Поскольку глобализация несет с собой постоянное соприкосновение с другими, неправославными культурами и, соответственно, системами ценностей, то для того, чтобы сохранить духовное здоровье под этими глобальными сквозняками, надо лучше усвоить собственно православное понимание человека и мира. И, значит, надо просто лучше знать православие и надо учиться его защищать.
Словечко «глобализация», всуе поминаемое иннэнистами[491], еще и потому малоуместно, что отражает вчерашние страхи и надежды. Если бы чехи выступили с такими протестами – их опасения были бы понятны. Но Россию-то ведь никто не зовет в Европу! Нам ясно указывают место на задворках: сырьевая база и ничего более. Участие России в международных политических программах скорее блокируется… А тут теперь еще и «патриоты» призывают к тому же: порвать, уйти, изолироваться!
И вообще страх перед глобализационными процессами означает нашу заведомую готовность капитулировать, отказаться от созидательной деятельности, перестать быть активными соучастниками и даже творцами истории, превратившись лишь в ее жертв.
Если с моем городке построили аэродром – это может означать, что теперь мои сограждане стали могут стать доступнее для «глобалистской» деятельности иностранных миссионеров. Раз появился аэродром – на него может приземлиться Билли Грэм. Но ведь с этого же аэродрома может улететь и православный миссионер!
Открытие границ, сближение людей – это улица с двусторонним движением. Мы можем двигаться по нашей стороне, в избранном нами направлении. А можем тратить свои силы на то, чтобы перекапывать противоположную сторону улицы. Я отказываюсь пугаться при слове «глобализация» потому, что средства современной коммуникации и передвижения помогают мне в миссионерской работе. Телевидение и интернет я воспринимаю как средства для того, чтобы мое обращение, несущее весть о Христе и православии, донести до людей. Для тех же, кто не может проповедовать, не может убеждать, остается лишь позиция потребителя информации. Они не могут своих соседей заинтересовать своим изложением православия – тем более нет у них никаких надежд и на то, что глобальная империя, распахивающая национальные границы и сокращающая пространства, сможет помочь православной проповеди.
Так что во многом именно от личного опыта миссионерских удач или неудач зависит оценка глобализационных процессов. А надо ли идти на поводу у неудачников?
Апостолы могли бы осудить современную им глобализацию – поскольку языческие бредни, родившиеся в одном уголке мира, запросто разносились по всем остальным краям экумены. По дорогам, которыми Римская империя соединяла свои пестро-национальные провинции, были пронесены статуи всех языческих богов (от окраин к римскому Пантеону). Но вместо того, чтобы проклинать римскую глобализацию, раскрывшую Палестину для всех ветров, апостолы сами пошли по римским дорогам. С проповедью о Христе, Который родился в Палестине, но принес весть, предназначенную для всего мира.
***
Великопостное 2001 года Послание Патриарха Алексия II: «Богословская комиссия и Священный Синод, обсудив тему налоговых номеров, пришли к твердому выводу: принятие или непринятие этих номеров не является грехом. Оно не должно быть причиной для осуждения одних православных христиан другими. Вопрос о том, принимать ли налоговый номер, есть дело свободного гражданского выбора, но никак не является вероисповедным вопросом. К подобному выводу Церковь приходит уже не впервые, приходит после тщательнейшего исследования всех богословских, общественных и научных сторон проблемы».
Почему в храме не читают Апокалипсис?
Церковь никогда не читает Апокалипсис во время своих богослужений наряду с другими апостольскими текстами. Откровение – единственная новозаветная книга, не входящая в годовой круг литургических чтений.
Или, может, кто-то слышал в храме на службе возглас – «Откровения святаго Иоанна Богослова чтение»? Кто-то встречал богослужебное издание книги Откровения? В богослужебном «Апостоле» эта новозаветная книга – единственная из всех – отсутствует.
«Приняв эту книгу в состав св. канона восточная церковь не ввела ее однако в общецерковное употребление, не допустила ее публичного чтения в богослужебных собраниях»[492].
И это именно мнение Церкви, утвержденное собором.59 и 60-е правила Лаодикийского Собора ( 364 г. ) гласит: «Не подобает в церкви произносить псалмы не священные, или книги не определенные в правилом, но только означенные книги Ветхого и Нового Завета…Читать подобает книги эти… Нового Завета, Евангелий четыре, Деяния апостольские, посланий соборных семь этих: Иакова одно, Петра два, Иоанна три, Иуды одно: посланий Павловых 14, к римлянам одно, к коринфянам два, к галатам одно, к ефесеям одно, к филиписийцам одно, к колоссянам одно, к солунянам два, к евреям одно, к Тимофею два, к титу одно, и к Филимону одно»[493].
Как видим, книги Откровения в списке книг, рекомендуемых для чтения в церкви, нет.
В монастырском обиходе были попытки ввести чтение Откровения в богослужебную жизнь. Например, Типикон предполагает, что на вечерне после освящения хлебов читаются апостольские послания и книга Откровения. Однако в Служебниках и Часословах этих чтений нет. Многие века нет и практики апостольских чтений в конце вечерни[494].
Попытку ввести книгу Откровения в круг постоянных богослужебных чтений предпринял св. Филарет Московский в пору своей молодости. В 1814 году, при составлении Рождественского молебна о «победе над галлами» (в честь победы над Наполеоном) свт. Филарет (тогда архимандрит и ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии) предложил в качестве паремийного чтения на молебне использовать текст Апок.19, 11-16. Но Синод занял консервативную позицию, не позволил сиюминутно-политически толковать Апокалипсис и не утвердил это его предложение[495].
Через полвека о ту же твердость церковной традиции сломалась судьба профессора Московской Духовной Академии архим. Феодора (Бухарева). Детищем своей жизни он считал свое толкование на Апокалипсис. Его труд искренен и благочестив… Но, по верному слову прот. Георгия Флоровского, «в его роковой книге „Исследование Апокалипсиса“ у о. Феодора совсем не было чувства исторической перспективы, он не чувствовал исторического ритма и инерции, все сроки для него слишком сокращались… И к его книге можно применить слова Филарета, сказанные по другому случаю о другом опыте Апокалипсических настроений: „некоторые неясные явления апокалипсические принужденно совлекает на землю и Божественное превращает в политическое“»[496].
Бухарев и в самом деле слишком жестко истолковывал и текст Откровения, и события европейской политической истории – чтобы ощутить себя, живущего в 1860-м году, современником ключевых апокалиптических свершений. От эпохи Реформации он начал отсчитывать «три с половиной года» (превратив их в три с половиной столетия) власти зверя (каковым в его глазах оказался дух атеистического вольнодумства и просвещения) и так пришел к выводу, что «Еще около столетия остается этому зверю с его лжепророком и провозвестником – не Христу служащей литературой – губительно вредить умы и души»[497].
Эта прямолинейность не вызвал сочувствия в церковной цензуре и в Синоде. Но о. Феодор был слишком «пророчески» настроен. Тут сказалась дурная духовная наследственность: его духовником был юродивый священник Петр Томаницкий, в 1855 году предсказавший, что через 9 лет православный царь будет венчан в Софии Константнинопольской…[498] И когда Синод не благословил издания «Исследования», о. Феодор снял с себя и священный сан и монашество…
Очевидно, такого рода (хотя и менее громких) крушений в истории Церкви было немало. И оттого Апокалипсис так и не был внесен в храм. Да и в состав Библии эта книга была внесена не без колебаний.
У церковных людей древности «Откровение» порой вызывало сомнения в своей подлинности и Боговдохновенности. Слова Спасителя «Закон и пророки до Иоанна Крестителя» (см.: Лк.16, 16) понимались как основание для того, чтобы книгу Откровения (написанную в жанре пророчества) воспринимать как своего рода «анахронизм».
Автор, желающий отстоять всегдашнюю и изначальную авторитетность Откровения для всех церковных людей, выражается так – "сомнения в подлинности Апокалипсиса, возникшие со времени свт. Дионисия Александрийского и поддержанные затем Евсевием, обязаны своим происхождением борьбе с хилиазмом[499], который опирался на эту священную книгу; благодаря этой борьбе некоторые (Кирилл Иерусалимский, Иоанн Златоуст, Феодорит Кирский, Григорий Богослов) перестали считать Апокалипсис в числе канонических книг"[500].
И в самом деле – св. Дионисий так говорил об Откровении: «Были и до нас люди, совершенно отвергавшие эту книгу; пересматривая главу за главой, указывая на ее непонятность и бессвязность, они объявили ее подложной. Они говорят, что она не принадлежит Иоанну, что под густым слоем невежества тут нет никакого откровения, что автор этой книги не был не только апостолом, но вообще не принадлежал к святым и к членам Церкви и что в ней облагородить свои вымыслы именем, заслуживающим доверия, пожелал Коринф, основатель ереси, по его имени названной… Я не осмелился бы отвергнуть эту книгу: многие братья ею увлекаются; я считаю, что она превосходит мое разумение, и предполагаю, что каждый ее предмет заключает в себе таинственный и дивный смысл. Я его не понимаю, но думаю, что в этих словах заложен смысл более глубокий. Я не меряю его по собственному разумению и не сужу о нем, но, полагаясь больше на веру, думаю, что тут есть мысли, по своей высоте мне не доступные; я не отвергаю того, что не могу охватить своим умом, а удивляюсь тем больше, что этого не видел… Следует верить словам Иоанна, что написал это именно он. Но кто он, это не ясно. Он не сказал, что он тот самый, который, как это неоднократно упоминается в Евангелии, был любимым учеником Господа и возлежал у Него на груди, что он брат Иакова, что он сам видел и слышал Господа. Если бы он хотел точно у казать, кто он, он сослался бы на что-нибудь из вышесказанного. Ничего подобного нет: он называет себя нашим братом и соучастником, свидетелем Иисусовым и блаженным, ибо видел и слышал откровение. Я думаю, что у апостола Иоанна много тезок… Судя по мыслям, подбору слов и построению предложений, догадываешься, что автор Откровения и евангелист Иоанн–разные лица… Апокалипсис и эти книги несовместимы: между ними никакой связи, никакой близости, нет, как говорится, общей буквы. Послание ничего не знает об Апокалипсисе (оставим в стороне Евангелие). Апокалипсис не упоминает Послания и не имеет мысли о нем, хотя Павел в Посланиях и приоткрыл кое-что из откровений, ему бывших, о которых особо он не писал. Можно отметить также разницу между стилем Евангелия и Послания и стилем Апокалипсиса. Во-первых – безупречный греческий язык, они красноречивы, убедительны в рассуждениях, хорошо построены; в них не найдешь ни иностранного слова, ни ошибок в языке, ни новых придуманных слов; видно, что Господь одарил их автора двойным даром: даром знания и даром слова. Что автору Откровения даны были и ведение, и знания, и дар пророчества, я не спорю, но вижу, что пишет он по-гречески неправильно, пользуется иностранными словами и делает ошибки в языке. Составлять их список необходимости нет. Я говорю все это не в насмешку (да никто так не подумает), но для того, чтобы ясно показать разницу этих произведений» (Евсевий Памфил. Церковная история 7, 25).
Сам Евсевий Памфил говорит, что «Из писаний Иоанна, кроме Евангелия, бесспорным и сейчас, и в старину признается Первое послание. Два остальных оспариваются, мнения об Апокалипсисе расходятся и доныне» (Церковная история 1, 24). Св. Амфилохий Иконийский в послании к Селевку (ок.384 г. ) свидетельствует о тех же сомнениях: «Откровение же Иоанново иные причисляют к священным книгам, а многие называют неподлинным». Св. Кирилл Иерусалимский свои размышления об антихристе ведет без ссылок на Апокалипсис: «Учим же сему, не своим изобретая умом, но дознав из Божественных уцерковленных Писаний, особливо же из читанного недавно Даниилова пророчества»[501]. Не упоминает Апокалипсис и св. Григорий Богослов при перечислении священных книг[502].
В начале V cтолетия латинскому писателю блаж. Иерониму известно, что «церкви греческие по свободе не принимают Апокалипсиса Иоанна»[503].
О том, насколько мало был известен Апокалипсис на Востоке, свидетельствует и число копий: если от 1 тысячелетия до нас дошло 2328 экземпляров греческих рукописей Евангелия, то Апокалипсис сохранился лишь в 287[504]. Грузинская Церковь более полутысячи лет (c IV по X) жила, не используя книгу Откровения (она был переведена на грузинский язык лишь в Х веке)[505]. В русской «Кормчей» патриарха Иосифа (1650 год) в списке канонических книг не упоминает Откровение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Словечко «глобализация», всуе поминаемое иннэнистами[491], еще и потому малоуместно, что отражает вчерашние страхи и надежды. Если бы чехи выступили с такими протестами – их опасения были бы понятны. Но Россию-то ведь никто не зовет в Европу! Нам ясно указывают место на задворках: сырьевая база и ничего более. Участие России в международных политических программах скорее блокируется… А тут теперь еще и «патриоты» призывают к тому же: порвать, уйти, изолироваться!
И вообще страх перед глобализационными процессами означает нашу заведомую готовность капитулировать, отказаться от созидательной деятельности, перестать быть активными соучастниками и даже творцами истории, превратившись лишь в ее жертв.
Если с моем городке построили аэродром – это может означать, что теперь мои сограждане стали могут стать доступнее для «глобалистской» деятельности иностранных миссионеров. Раз появился аэродром – на него может приземлиться Билли Грэм. Но ведь с этого же аэродрома может улететь и православный миссионер!
Открытие границ, сближение людей – это улица с двусторонним движением. Мы можем двигаться по нашей стороне, в избранном нами направлении. А можем тратить свои силы на то, чтобы перекапывать противоположную сторону улицы. Я отказываюсь пугаться при слове «глобализация» потому, что средства современной коммуникации и передвижения помогают мне в миссионерской работе. Телевидение и интернет я воспринимаю как средства для того, чтобы мое обращение, несущее весть о Христе и православии, донести до людей. Для тех же, кто не может проповедовать, не может убеждать, остается лишь позиция потребителя информации. Они не могут своих соседей заинтересовать своим изложением православия – тем более нет у них никаких надежд и на то, что глобальная империя, распахивающая национальные границы и сокращающая пространства, сможет помочь православной проповеди.
Так что во многом именно от личного опыта миссионерских удач или неудач зависит оценка глобализационных процессов. А надо ли идти на поводу у неудачников?
Апостолы могли бы осудить современную им глобализацию – поскольку языческие бредни, родившиеся в одном уголке мира, запросто разносились по всем остальным краям экумены. По дорогам, которыми Римская империя соединяла свои пестро-национальные провинции, были пронесены статуи всех языческих богов (от окраин к римскому Пантеону). Но вместо того, чтобы проклинать римскую глобализацию, раскрывшую Палестину для всех ветров, апостолы сами пошли по римским дорогам. С проповедью о Христе, Который родился в Палестине, но принес весть, предназначенную для всего мира.
***
Великопостное 2001 года Послание Патриарха Алексия II: «Богословская комиссия и Священный Синод, обсудив тему налоговых номеров, пришли к твердому выводу: принятие или непринятие этих номеров не является грехом. Оно не должно быть причиной для осуждения одних православных христиан другими. Вопрос о том, принимать ли налоговый номер, есть дело свободного гражданского выбора, но никак не является вероисповедным вопросом. К подобному выводу Церковь приходит уже не впервые, приходит после тщательнейшего исследования всех богословских, общественных и научных сторон проблемы».
Почему в храме не читают Апокалипсис?
Церковь никогда не читает Апокалипсис во время своих богослужений наряду с другими апостольскими текстами. Откровение – единственная новозаветная книга, не входящая в годовой круг литургических чтений.
Или, может, кто-то слышал в храме на службе возглас – «Откровения святаго Иоанна Богослова чтение»? Кто-то встречал богослужебное издание книги Откровения? В богослужебном «Апостоле» эта новозаветная книга – единственная из всех – отсутствует.
«Приняв эту книгу в состав св. канона восточная церковь не ввела ее однако в общецерковное употребление, не допустила ее публичного чтения в богослужебных собраниях»[492].
И это именно мнение Церкви, утвержденное собором.59 и 60-е правила Лаодикийского Собора ( 364 г. ) гласит: «Не подобает в церкви произносить псалмы не священные, или книги не определенные в правилом, но только означенные книги Ветхого и Нового Завета…Читать подобает книги эти… Нового Завета, Евангелий четыре, Деяния апостольские, посланий соборных семь этих: Иакова одно, Петра два, Иоанна три, Иуды одно: посланий Павловых 14, к римлянам одно, к коринфянам два, к галатам одно, к ефесеям одно, к филиписийцам одно, к колоссянам одно, к солунянам два, к евреям одно, к Тимофею два, к титу одно, и к Филимону одно»[493].
Как видим, книги Откровения в списке книг, рекомендуемых для чтения в церкви, нет.
В монастырском обиходе были попытки ввести чтение Откровения в богослужебную жизнь. Например, Типикон предполагает, что на вечерне после освящения хлебов читаются апостольские послания и книга Откровения. Однако в Служебниках и Часословах этих чтений нет. Многие века нет и практики апостольских чтений в конце вечерни[494].
Попытку ввести книгу Откровения в круг постоянных богослужебных чтений предпринял св. Филарет Московский в пору своей молодости. В 1814 году, при составлении Рождественского молебна о «победе над галлами» (в честь победы над Наполеоном) свт. Филарет (тогда архимандрит и ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии) предложил в качестве паремийного чтения на молебне использовать текст Апок.19, 11-16. Но Синод занял консервативную позицию, не позволил сиюминутно-политически толковать Апокалипсис и не утвердил это его предложение[495].
Через полвека о ту же твердость церковной традиции сломалась судьба профессора Московской Духовной Академии архим. Феодора (Бухарева). Детищем своей жизни он считал свое толкование на Апокалипсис. Его труд искренен и благочестив… Но, по верному слову прот. Георгия Флоровского, «в его роковой книге „Исследование Апокалипсиса“ у о. Феодора совсем не было чувства исторической перспективы, он не чувствовал исторического ритма и инерции, все сроки для него слишком сокращались… И к его книге можно применить слова Филарета, сказанные по другому случаю о другом опыте Апокалипсических настроений: „некоторые неясные явления апокалипсические принужденно совлекает на землю и Божественное превращает в политическое“»[496].
Бухарев и в самом деле слишком жестко истолковывал и текст Откровения, и события европейской политической истории – чтобы ощутить себя, живущего в 1860-м году, современником ключевых апокалиптических свершений. От эпохи Реформации он начал отсчитывать «три с половиной года» (превратив их в три с половиной столетия) власти зверя (каковым в его глазах оказался дух атеистического вольнодумства и просвещения) и так пришел к выводу, что «Еще около столетия остается этому зверю с его лжепророком и провозвестником – не Христу служащей литературой – губительно вредить умы и души»[497].
Эта прямолинейность не вызвал сочувствия в церковной цензуре и в Синоде. Но о. Феодор был слишком «пророчески» настроен. Тут сказалась дурная духовная наследственность: его духовником был юродивый священник Петр Томаницкий, в 1855 году предсказавший, что через 9 лет православный царь будет венчан в Софии Константнинопольской…[498] И когда Синод не благословил издания «Исследования», о. Феодор снял с себя и священный сан и монашество…
Очевидно, такого рода (хотя и менее громких) крушений в истории Церкви было немало. И оттого Апокалипсис так и не был внесен в храм. Да и в состав Библии эта книга была внесена не без колебаний.
У церковных людей древности «Откровение» порой вызывало сомнения в своей подлинности и Боговдохновенности. Слова Спасителя «Закон и пророки до Иоанна Крестителя» (см.: Лк.16, 16) понимались как основание для того, чтобы книгу Откровения (написанную в жанре пророчества) воспринимать как своего рода «анахронизм».
Автор, желающий отстоять всегдашнюю и изначальную авторитетность Откровения для всех церковных людей, выражается так – "сомнения в подлинности Апокалипсиса, возникшие со времени свт. Дионисия Александрийского и поддержанные затем Евсевием, обязаны своим происхождением борьбе с хилиазмом[499], который опирался на эту священную книгу; благодаря этой борьбе некоторые (Кирилл Иерусалимский, Иоанн Златоуст, Феодорит Кирский, Григорий Богослов) перестали считать Апокалипсис в числе канонических книг"[500].
И в самом деле – св. Дионисий так говорил об Откровении: «Были и до нас люди, совершенно отвергавшие эту книгу; пересматривая главу за главой, указывая на ее непонятность и бессвязность, они объявили ее подложной. Они говорят, что она не принадлежит Иоанну, что под густым слоем невежества тут нет никакого откровения, что автор этой книги не был не только апостолом, но вообще не принадлежал к святым и к членам Церкви и что в ней облагородить свои вымыслы именем, заслуживающим доверия, пожелал Коринф, основатель ереси, по его имени названной… Я не осмелился бы отвергнуть эту книгу: многие братья ею увлекаются; я считаю, что она превосходит мое разумение, и предполагаю, что каждый ее предмет заключает в себе таинственный и дивный смысл. Я его не понимаю, но думаю, что в этих словах заложен смысл более глубокий. Я не меряю его по собственному разумению и не сужу о нем, но, полагаясь больше на веру, думаю, что тут есть мысли, по своей высоте мне не доступные; я не отвергаю того, что не могу охватить своим умом, а удивляюсь тем больше, что этого не видел… Следует верить словам Иоанна, что написал это именно он. Но кто он, это не ясно. Он не сказал, что он тот самый, который, как это неоднократно упоминается в Евангелии, был любимым учеником Господа и возлежал у Него на груди, что он брат Иакова, что он сам видел и слышал Господа. Если бы он хотел точно у казать, кто он, он сослался бы на что-нибудь из вышесказанного. Ничего подобного нет: он называет себя нашим братом и соучастником, свидетелем Иисусовым и блаженным, ибо видел и слышал откровение. Я думаю, что у апостола Иоанна много тезок… Судя по мыслям, подбору слов и построению предложений, догадываешься, что автор Откровения и евангелист Иоанн–разные лица… Апокалипсис и эти книги несовместимы: между ними никакой связи, никакой близости, нет, как говорится, общей буквы. Послание ничего не знает об Апокалипсисе (оставим в стороне Евангелие). Апокалипсис не упоминает Послания и не имеет мысли о нем, хотя Павел в Посланиях и приоткрыл кое-что из откровений, ему бывших, о которых особо он не писал. Можно отметить также разницу между стилем Евангелия и Послания и стилем Апокалипсиса. Во-первых – безупречный греческий язык, они красноречивы, убедительны в рассуждениях, хорошо построены; в них не найдешь ни иностранного слова, ни ошибок в языке, ни новых придуманных слов; видно, что Господь одарил их автора двойным даром: даром знания и даром слова. Что автору Откровения даны были и ведение, и знания, и дар пророчества, я не спорю, но вижу, что пишет он по-гречески неправильно, пользуется иностранными словами и делает ошибки в языке. Составлять их список необходимости нет. Я говорю все это не в насмешку (да никто так не подумает), но для того, чтобы ясно показать разницу этих произведений» (Евсевий Памфил. Церковная история 7, 25).
Сам Евсевий Памфил говорит, что «Из писаний Иоанна, кроме Евангелия, бесспорным и сейчас, и в старину признается Первое послание. Два остальных оспариваются, мнения об Апокалипсисе расходятся и доныне» (Церковная история 1, 24). Св. Амфилохий Иконийский в послании к Селевку (ок.384 г. ) свидетельствует о тех же сомнениях: «Откровение же Иоанново иные причисляют к священным книгам, а многие называют неподлинным». Св. Кирилл Иерусалимский свои размышления об антихристе ведет без ссылок на Апокалипсис: «Учим же сему, не своим изобретая умом, но дознав из Божественных уцерковленных Писаний, особливо же из читанного недавно Даниилова пророчества»[501]. Не упоминает Апокалипсис и св. Григорий Богослов при перечислении священных книг[502].
В начале V cтолетия латинскому писателю блаж. Иерониму известно, что «церкви греческие по свободе не принимают Апокалипсиса Иоанна»[503].
О том, насколько мало был известен Апокалипсис на Востоке, свидетельствует и число копий: если от 1 тысячелетия до нас дошло 2328 экземпляров греческих рукописей Евангелия, то Апокалипсис сохранился лишь в 287[504]. Грузинская Церковь более полутысячи лет (c IV по X) жила, не используя книгу Откровения (она был переведена на грузинский язык лишь в Х веке)[505]. В русской «Кормчей» патриарха Иосифа (1650 год) в списке канонических книг не упоминает Откровение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110