Он собирался вонзить меч в шею гоблина, но тот оказался проворнее, и лезвие отсекло лишь его кисть, упавшую на землю, словно огромный отвратительный паук. Ллиэн тоже бросилась вперёд и вонзила в грудь гоблина серебряный кинжал. Монстр рухнул на колени, обливаясь кровью. Потом он скорчился, словно огромный узловатый древесный корень, и затих. Ллиэн вырвала кинжал из раны.
Никто не произнёс ни слова. Не прозвучало ни крика победы, ни вздоха облегчения.
Упав на колени возле Цимми, Фрейр зарыдал. Слушать это было невыносимо. Ллиэн тоже опустилась на землю рядом с варваром и попробовала хоть как-то перевязать порезы от когтей гоблина. Затем Утёр осторожно поднял тело Цимми и положил его в центре защитного круга. Он скрестил руки гнома на груди и вложил в них гоблинскую саблю, убившую его. Гномы верили, что никому не дано без оружия в руках войти в Валгаллу – рай для воинов. Цимми, конечно, не мог с полным основанием считаться воином, но Утёр не знал, как ещё оказать ему посмертную честь. Он жалел, что раньше не изучил погребальные ритуалы гномов, чтобы воздать своему товарищу последние почести, достойные его ранга, его доблести и его дружбы… Но к чему теперь сожаления?.. Он заметил кольцо Га-эля на левом мизинце гнома и вспомнил, что Цимми едва не погиб из-за этого кольца в Гврагедд Аннвх. Утёр осторожно снял его с пальца мёртвого гнома и, не глядя, сунул за пазуху. Разве могло оно теперь иметь какую-то ценность?..
Оплакивая смерть своего товарища, Утёр оплакивал также свои последние рухнувшие надежды.
Глава 20
Страх
Снег покрыл дома и улицы Лота, а вместе с ним пришёл ледяной холод. Ночь не успокоила души и не развеяла страхи. Монахи украсили церковь огромными гобеленами, изображающими Таинства Веры, но испуганная толпа, пришедшая к мессе, при виде их опускала глаза и заламывала руки: архангел Гавриил в своих блестящих доспехах, с длинным мечом в руке, больше походил на эльфа, чем на королевского рыцаря…
Улицы, таверны и площади опустели.
По ним ходили только вооружённые солдаты в бело-голубых туниках, а также гномы – вояки, торговцы и шлюхи, – громко похвалявшиеся, что не боятся эльфов.
Но вскоре жители Лота заметили, что гномы тоже понемногу исчезают из города – словно крысы, покидающие корабль в предчувствии кораблекрушения. Они уезжали тайно, и никто не замечал, когда именно. Не то чтобы их отсутствие кого-то всерьёз огорчило, но люди невольно начали чувствовать себя одинокими.
Уже на другой день после костра на городской площади церковь во время служб была заполнена лишь наполовину. Ночью кто-то сжёг гобелен с изображением архангела Гавриила… Один из монахов наутро был найден мёртвым… Его застывший обескровленный труп обнаружили стражники. Тут же поползли слухи, что на теле монаха не обнаружилось ни одной раны, а лицо было искажено от ужаса. Одни говорили, что он встретился с призраком убитого серого эльфа и тот своими длинными пальцами вырвал из его груди сердце и выпил всю кровь, словно вампир. Другие клялись, что эльфы на самом деле не покинули город, а лишь затаились и теперь выходят на улицы по ночам, чтобы охотиться на людей. В городе один за другим рождались самые невероятные слухи. Хотя находились и такие люди, кто утверждал, что монах просто был пьян, споткнулся и расшиб себе голову…
Все заперлись у себя в домах, разожгли камины и сидели молча, насторожённо прислушиваясь к давящей тишине, нависшей над городом. Сама эта тишина казалась им чем-то сверхъестественным…
Даже когда дров больше не осталось, никто не отважился выйти из дому и отправиться за ними в лес. К вечеру второго дня город словно закутался в белый саван. Улицы и крыши покрывал густой слой снега, стекла в окнах заледенели, ледяной ветер задувал в дома сквозь каминные трубы и дверные щели. Люди целыми семьями забивались в постели, прижавшись вплотную друг к другу, или жгли мебель вместо дров.
На третий день королевские стражники взломали двери и насильно заставили горожан выйти из домов. Им было велено снова открыть торговые лавки и таверны. Рыбаков и дровосеков вывели из города под конвоем, но озеро замёрзло, а повозки, нагруженные дровами, застряли в снежных ухабах. Пеллегун приказал открыть королевские амбары и устроить раздачу хлеба горожанам. Двух человек вздёрнули на виселице за то, что они пытались сбежать из города. Теперь стража днём и ночью охраняла все городские ворота.
Не зная о смерти Блейда, не получая никаких новостей по эстафете от Гильдии, оставаясь слепыми и глухими, неспособными справиться с бурей, которая начинала назревать в их собственном городе, король Пеллегун и его сенешаль были обречены на томительное ожидание. Они послали вооружённых рыцарей в окрестности города, приказав разыскать эльфов, где бы они ни были, но те вернулись ни с чем, полумёртвые от холода. Тогда Пеллегун и Горлуа поспешно нацарапали на маленьких клочках пергамента – как раз таких, чтобы можно было привязать их к лапке почтового голубя, – короткие послания, адресованные всем осведомителям из Гильдии во всех частях королевства. Послания содержали всего один вопрос: чем сейчас заняты эльфы? Разумеется, отправку этих посланий нельзя было доверить никому из слуг.
Стражники, охранявшие голубятню, едва не свалились со скамей, увидев короля и самого важного сановника королевства, красных и запыхавшихся, которые не останавливаясь миновали их и подошли к тяжёлой дубовой двери, ведущей в башню.
– Открывай! – нетерпеливо закричал Горлуа стражнику, у которого была на поясе связка ключей.
Тот нашёл нужный ключ и вставил его в замок, но дверь не открывалась.
– Ну, что там? – недовольно спросил король.
– Не знаю, сир, – отвечал стражник. – Дверь как будто что-то удерживает изнутри.
– Толкни посильней!
Увидев, что дверь слегка приоткрылась, Пеллегун быстро подошёл к ней. Сквозь узкую щель пробивался сероватый свет. И вместе с ним – резкий отвратительный запах. Это не была обычная вонь голубятни – запах птичьего помёта и прелой соломы, устилавших пол. Это было явно что-то похуже…
– Стража, ко мне! – закричал Горлуа, спускаясь на несколько ступенек. – Взломайте дверь!
Потом схватил короля за рукав и оттащил его от двери. Подоспевшие стражники просунули под дверь наконечники копий, орудуя ими, словно рычагами.
Король и Горлуа спустились в караульную и в ожидании уселись на скамьи.
– Выпей за короля, – сказал Горлуа начальнику стражи, который поспешил налить им дрянного вина в глиняные стаканы.
Они втроём разом опрокинули стаканы и немного согрелись. Горлуа объявил второй тост за королевскую стражу. В этот момент появился стражник, спустившийся с голубятни. На его лице было неприкрытое отвращение.
– Сир, мы открыли дверь. Но лучше вам самим взглянуть…
Эта фраза, судя по всему, не слишком понравилась королю. Он вскочил, швырнул глиняный стакан на пол и бросился к узкой лестнице, ведущей в голубятню.
В ноздри ему снова ударила жуткая вонь. Он поднял полу плаща, закрыв себе рот и нос, и перешагнул последние ступеньки.
Пол был усеян мёртвыми голубями, уже начавшими разлагаться. Густой слой птичьих трупов был примерно в локоть высотой. Здесь же лежали тела двух глухонемых, покрытые многочисленными мелкими порезами и запёкшейся кровью, – словно голуби сражались с ними в убийственной нелепой схватке. Крысы, взявшиеся непонятно откуда, устроили себе настоящий пир, уничтожая разлагающуюся плоть.
Горлуа, стоявший позади короля, смертельно побледнел – не столько от ужаса, который вызвала в его душе эта сцена, сколько от уверенности в том, что он знает причину этой чудовищной бойни. Несчастные узники каменной башни, лишённые всех надежд и охваченные отчаянием, решились на такое гнусное действо, чтобы прекратить своё жалкое существование… Тут Горлуа перехватил взгляд стражника, и за миг, пока тот не отвёл глаза, изображая прежнее почтение, прочёл в них столько ненависти и презрения, что на сей раз он, дворцовый сенешаль, первый приближённый короля, был вынужден опустить голову.
Рыча от гнева, Пеллегун сапогами расшвырял птичьи трупы, лежавшие ближе всего к порогу, освобождая себе проход, и вошёл внутрь, оглядывая гниющие останки. Заметив голубя с кольцом на лапке, он наклонился, отцепил крошечный свёрток пергамента, прикреплённый жёлтой кожаной ленточкой – обычное рядовое донесение, – и с проклятьем швырнул его на землю. Затем скользнул взглядом по опустевшим гнёздам в углублениях стен и насестам, откуда свешивались на цепочках мёртвые птицы со свёрнутыми шеями. Ни один голубь не уцелел…
– Уберите эту дрянь! – рявкнул он. – И пусть мне
принесут все послания, которые будут найдены! Через час!
Он резко оттолкнул Горлуа, сбежал вниз через ступеньку и, расталкивая стражников, пажей и слуг, не расступавшихся достаточно быстро, направился в свои покои. Сенешаль вошёл за ним несколько минут спустя, захлопнул дверь и прислонился к ней, с трудом переводя дыхание. Ужасный шрам, пересекавший его лицо, пульсировал в ритме вдохов и выдохов и был заметнее, чем всегда.
– Это ты! – заявил король, указывая на него обвинительным жестом.
– Что – я?
– Гильдия – это ты! Изворачивайся как хочешь, но мне нужно знать, что происходит!
Горлуа сделал королю знак говорить тише. В тронном зале, где они находились, стоял огромный камин, и его трубы гораздо лучше пропускали звук, чем дым…
– Что происходит, Горлуа? – спросил король, потирая шею. – Они уехали вот уже… десять дней назад. И мы ничего не знаем, кроме того, что было в послании этой Маольт!
– Но события развиваются так, как мы и предусмотрели, сир.
– О да, все прекрасно! Маольт написала, что королева Ллиэн со своими спутниками отправляется на поиски Гаэля в Болотные Земли и твой наёмник с ними. Ну и что? Они нашли Гаэля? Или все погибли? Об этом ничего неизвестно!.. Все эльфы ушли из Лота, и король Рассуль готовится к войне… Прекрасно! Но к войне против кого?
Он указал на окно, затянутое тяжёлой бархатной портьерой.
– Послушай, что говорят люди там, на улицах! Они замёрзли! Они голодают! Им страшно! Они смертельно напуганы! Они подозревают, что эльфы напустили на них порчу, и ещё чёрт знает что! Из-за того что твой проповедник обвинил эльфов в колдовстве, горожане в самом деле в это поверили!
– Это вам пришла мысль использовать монахов…
– Да, верно.
Пеллегун наконец успокоился и задумчиво взглянул на старого товарища по оружию.
– Но монахи проповедуют уже так давно, а толку от этого чуть…
Он снова повернулся к занавешенному окну, сквозь которое доносился глухой уличный шум.
– Три четверти жителей этого города по-прежнему верят в лесных духов, в старых богов и во все что ни попадя. В деревнях и того хуже. Они поклоняются Солнцу, источникам, камням… А у монахов с их единственным Богом на уме одни грехи и покаяние. Вот
увидишь, люди скоро их всех перебьют. И, право же, тем самым окажут им услугу.
– Это было бы жаль… – начал Горлуа. – Монахи…
Он замолчал, не закончив фразы, потом сел на своё место рядом с троном, вновь обретя обычное достоинство и сдержанность.
– Ну, говори, – нетерпеливо приказал Пеллегун.
– Монахи нам понадобятся позже, – продолжал Горлуа. – Без эльфов жизнь людей будет слишком печальной. И они захотят верить во что-то прекрасное, возвышенное и в то же время достижимое. Так почему же не в рай, что обещают монахи? Как же! В рай после смерти! Ты говоришь о вознаграждении?
– Именно! Бог, который не предлагает ничего хорошего на этой земле, зато обещает все, чего можно пожелать, на небе, – разве это не чудесно? Чем беднее люди здесь, тем богаче они будут после смерти. Кто мог бы мечтать о лучшем?
Пеллегун слегка улыбнулся и кивнул.
– Если так, я подумаю о том, чтобы увеличить подати!
Двое друзей расхохотались, и этот смех разрядил обстановку. Пеллегун подошёл к трону и сел рядом со своим советником. Горлуа хотел ещё что-то сказать, но король жестом остановил его и некоторое время смотрел на сенешаля в задумчивости. Затем на его лице снова появилась насмешливая улыбка.
– Когда сжигали эльфа, в толпе, я полагаю, были и гномы?
– Да, были… Там были все жители нижних кварталов.
– Да, но главное – гномы… И именно гномы, эти гнусные уродливые недомерки, пожиратели камней, заставили сжечь эльфа!
Горлуа некоторое время подумал, потом с сомнением покачал головой.
– Не пойдёт.
– Да почему? Пойдёт, если людей убедить в том, что это была не их вина!
Он наставительно поднял палец.
– Гномы, дружище. Они всегда ненавидели эльфов и натравили жителей нашего славного города на прекрасный, ни в чём не повинный волшебный народ. Отныне в Лоте больше не будет ни музыки, ни чудесных эльфийских украшений, ни волшебных одежд, меняющих цвет… А все почему? Потому что старый Болдуин и его свора бородатых демонов, восставших из недр земли, ослепили нас блеском своего золота и своих топоров… Вот что должны говорить монахи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40