— Здравствуйте, — сказало чудо. — Бабуля уехала в гости и попросила за вами присмотреть. Я тут отдыхаю все лето, делать все равно нечего.
На чуде были старые светло-голубые джинсы и ярко-малиновая футболка. Ногти босых ног сверкали зеленым перламутровым лаком.
Он осторожно откашлялся.
— Здравствуйте… а… а когда она уехала?
— Ночью, — весело объяснило чудо. — Позвонила мне в три часа, чертова старуха, и потребовала, чтобы я быстренько перебралась сюда. Ну, с ней спорить не приходится, наверное, вы уже и сами это поняли.
— Понял, — кивнул он.
— Вы вот так в халате будете завтракать? — поинтересовалось чудо, критически оглядев наряд постояльца. — Или все-таки переоденетесь?
— Переоденусь, — снова кивнул он и на негнущихся ногах удалился в свою комнату.
Плотно прикрыв за собой дверь, он прижался к ней спиной и сполз на пол, ошеломленный. Ну, дела, думал он, сидя на корточках… ведь ему на какое-то мгновение показалось, что это старуха… ну да, что это старуха вдруг вновь стала молодой… но почему ему так показалось? Он немножко подумал. Да… да, потому что в огромных серых глазах девушки (таких же огромных, как у старухи) светилось нечто… нечто такое, чего не может быть в глазах молодого существа. Ум. Глубокий, мощный ум. Старческий ум? Нет, подлинный ум не имеет возрастных определений. Просто — УМ.
Ну и ладно, решил он наконец, сбежала старуха — значит, так тому и быть. Натянув джинсы и чистую футболку (сначала он схватил светло-малиновую, но вдруг понял, что его руку подтолкнуло неосознанное желание соответствовать чуду… и тогда уже нарочно выбрал густо-желтую майку, чтобы создать явный цветовой диссонанс), он храбро вышел на кухню, забыв надеть носки.
На плите что-то скворчало и булькало, стол был застелен льняной клетчатой скатертью, и на крупных серо-голубых клетках стояли простенькие тарелки рижского фарфора. А рядом с ними лежали мельхиоровые ножи и вилки. Максим улыбнулся. Похоже, явившееся в дом чудо не склонно к китайским церемониям. Чудо немедленно подтвердило догадку постояльца, сообщив:
— Если вы ждете, что я стану таскать туда-сюда все эти бабулины фарфоровые прибамбасы, то напрасно. И не подумаю. И серебро чистить каждый день тоже не стану. Обойдетесь и так. На завтрак — вареная картошка и котлеты. Имейте в виду, я их не сама строила, эти котлеты. Купила в гастрономе. Так что с претензиями по части вкусовых ощущений вам придется обращаться на мясокомбинат.
— Согласен, — фыркнул он, садясь к столу. Кажется, он уже почти не боится ее……горячая картошка с черными глазками на толстых, грубых фаянсовых тарелках с мутным синим ободком… тарелки не слишком чистые, и клеенка под ними тоже далеко не стерильна… и чей-то голос… резкий, визгливый… «Не рассчитывай, что я ради тебя погрязну во всем этом кухонном дерьме… обедай в столовой, если не нравится…»
Чудо быстро раскидало по тарелкам картошку и котлеты, щедро посыпало все мелко нарезанным укропом и скомандовало:
— Ешьте, а то остынет!
— Спасибо, — пробормотал он, берясь за вилку и невольно рассматривая ее. Вилка сверкала чистотой. Он перевел взгляд на тарелку… нет, в этом доме грязи не отыщешь.
— Спасибо после скажешь, когда съешь все и не отравишься, — хихикнуло чудо. — Кулинарка я, честно признаться, никакая. Неинтересно мне это. А как тебя зовут? Бабуля забыла сказать.
— Меня? Максим. Пока.
— А я Лиза. Всегда.
— Лиза?!!
Он уронил вилку с насаженной на нее картофелиной, и та со звоном скатилась на пол, расшвыряв вокруг себя обломки горячего корнеплода. Мадам Софья Львовна, сидевшая, как оказалось, под столом, у ног чуда, возмущенно завопила и пулей выскочила на веранду, со свистом рассекая воздух тощим черным хвостом.
— Эй, — растерянно произнесло чудо, сползая с табуретки и зеленой бумажной салфеткой собирая картофельные крошки, — чем я тебя так перепугала?
— Нет… ничего… ничем… — Он попытался помочь ей, но пальцы дрожали, и он снова уселся на место, зажав руки между коленями и глядя сверху вниз на светлые золотистые волосы. — Это долго объяснять… трудно объяснить… да ерунда все… просто… нет, это не так…
— Чего ты бормочешь? — удивленно подняла огромные глаза девушка. — Я поняла, что с моим именем для тебя связано нечто особенное. Ну и что? Мало ли на свете Елизавет? Стоит ли каждый раз так пугаться?
— Я не испугался, — соврал он. — Просто это было настолько неожиданно, что…
— Ну и ладно, — сказало чудо, выбрасывая салфетку в мусорное ведро и споласкивая руки над кухонной раковиной. — Если для тебя все это настолько серьезно, зови меня как хочешь.
Он подумал над предложением и вполне оценил его изысканность и простоту. Да, имена принадлежат нам с рождения… но все равно имя — это всего лишь звук, никоим образом не связанный с телом… и хотя мы привыкаем к этому звуку, его замена никак не отражается на нас.
— Я буду звать тебя Елизаветой Второй. Не возражаешь?
— Ничуть. Мне нравится. Но могу предложить вариант и покороче. Если, конечно, он устроит тебя по существу. Лиза-дубль. Как?
Он подумал и над этим тоже. Вариант «Лиза-дубль» предполагал, что основные, сущностные свойства двух Елизавет совпадают. Так ли это? Ну, судя по тому, что он уже успел услышать от чуда — совпадают. А если еще учесть зеленый лак на ногтях ног… и отношение к невероятной старухе… ну, может быть, Елизавета Вторая кое в чем и превзойдет Первую.
— Да, — твердо сказал он. — Да. Отлично.
Лиза— дубль расхохоталась и принялась за картошку с котлетами. Максим с удовольствием последовал ее примеру. Котлеты оказались вполне съедобными, а картошка так просто замечательной. К тому же все недостающие оттенки вкуса восполнял живой и насыщенный укропный дух.
После завтрака вместо торжественного ритуала мытья драгоценного английского фарфора состоялось совместное ополаскивание рижских тарелок и мельхиоровых вилок в мойке, куда Лиза-дубль щедро плеснула «Fairy». Ослепительный фартук старухи куда-то исчез, Елизавета Вторая обвязалась обычным кухонным полотенцем, а Максим и вовсе обошелся без защитных приспособлений, благо его джинсы и не стоили особых хлопот.
Водрузив чистую посуду на сушилку, Елизавета Вторая заявила:
— Ну, я пошла по своим делам, а ты как хочешь. До обеда свободен. Обед в три… или лучше в два?
— Мне все равно, — улыбнулся он. Теперь он и понять не мог, почему Лиза-дубль поначалу вызвала у него такой страх. — Как тебе удобнее.
— Я отдыхаю, — терпеливым тоном напомнила она. — Мне без разницы.
— Тогда лучше в два, — сказал он, потому что ему уже не хотелось надолго расставаться с Елизаветой Второй.
— Договорились, — кивнула она. — Пока! Не забудь запереть калитку.
И она умчалась.
Он вернулся в свою комнату и подошел к окну. Надо же… Лиза… снова Лиза. Лиза, которой уже чуть-чуть перевалило за двадцать. Совершенно другая внешне. Но все такая же внутренне… а может быть, не такая? Может быть, ему показалось? Раскинуть бы картишки, погадать… поискать ответа… эй, можно ведь гадать и на хрустальном шаре! Правда, он не умеет гадать ни на чем, вообще не знает, как это делается (а может быть, просто забыл?), но все равно… где граненый шар, подарок фантастической Лизы?
Шар исчез.
Максим сначала бегло осмотрел все доступные взгляду поверхности — стол, кушетку, стулья… пол… потом принялся исследовать комнату более тщательно. Он заглянул во все углы, вытащил из-под кушетки громадный чемодан, проверил, не закатился ли шар за это исцарапанное кожаное чудище… и внутри чемодана тоже исследовал каждый уголок… потом сунул нос в спортивную сумку… но шара нигде не было.
Максим встал и задумчиво уставился на шкаф. Неужели он, сам того не осознавая, запихнул шар в груду одежды? Не может быть. Он несколько раз ощупывал каждую вещь в поисках документов. Но где же эта стекляшка? В последний раз он видел ее на столе.
Он подошел к столу и начал машинально выдвигать ящики. Все они были пустыми, кроме нижнего, в котором хранились конверты и бумага. И именно там обнаружился граненый шар. Как он туда попал, удивленно думал Максим, извлекая шар из ящика, ведь я должен был заметить, что в ящик что-то упало, когда я доставал конверт… ерунда какая-то. Неужели старуха заходила в комнату и спрятала граненую безделушку? Нет, такого быть не могло… он чувствовал, что ни старуха, ни Лиза-дубль никогда не дотронутся до чужих вещей без ведома владельца… не та порода.
Он положил шар на раскрытую ладонь и спросил вслух, улыбаясь собственной глупости:
— Отвечай, негодник, как ты очутился в столе?…голубоватый экран на мгновение погас, потом вновь осветился… в наушниках раздался отчаянный треск, в следующее мгновение сменившийся ровным спокойным голосом…
Он покачнулся, уронив подарок Лизы, и тот с грохотом покатился по крашеным доскам к двери. Встряхнув головой, Максим поймал граненый шар и водрузил его на стол, приказав:
— Сиди тут и больше никуда не убегай! Ты — не просто стекляшка. Ты — память о Елизавете Первой, понял?
А может быть, не только о ней?… Ведь Лиза на прощание сказала ему, что он все вспомнит, скоро вспомнит… и сунула ему этот шар…
Его вдруг охватило жаром, кожа повлажнела, футболка и джинсы прилипли к телу… он неловко протянул руку, но тут же отдернул ее, почему-то не решаясь взять шар. А вдруг тот не случайно прячется? Что, если время для воспоминаний еще не созрело?…
Лучше подождать.
Он только теперь понял, как сильно и громко колотится его сердце. Он задыхался. Не отводя глаз от шара, он попятился… добрался до двери, вышел в кухню.
Два стакана холодной воды, проглоченные залпом, привели его в чувство. И он рассердился. Что за бред, в самом-то деле! Это же просто кусок стекла, даже не хрусталь… конечно, многие верят, что настоящие кристаллы обладают особыми силами… может быть, это и в самом деле так, сейчас ему совсем не хотелось думать на подобные темы… но шар, подаренный ему фантастической Лизой, был просто стеклом! Стеклом, изготовленным на заводике, производящем дешевую блестящую посуду. Нет, ему определенно нужен психиатр.
Он твердым шагом вошел в комнату, взял фотоаппарат, зарядил в него новую пленку, сунул еще две коробочки в задний карман и, прихватив ключ от калитки, лежавший на подоконнике, отправился на прогулку.
Глава седьмая
И только добравшись уже до того места, откуда он накануне вечером фотографировал закат, он вспомнил… вспомнил женщину, давшую граненый шар фантастической Лизе. Перед ним как наяву всплыло лицо, освещенной фотовспышкой. Необычное лицо… но почему — «необычное»? Просто лицо… лицо постаревшей, измученной жизнью красавицы… нет. Что-то там было… другое.
Он остановился над обрывом, не видя нарядных домиков внизу, пытаясь осмыслить возникшее ощущение не просто необычности, но даже невероятности… Глаза. Конечно же, глаза. В них ему почудилось всезнание и бесконечное сострадание. Как будто бы та женщина видела и понимала все беды мира, принимала их как свои собственные, мучилась от невозможности помочь всем и каждому… И еще она сказала, что нельзя фотографировать ее с граненым шаром, а Лиза ответила — «Знаю». Что все это означает?…
— Дяденька, а дяденька!
Вырванный из глубин собственных мыслей детским голосом, он обернулся. Рядом, чуть позади, стоял мальчишка лет пяти, в замызганной донельзя пестрой рубашке и серых шортиках. Босые ноги мальчишки покрывал толстый слой пыли, физиономия тоже не блистала чистотой.
— А? Что, малыш?
— А у вас не найдется лишнего рубля, дяденька? Мне на мороженое не хватает. А мама на работе.
— Рубля? — повторил он, постепенно начиная понимать, о чем идет речь. — Не знаю, вряд ли…
Он запустил пальцы в один карман джинсов, в другой… конечно же, ничего там не было, кроме ключа от калитки и двух запасных пленок. Мальчишка внимательно следил за ходом поисков. Максим уже собрался сказать, что ничего у него нет, но тут малыш ткнул пальцем куда-то в район левой коленки Максима и сказал:
— Тут не посмотрел.
Оказалось, что сбоку на штанине пристроился еще один карман, застегнутый на «молнию»… надо же, подумал Максим, а я и не заметил… Он расстегнул легко скользнувший замочек и сунул руку внутрь. Там что-то было… хрустящие бумажки… Он извлек на свет три десятирублевки. Запихнув две из них обратно в карман, он протянул третью мальчишке.
Тот испуганно уставился на купюру и пискнул:
— Нет, дяденька, это много… мне один рубль надо!
— Нет у меня рубля! Ты же видел, я искал и не нашел. Бери, не смущайся, — усмехнулся Максим.
Но мальчишка уже нашел выход из сложной ситуации:
— Я вам сдачу принесу! — радостно воскликнул он и, схватив десятку, умчался, вздымая пыль грязными пятками.
Максим тут же забыл о происшествии. Он решил спуститься в ту часть города, что пристроилась между обрывом и речушкой. Оглядываясь в поисках спуска, который он заметил накануне, он думал, что, конечно же, есть где-то и более удобная и цивилизованная дорога, ведущая в нижний район, однако нет смысла ее искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40