— Погоди… — Он отложил вилку и внимательно посмотрел на Лизу-дубль. — При чем тут чердак? Можешь ты объяснить, зачем этот мужик приходил?
— Из-за зеркала, — с готовностью ответила Лиза-дубль. — Оно, видишь ли, показывает человеку основные константы его характера. Я не знаю, почему оно такое, оно мне вместе с домом досталось. Но все местные знают о нем, и им интересно…
— Что им интересно?
— Ну, понимаешь… тут живет народ деликатный, когда хозяев нет — в дом не войдут. Даже Наташенька, даром что у нее ключи — дальше кухни ни шагу. Но уж когда я приезжаю, они спешат понять себя… узнать, изменились ли они за прошедшее время. Кстати, можешь и сам посмотреть. Только это нужно делать от полуночи до четырех утра, в темноте, света не зажигать. И ты увидишь, что в тебе главное. Ведь люди часто даже и не догадываются об этом.
— Снова мистика-эквилибристика, — пробормотал Максим, возвращаясь к яичнице. — До чего же она мне надоела! Зачем мы здесь?
— Мы пришли за тенью скарабея, — напомнила ему Лиза-дубль. — Ведь ты потерял прошлое.
— Да… скарабей. Какого черта он привел нас именно сюда?
Елизавета Вторая пожала плечами.
— В этом только ты можешь разобраться. Только ты. И никто тебе не поможет.
— А, ну да… каждый сам выбирает свой путь. И каждый по-своему преломляет реальность. Ох, устал я от всего этого!
— Ничего, пройдет.
По двору мягко прошлепали чьи-то ноги, в дверь деликатно постучали.
— Входи, Наташенька! — крикнула Лиза-дубль.
В кухню вплыло существо, при виде которого Максим задохнулся от восторга, мгновенно забыв и о дурных снах, и о ночном мужике, и об усталости беспамятства…
Хорошенькое личико с нежной бело-розовой кожей обрамляли нечесаные пегие волосы, свисавшие на лоб и на плечи. Яркие карие глазки смотрели на мир несколько исподлобья, демонстрируя тем самым недоверие к бытию. Истрепанная синяя в розовый цветочек блузка, сплошь обшитая пышными рюшами, давным-давно лишилась большей части пуговиц, и на их месте красовались крупные английские булавки. Клетчатая красно-коричневая юбка, длинная и свободная, обзавелась основательной прорехой на правом боку, но это, похоже, ничуть не беспокоило ее владелицу. Босые ноги милой Наташеньки были грязными до изумления, впрочем, и руки у нее были не чище. На обломанных под корень черных ногтях сверкали кое-где остатки ярко-красного лака. И еще милая Наташенька обладала необъятной попой.
— С добрым утром! — певуче поздоровалась Наташенька. — Я не помешала?
— Нет, милая, мы уже собрались чай-кофе пить. Присоединишься?
— А что ж, не откажусь! — Покачивая пышным задом, Наташенька прошла к столу и плавно опустилась на поспешно придвинутую Максимом табуретку. — Чайку всегда приятно выпить. Здравствуй, Никита! Ты вроде как меня не признал? А вот я тебя сразу узнала. Хотя, конечно, ты здорово бородой оброс. Как леший. — И милая Наташенька залилась визгливым смехом, обнажив мелкие белые зубки, но тут же смех резко оборвался и милая Наташенька, сделав печальное лицо, сказала: — Жалко бабушку твою. Хорошая была женщина. Сколько уж прошло… год? Ну да, год. Напрасно ты на похороны не приехал. Уж тут надо было все свои важные столичные дела бросить.
Он смотрел на милую Наташеньку, видел сверкающие под круглым выпуклым лобиком глазки, видел шевелящиеся розовые губки… и чувствовал, как вселенная вокруг него сжимается, сжимается… он словно попал в ком мягкой подсыхающей резины… его медленно стискивало со всех сторон… а когда теснота стала невыносимой, вспыхнула ослепительная белая лампа — и он увидел все сразу.
…Нырнув в очередной раз в Интернет в поисках необходимой для новой статьи справки, он наткнулся на сайт «Фараон» — и его вдруг охватило неодолимое любопытство. Кто это так странно себя обозначил, думалось ему… зачем? Чтобы выглядеть оригинальным? Ну-ка, посмотрим… а в следующее мгновение в его уме зазвучал чужой голос. Все произошло так стремительно, что он не успел опомниться и выключить компьютер, он просто замер, вслушиваясь… и мельком подумав о том, как это он умудряется слышать говорящего без наушников… а голос медленно, размеренно говорил — приказывал — отправиться за ониксовым скарабеем, похищенным много веков назад из его гробницы… чьей гробницы, растерянно спросил Никита… моей, букашка, ответил голос, я — фараон… ты увез моего скарабея из Египта, и ты должен его вернуть… но не просто вернуть… раз уж так переплелись дороги судьбы, тебе придется вместе со скарабеем вернуть мне и тело… там, в Египте, мой талисман многие сотни лет был недоступен для меня, но теперь… верни моего скарабея… Никита мысленно спросил: что за бред, мне что, запихнуть этот камень в процессор или в монитор… кстати, я еще два года назад подарил его бабушке, а она жила в далекой деревне, а в прошлом году умерла, и где теперь эта безделушка… не смей называть безделушкой священного жука, взревел голос в его голове, и Никита окончательно решил, что сошел с ума… но его словно парализовало, он не мог ни шевельнуться, ни позвать на помощь… впрочем, звать все равно было некого, он был дома один, жена давным-давно ушла от него… а голос все гудел, гудел… На спинке священного скарабея вырезана магическая формула… с ее помощью умерший может обрести новое тело и новую жизнь, но он должен иметь формулу перед глазами и прочитать ее особым образом… сфотографируй скарабея… увеличь снимок, сканируй и передай мне… вот интересно, вспыхнул в уме Никиты вопрос, а эту формулу кто-нибудь проверял… да, ответил фараон, тот человек стал Вечным Жидом и до сих пор скитается по свету… но он не находит покоя, потому что совершил ошибку… я не ошибусь… но послушай, сообразил наконец Никита, ведь твой поток сознания должен был сразу после смерти одного тела обрести другое, новое… ведь колесо перерождений вращается без остановки… нет, после промежуточного состояния мне не досталось земного материального тела, не только человеческого, но даже звериного… я стал голодным духом… а теперь я хочу стать человеком, и я стану им… но если ты стал голодным духом, возразил Никита, это значит, что тебя привели к такому рождению твои собственные ошибки, совершенные в прошлых жизнях… и пока ты их не отработаешь, ты не можешь обрести другое тело… ты принесешь моего скарабея, ничтожество, еще яростнее взревел голос, и не смей рассуждать о чужих ошибках… магического жука похитили до того, как я успел вернуться из промежуточного состояния и прочитать формулу… спеши, отправляйся немедленно…
После этого Никита очнулся уже в купе поезда, мчавшего зачарованного журналиста на поиски драгоценного навозного жука.
И надо же было ему натолкнуться на этот сайт… да, но ведь случайностей такого рода не бывает, все обусловлено нашим собственным прошлым…
Никита, отчасти вернувшись к реальности маленького домика Елизаветы Второй, долго смотрел в точку, ничем не обозначенную, но ощущаемую в пространстве, и думал о том, куда мог подеваться скарабей, подаренный им покойной бабушке. Наконец он окончательно пришел в себя, потряс головой и повернулся к Лизе-дубль. Девушка сидела у стола, опустив голову на руку, и смотрела на милую Наташеньку. Он тоже посмотрел на обладательницу необъятной попы. Та вроде бы пребывала в трансе. Во всяком случае, блестящие глазки были крепко зажмурены, нечесаные пегие патлы прилипли к повлажневшему лбу, а милая Наташенька мерно раскачивалась, сидя на слишком маленькой для ее роскошной попы табуретке.
— Чего это она? — шепотом спросил обретший наконец собственное имя Никита.
— Не обращай внимания, — тоже шепотом ответила Елизавета Вторая. — С ней такое часто бывает. То ли очередной сон смотрит, то ли просто балдеет — не знаю. Ну, все вспомнил?
— Да. — Никита был совершенно уверен в том, что Лиза-дубль прекрасно видела его воспоминания, и потому пересказывать их ни к чему. — Я действительно явился сюда за тенью скарабея. Меня прислал фараон… надо же… мне так хотелось в тот момент выключить компьютер, но почему-то я не мог этого сделать.
— Ты вот что… ты пока что не думай обо всем этом, — посоветовала Елизавета Вторая. — Выбрось все из головы, пусть не спеша уляжется.
— Но найти жука все равно нужно. А кто теперь живет в бабушкином доме?
— Никто. Сгорел дом. Полгода назад, зимой.
— Ох… и где же мне искать этого чертова скарабея?
— Ну, скарабеев-то ведь много… — внезапно заговорила милая Наташенька, очнувшись и исподлобья уставившись на Никиту. — Уж как много! Скарабей — это что? Да просто навозный жук, так ведь? И фараонов много. Очень много. На перекрестках стоят. Расплодились, как скарабеи. Как навозные жуки. — Она просияла улыбкой, продемонстрировав зубки. — А ты не помнишь, Никита, как мы с тобой желуди собирали да на старом выгоне навозных жуков ловили? Кто больше наберет.
— Помню, — усмехнулся он. Теперь он и в самом деле помнил.
— А нынче я кино смотреть люблю, — сообщила милая Наташенька так, словно доверяла Никите самую большую тайну своей жизни. — И рекламу обожаю. Вот эту особенно: если хочешь торговать в Москве — включи сто два и четыре, и будет два в одном — тут тебе сразу и газ, и вода, и шампунь, и кондиционер!
Елизавета Вторая захохотала, как сумасшедшая, вскочила и умчалась с кухни во двор. Никита тоже едва не лопнул со смеху. А милая Наташенька, набычившись, уставилась на него и язвительно поинтересовалась:
— И чего это вы заржали оба?
— Да ничего, ничего… — сквозь смех пробормотал Никита. — Хорошая реклама, веселая.
— А… ну, это верно, — согласилась Наташенька. — Ну, я пойду, пожалуй. Вы с Лизаветой надолго к нам?
— Не знаю пока, — ответил Никита. — Там видно будет.
— А…
Милая Наташенька встала и величаво выплыла в дверь, слегка задев о косяк необъятной попой.
Глава четвертая
Лиза— дубль куда-то ушла, не сказав ни слова, а Никита уселся на скамью, стоявшую рядом со врытым в землю посреди сада-огорода трехногим деревянным столом -древним, потемневшим, с растрескавшейся от смены сезонов столешницей, — и принялся размышлять о сущем. По столу вокруг синей керамической пепельницы суетливо бегали жуки-солдатики — красные, с черными физиономиями, нарисованными на спинках, — и Никита вспомнил, как в детстве, приезжая на лето к бабушке в Панелово, он собирал солдатиков в спичечные коробки и уносил на луг, — потому что бабушка их недолюбливала. А ему солдатики очень нравились… Бабушкин дом сгорел. Вещи бабушки… ну, наверное, кое-что оставалось в доме, а что-то разошлось по разным рукам… и где теперь искать скарабея с магической формулой на спине? Кстати, он что-то и не замечал, чтобы на ониксе была какая-то формула… впрочем, всякие извилистые линии и кружочки-черточки там действительно изображены, возможно, это и есть формула — на каком-нибудь арамейском или шумерском языке? Или на языке голодных духов.
Неужели фараон, затаившийся в раскинувшейся по всей планете информационной паутине, и в самом деле рассчитывает обрести новое тело? Как? Захватить чужое? Но это же чушь, мистика из мистик… однако сумел же он отправить тебя за этой ониксовой безделушкой, напомнил себе Никита, еще утром в силу полного беспамятства носивший временное имя Максим, подаренное ему фантастической Лизой… фантастическая малышка Лиза… воспоминания о ней время от времени начинали одолевать Никиту, почему-то причиняя тягучую боль… но сейчас он задумался о другом. Почему вообще мы зачастую так цепляемся за воспоминания… за ерундовые, никчемные события прошлого, которые куда разумнее было бы просто выбросить из головы, похоронить… почему иной раз завязнет в уме какая-нибудь чушь, и ни за что ее не выковырнуть, или начинаешь до бесконечности повторять чьи-то слова, задевшие, обидевшие тебя, и постепенно (или мгновенно) раскаляешься гневом… или просто повторяется фраза, мелодия… кружится, кружится в сознании, рассыпая вокруг себя мутный сор ненужности… может быть, это из-за того, что все энергии всегда текут по кругу, и именно потому всей материальной природе свойственен круговорот… и колесо сансары вращается по той же причине… интересно, а что будет, когда все потоки энергии — и живых существ, и материальных предметов, — сольются воедино? Впрочем, возможно ли такое?…
Мадам Софья Львовна мягко вспрыгнула на стол, спугнув его мысли и перепугав жуков-солдатиков, и уселась перед Никитой.
— Вам что-то нужно, мадам? — спросил он.
Мадам в ответ фыркнула и принялась тщательно мыть мордочку. Никита наблюдал за изящными движениями лапки Софьи Львовны, думая о красоте всего племени кошачьих… а потом почему-то его мысли съехали на личностную и социальную обусловленность эстетических канонов. То, что кажется красивым, например, африканцу, живущему в глубине джунглей, в глазах рафинированного европейца может выглядеть уродливым… ну, а если папуас вдруг задумается об окружающей его природе — сочтет ли он прекрасными водопад, море на закате… или посмотрит на них строго утилитарно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40