выбирать того или иного кандидата, купить эту марку холодильника или иную. Но вертикали не будет. По верной мысли Г. Померанца, «само обращение к Богу создает вертикаль, создает новую степень свободы – вверх. Без иерархии высоты свобода неполна – есть только топтанье вправо-влево, вперед-назад»[21]. Мир, в котором нет вертикали, нет иерархии ценностей, – это мир пошлости. Все занижено. Все плоско. Все одинаково. Обо всем можно судить и рядить одномерно. Мы и наши моды – мерило всего. И человек забывает, что он призван к служению. Он забывает, что жить можно только ради того, за что не страшно умереть. Забыв это, он, между прочим, для начала утрачивает и другое знание – знание о том, что « есть истины, за которые можно жить и умирать; есть вторичные истины, есть вторичные истины, за которые нельзя, – за которые мы не имеем права жить и умирать»[22]. Потеряв небо над своей головой, человек теряет ориентацию и, неподсудный никому, сам присваивает себе право судить всё и вся…
27 октября 1998 на моей пресс-конференции в г. Иванове речь зашла о причинах, по которым Церковь выступила против показа фильма «Последнее искушение Христа» по НТВ[23]. И вдруг директор областной телерадиокомпании в Иванове выступил в защиту своего коллеги и соплеменника Гусинского (хозяина НТВ и председателя Российского еврейского конгресса), бросив между делом: «Каждый из нас судит Христа по-своему». И даже после моего возмущения не поправился, что, мол, «судит о Христе». Так действительно точнее: «наши плюралисты» присвоили себе право судить Христа…
Как оторваться от этого плоскостного мышления? «Только путем приобщения к бульшему человек делается свободным от мйньшего, от самого себя, каким он есть сейчас»[24]. Опять же по верному слову Г. Померанца[25]: «Слой сознания, на который действуют инстинкт, идеология, реклама и т. п., – почва нашего неосознанного рабства. Свобода коренится на самой большой глубине, там, где не остается никакого выбора и не мы свободны, а Бог свободно расправляется в нас. Свобода в аду – возможность выбрать другое, выбраться из ада. Но в раю всякое другое – это потеря рая, и свобода любящего есть отказ от выбора. Свобода найти переходит в свободу сохранения найденного; или она разрушает найденное во имя права на вечный поиск (соблазн Ставрогина). Достоевский довел историю Дон-Жуана до конца, который только смутно осознан в легенде: Ставрогин проваливается в ад исчерпанных желаний»[26].
Здесь говорится о высшей свободе: свободе в Боге. Но ведь даже и малая свобода может быть минимизирована – свобода выбирать между Богом и тлением. Человек может быть воспитан так, что он и не узнает о том, что в него заложена такая свобода, что у него есть право на такой выбор. Память о Христе будет погребена тем успешнее, чем привычнее будет это имя. «А что тут думать-то – и так все известно: был такой моралист в древности. Он начал борьбу за права человека. Ну а сейчас у нас совсем свобода!» И вот уже большинство школьников, опрошенных в германских супермаркетах во время рождественских распродаж, оказывается, даже и не знают о том, день Рождения Кого именно они празднуют столь весело и вкусно.
Бог – подлинный Бог – будет забыт. Его лик будет слишком тусклым на фоне рекламных щитов и эстрадно-политических «имиджей». Пригрядшее общество не сможет дать ответ на главный вопрос: «Что значит быть христианином?»
Уже сегодня ответ почти неслышен. На Западе «быть христианином» понимается как «быть порядочным гражданином, исправно платить налоги и в меру заниматься филантропией». На заре ХХ века Бальмонт сказал о Западе (Париже): «Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, и путь по земным направляют звездам» («Здесь и Там»). В середине ХХ века крупнейший протестантский богослов столетия Пауль Тиллих, отвечая на вопрос, молится ли он, возразил: «Нет, но я медитирую»[27]. Ну, а конец века у нас у всех еще на памяти…
В православных странах ответ еще хуже: «быть православным – значит быть русским (болгарином, сербом, румыном, греком)»… По верному наблюдению Георгия Федотова, «слишком много приходит в Церковь эстетов и инвалидов, жаждущих Византии, а не Христа»[28].
Часто политические интересы и национальные чувства ставятся выше религиозного долга и духовной трезвости. Например, газета, в восприятии которой даже я являюсь экуменистом, сама публикует архиэкуменические тексты, вроде обращения к монаршим домам мира: «Все мы искренне радуемся за Ваших подданных, которых Господь не лишил заботливого монаршего попечения, и желаем им процветания и духовного возрастания под надежным государевым скипетром»[29]. А ведь православных государей в мире ныне нет. И если не является экуменизмом убеждение в том, что возможно духовное возрастание неправославных подданных под властью еретических монархов, – то что же такое экуменизм?.. Вообще, «Русский Вестник» – прекрасный пример модернистского вырождения Православия в игру. Люди, никогда и никого не приведшие в Церковь, путающиеся и в своих мыслях, и в богословии, на протяжении многих лет ведут кампанию – по сути – против всех современных православных проповедников.[30] Люди играются в «ревнителей православного благочестия», не задумываясь о последствиях своих игр…
А вот еще один дивный образец подобного недомыслия: Обращение Центрального совета Общероссийского движения «Россия православная» по случаю Дня Победы заверяет, что мы не забудем «подвиг тех, кто по заповеди Христовой жизни свои положили на алтарь Победы» (Десятина. Газета православных мирян. М., 1998. № 3 [6]). Но ведь такой заповеди Христовой нет. Никогда Христос не призывал людей приносить свои жизни на «алтарь победы». За ближнего своего – можно отдать душу свою. А вот за «алтарь победы» – нет. «Алтарь победы», на который требуется приносить жертвы, – это выражение слишком уж языческое. Вспомним, какая долгая борьба велась православными римскими императорами за то, чтобы удалить из зала заседаний римского сената статую Победы (Ники). Сначала император Констанций потребовал ее удаления. Затем император Юлиан Отступник отменил это распоряжение. Император Грациан приказал восстановить повеление Констанция относительно жертвенника Победы, но сенат отправил к императору легата с просьбой отменить повеление. Грациан не принял миссии. Затем сенат снова ходатайствует о том же – теперь перед императором Валентинианом II. В 384 г. святой Амвросий Медиоланский убедил императора не возвращать «алтарь победы» в сенат…[31] Но спустя полтора тысячелетия снова все забыто – и небезобидная игра с «жертвами» и «алтарями» продолжается уже во вроде бы православных газетах. А статуя богини Ники на Поклонной горе поднялась над куполом православного храма…
Нередко сегодня мы видим людей, которые выдают фразы типа: «Я атеист, но при этом я русский, а значит православный». Или наоборот: «Я православный, но, правда, я атеист». Конечно, такая редукция христианства к этнографии не соответствует Евангелию, но она будет очень близка замыслам антихриста. Вспомним, чем искушает антихрист христиан на «Восьмом Вселенском Соборе» в «Трех разговорах» Владимира Соловьева…[32]
По догадке Владимира Соловьева мечта антихриста – запереть Православие в ритуально-этнографический заповедник. В «Повести об антихристе», которая венчает последнюю книгу В. С. Соловьева «Три разговора», антихрист, провозгласивший себя президентом земного шара, надеясь купить благорасположение к нему православных, обращается к ним с такими словами: "Любезные братья! Знаю я, что между вами есть и такие, для которых всего дороже (курсив мой. – А. К. ) в христианстве его священное предание, старые символы, старые песни и молитвы, иконы и чин богослужения. И в самом деле, что может быть дороже (курсив мой. – А. К. ) этого для религиозной души? Знайте же, возлюбленные, что сегодня подписан мною устав и назначены богатые средства Всемирному музею христианской археологии… с целью собирания… и хранения… памятников церковной древности… Братья православные! Кому по сердцу эта моя воля, кто по сердечному чувству может назвать меня своим истинным вождем и владыкою, пусть взойдет сюда!"…[33]
Помнится, толпа иудеев именно это и сделала, требуя осуждения Царя Иудейского и клянясь Пилату, что нет у нее иного владыки, кроме кесаря… Так вот, у В. Соловьева в этот момент, когда «большая часть иерархов, половина бывших староверов и более половины православных священников, монахов и мирян с радостными кликами взошли на трибуну», встает старец Иоанн и свидетельствует, что "всего дороже в христианстве сам Христос ".
По крайней мере по отношению к Православию политика соловьевского антихриста уже реализуется: Православие успешно вгоняется в этнографически-ритуальный заповедник. Можно говорить и писать об обрядах и традициях – нельзя (в прессе или в школе) говорить о вере.
И сами православные тоже поразительно прохладны в изучении своей веры. Вот два эпизода из жизни иеромонаха Серафима (Роуза). Когда по благословению владыки Иоанна (Максимовича) в Сан-Францисской епархии начали читать лекции по богословию, "Евгения поражало, насколько плохо слушатели знают Библию. " Русские задают такие вопросы, словно никогда и не заглядывают в Писание «, – сказал он как-то Глебу Подмошенскому. – „А они и впрямь не заглядывают, – ответил тот, – не приучены. Богослужения они проводят сообразуясь с традицией, что, бесспорно, очень хорошо, а вот Писание обходят стороной“».[34] А в итоге – «В Сан-Франциско недалеко от наших православных церквей стоит черный дом – храм сатаны. Недавно профессора социологии и студенты университета в г. Беркли провели исследование: кто же посещает этот храм? Оказалось, в основном дети из русских православных семей. Исследователи пришли к заключению: такие дети, не приученные к собственной вере, не осознавшие ее, легче всего поддаются сатанизму, ибо Православие – религия, которая требует многого, и, если не выполнять этих требований, душа ощущает пустоту».[35] Вот и в России самые популярные религиозные интернетовские странички – это те, что принадлежат «Церкви сатаны».
Наша немощь в проповеди о Христе приводит порой к странным ситуациям. Однажды на некоем монархическом съезде, где с трибуны постоянно звучала триада «Православие–Самодержавие–Народность», я заметил, как три весьма милые и интеллигентные женщины, сидевшие впереди меня, оживленно и «на троих» читают книжку под названием «Руническая магия», причем явно воспринимая ее в качестве «учебного пособия». Я попросил этих активисток «русского возрождения» хотя бы здесь не баловаться играми с сатаной. В ответ мне глубоко убежденно прошептали, что «надо же все знать! со всем познакомиться!». Вот, правда, когда я их спросил – знают ли они «Отче наш» или библейские заповеди, ответом было молчание… Постепенно даже христиане забывают, что значит – «быть христианином».
В течение последних столетий христианство старательно опустошалось просветительским рационализмом. Богословы (протестантские и католические, а следом за ними даже православные) старались рационально обосновать христианскую веру. Мистика тщательно «выпаривалась». Чудеса превращались в «выдумки», «фольклор», а то и просто в обычные природные феномены. Таинства были превращены в обряды, а последние – в «Библию для неграмотных», то есть в изъяснение библейских текстов посредством жестов. Очищенное от «магизма» (то есть от энергийной, благодатной насыщенности Сверхмирным Присутствием) христианство стало слишком рациональным. И когда европейцам открылись глубины аскетики и мистики Востока, они стали всматриваться в них, нисколько не подозревая, что своя аскетика и своя мистика есть в церковном христианстве.
И сегодня религиозное сознание нецерковных людей просто поражает своей противоречивостью. Заходит речь о Православии – и оно обвиняется в «обрядоверии» и «магизме». Но вот тот же самый человек, только что обвинявший православие во всех грехах, обращается к миру нехристианских, языческих и шаманских, практик, и тут он уже преисполнен решимости обрести эзотерический смысл в самых странных обрядах и признать весьма полезной любую языческую практику насыщения любого предмета любой «энергией». И даже многим церковным людям еще невдомек, что протестантизация православия ведет в тупик, потому что делает нас безоружными перед возрожденным язычеством. Будущее церковной мысли – в развитии «философии культа». Хватит баловаться морализаторством и в обрядах видеть только символы, а в богослужении – проповедь. Пришел враг более страшный, чем рационализм. Пока мы доказывали, что наши обряды не магия, пришла действительно магия. И защищаться от нее надо не словом, а благодатью.
Христиане, оставшиеся только с «социальной доктриной Церкви» в руках и с рассуждениями о «христианском понимании прав человека», – христиане, стесняющиеся святой воды и буквального понимания слов Спасителя о преложении хлеба и вина в Его Плоть и Кровь, не смогут устоять перед наступлением оккультных сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110