— Простите, не понял?
— Притча. Сказка. Байка такая есть... Подкова упала, лошадь захромала. Лошадь захромала, командир убит. Конница разбита, армия бежит. Враг заходит в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя! Каково? Николаша! — повернулся Чернухо к Панюшкину, — Согласно проекту, если мне не изменяет моя старая, дырявая память, подводный переход должен быть закончен...
— Летом, — быстро сказал Панюшкин. — Летом мы должны были его закончить.
— Прошлым летом, Николаша, — ласково поправил Чернухо.
— О прошлом лете давайте не будем вспоминать... Садись, Володя. — Панюшкин кивнул Званцеву. — Уж коли члены уважаемой Комиссии сочли возможным сослаться на проект, думаю, и мне не грех сделать то же самое. Проект был скороспелым. Неважным был проект. Но даже он предусматривал полное обеспечение оборудованием, рабочей силой, документацией. Подожди, Володя! — остановил Панюшкин Званцева. — Теперь я повоюю. Проект много чего не учитывал. Например, гидрологический режим Пролива. Вы представляете, что это такое? Каждые шесть часов в Проливе меняется направление движения воды, а проектанты, как выяснилось, этого не знали. Это существенный фактор, товарищ Чернухо?
— Да, это важно, — Чернухо смотрел в окно, на Пролив.
— В проекте нет данных о количестве и динамике донных наносов, — Панюшкин умышленно перешел на протокольные фразы, понимая, что они лучше смогут убедить членов Комиссии. — В проекте нет данных о динамике волн на мелководье и об их действии на трубопровод. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаем, Николаша, прекрасно понимаем, — отозвался Чернухо. — Ты продолжай, продолжай. Внимательно тебя слушаем.
— Продолжаю. Проект не предусматривал возможности укладки трубопровода зимой, а именно это мы сейчас и готовимся сделать. Поэтому говорить о том, что мы сидим здесь сложа руки и ждем у моря погоды, думаю, нет оснований. Нам нужна неделя. Вторая. Ну, три недели. Мы ждем, пока замерзнет Пролив.
— Другими словами, у моря погоды вы все-таки ждете? — улыбнулся Тюляфтин и осветил всех улыбкой. Каково, мол, я подсек старика?
— У нас все готово, — Панюшкин сделал вид, что не услышал реплики. — Техника, секции на берегу, лебедки, канаты, ледорезки — все на местах.
Тюляфтин поднял руку.
— Николай Петрович, я хочу задать вам несколько вопросов, которые возникли у меня при знакомстве со стройкой.
— Внимательно вас слушаю.
— Вы, очевидно, знаете, что я представляю здесь Министерство, и поэтому вовсе не исключено, что мне по возвращении будут заданы вопросы уже на более высоком административном уровне, если позволено будет употребить это выражение.
— Да, я знаю, что вы представляете Министерство.
— Разумеется, я потрясен и условиями, в которых вам приходится работать, и мужеством вашего отряда...
— Итак, ваши вопросы!
— Хм, — Тюляфтин тонко улыбнулся, оглянувшись на всех. — Вы так торопитесь, будто заранее знаете, что мои вопросы будут для вас приятны.
— Нет. Я тороплюсь покончить с неприятной частью заседания.
— Хм, — опять улыбнулся Тюляфтин, — напрасно вы так... Должен сказать, что мне импонирует ваша...
— Весьма польщен.
— Николай Петрович, вы говорите, что техника у вас и стара, и недостает ее, но она есть, и ее не так уж мало. А как же раньше делали такие вещи? Насколько мне известно, прокладка трубопровода — не первый случай подобных работ в истории человеческой цивилизации.
— Да, — резко сказал Панюшкин. — Я уже тридцать лет этим занимаюсь.
— И зимняя укладка — тоже не ваше изобретение?
— Я не изобретатель и не претендую на это звание. Как здесь уже было сказано, я — администратор. Ваши вопросы!
— Николай Петрович, а почему бы вам не попытаться вспороть лед обычными ледорезками и уложить трубопровод в майну? Задача эта не столь уж и сложна, а?
— Именно это и предусматривал проект. Но! Земснаряды оказались неприспособленными к морским условиям. Они годятся только на реках, и то небольших. Ледорезки, которые у нас есть, рассчитаны на рыболовов-любителей средней полосы России. Здесь эти ледорезки можно только в качестве якорей использовать. Не берут они этот лед. Толстоват он для них.
— Какая же у него толщина?
— Полтора-два метра.
— Простите, но ведь раньше как-то укладывали, и получалось... Как вы это объясняете?
— Простите, вы специалист?
— Да, а что?
— Просто меня несколько удивил ваш вопрос. Мне казалось, что вы это должны были проходить в институте. Ну да ладно. Как укладывали... Очень просто. Выводили на лед тысячи людей, если оп, конечно, их выдерживал, а случалось, что и не выдерживал... Так вот, выводили людей, давали им в руки ломы и велели долбить майну. И они ее продалбливали на всем протяжении трубопровода. Потом в эту майну опускали плети труб... Вот и вся недолга.
— А подводные траншеи?
— О, тоже очень просто — скреперами.
— Но ведь это адская работа?
— Совершенно верно. Мы пробовали делать майны взрывами, но взрывы дают трещины во льду, и машины не могут подойти к кромке. Тогда решили верхний слой льда скалывать отбойными молотками, а затем пробивать клин-бабой... Но мы отвлеклись. Я, с вашего позволения, продолжу. — Панюшкин быстро посмотрел на Чернухо, и тот незаметно подмигнул ему. Молодец, мол, Николашка, так их, кутят! Мордой их, мордой! — Так вот, проект предусматривает укладку трубопровода только летом. Как это там сказано... «Пользуясь прогнозами метеостанций, выбирая наиболее благоприятный период с минимальными течениями и приливно-отливными волнениями...» До чего правильные рекомендации! Так вот, товарищи мои дорогие, прогнозы метеостанций нереальны, ориентироваться на них нельзя. Минимальные течения бывают только шесть дней в месяц — это те самые течения, работать при которых рекомендуют проектанты. А штормовые ветры налетают так неожиданно, что предупреждения от метеорологов приходят после шторма.
— Как это после? — не понял Опульский.
— А так! Когда мы при штормовом ветре закрепили суда в Проливе, технику на берегу, приходит предупреждение — осторожно, мол, ребята, не исключено, что шторм может вас крылом захватить.
— Ага, вот так, — кивнул Опульский. — А скажите, Николай Петрович, вот вы только что объяснили нам, что ждете, пока замерзнет Пролив. Верно ведь? А что вы будете делать, если он не замерзнет?
— Не понял вопроса, — с тихой яростью сказал Панюшкин.
— Видите ли, — Опульский поднялся со своего места. — Я спросил у вас следующее... Что вы намерены делать в том случае, если Пролив все-таки не замерзнет? Не станете же вы отрицать, да, собственно, и не отрицаете, что одну зиму из трех он не замерзает... Я хочу сказать, что существует некий закон пакости — если у вас этой осенью произошла неприятная встреча с Тайфуном, то, вполне вероятно, вы встретитесь и с другой неприятностью — Пролив будет свободным ото льда всю зиму. И меня интересует, что вы намерены делать в этом случае.
— Теперь понял, — Панюшкин помолчал, сжав большие крупные губы, посмотрел в окно на Пролив, простирающийся прямо от завалинки, медленно перевел взгляд на замершего в ожидании ответа Опульского. — А что вы посоветуете?! Вот вы, что можете предложить? Какое мое решение вас бы устроило?
— Я полагаю, — начал было растерявшийся Опульский, — я полагаю...
— Что вы можете полагать? Что? Отвечаю — ничего вы не можете полагать!
— Николашка! — предостерегающе крикнул Чернухо, но Панюшкин только рукой махнул — не мешай, дескать.
— Вы посоветуете положить заявление на стол? Могу. Признаю, что действительно есть за мной такой грех, не совладал с Проливом, не сумел убедить его замерзнуть, а посему ухожу по собственному желанию! Могу! Что еще? Выметаться мне отсюда со всеми потрохами! И это могу!
Тюляфтин ничего не понимал. Задумавшись о своих московских делах, он пропустил вопрос Опульского и теперь дергал Мезенова за рукав, чтобы тот объяснил ему происшедшее.
— Николай Петрович, — сказал Мезенов негромко, — мне кажется, вы достаточно полно ответили на вопрос Опульского. У меня теперь вопрос к главному инженеру... Скажите, Володя, имеющейся рабочей силы, техники, горючего хватит для того, чтобы вам состыковаться зимой, этой зимой?
Панюшкин понял, что к нему пришли на помощь, и сел, хмуро и благодарно взглянув на Мезенова.
— Да, — сказал Званцев.
— А не могли бы вы рассказать о том, как, собственно, произошел у вас этот Тайфун, с чего начался и во что вылился? — спросил Ливнев.
Званцев не успел ответить — не поднимая глаз, глухо, негромко заговорил Панюшкин.
— За два дня мы получили прогноз о том, что ожидается ветер с северо-востока, сила ветра — до семи баллов. Это по нашим понятиям не очень много, но достаточно для того, чтобы работы прекратить. Рабочие с Пролива были сняты, а флот заякорен. Семь баллов технический флот выдерживает нормально. Я правильно говорю? — Панюшкин исподлобья взглянул на Чернухо.
— Да, это... терпимо.
— Однако прогноз не подтвердился. Ни по направлению ветра, ни по силе, ни по времени. Уже после двух часов дня погода резко изменилась. Стало ясно, что метеорологи поскромничали в своих предположениях. Лучше бы они поступили наоборот. Ветер начался северный. Чистый северный, без всякой восточной примеси. Скорость вдоль Пролива — тридцать четыре метра в секунду. Отдельные порывы превышали пятьдесят метров в секунду.
— Это очень много? — спросил Тюляфтин.
Панюшкин ответил не сразу. Помолчал, переложил какие-то бумажки, поправил очки. Он поднял голову, встретился взглядом с Опульским и, не опуская глаз, не отводя их в сторону, заговорил тихо, но твердо:
— Товарищ Опульский, Александр Алексеевич... Я прошу извинить меня. Я нахамил вам в горячке, сорвался. Цель сегодняшнего заседания меня, разумеется, нисколько не оправдывает. Видите ли, мы здесь не первый год варимся в этой каше и как-то привыкли считать, что все знают, какая это каша.
— Что вы, что вы! Николай Петрович! — Опульский засуетился, почувствовав вдруг, что все внимание переключилось на него. — Я действительно того... Задал не очень уместный вопрос и... И вы совершенно справедливо поставили меня на место и... И правильно сделали. Согласитесь, что ваши слова были хотя и несколько...
— А теперь ваш вопрос, — Панюшкин повернулся к Тюляфтину. — Вы спросили меня о силе ветра... Отвечаю. Существует международная таблица, где наряду с разделением ветров по силе приводятся и так называемые явления, сопровождающие ветер. При девятибалльном шторме, например, потоки воздуха несутся над землей со скоростью порядка двадцати метров в секунду. Они производят разрушения, которые в таблице названы небольшими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Если задаться целью придумать какие-то меры...
— А разве такая цель перед вами не стояла?
— Простите, не понял?
— Я спрашиваю вас, как главного инженера строительства, как человека, ответственного за технические решения, принимаемые здесь, на стройке, — не торопясь, скрипел Чернухо, — я спрашиваю вас — все ли сделано?
— Я уже ответил на этот вопрос.
Он успокоился, поняв, что поступил правильно, не клюнув на приманку Чернухо. Его вопрос был ловушкой. Но если он эту ловушку поставил, значит, что-то заподозрил? Я сплоховал? Вроде нет. А впрочем, пусть Чернухо сам разбирается в своих чувствах.
— После Тайфуна, — спокойно, как человек, уяснивший для себя нечто важное, продолжал Званцев, — перед нами уже не стояла задача строительства. Мы были обязаны спасать оборудование, чтобы сохранить силы для зимнего наступления. И мы это сделали. Если у вас есть замечания, сомнения в правильности наших действий, их своевременности, давайте, мы их с удовольствием обсудим.
— Речь идет о событиях до Тайфуна, — вмешался Мезенов. — И Кузьма Степанович напомнил вам, что графики сооружения трубопровода были сорваны до Тайфуна. А если бы они сорваны не были, то Тайфун не стал бы большой помехой. Потому что трубы на уложенном участке к тому времени уже должны быть зарыты в дно Пролива. Я правильно понимаю техническую сторону дела?
— Да, в общих чертах правильно.
— Вот и вопрос... Панюшкин — администратор. С него особый спрос. Вы — руководитель инженерной мысли. Итак, причины срыва?
— Причин много. В первый год мы уложились в сроки. Надеюсь, вы помните поздравительные открытки, которые слали нам к праздникам?
— Помню, — холодно сказал Мезенов. — Помню, потому что я их подписывал. Но надеюсь, открытки не расхолодили вас? Надеюсь, не ради поздравительных открыток вы собрались на этом берегу?
— Работы первого года мы закончили по графику, Наши заявки второго года, заявки на оборудование, горючее, технику, рабочую силу были выполнены, когда строительный сезон закончился. Да и то процентов на семьдесят. Вам эта причина кажется достаточно уважительной?
— Чего же вы недополучили?
— Перечислять бесполезно. Даже гвозди, даже гвозди у нас...
— Подкова упала, лошадь захромала, — обронил Чернухо.
— Простите, не понял?
— Притча. Сказка. Байка такая есть... Подкова упала, лошадь захромала. Лошадь захромала, командир убит. Конница разбита, армия бежит. Враг заходит в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя! Каково? Николаша! — повернулся Чернухо к Панюшкину, — Согласно проекту, если мне не изменяет моя старая, дырявая память, подводный переход должен быть закончен...
— Летом, — быстро сказал Панюшкин. — Летом мы должны были его закончить.
— Прошлым летом, Николаша, — ласково поправил Чернухо.
— О прошлом лете давайте не будем вспоминать... Садись, Володя. — Панюшкин кивнул Званцеву. — Уж коли члены уважаемой Комиссии сочли возможным сослаться на проект, думаю, и мне не грех сделать то же самое. Проект был скороспелым. Неважным был проект. Но даже он предусматривал полное обеспечение оборудованием, рабочей силой, документацией. Подожди, Володя! — остановил Панюшкин Званцева. — Теперь я повоюю. Проект много чего не учитывал. Например, гидрологический режим Пролива. Вы представляете, что это такое? Каждые шесть часов в Проливе меняется направление движения воды, а проектанты, как выяснилось, этого не знали. Это существенный фактор, товарищ Чернухо?
— Да, это важно, — Чернухо смотрел в окно, на Пролив.
— В проекте нет данных о количестве и динамике донных наносов, — Панюшкин умышленно перешел на протокольные фразы, понимая, что они лучше смогут убедить членов Комиссии. — В проекте нет данных о динамике волн на мелководье и об их действии на трубопровод. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаем, Николаша, прекрасно понимаем, — отозвался Чернухо. — Ты продолжай, продолжай. Внимательно тебя слушаем.
— Продолжаю. Проект не предусматривал возможности укладки трубопровода зимой, а именно это мы сейчас и готовимся сделать. Поэтому говорить о том, что мы сидим здесь сложа руки и ждем у моря погоды, думаю, нет оснований. Нам нужна неделя. Вторая. Ну, три недели. Мы ждем, пока замерзнет Пролив.
— Другими словами, у моря погоды вы все-таки ждете? — улыбнулся Тюляфтин и осветил всех улыбкой. Каково, мол, я подсек старика?
— У нас все готово, — Панюшкин сделал вид, что не услышал реплики. — Техника, секции на берегу, лебедки, канаты, ледорезки — все на местах.
Тюляфтин поднял руку.
— Николай Петрович, я хочу задать вам несколько вопросов, которые возникли у меня при знакомстве со стройкой.
— Внимательно вас слушаю.
— Вы, очевидно, знаете, что я представляю здесь Министерство, и поэтому вовсе не исключено, что мне по возвращении будут заданы вопросы уже на более высоком административном уровне, если позволено будет употребить это выражение.
— Да, я знаю, что вы представляете Министерство.
— Разумеется, я потрясен и условиями, в которых вам приходится работать, и мужеством вашего отряда...
— Итак, ваши вопросы!
— Хм, — Тюляфтин тонко улыбнулся, оглянувшись на всех. — Вы так торопитесь, будто заранее знаете, что мои вопросы будут для вас приятны.
— Нет. Я тороплюсь покончить с неприятной частью заседания.
— Хм, — опять улыбнулся Тюляфтин, — напрасно вы так... Должен сказать, что мне импонирует ваша...
— Весьма польщен.
— Николай Петрович, вы говорите, что техника у вас и стара, и недостает ее, но она есть, и ее не так уж мало. А как же раньше делали такие вещи? Насколько мне известно, прокладка трубопровода — не первый случай подобных работ в истории человеческой цивилизации.
— Да, — резко сказал Панюшкин. — Я уже тридцать лет этим занимаюсь.
— И зимняя укладка — тоже не ваше изобретение?
— Я не изобретатель и не претендую на это звание. Как здесь уже было сказано, я — администратор. Ваши вопросы!
— Николай Петрович, а почему бы вам не попытаться вспороть лед обычными ледорезками и уложить трубопровод в майну? Задача эта не столь уж и сложна, а?
— Именно это и предусматривал проект. Но! Земснаряды оказались неприспособленными к морским условиям. Они годятся только на реках, и то небольших. Ледорезки, которые у нас есть, рассчитаны на рыболовов-любителей средней полосы России. Здесь эти ледорезки можно только в качестве якорей использовать. Не берут они этот лед. Толстоват он для них.
— Какая же у него толщина?
— Полтора-два метра.
— Простите, но ведь раньше как-то укладывали, и получалось... Как вы это объясняете?
— Простите, вы специалист?
— Да, а что?
— Просто меня несколько удивил ваш вопрос. Мне казалось, что вы это должны были проходить в институте. Ну да ладно. Как укладывали... Очень просто. Выводили на лед тысячи людей, если оп, конечно, их выдерживал, а случалось, что и не выдерживал... Так вот, выводили людей, давали им в руки ломы и велели долбить майну. И они ее продалбливали на всем протяжении трубопровода. Потом в эту майну опускали плети труб... Вот и вся недолга.
— А подводные траншеи?
— О, тоже очень просто — скреперами.
— Но ведь это адская работа?
— Совершенно верно. Мы пробовали делать майны взрывами, но взрывы дают трещины во льду, и машины не могут подойти к кромке. Тогда решили верхний слой льда скалывать отбойными молотками, а затем пробивать клин-бабой... Но мы отвлеклись. Я, с вашего позволения, продолжу. — Панюшкин быстро посмотрел на Чернухо, и тот незаметно подмигнул ему. Молодец, мол, Николашка, так их, кутят! Мордой их, мордой! — Так вот, проект предусматривает укладку трубопровода только летом. Как это там сказано... «Пользуясь прогнозами метеостанций, выбирая наиболее благоприятный период с минимальными течениями и приливно-отливными волнениями...» До чего правильные рекомендации! Так вот, товарищи мои дорогие, прогнозы метеостанций нереальны, ориентироваться на них нельзя. Минимальные течения бывают только шесть дней в месяц — это те самые течения, работать при которых рекомендуют проектанты. А штормовые ветры налетают так неожиданно, что предупреждения от метеорологов приходят после шторма.
— Как это после? — не понял Опульский.
— А так! Когда мы при штормовом ветре закрепили суда в Проливе, технику на берегу, приходит предупреждение — осторожно, мол, ребята, не исключено, что шторм может вас крылом захватить.
— Ага, вот так, — кивнул Опульский. — А скажите, Николай Петрович, вот вы только что объяснили нам, что ждете, пока замерзнет Пролив. Верно ведь? А что вы будете делать, если он не замерзнет?
— Не понял вопроса, — с тихой яростью сказал Панюшкин.
— Видите ли, — Опульский поднялся со своего места. — Я спросил у вас следующее... Что вы намерены делать в том случае, если Пролив все-таки не замерзнет? Не станете же вы отрицать, да, собственно, и не отрицаете, что одну зиму из трех он не замерзает... Я хочу сказать, что существует некий закон пакости — если у вас этой осенью произошла неприятная встреча с Тайфуном, то, вполне вероятно, вы встретитесь и с другой неприятностью — Пролив будет свободным ото льда всю зиму. И меня интересует, что вы намерены делать в этом случае.
— Теперь понял, — Панюшкин помолчал, сжав большие крупные губы, посмотрел в окно на Пролив, простирающийся прямо от завалинки, медленно перевел взгляд на замершего в ожидании ответа Опульского. — А что вы посоветуете?! Вот вы, что можете предложить? Какое мое решение вас бы устроило?
— Я полагаю, — начал было растерявшийся Опульский, — я полагаю...
— Что вы можете полагать? Что? Отвечаю — ничего вы не можете полагать!
— Николашка! — предостерегающе крикнул Чернухо, но Панюшкин только рукой махнул — не мешай, дескать.
— Вы посоветуете положить заявление на стол? Могу. Признаю, что действительно есть за мной такой грех, не совладал с Проливом, не сумел убедить его замерзнуть, а посему ухожу по собственному желанию! Могу! Что еще? Выметаться мне отсюда со всеми потрохами! И это могу!
Тюляфтин ничего не понимал. Задумавшись о своих московских делах, он пропустил вопрос Опульского и теперь дергал Мезенова за рукав, чтобы тот объяснил ему происшедшее.
— Николай Петрович, — сказал Мезенов негромко, — мне кажется, вы достаточно полно ответили на вопрос Опульского. У меня теперь вопрос к главному инженеру... Скажите, Володя, имеющейся рабочей силы, техники, горючего хватит для того, чтобы вам состыковаться зимой, этой зимой?
Панюшкин понял, что к нему пришли на помощь, и сел, хмуро и благодарно взглянув на Мезенова.
— Да, — сказал Званцев.
— А не могли бы вы рассказать о том, как, собственно, произошел у вас этот Тайфун, с чего начался и во что вылился? — спросил Ливнев.
Званцев не успел ответить — не поднимая глаз, глухо, негромко заговорил Панюшкин.
— За два дня мы получили прогноз о том, что ожидается ветер с северо-востока, сила ветра — до семи баллов. Это по нашим понятиям не очень много, но достаточно для того, чтобы работы прекратить. Рабочие с Пролива были сняты, а флот заякорен. Семь баллов технический флот выдерживает нормально. Я правильно говорю? — Панюшкин исподлобья взглянул на Чернухо.
— Да, это... терпимо.
— Однако прогноз не подтвердился. Ни по направлению ветра, ни по силе, ни по времени. Уже после двух часов дня погода резко изменилась. Стало ясно, что метеорологи поскромничали в своих предположениях. Лучше бы они поступили наоборот. Ветер начался северный. Чистый северный, без всякой восточной примеси. Скорость вдоль Пролива — тридцать четыре метра в секунду. Отдельные порывы превышали пятьдесят метров в секунду.
— Это очень много? — спросил Тюляфтин.
Панюшкин ответил не сразу. Помолчал, переложил какие-то бумажки, поправил очки. Он поднял голову, встретился взглядом с Опульским и, не опуская глаз, не отводя их в сторону, заговорил тихо, но твердо:
— Товарищ Опульский, Александр Алексеевич... Я прошу извинить меня. Я нахамил вам в горячке, сорвался. Цель сегодняшнего заседания меня, разумеется, нисколько не оправдывает. Видите ли, мы здесь не первый год варимся в этой каше и как-то привыкли считать, что все знают, какая это каша.
— Что вы, что вы! Николай Петрович! — Опульский засуетился, почувствовав вдруг, что все внимание переключилось на него. — Я действительно того... Задал не очень уместный вопрос и... И вы совершенно справедливо поставили меня на место и... И правильно сделали. Согласитесь, что ваши слова были хотя и несколько...
— А теперь ваш вопрос, — Панюшкин повернулся к Тюляфтину. — Вы спросили меня о силе ветра... Отвечаю. Существует международная таблица, где наряду с разделением ветров по силе приводятся и так называемые явления, сопровождающие ветер. При девятибалльном шторме, например, потоки воздуха несутся над землей со скоростью порядка двадцати метров в секунду. Они производят разрушения, которые в таблице названы небольшими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54