Меня психологи проверяли!
В голосе Лизы звучала такая горькая обида, что Максим поспешил признаться в собственной несостоятельности.
— Я случайно! — виновато произнес он. — Честное слово, обычно я вообще ничего не замечаю!
В самом ли деле он обычно ничего не замечал?
Или, наоборот, всегда замечал слишком много?
— Ты мне лучше вот что объясни, — постарался он отвлечь девчонку от неприятных мыслей. — Неужели ты это снимала для рекламы?
— Нет, конечно, — рассмеялась она. — Рекламе тут ловить нечего. А вот на серьезных конкурсах и на выставках такие снимки в большой цене. Жизнь как она есть. Без прикрас и без обмана.
— Ты подаешь свои работы на конкурсы? — удивился он, и тут же понял, что удивляться нечему, что иначе и быть не может. Лиза и вправду фантастически талантлива…
— Конечно, — небрежно ответила девчонка. — У меня уже куча всяких грамот и призов. И у меня были две персональные выставки. Правда, — чуть смутилась она, — одна из них — в родительском агентстве.
— Ну, ты даешь… — только и смог сказать он. — Ты ищешь славы, не отпирайся. Но как это сочетается с твоим любимым занятием — очисткой сознания от всякого мусора? Светская жизнь знаменитости — разве в ней мусора не больше, чем в любой другой жизни?
Лиза скосила на него огненно-черный глаз — второй глаз скрылся под упавшими на лицо девчонки волосами — и недоверчиво спросила:
— Ты и вправду хочешь понять?
— Еще как хочу, — кивнул он, зная, что говорит истинную правду, и что девчонка это увидит. — Мне совсем не помешало бы прочистить мозги.
Лиза хихикнула и покачала головой, как бы отказываясь совместить выражения, столь, на ее взгляд, далекие друг от друга стилистически — «прочистить мозги» и «очистить сознание». Но тема была для девчонки настолько живой и желанной, что, наплевав на литературную недостаточность попутчика, она заговорила сразу, с жаром, и даже торопливо:
— Я задаю себе вопросы. Да, конечно, это все самодеятельность, это лишь мои собственные выдумки, всю технику я придумала для себя сама… но она работает! Понимаешь? Работает, дает результат!
— Результат… какой?
— Да тот самый, о котором мы говорим! Очищает ум! Еще и как очищает! — Лиза на несколько мгновений задумалась, потом продолжила уже не так азартно, но более сосредоточенно: — Ну, наверное, на самом-то деле есть разные способы и методы, и может быть, о них даже где-то написано… только я ничего такого ни разу не находила. Поэтому и пришлось разрабатывать собственный метод. Я просто постоянно задаю себе вопросы, понимаешь? Почему это так? Зачем? Откуда это взялось? Почему у меня возникло именно такое ощущение, родилась именно такая ассоциация? С чем связана та или иная мысль?
— Постоянно? — задумчиво переспросил он. — Постоянно…
Постоянно… это как? Ежедневно? Ежечасно? Ежеминутно?
— Да, и я всегда помню, что это все наносное, временное.
— Погоди-ка, — осторожно сказал он. — Ты из пункта А сразу попадаешь в пункт Икс или даже Зет… а где все остальные?
— Ну вот, так я и думала, — вздохнула Лиза, — никто не понимает… но ты хотя бы хочешь понять.
— Очень хочу, — снова подтвердил он. — Ты не могла бы излагать строго по порядку?
Лиза неожиданно рассмеялась.
— Для этого нужно его выстроить, этот порядок, — пояснила она. — А у меня как-то так получается… ну да, я сразу оказываюсь в пункте Зет. Я и не знаю, что там в промежутке. Но ты прав. Необходимо отыскать все полустанки.
Лиза глубоко задумалась, явно пытаясь найти промежуточные пункты своих рассуждений, а Максим, погрузившись в ожидание, принялся анализировать собственный ум, надеясь найти в его глубинах хоть что-нибудь такое, что могло бы натолкнуть его на ключ к пониманию самого себя.
Ключи… озера… двери…
Глава четвертая
В коридоре вагона раздался громкий и заунывный женский голос:
— Замечательные хрустальные фужеры, стаканы, пепельницы, салатницы… кто хочет купить недорогой и красивый подарок для друзей и близких? Замечательные и недорогие хрустальные фужеры, стаканы…
Лиза вскочила, снова стукнувшись макушкой о верхнюю полку, деловито чертыхнулась и стремительно рванула в сторону дверь купе. Зеркало нервно дернулось, на мгновение отразив всклокоченную черную гриву, но не успев поймать взгляд огненных глаз, и скрылось в уютной темноте стенного паза. Лиза крикнула:
— Зайдите к нам, пожалуйста!
В следующую минуту в купе появилась женщина лет сорока, явно до того измученная жизнью, что даже перспектива продать какую-то часть товара не слишком ее обрадовала. Впрочем, она ведь увидела перед собой просто девчонку лет четырнадцати… а что такая может купить? Только время зря потратишь… На Максима женщина вообще не обратила внимания. Его это немного озадачило. Неужели он выглядит как человек, не способный купить подарок для родных и близких?…
Лиза, мельком глянув на огромную сумку, которую женщина с облегчением опустила на пол, и на рюкзак на согнутой спине продавщицы, спросила:
— Вы на следующей станции выйдете, да? Это скоро?
— Через сорок минут, — хмуро ответила женщина. — Не станция там, техническая остановка. Вы там добрый час проторчите.
— А как вы домой вернетесь?
— Деточка, — едва заметно рассердилась женщина, — уж ты меня извини, только я сюда пришла не разговоры разговаривать. Мне еще весь поезд обойти надо…
— Извините, — легко признала свою неправоту Лиза. — Просто я подумала… ну, неважно. А что у вас есть кроме фужеров и пепельниц? Мне нужны подарки для бабушки и разных там двоюродных и троюродных сестер и племянниц.
Женщина слегка оживилась, хотя недоверие все еще не отпустило ее, и, открыв сумку и обобрав со спрятанных там предметов газетные клочья, принялась выставлять на одеяло всякую блестящую и звенящую ерунду — маленькие кружечки, кувшинчики, салатницы, какие-то пузатые бочонки с крышками… Максим, не слишком интересуясь хрустально-посудным изобилием, хлынувшим в их купе, рассматривал продавщицу. Пожалуй, ей еще не было сорока, просто эта женщина постарела раньше времени, ее бледная кожа покрылась мелкими въедливыми морщинами, уголки рта опустились… Мышиного цвета жидкие и не слишком чистые волосы были насмерть схвачены простой черной резинкой, в ушах висели копеечные сережки «под золото» (но почему он решил, что серьги именно таковы?…), бумажный растянувшийся джемпер давно забыл, каким цветом он обладал от рождения, и пытался выглядеть бледно-зеленым… возможно, ему это и удалось бы, если бы не плотный слой грязи, объявший каждую из его ниточек… Юбка, свисавшая почти до лодыжек, давно уже отказалась от борьбы за право на приличный вид, и ее серая проредившаяся ткань напоминала пыльную мешковину, выброшенную за непригодностью, но подобранную прохожим, решившим, что об эту тряпку еще вполне можно вытирать ноги, — а потом вдруг чудесным образом превратившуюся в предмет одежды. Неужели эта жалкая баба не в состоянии просто выстирать свои тряпки, с неожиданным раздражением подумал Максим, неужели не может вымыть волосы? Да и самой ей помыться не мешало бы… попахивает от нее, прямо скажем, не лучшим образом.
Дурные запахи… нежные ароматы…
Он встряхнул головой и прислушался к разговору Лизы и продавщицы. -…просто мечта, а не кувшинчик, — говорила девчонка, вертя в руках крохотную посудинку на редкость удачной формы. Конечно, это не был настоящий резной хрусталь, это была всего лишь штамповка, однако что-то в ней все-таки было. — И сколько?…
— Пятнадцать рублей, — ответила женщина, и тут Максим заметил, что ее лицо совершенно изменилось. Продавщица разрумянилась, ее движения стали не такими вялыми и безжизненными, как прежде, она вроде бы даже пыталась улыбнуться — но, похоже, слишком прочно забыла, как это делается.
— Да это же даром! — радостно воскликнула Лиза. — Его я тоже возьму. Но вообще-то мне бы хотелось таких шесть штук. Найдется у вас?
— Найдется, — кивнула женщина и принялась рыться в рюкзаке. Максим и не заметил, что она давно сняла его и поставила на пол рядом с сумкой. А рядом с Лизой на подушке появилась толстенькая стопочка сторублевых бумажек… а на другом конце постели, рядом с продавщицей, по одеялу тоже были разбросаны сотенные. А на столике громоздилось штук десять различных хрустальных предметов.
Добыв из рюкзака мятую картонную коробку, продавщица выставила перед Лизой еще восемь одинаковых кувшинчиков, и девчонка, пискнув от удовольствия, заявила:
— Хочу все! — И тут же выбросила на одеяло еще три сотенные — словно карты сдавала. — А еще что-нибудь миниатюрное имеется?
— Поищем, — сказала женщина, и тут наконец ее губы вспомнили, что такое улыбка. Правда, какие-то детали в их воспоминаниях оказались неточными, а потому и улыбка вышла невеселой и кривоватой… но все же это было лучше, чем ничего.
Сначала она извлекла из рюкзака три круглые глубокие мисочки — очаровательные донельзя, даже Максим это понял… потом — шесть крошечных селедочниц. Все это вызвало неумеренные восторги со стороны Лизы, прибыль продавщицы возросла еще на несколько сторублевых бумажек (Максим решил, что у Лизы совсем плохо дело с арифметикой — она каждую названную продавщицей сумму увеличивала то в два, то в три раза), а потом женщина, запустив руку в боковой карман рюкзака, сказала со странной робостью в голосе:
— А еще есть… ну, это уж просто так… если вам понравится — это бесплатно…
Лиза уставилась на скрывавшуюся в кармане руку продавщицы так, словно ожидала появления на свет по меньшей мере птицы Феникса (кто такая птица Феникс? Почему он подумал именно о ней?…), и приоткрыла рот. Женщина достала замшевый мешочек размером чуть больше пачки сигарет, завязанный кожаным шнурком, и осторожно, задержав от усердия дыхание, распутала тугой узел. На ее темную ладонь выкатился граненый хрустальный шар, немного не доросший до масштабов куриного яйца.
По коридору прошагал проводник с очередным объявлением:
— Через десять минут — техническая стоянка, время неопределенное, около сорока минут. Просьба не уходить далеко от вагонов. Через десять минут…
— Ну вот, — сказала женщина, — подъезжаем.
— Так как же вы все-таки домой вернетесь? — тихо повторила уже заданный однажды вопрос Лиза, видимо, не сомневаясь, что теперь ей ответят. Но глаза девчонки при этом неотрывно смотрели на сверкающий прозрачный шар.
— А на автобусе, — почти шепотом ответила женщина, тоже не сводившая взгляда с чуда, лежавшего на ее ладони. И Максиму показалось, что не Лиза с продавщицей обмениваются незначащими репликами, а договариваются о чем-то тайном две колдуньи, прекрасно понимающие друг друга… с чего бы это ему померещилось такое?
— Далеко идти-то до автобуса?
— С полчаса.
— Тяжелая у вас жизнь, — едва слышно сказала Лиза и коснулась пальцем шара. — Да, он мне нравится. Можно, я вас сфотографирую?
— Можно, — спокойно ответила женщина. — Только без него. С ним нельзя.
— Я знаю.
Лиза встала, чтобы достать с верхней полки фотоаппарат. Для того, чтобы запечатлеть продавщицу хрустальных чудес, она снова взяла «зеркалку».
Что она знает, изумился Максим, что за чушь, почему это нельзя фотографировать обычную стекляшку… это ведь даже не кристалл, это просто заводская поделка… чего они тут дурят, эти бабы?
Хрустальный шар лег на столик, рядом с загромоздившим всю плоскость посудным беспределом, а продавщица выпрямилась и отступила на шаг назад, и замерла в проеме двери. Из-за ее спины лился сквозь коридорное окно солнечный свет, лицо женщины оказалось в тени, морщины растворились и исчезли — и Максим вдруг понял, что в молодости продавщица была невообразимо красива. Надо же, подумал он, как ей не повезло… живи она где-нибудь в столице, ходила бы в бриллиантах и соболях… а она вот таскает неподъемные сумки, чтобы заработать на кусок хлеба… Едва слышно щелкнул спуск фотоаппарата, ослепительно сверкнула вспышка… и Лиза сказала:
— Надеюсь, получится.
Женщина пожала плечами, как бы говоря: все может быть, и, надев на спину рюкзак, молча поволокла в коридор изрядно полегчавшую сумку, не забыв собрать с одеяла деньги. Максим проводил ее взглядом, а потом спросил:
— Что значит — «получится»? А почему могло бы не получиться?
— Ну, мало ли почему… — пробормотала девчонка, разглядывая хрустальный шар, но не спеша прикоснуться к нему. — Пленка, например, засветиться могла.
— Засветиться?
Максим хорошенько подумал. От чего засвечивается пленка? От света, само собой. Но для этого нужно ее вытащить из фотоаппарата. Или снимать прямо против солнца. Но солнце, хотя и светило в окна вагонного коридора, все же не прямо, а сильно искоса. Как ни старался Максим, он не мог найти причины, по которой кадр в «Никоне» девчонки вдруг оказался бы испорченным. Вот если только……вот если только пленку не сжег внутренний свет серой неприметной женщины, бродящей по вагонам и продающей ненастоящий хрусталь…
Лиза вдруг вскочила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В голосе Лизы звучала такая горькая обида, что Максим поспешил признаться в собственной несостоятельности.
— Я случайно! — виновато произнес он. — Честное слово, обычно я вообще ничего не замечаю!
В самом ли деле он обычно ничего не замечал?
Или, наоборот, всегда замечал слишком много?
— Ты мне лучше вот что объясни, — постарался он отвлечь девчонку от неприятных мыслей. — Неужели ты это снимала для рекламы?
— Нет, конечно, — рассмеялась она. — Рекламе тут ловить нечего. А вот на серьезных конкурсах и на выставках такие снимки в большой цене. Жизнь как она есть. Без прикрас и без обмана.
— Ты подаешь свои работы на конкурсы? — удивился он, и тут же понял, что удивляться нечему, что иначе и быть не может. Лиза и вправду фантастически талантлива…
— Конечно, — небрежно ответила девчонка. — У меня уже куча всяких грамот и призов. И у меня были две персональные выставки. Правда, — чуть смутилась она, — одна из них — в родительском агентстве.
— Ну, ты даешь… — только и смог сказать он. — Ты ищешь славы, не отпирайся. Но как это сочетается с твоим любимым занятием — очисткой сознания от всякого мусора? Светская жизнь знаменитости — разве в ней мусора не больше, чем в любой другой жизни?
Лиза скосила на него огненно-черный глаз — второй глаз скрылся под упавшими на лицо девчонки волосами — и недоверчиво спросила:
— Ты и вправду хочешь понять?
— Еще как хочу, — кивнул он, зная, что говорит истинную правду, и что девчонка это увидит. — Мне совсем не помешало бы прочистить мозги.
Лиза хихикнула и покачала головой, как бы отказываясь совместить выражения, столь, на ее взгляд, далекие друг от друга стилистически — «прочистить мозги» и «очистить сознание». Но тема была для девчонки настолько живой и желанной, что, наплевав на литературную недостаточность попутчика, она заговорила сразу, с жаром, и даже торопливо:
— Я задаю себе вопросы. Да, конечно, это все самодеятельность, это лишь мои собственные выдумки, всю технику я придумала для себя сама… но она работает! Понимаешь? Работает, дает результат!
— Результат… какой?
— Да тот самый, о котором мы говорим! Очищает ум! Еще и как очищает! — Лиза на несколько мгновений задумалась, потом продолжила уже не так азартно, но более сосредоточенно: — Ну, наверное, на самом-то деле есть разные способы и методы, и может быть, о них даже где-то написано… только я ничего такого ни разу не находила. Поэтому и пришлось разрабатывать собственный метод. Я просто постоянно задаю себе вопросы, понимаешь? Почему это так? Зачем? Откуда это взялось? Почему у меня возникло именно такое ощущение, родилась именно такая ассоциация? С чем связана та или иная мысль?
— Постоянно? — задумчиво переспросил он. — Постоянно…
Постоянно… это как? Ежедневно? Ежечасно? Ежеминутно?
— Да, и я всегда помню, что это все наносное, временное.
— Погоди-ка, — осторожно сказал он. — Ты из пункта А сразу попадаешь в пункт Икс или даже Зет… а где все остальные?
— Ну вот, так я и думала, — вздохнула Лиза, — никто не понимает… но ты хотя бы хочешь понять.
— Очень хочу, — снова подтвердил он. — Ты не могла бы излагать строго по порядку?
Лиза неожиданно рассмеялась.
— Для этого нужно его выстроить, этот порядок, — пояснила она. — А у меня как-то так получается… ну да, я сразу оказываюсь в пункте Зет. Я и не знаю, что там в промежутке. Но ты прав. Необходимо отыскать все полустанки.
Лиза глубоко задумалась, явно пытаясь найти промежуточные пункты своих рассуждений, а Максим, погрузившись в ожидание, принялся анализировать собственный ум, надеясь найти в его глубинах хоть что-нибудь такое, что могло бы натолкнуть его на ключ к пониманию самого себя.
Ключи… озера… двери…
Глава четвертая
В коридоре вагона раздался громкий и заунывный женский голос:
— Замечательные хрустальные фужеры, стаканы, пепельницы, салатницы… кто хочет купить недорогой и красивый подарок для друзей и близких? Замечательные и недорогие хрустальные фужеры, стаканы…
Лиза вскочила, снова стукнувшись макушкой о верхнюю полку, деловито чертыхнулась и стремительно рванула в сторону дверь купе. Зеркало нервно дернулось, на мгновение отразив всклокоченную черную гриву, но не успев поймать взгляд огненных глаз, и скрылось в уютной темноте стенного паза. Лиза крикнула:
— Зайдите к нам, пожалуйста!
В следующую минуту в купе появилась женщина лет сорока, явно до того измученная жизнью, что даже перспектива продать какую-то часть товара не слишком ее обрадовала. Впрочем, она ведь увидела перед собой просто девчонку лет четырнадцати… а что такая может купить? Только время зря потратишь… На Максима женщина вообще не обратила внимания. Его это немного озадачило. Неужели он выглядит как человек, не способный купить подарок для родных и близких?…
Лиза, мельком глянув на огромную сумку, которую женщина с облегчением опустила на пол, и на рюкзак на согнутой спине продавщицы, спросила:
— Вы на следующей станции выйдете, да? Это скоро?
— Через сорок минут, — хмуро ответила женщина. — Не станция там, техническая остановка. Вы там добрый час проторчите.
— А как вы домой вернетесь?
— Деточка, — едва заметно рассердилась женщина, — уж ты меня извини, только я сюда пришла не разговоры разговаривать. Мне еще весь поезд обойти надо…
— Извините, — легко признала свою неправоту Лиза. — Просто я подумала… ну, неважно. А что у вас есть кроме фужеров и пепельниц? Мне нужны подарки для бабушки и разных там двоюродных и троюродных сестер и племянниц.
Женщина слегка оживилась, хотя недоверие все еще не отпустило ее, и, открыв сумку и обобрав со спрятанных там предметов газетные клочья, принялась выставлять на одеяло всякую блестящую и звенящую ерунду — маленькие кружечки, кувшинчики, салатницы, какие-то пузатые бочонки с крышками… Максим, не слишком интересуясь хрустально-посудным изобилием, хлынувшим в их купе, рассматривал продавщицу. Пожалуй, ей еще не было сорока, просто эта женщина постарела раньше времени, ее бледная кожа покрылась мелкими въедливыми морщинами, уголки рта опустились… Мышиного цвета жидкие и не слишком чистые волосы были насмерть схвачены простой черной резинкой, в ушах висели копеечные сережки «под золото» (но почему он решил, что серьги именно таковы?…), бумажный растянувшийся джемпер давно забыл, каким цветом он обладал от рождения, и пытался выглядеть бледно-зеленым… возможно, ему это и удалось бы, если бы не плотный слой грязи, объявший каждую из его ниточек… Юбка, свисавшая почти до лодыжек, давно уже отказалась от борьбы за право на приличный вид, и ее серая проредившаяся ткань напоминала пыльную мешковину, выброшенную за непригодностью, но подобранную прохожим, решившим, что об эту тряпку еще вполне можно вытирать ноги, — а потом вдруг чудесным образом превратившуюся в предмет одежды. Неужели эта жалкая баба не в состоянии просто выстирать свои тряпки, с неожиданным раздражением подумал Максим, неужели не может вымыть волосы? Да и самой ей помыться не мешало бы… попахивает от нее, прямо скажем, не лучшим образом.
Дурные запахи… нежные ароматы…
Он встряхнул головой и прислушался к разговору Лизы и продавщицы. -…просто мечта, а не кувшинчик, — говорила девчонка, вертя в руках крохотную посудинку на редкость удачной формы. Конечно, это не был настоящий резной хрусталь, это была всего лишь штамповка, однако что-то в ней все-таки было. — И сколько?…
— Пятнадцать рублей, — ответила женщина, и тут Максим заметил, что ее лицо совершенно изменилось. Продавщица разрумянилась, ее движения стали не такими вялыми и безжизненными, как прежде, она вроде бы даже пыталась улыбнуться — но, похоже, слишком прочно забыла, как это делается.
— Да это же даром! — радостно воскликнула Лиза. — Его я тоже возьму. Но вообще-то мне бы хотелось таких шесть штук. Найдется у вас?
— Найдется, — кивнула женщина и принялась рыться в рюкзаке. Максим и не заметил, что она давно сняла его и поставила на пол рядом с сумкой. А рядом с Лизой на подушке появилась толстенькая стопочка сторублевых бумажек… а на другом конце постели, рядом с продавщицей, по одеялу тоже были разбросаны сотенные. А на столике громоздилось штук десять различных хрустальных предметов.
Добыв из рюкзака мятую картонную коробку, продавщица выставила перед Лизой еще восемь одинаковых кувшинчиков, и девчонка, пискнув от удовольствия, заявила:
— Хочу все! — И тут же выбросила на одеяло еще три сотенные — словно карты сдавала. — А еще что-нибудь миниатюрное имеется?
— Поищем, — сказала женщина, и тут наконец ее губы вспомнили, что такое улыбка. Правда, какие-то детали в их воспоминаниях оказались неточными, а потому и улыбка вышла невеселой и кривоватой… но все же это было лучше, чем ничего.
Сначала она извлекла из рюкзака три круглые глубокие мисочки — очаровательные донельзя, даже Максим это понял… потом — шесть крошечных селедочниц. Все это вызвало неумеренные восторги со стороны Лизы, прибыль продавщицы возросла еще на несколько сторублевых бумажек (Максим решил, что у Лизы совсем плохо дело с арифметикой — она каждую названную продавщицей сумму увеличивала то в два, то в три раза), а потом женщина, запустив руку в боковой карман рюкзака, сказала со странной робостью в голосе:
— А еще есть… ну, это уж просто так… если вам понравится — это бесплатно…
Лиза уставилась на скрывавшуюся в кармане руку продавщицы так, словно ожидала появления на свет по меньшей мере птицы Феникса (кто такая птица Феникс? Почему он подумал именно о ней?…), и приоткрыла рот. Женщина достала замшевый мешочек размером чуть больше пачки сигарет, завязанный кожаным шнурком, и осторожно, задержав от усердия дыхание, распутала тугой узел. На ее темную ладонь выкатился граненый хрустальный шар, немного не доросший до масштабов куриного яйца.
По коридору прошагал проводник с очередным объявлением:
— Через десять минут — техническая стоянка, время неопределенное, около сорока минут. Просьба не уходить далеко от вагонов. Через десять минут…
— Ну вот, — сказала женщина, — подъезжаем.
— Так как же вы все-таки домой вернетесь? — тихо повторила уже заданный однажды вопрос Лиза, видимо, не сомневаясь, что теперь ей ответят. Но глаза девчонки при этом неотрывно смотрели на сверкающий прозрачный шар.
— А на автобусе, — почти шепотом ответила женщина, тоже не сводившая взгляда с чуда, лежавшего на ее ладони. И Максиму показалось, что не Лиза с продавщицей обмениваются незначащими репликами, а договариваются о чем-то тайном две колдуньи, прекрасно понимающие друг друга… с чего бы это ему померещилось такое?
— Далеко идти-то до автобуса?
— С полчаса.
— Тяжелая у вас жизнь, — едва слышно сказала Лиза и коснулась пальцем шара. — Да, он мне нравится. Можно, я вас сфотографирую?
— Можно, — спокойно ответила женщина. — Только без него. С ним нельзя.
— Я знаю.
Лиза встала, чтобы достать с верхней полки фотоаппарат. Для того, чтобы запечатлеть продавщицу хрустальных чудес, она снова взяла «зеркалку».
Что она знает, изумился Максим, что за чушь, почему это нельзя фотографировать обычную стекляшку… это ведь даже не кристалл, это просто заводская поделка… чего они тут дурят, эти бабы?
Хрустальный шар лег на столик, рядом с загромоздившим всю плоскость посудным беспределом, а продавщица выпрямилась и отступила на шаг назад, и замерла в проеме двери. Из-за ее спины лился сквозь коридорное окно солнечный свет, лицо женщины оказалось в тени, морщины растворились и исчезли — и Максим вдруг понял, что в молодости продавщица была невообразимо красива. Надо же, подумал он, как ей не повезло… живи она где-нибудь в столице, ходила бы в бриллиантах и соболях… а она вот таскает неподъемные сумки, чтобы заработать на кусок хлеба… Едва слышно щелкнул спуск фотоаппарата, ослепительно сверкнула вспышка… и Лиза сказала:
— Надеюсь, получится.
Женщина пожала плечами, как бы говоря: все может быть, и, надев на спину рюкзак, молча поволокла в коридор изрядно полегчавшую сумку, не забыв собрать с одеяла деньги. Максим проводил ее взглядом, а потом спросил:
— Что значит — «получится»? А почему могло бы не получиться?
— Ну, мало ли почему… — пробормотала девчонка, разглядывая хрустальный шар, но не спеша прикоснуться к нему. — Пленка, например, засветиться могла.
— Засветиться?
Максим хорошенько подумал. От чего засвечивается пленка? От света, само собой. Но для этого нужно ее вытащить из фотоаппарата. Или снимать прямо против солнца. Но солнце, хотя и светило в окна вагонного коридора, все же не прямо, а сильно искоса. Как ни старался Максим, он не мог найти причины, по которой кадр в «Никоне» девчонки вдруг оказался бы испорченным. Вот если только……вот если только пленку не сжег внутренний свет серой неприметной женщины, бродящей по вагонам и продающей ненастоящий хрусталь…
Лиза вдруг вскочила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40