Тут же представитель русской общины клянется следовать полученным указаниям… «Я невольно взглянул на отца благочинного, стараясь определить впечатление, произведенное на него этими словами, но отец Прокопий, к сожалению, сидел с опущенной головой; тогда я перевел взгляд на атамана и молодежь. На их лицах была написана безнадежная покорность, безразличие и скука»[91]… "2 января 1943 г. <начальник военной миссии>, протянув мне текст «Наставления верноподданым», сказал: «Вот, инспектор, „Наставление“. Будьте добры разослать его директорам школ с вашей инструкцией о безоговорочном проведении его в жизнь». Я спокойно ответил: «Простите, господин начальник, этого сделать не могу… Первый пункт „Наставления“ противоречит моим убеждениям». – «Точнее выражайтесь, инспектор», – строго сказал начальник. «В первом пункте „Наставления“ говорится, что все верноподданные должны благоговейно почитать богиню Аматерасу… что противоречит основному принципу христианства – „Единобожию“ – „Нас это не касается, и этот вопрос нас не интересует… Богиня Аматерасу – прародительница императорской династии. Отвергнуть ее – значит отвергнуть весь наш государственный строй… Вы, конечно, можете иметь своих богов – Христа, Кришну, Будду, Конфуция, Магомета – это ваше частное дело, но все эти ваши боги пребывают в свете великой богини солнца Аматерасу“»[92]… Затем последовали увещевания, что «почитание богини Аматерасу есть не религия, а акт уважения к политическому строю нашего государства. Почитанием нашей богини Вы выражаете свой долг признательности нашей стране»[93].
В конце концов Дьякова увольняют и арестовывают. «Хотелось проститься с русскими служащими губернского управления… Началась утренняя церемония. После поклонения государственным флагам и <поклонов> в сторону резиденций императоров стали читать „Наставление“. Сначала читали по-японски, затем по-китайски и, наконец, по-русски. „Мы, верноподданные, должны благоговейно почитать богиню Аматерасу…“ – громко, раздельно и торжественно, вытянувшись с высоко поднятой головою, читал мой бывший помощник М. А. Кузьмин, теперь инспектор школ Трехречья»[94]…
«„Что Вас заставляет так упорно отстаивать ваши убеждения, – спросил меня следователь. – Только Вы один протестуете против почитания нашей богини Аматерасу. Нигде, даже в Харбине, где живут тысячи русских и ваши архиереи, этот вопрос не вызывает никаких возражений“»[95]…
Несколько месяцев Дьяков провел в тюрьме. Постепенно сопротивление в русской среде ширилось, и в итоге, после ходатайства митрополита Мелетия, японские власти пересмотрели формулировку «Наставления» и освободили Дьякова. Но ведь как незаметно в бытовой текучке он оказался перед смертельным выбором. Дьяков разглядел опасность – но сотни других «христиан» произнесли страшные слова или не помешали их произнести своим детям…
О прошлом это воспоминание или о нашем будущем? Можем ли мы надеяться на то, что будущее планетарное государство будет безрелигиозно? Можем ли мы надеяться, что будущее общество, подобно римским гуманистам (вспомним, что одним из гонителей христианства был «философ на троне» – Марк Аврелий), не предложит решительных мер против проповедников «расовой, религиозной, национальной исключительности»? Поскольку «фашизмом» названа проповедь «национального и религиозного превосходства», где гарантия, что священник, в Неделю Торжества Православия произносящий слово о том, насколько богословски глубже и человечнее православное почитание иконы, нежели протестантское иконоборчество, – не будет привлечен к ответственности за «пропаганду фашизма»? А если священник скажет, что христианину нельзя ходить на уроки тантризма и на сеансы пробуждения «силы кундалини», – арестовывать, очевидно, надо будет прямо на месте?!
Именно с таким пониманием ст 3, 6 «Закона о свободе совести и религиозных объединениях» («Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести с пропагандой религиозного превосходства запрещается и преследуется в соответствии с федеральным законом») я столкнулся 1 ноября 2000 года в Элисте (столице Калмыкии – единственной европейской территории, где преобладают буддисты). В той своей лекции я мимоходом упомянул об истории буддизма: после того, как в VIII веке буддизм был изгнан из Индии, он закрепился у наиболее отсталых народов Азии – в Тибете, Монголии, затем у некоторых шаманистских народов южной Сибири… Тут же некая дама поделилась своим возмущением перед залом: «Как заместитель министра культуры Калмыкии я заявляю, что Вы нарушаете закон о свободе совести! В нем запрещено проповедовать превосходство одной религии над другой! Вы не имеете права называть калмыков отсталыми!»[96]. Если бы этому вице-министру еще побольше власти и побольше самоуверенности – то ведь можно было и до оргвыводов дайти… Я и не сомневаюсь, что в новом столетии насадители государственного язычества до них дойдут[97].
В принятом в 1997 г. российском «Законе о свободе совести и религиозных объединениях» есть и иные статьи, таящие в себе серьезную угрозу. Так, ст.3, 5 статья гласит: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при определении своего отношения к участию или неучастию в богослужениях». При желании эту статью можно истолковать так: в православный храм придет кришнаит и пожелает принять Причастие. Если священник спросит его «Како веруеши» – он сможет процитировать Закон: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии». А если священник все же не допустит его к Причастию – он может продолжить цитату: «Никто не вправе принуждать к неучастию в богослужении». А затем – подать в суд. Суд установит, что священник нарушал Закон не по своему собственному желанию, а потому, что так предписывают правила Церкви… И вот уже имеются основания для запрета деятельности всей Православной Церкви. Конечно, Дума принимала этот Закон без мысли о гонениях на Православие. Но возможность такого, антицерковного, прочтения Закона все же не закрыта[98].
И тут появляется повод заметить, что в сознании многих православных публицистов есть некоторая непоследовательность и противоречивость. Требования «принять меры» против деятельности сект плохо уживаются с убеждением в том, что ныне предантихристовы времена. Если уж времена действительно предантихристовы, – то мы должны готовиться к гонениям на нас самих, а не провоцировать гонения на других. Пора задуматься над тем, не обернутся ли «антисектанские меры», которых мы просим, против нас.
Например, православная пресса поддерживает идею запрета деятельности «свидетелей Иеговы». Законное основание для этого есть: согласно ст.14, 2 религиозная организация может быть ликвидирована в случае, если она «склоняет к отказу по религиозным мотивам от оказания медицинской помощи». «Свидетели Иеговы» запрещают переливание крови – и потому на их совести действительно немало смертей. Но при всех наших дискуссиях с иеговистами нам пора, кажется, хотя бы краешком глаза держать в поле нашего зрения вопрос: а не обернутся ли наши доводы против нас самих?[99] А если против православных государство начнет применять репрессивные меры за наш отказ от каких-либо методов лечения? Мы видим, что медицина стремительно становится все более и более оккультной. Экстрасенсы получают государственные лицензии. Так если однажды участковый терапевт пошлет православного на прием к «биоэнергетику», а христианин не захочет лечиться у колдуна в белом халате, – то не привлекут ли его и нашу Церковь за это к судебной ответственности?
Кроме того, в законодательстве уже есть статьи, позволяющие преследовать религиозные организации за «нарушение общественной безопасности» и «разжигание религиозной розни» (ст.14, 2).
Удивительна эта настойчивость требований «примирения религий». «На сегодня религиозный ренессанс – самая страшная и неоцененная опасность из тех глобальных опасностей, что нас подстерегают… Собственно, в этом и состоит роль религии в истории, она канализирует агрессию, направляет ее»[100]. Из слов достопочтенного психоаналитика следует, что религия имеет дело только с агрессией, и агрессия в человеке исчезнет, если ее направить против самой религии… И даже опыт советской агрессии против религии ничему не научил этого аналитика. Похоже, его личная ненависть к Евангелию столь велика, что позволяет не замечать очевидного.
Сегодня вокруг нас уже немало таких посланцев будущего – людей, живущих с сознанием, которое станет массовым и господствующим в некоем будущем веке, в веке антихриста… Аналогичный назаретяновскому страх испытывает и Г. Рормозер, бывший советник Й. Штрауса. «Как Вы можете оценить современную религиозную ситуацию в России?» – спрашивают его. В ответ мы слышим, что г-н советник более всего обеспокоен возрождением Церкви в России: «Кое-что мне бросилось в глаза. В последние два года на экране телевизоров мы видим изображения, вызывающие на Западе, и прежде всего в Германии, чувство растерянности. Для нас немыслимо, чтобы в таком большом городе, как Санкт-Петербург, десятки и даже сотни тысяч людей со свечами в руках маршировали вслед за Патриархом… Многое будет зависеть от того, сможет ли ортодоксальная церковь действительно восстановить и утвердить свое исключительное и монопольное правопритязание. Если сможет, то это приведет к роковым последствиям»[101]. В мире наркотиков и насилия, в мире войн и обезличивания, в мире потребления самая страшная угроза оказывается именно религиозной… Почему?
Ответ я нахожу у К. С. Льюиса. «Ведьмы всегда хотят одного и того же, но с каждым столетием действуют иначе» – так говорит доброе существо в льюисовской книге.[102] А в «Письмах Баламута» другой персонаж Льюиса – богатый опытом бес – говорит о тактике этих действий: «Мы направляем ужас каждого поколения против тех пороков, от которых опасность сейчас меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к тому пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит в том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на ту сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду недоверие к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает теплохладность и привязанность к благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их байроническим темпераментом и опьяняем „эмоциями“, мода направлена против элементарной „разумности“… а когда все люди готовы стать либо рабами, либо тиранами, мы делаем главным пугалом либерализм»[103].
Так вот, сегодня «пугалом» оказывается религиозная серьезность и верность своей духовной традиции. Ленивый релятивизм, напротив, считается нормой поведения и мысли. И в дни, когда человек старательно пытается не заглядывать за грани земного бытия, всякая серьезная попытка говорить о «сроках и временах» и о конечной трагедии мира оказывается, конечно, «фанатизмом».
Впрочем, то, что надлежащие «рекомендации» и указы имеются, еще не означает, что они немедленно начнут применяться против христиан. Закон театра гласит, что если на сцене в первом акте выставляется ружье, то в третьем оно обязательно должно выстрелить. Но все же – в третьем, а не обязательно в конце первого же действия. Так и с историей христианства. Если «новый мировой порядок» сложился и объявил «войну религиозной нетерпимости» (вот уж поистине «страшнее кошки зверя нет» – это в секулярном-то обществе, в обществе поголовного житейского материализма начинать борьбу с «религиозным фанатизмом»!!!) – рано или поздно дойдет до арестов.
Ружье для расправы с «христианскими фанатиками» уже почти готово. Какой сейчас акт? Не знаю. Может быть, первый, а может, уже начало третьего. В конце концов, даже собранное и вывешенное на сцену ружье не обязательно должно стрелять в третьем акте, – может быть, пьеса рассчитана на пять…
В 1900 г. Вл. Соловьев видел только – как начинают создаваться фабрики для производства деталей будущего «ружья». Самого «изделия» еще не было. Россия, да и западный мир внешне продолжали оставаться христианскими. Пресса еще только перешла в руки «антисистемы». Еще только начинали складываться нынешние нормы «политической корректности». Об одной из них очень точно сказал Л. Толстой: «Он <В. Короленко> верит, да только боится атеистов…»[104] У Короленко, кстати, действительно были поводы убедиться в силе атеистической цензуры в формально православной России: «Я помню одну лекцию в Историческом музее в Москве, где лектор, излагая учение известного астрофизика аббата Секки, привел параллельно места из его книги „Единство физических сил“ и русского перевода этой книги, изданного Ф. Ф. Павленковым. В переводе оказались исключенными все места, где автор, замечательный ученый, но вместе иезуитский аббат, допускал непосредственное влияние Божества на основные свойства материи, как тяготение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
В конце концов Дьякова увольняют и арестовывают. «Хотелось проститься с русскими служащими губернского управления… Началась утренняя церемония. После поклонения государственным флагам и <поклонов> в сторону резиденций императоров стали читать „Наставление“. Сначала читали по-японски, затем по-китайски и, наконец, по-русски. „Мы, верноподданные, должны благоговейно почитать богиню Аматерасу…“ – громко, раздельно и торжественно, вытянувшись с высоко поднятой головою, читал мой бывший помощник М. А. Кузьмин, теперь инспектор школ Трехречья»[94]…
«„Что Вас заставляет так упорно отстаивать ваши убеждения, – спросил меня следователь. – Только Вы один протестуете против почитания нашей богини Аматерасу. Нигде, даже в Харбине, где живут тысячи русских и ваши архиереи, этот вопрос не вызывает никаких возражений“»[95]…
Несколько месяцев Дьяков провел в тюрьме. Постепенно сопротивление в русской среде ширилось, и в итоге, после ходатайства митрополита Мелетия, японские власти пересмотрели формулировку «Наставления» и освободили Дьякова. Но ведь как незаметно в бытовой текучке он оказался перед смертельным выбором. Дьяков разглядел опасность – но сотни других «христиан» произнесли страшные слова или не помешали их произнести своим детям…
О прошлом это воспоминание или о нашем будущем? Можем ли мы надеяться на то, что будущее планетарное государство будет безрелигиозно? Можем ли мы надеяться, что будущее общество, подобно римским гуманистам (вспомним, что одним из гонителей христианства был «философ на троне» – Марк Аврелий), не предложит решительных мер против проповедников «расовой, религиозной, национальной исключительности»? Поскольку «фашизмом» названа проповедь «национального и религиозного превосходства», где гарантия, что священник, в Неделю Торжества Православия произносящий слово о том, насколько богословски глубже и человечнее православное почитание иконы, нежели протестантское иконоборчество, – не будет привлечен к ответственности за «пропаганду фашизма»? А если священник скажет, что христианину нельзя ходить на уроки тантризма и на сеансы пробуждения «силы кундалини», – арестовывать, очевидно, надо будет прямо на месте?!
Именно с таким пониманием ст 3, 6 «Закона о свободе совести и религиозных объединениях» («Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести с пропагандой религиозного превосходства запрещается и преследуется в соответствии с федеральным законом») я столкнулся 1 ноября 2000 года в Элисте (столице Калмыкии – единственной европейской территории, где преобладают буддисты). В той своей лекции я мимоходом упомянул об истории буддизма: после того, как в VIII веке буддизм был изгнан из Индии, он закрепился у наиболее отсталых народов Азии – в Тибете, Монголии, затем у некоторых шаманистских народов южной Сибири… Тут же некая дама поделилась своим возмущением перед залом: «Как заместитель министра культуры Калмыкии я заявляю, что Вы нарушаете закон о свободе совести! В нем запрещено проповедовать превосходство одной религии над другой! Вы не имеете права называть калмыков отсталыми!»[96]. Если бы этому вице-министру еще побольше власти и побольше самоуверенности – то ведь можно было и до оргвыводов дайти… Я и не сомневаюсь, что в новом столетии насадители государственного язычества до них дойдут[97].
В принятом в 1997 г. российском «Законе о свободе совести и религиозных объединениях» есть и иные статьи, таящие в себе серьезную угрозу. Так, ст.3, 5 статья гласит: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при определении своего отношения к участию или неучастию в богослужениях». При желании эту статью можно истолковать так: в православный храм придет кришнаит и пожелает принять Причастие. Если священник спросит его «Како веруеши» – он сможет процитировать Закон: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии». А если священник все же не допустит его к Причастию – он может продолжить цитату: «Никто не вправе принуждать к неучастию в богослужении». А затем – подать в суд. Суд установит, что священник нарушал Закон не по своему собственному желанию, а потому, что так предписывают правила Церкви… И вот уже имеются основания для запрета деятельности всей Православной Церкви. Конечно, Дума принимала этот Закон без мысли о гонениях на Православие. Но возможность такого, антицерковного, прочтения Закона все же не закрыта[98].
И тут появляется повод заметить, что в сознании многих православных публицистов есть некоторая непоследовательность и противоречивость. Требования «принять меры» против деятельности сект плохо уживаются с убеждением в том, что ныне предантихристовы времена. Если уж времена действительно предантихристовы, – то мы должны готовиться к гонениям на нас самих, а не провоцировать гонения на других. Пора задуматься над тем, не обернутся ли «антисектанские меры», которых мы просим, против нас.
Например, православная пресса поддерживает идею запрета деятельности «свидетелей Иеговы». Законное основание для этого есть: согласно ст.14, 2 религиозная организация может быть ликвидирована в случае, если она «склоняет к отказу по религиозным мотивам от оказания медицинской помощи». «Свидетели Иеговы» запрещают переливание крови – и потому на их совести действительно немало смертей. Но при всех наших дискуссиях с иеговистами нам пора, кажется, хотя бы краешком глаза держать в поле нашего зрения вопрос: а не обернутся ли наши доводы против нас самих?[99] А если против православных государство начнет применять репрессивные меры за наш отказ от каких-либо методов лечения? Мы видим, что медицина стремительно становится все более и более оккультной. Экстрасенсы получают государственные лицензии. Так если однажды участковый терапевт пошлет православного на прием к «биоэнергетику», а христианин не захочет лечиться у колдуна в белом халате, – то не привлекут ли его и нашу Церковь за это к судебной ответственности?
Кроме того, в законодательстве уже есть статьи, позволяющие преследовать религиозные организации за «нарушение общественной безопасности» и «разжигание религиозной розни» (ст.14, 2).
Удивительна эта настойчивость требований «примирения религий». «На сегодня религиозный ренессанс – самая страшная и неоцененная опасность из тех глобальных опасностей, что нас подстерегают… Собственно, в этом и состоит роль религии в истории, она канализирует агрессию, направляет ее»[100]. Из слов достопочтенного психоаналитика следует, что религия имеет дело только с агрессией, и агрессия в человеке исчезнет, если ее направить против самой религии… И даже опыт советской агрессии против религии ничему не научил этого аналитика. Похоже, его личная ненависть к Евангелию столь велика, что позволяет не замечать очевидного.
Сегодня вокруг нас уже немало таких посланцев будущего – людей, живущих с сознанием, которое станет массовым и господствующим в некоем будущем веке, в веке антихриста… Аналогичный назаретяновскому страх испытывает и Г. Рормозер, бывший советник Й. Штрауса. «Как Вы можете оценить современную религиозную ситуацию в России?» – спрашивают его. В ответ мы слышим, что г-н советник более всего обеспокоен возрождением Церкви в России: «Кое-что мне бросилось в глаза. В последние два года на экране телевизоров мы видим изображения, вызывающие на Западе, и прежде всего в Германии, чувство растерянности. Для нас немыслимо, чтобы в таком большом городе, как Санкт-Петербург, десятки и даже сотни тысяч людей со свечами в руках маршировали вслед за Патриархом… Многое будет зависеть от того, сможет ли ортодоксальная церковь действительно восстановить и утвердить свое исключительное и монопольное правопритязание. Если сможет, то это приведет к роковым последствиям»[101]. В мире наркотиков и насилия, в мире войн и обезличивания, в мире потребления самая страшная угроза оказывается именно религиозной… Почему?
Ответ я нахожу у К. С. Льюиса. «Ведьмы всегда хотят одного и того же, но с каждым столетием действуют иначе» – так говорит доброе существо в льюисовской книге.[102] А в «Письмах Баламута» другой персонаж Льюиса – богатый опытом бес – говорит о тактике этих действий: «Мы направляем ужас каждого поколения против тех пороков, от которых опасность сейчас меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к тому пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит в том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на ту сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду недоверие к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает теплохладность и привязанность к благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их байроническим темпераментом и опьяняем „эмоциями“, мода направлена против элементарной „разумности“… а когда все люди готовы стать либо рабами, либо тиранами, мы делаем главным пугалом либерализм»[103].
Так вот, сегодня «пугалом» оказывается религиозная серьезность и верность своей духовной традиции. Ленивый релятивизм, напротив, считается нормой поведения и мысли. И в дни, когда человек старательно пытается не заглядывать за грани земного бытия, всякая серьезная попытка говорить о «сроках и временах» и о конечной трагедии мира оказывается, конечно, «фанатизмом».
Впрочем, то, что надлежащие «рекомендации» и указы имеются, еще не означает, что они немедленно начнут применяться против христиан. Закон театра гласит, что если на сцене в первом акте выставляется ружье, то в третьем оно обязательно должно выстрелить. Но все же – в третьем, а не обязательно в конце первого же действия. Так и с историей христианства. Если «новый мировой порядок» сложился и объявил «войну религиозной нетерпимости» (вот уж поистине «страшнее кошки зверя нет» – это в секулярном-то обществе, в обществе поголовного житейского материализма начинать борьбу с «религиозным фанатизмом»!!!) – рано или поздно дойдет до арестов.
Ружье для расправы с «христианскими фанатиками» уже почти готово. Какой сейчас акт? Не знаю. Может быть, первый, а может, уже начало третьего. В конце концов, даже собранное и вывешенное на сцену ружье не обязательно должно стрелять в третьем акте, – может быть, пьеса рассчитана на пять…
В 1900 г. Вл. Соловьев видел только – как начинают создаваться фабрики для производства деталей будущего «ружья». Самого «изделия» еще не было. Россия, да и западный мир внешне продолжали оставаться христианскими. Пресса еще только перешла в руки «антисистемы». Еще только начинали складываться нынешние нормы «политической корректности». Об одной из них очень точно сказал Л. Толстой: «Он <В. Короленко> верит, да только боится атеистов…»[104] У Короленко, кстати, действительно были поводы убедиться в силе атеистической цензуры в формально православной России: «Я помню одну лекцию в Историческом музее в Москве, где лектор, излагая учение известного астрофизика аббата Секки, привел параллельно места из его книги „Единство физических сил“ и русского перевода этой книги, изданного Ф. Ф. Павленковым. В переводе оказались исключенными все места, где автор, замечательный ученый, но вместе иезуитский аббат, допускал непосредственное влияние Божества на основные свойства материи, как тяготение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110