Остановился, заглянул в лицо Селестену; отвернулся, напоровшись на равнодушно прикрытые глаза. Ему непременно должно было показаться, что равнодушно.
— Я был вчера в Замке, — начал Александр, — познакомился еще с одним местным парнем, он, кажется, потомок нашего Феликса… инженера Ли. Кое-что у него выяснил… В общем, сейчас сто девятнадцатый год от ЭВС. Мировая война, глубокий экономический кризис. Все силы общества направлены на физическое выживание; ничего похожего на прогресс. А мы с тобой — безвременно павшие герои прошлого, Первая Дальняя — канонизированный подвиг человечества… Тебе смешно?
— Нет, — честно ответил он.
— Мне тоже.
Нортон умолк. Молчание ненавязчиво окрасили последние аккорды; музыка растворилась в воздухе, не закончившись: двенадцать тонов никогда не ставят музыкальной точки. Кончился только диск. Селестен шевельнул было рукой, чтобы запустить его заново, но передумал.
— Не представляю, как жить в таком мире, — беспомощно прозвучал в тишине голос Александра. Брюни пожал плечами. Он тоже не знал. Но не собирался размышлять об этом… пока.
Пока есть кое-какие долги.
— Послушай, Алекс, — заговорил он, — ты лучше представь себе, что снаряжаешь в полет космическую экспедицию… допустим, Первую Дальнюю. Ты меня понял. Фальшивую экспедицию с прыжком во времени.
—Я?!
Беспомощности как не бывало. Уже хорошо.
— Пофантазируй. Ты — во главе подобного проекта. Ты ведь занимаешься этим не от нечего делать, правда? У тебя есть какая-то цель. Все это кому-то — тебе — для чего-то нужно. А значит…
— Не понимаю, о чем ты, — досадливо бросил Нортон.
Селестен резко распахнул глаза. Сразу не увидел Александра — ах вот он где, у самого иллюминатора с видом на белесое небо. Ссутулившийся, постаревший. Это ты напрасно, Алекс; нам еще есть, с кем и за что воевать.
Легко, будто теннисный мяч, выскочил из кресла:
— Ты захочешь знать, что происходит на борту. Можно нашпиговать «Атлант» видеокамерами с передатчиками — но это не решение вопроса, ведь ты в любом случае умрешь раньше, чем эксперимент завершится. Значит, тебе придется послать с экспедицией своего человека, добровольца, который закончит начатое тобой. Или же…
— Или полететь самому.
Голос Нортона прозвучал тускло; логика безупречно сработала сама собой, без помощи сознания. Собственное открытие произвело на него впечатление лишь секундой позже. Вскинул голову, обернулся, встретился взглядом с Селестеном. Тот кивнул:
— Он среди нас.
И он ответит. За все, черт возьми!
Селестен Брюни вставил в дисковод старый, давным-давно не слушанный диск. Хорошо забытая музыка помогает думать. А подумать надо всем этим придется как следует — и, к сожалению, одному.
У Алекса было скучное, предельно утомленное выражение лица. Мол, взваливать на себя еще и это — зачем? Пусть мы даже вычислим КТО — разве это вернет нас назад в прошлое… то есть в настоящее, наше настоящее? Сейчас, когда за бортом «Атланта» — абсолютно чужой, полуразрушенный, враждебный мир… представь себе, что будет, если каждый из нас начнет подозревать всех остальных, искать крайнего, виноватого?!
Не каждый, возразил Селестен. Только мы с тобой. Мы сможем сами… И — после паузы: хорошо. Я смогу сам.
Алекс ушел; удерживать его было бесполезно и бессмысленно. Ну что ж, приступим. Брюни сел в кресло и раскрыл на коленях электронный блокнот. Тринадцать человек: шестеро ученых из научного состава и семеро членов экипажа. Знакомые имена выстроились в два столбика на маленьком мерцающем мониторе. Двоих исключаем сразу: он выделил по одному имени вверху каждого столбца и отрывистым стуком по клавише удалил их. Селестен Брюни и Александр Нортон. Кое-кому в этом мире можно доверять.
Остается одиннадцать. Научный состав после многочасовых собеседований, бесчисленных проверок, сопоставлений, колебаний и ожесточенных споров братья Брюни утверждали вместе. Разумеется, это ничего не значит; но ради памяти Арчи попробуем начать не с них. И заодно запретим себе идти по пути наименьшего сопротивления.
Да, кстати… Синий прямоугольник, скользящий по списку, в который раз задержался на трехступенчатой пирамидке в столбце. В строку или даже в две не поместилось: Габриэл Караджа-ни, неоантропсихофизиолог. Единственный случайный человек на «Атланте», ненужный, в последний момент подброшенный балласт. Никчемная, пустопорожняя единица на борту…
Настолько грубо и плоско они бы не сработали. Секретных агентов не внедряют в тщательно подобранную команду с помощью банального, словно конверт со взяткой, телефонного звонка. Нельзя позволять себе свернуть на скорее всего ложный след, руководствуясь личной неприязнью. Нет, конечно, проверим и его. В свое время, наравне с остальными.
Итак, технари. Селестен отдавал себе отчет, что знает их весьма и весьма поверхностно — кроме разве что медика, с которым пришлось много работать вместе, исследуя мертвого человека-растение. Имя Косты Димича стояло в списке вторым; опять-таки, будем логичны, нет смысла забегать вперед.
Поль Дере, навигатор. Смуглый великан с южными вишневыми глазами, слегка простоватый на вид. Брюни кликнул ссылку на досье: да, деревенское происхождение, семейные виноградники. Сельскохозяйственный колледж, а потом вдруг Высшая школа навигации; крутой поворот. Двадцать восемь лет, холост. А родители строили ему дом окнами на реку, припомнил Селестен с того последнего сеанса, наверное, мечтали, чтобы сын бросил космос, женился и осел в родных местах. Кто знает, осталось ли что-то при нынешнем кризисе от этого дома, да и от виноградников тоже… А ведь особенность психологии блудных сыновей такова, что они всегда более или менее твердо уверены: им есть, куда вернуться.
Только не надо лирики, одернул он себя. Поль Дере — навигатор; как он мог вести корабль, не замечая, что на самом деле кружится на месте? Алекс говорил, что он один знал о Самодостаточной навигационной системе. Диплом с отличием, сообщало досье, четыре награды на конкурсах космических пилотов Содружества… Так каким же образом, навигатор Дере?!.
Стоп. Если подозревать Дере только за то, что он хороший навигатор, с таким же успехом можно вынести обвинительный вердикт Брэду Кертису как неплохому системному механику или Олегу Ланскому как отличному связисту. Изначально порочный подход. Гению Улишамову удалось обвести вокруг пальца всех дипломированных специалистов.
А вот недооценивать человеческий фактор как раз не стоит. Может, покопавшись как следует в досье технарей, попробовать все же исключить тех из них, кого слишком многое держало на той, навсегда потерянной Земле? Тот же Коста Димич при всем своем желчном и неуживчивом характере не мог покинуть беременную жену с детьми, точно зная, что самый младший из его сыновей успеет состариться и умереть к возвращению отца. У Олега Ланского осталась в мертвом прошлом молодая — полмесяца после свадьбы — жена. У Феликса Ли — невеста, которая… если бы не эта девушка с корнями, мы бы еще долго пребывали в блаженной роли первооткрывателей иных миров.
И если бы не Марк Олсен, взломавший каталог с секретными программами. Странно, между прочим, что ему удалось это сделать только теперь, почти одновременно с открытием Нортона и Ли, — ведь в его распоряжении были четырнадцать месяцев так называемого полета, когда технари, по словам Алекса, маялись от безделья. За все время Брюни лишь несколько раз видел программиста Олсена, заглядывая в компьютерный отсек. Вечно склонившегося над монитором, словно живая приставка к машине… даже после посадки он покинул борт «Атланта» гораздо позже всех — видимо, компьютер не расстается так просто со своей приставкой.
А может, для него просто не было ничего интересного на этой планете. На Земле.
Это уже настоящая зацепка, думал Селестен, продвигаясь в направлении каюты программиста Олсена. Когда-то Арчи в одной статье пытался доказать, что изменения в психике компьютерщиков носят клинический характер. Происходит полная переоценка шкалы приоритетов: семья, здоровье, карьера, даже деньги отступают на второй план перед притяжением машины. Ночи напролет перед монитором; красные глаза и недельная щетина как вторичные признаки психического перерождения… Да, но те же самые качества могли подвигнуть этого человека на чудовищный, тоже сплошь компьютеризированный эксперимент под названием «Первая Дальняя».
Как сказал Марк Олсен, раскрывая им с Алексом тайну сеансов связи с Землей? «Красивая прога… Мне такую никогда не написать».
Или?!.
Над входом в каюту программиста не было предупреждения «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Впрочем, если б оно и было, это мало что изменило бы. Брюни для проформы нажал кнопку звонка и, не выждав и двух секунд, коротко дернул аварийный рычаг.
В каюте царил полнейший бардак; надо как следует постараться, чтобы устроить такое на основе аскетичной обстановки космического корабля. Впрочем, разве встречаются в природе компьютерщики, способные поддерживать порядок там, где живут? — желчно усмехнулся Селестен. Тоже клиническое проявление деформированной личности. На маленьком мониторе персонального компьютера переливалась разными цветами лаконичная надпись: «МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ».
Брюни и сам заметил.
Все это в общем-то притянуто за уши, твердил он себе по дороге в компьютерный отсек. Не преступление — находиться на рабочем месте или где-нибудь еще, даже теперь, когда большинство людей на «Атланте» заперли свои шок и потрясение по каютам. Не преступление — более всего на свете ценить компьютер и профессионально восхищаться чудовищной с моральной точки зрения программой. Нельзя выносить человеку обвинение только потому, что косвенные улики против него красиво выстраиваются ровной цепочкой. Будем объективны. Постараемся, черт возьми, быть объективным!..
Он ворвался в компьютерный отсек.
Здесь ничего не изменилось за последние несколько часов. Серые мониторы по стенами съежившаяся спина программиста Олсена. И еще еле слышный голос оттуда, из-за спины. Брюни прислушался, остановившись у входа.
— …Я не жалуюсь, Том, отец должен знать правду! Я тебе говорила, что сыновья межзвездных героев никогда не позволяют себе?.. А сейчас папа сам тебе скажет. Скажи ему, Марк!..
Олсен будто что-то спросил — совсем тихо, слов не разобрать. Звонкий мальчишеский голос в ответ: «Знаешь, па…»
Что-то липкое зашевелилось в горле; Селестен сглотнул. Незваное, но совершенно отчетливое чувство: никто посторонний не имеет права тут находиться. Даже начальник экспедиции. Даже с целью установления истины.
Программист Олеен вдруг резко обернулся. Изображение на экране за его спиной уже стало мертвой статичной картинкой. Маленькая темноволосая женщина и худой белобрысый парнишка… Виртуальные жена и сын. Для компьютерщика, должно быть, — почти живые, почти настоящие.
— Слишком простая прога, — с горькой усмешкой проговорил Марк. — Минимальное дерево вариантов. Я пытаюсь поговорить с ними… пробую, пробую… и уже третий раз — одно и то же.
Брюни прикусил изнутри губу:
— Я уже ухожу.
Развернулся, шагнул к выходу; створки разъехались перед ним. Коротко бросил через плечо:
— Не стоит, программист Олсен.
Сразу за дверью он раскрыл блокнот и удалил фамилию Олсена из куцего столбика.
* * *
Может быть, напрасно. Возможно, все это — лишь изощренная игра, рассчитанная именно на такую реакцию с его стороны. Очевидно, что гораздо правильнее будет зайти с другой стороны. А именно — перейти ко второму столбцу.
Селестен поморщился. Не хотелось; ох как не хотелось… Он лукавил с собой, ссылаясь на «путь наименьшего сопротивления». Это скорее путь наибольшего разочарования в людях и постулатах, неотвратимого крушения того немногого, что еще осталось и ему, и всем остальным, кроме… Если он действительно среди них: тех, о ком они с Арчи спорили ночами, тех, с кем в полете связывали невидимые сверхпрочные нити корпоративной солидарности, а потом, начиная с предварзондов и дальше, в экспедиции, — дружба того порядка, на какую способны только люди самого высокого интеллекта.
Но элементарная логика подсказывает, что именно такие люди способны и на постановку грандиозной экспериментальной мистификации, и — что немаловажно — на неподъемные для обычного человека жертвы ради и во имя. Настоящий ученый всегда большей или меньшей мерой фанатик; а они с братом набирали в команду настоящих ученых — Караджани, разумеется, не в счет.
Почти квадратный столбик в правой части карманного монитора… Селестен захлопнул блокнот. Эти имена и досье он знал наизусть.
Йожеф Корн. Воплощенный педантизм, в зависимости от ситуации восхищающий либо доводящий до белого каления. Он, биолог Брюни, налетавший с физиком Корном три Ближние экспедиции, знал о нем как об ученом все. Как о человеке — трудно сказать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Я был вчера в Замке, — начал Александр, — познакомился еще с одним местным парнем, он, кажется, потомок нашего Феликса… инженера Ли. Кое-что у него выяснил… В общем, сейчас сто девятнадцатый год от ЭВС. Мировая война, глубокий экономический кризис. Все силы общества направлены на физическое выживание; ничего похожего на прогресс. А мы с тобой — безвременно павшие герои прошлого, Первая Дальняя — канонизированный подвиг человечества… Тебе смешно?
— Нет, — честно ответил он.
— Мне тоже.
Нортон умолк. Молчание ненавязчиво окрасили последние аккорды; музыка растворилась в воздухе, не закончившись: двенадцать тонов никогда не ставят музыкальной точки. Кончился только диск. Селестен шевельнул было рукой, чтобы запустить его заново, но передумал.
— Не представляю, как жить в таком мире, — беспомощно прозвучал в тишине голос Александра. Брюни пожал плечами. Он тоже не знал. Но не собирался размышлять об этом… пока.
Пока есть кое-какие долги.
— Послушай, Алекс, — заговорил он, — ты лучше представь себе, что снаряжаешь в полет космическую экспедицию… допустим, Первую Дальнюю. Ты меня понял. Фальшивую экспедицию с прыжком во времени.
—Я?!
Беспомощности как не бывало. Уже хорошо.
— Пофантазируй. Ты — во главе подобного проекта. Ты ведь занимаешься этим не от нечего делать, правда? У тебя есть какая-то цель. Все это кому-то — тебе — для чего-то нужно. А значит…
— Не понимаю, о чем ты, — досадливо бросил Нортон.
Селестен резко распахнул глаза. Сразу не увидел Александра — ах вот он где, у самого иллюминатора с видом на белесое небо. Ссутулившийся, постаревший. Это ты напрасно, Алекс; нам еще есть, с кем и за что воевать.
Легко, будто теннисный мяч, выскочил из кресла:
— Ты захочешь знать, что происходит на борту. Можно нашпиговать «Атлант» видеокамерами с передатчиками — но это не решение вопроса, ведь ты в любом случае умрешь раньше, чем эксперимент завершится. Значит, тебе придется послать с экспедицией своего человека, добровольца, который закончит начатое тобой. Или же…
— Или полететь самому.
Голос Нортона прозвучал тускло; логика безупречно сработала сама собой, без помощи сознания. Собственное открытие произвело на него впечатление лишь секундой позже. Вскинул голову, обернулся, встретился взглядом с Селестеном. Тот кивнул:
— Он среди нас.
И он ответит. За все, черт возьми!
Селестен Брюни вставил в дисковод старый, давным-давно не слушанный диск. Хорошо забытая музыка помогает думать. А подумать надо всем этим придется как следует — и, к сожалению, одному.
У Алекса было скучное, предельно утомленное выражение лица. Мол, взваливать на себя еще и это — зачем? Пусть мы даже вычислим КТО — разве это вернет нас назад в прошлое… то есть в настоящее, наше настоящее? Сейчас, когда за бортом «Атланта» — абсолютно чужой, полуразрушенный, враждебный мир… представь себе, что будет, если каждый из нас начнет подозревать всех остальных, искать крайнего, виноватого?!
Не каждый, возразил Селестен. Только мы с тобой. Мы сможем сами… И — после паузы: хорошо. Я смогу сам.
Алекс ушел; удерживать его было бесполезно и бессмысленно. Ну что ж, приступим. Брюни сел в кресло и раскрыл на коленях электронный блокнот. Тринадцать человек: шестеро ученых из научного состава и семеро членов экипажа. Знакомые имена выстроились в два столбика на маленьком мерцающем мониторе. Двоих исключаем сразу: он выделил по одному имени вверху каждого столбца и отрывистым стуком по клавише удалил их. Селестен Брюни и Александр Нортон. Кое-кому в этом мире можно доверять.
Остается одиннадцать. Научный состав после многочасовых собеседований, бесчисленных проверок, сопоставлений, колебаний и ожесточенных споров братья Брюни утверждали вместе. Разумеется, это ничего не значит; но ради памяти Арчи попробуем начать не с них. И заодно запретим себе идти по пути наименьшего сопротивления.
Да, кстати… Синий прямоугольник, скользящий по списку, в который раз задержался на трехступенчатой пирамидке в столбце. В строку или даже в две не поместилось: Габриэл Караджа-ни, неоантропсихофизиолог. Единственный случайный человек на «Атланте», ненужный, в последний момент подброшенный балласт. Никчемная, пустопорожняя единица на борту…
Настолько грубо и плоско они бы не сработали. Секретных агентов не внедряют в тщательно подобранную команду с помощью банального, словно конверт со взяткой, телефонного звонка. Нельзя позволять себе свернуть на скорее всего ложный след, руководствуясь личной неприязнью. Нет, конечно, проверим и его. В свое время, наравне с остальными.
Итак, технари. Селестен отдавал себе отчет, что знает их весьма и весьма поверхностно — кроме разве что медика, с которым пришлось много работать вместе, исследуя мертвого человека-растение. Имя Косты Димича стояло в списке вторым; опять-таки, будем логичны, нет смысла забегать вперед.
Поль Дере, навигатор. Смуглый великан с южными вишневыми глазами, слегка простоватый на вид. Брюни кликнул ссылку на досье: да, деревенское происхождение, семейные виноградники. Сельскохозяйственный колледж, а потом вдруг Высшая школа навигации; крутой поворот. Двадцать восемь лет, холост. А родители строили ему дом окнами на реку, припомнил Селестен с того последнего сеанса, наверное, мечтали, чтобы сын бросил космос, женился и осел в родных местах. Кто знает, осталось ли что-то при нынешнем кризисе от этого дома, да и от виноградников тоже… А ведь особенность психологии блудных сыновей такова, что они всегда более или менее твердо уверены: им есть, куда вернуться.
Только не надо лирики, одернул он себя. Поль Дере — навигатор; как он мог вести корабль, не замечая, что на самом деле кружится на месте? Алекс говорил, что он один знал о Самодостаточной навигационной системе. Диплом с отличием, сообщало досье, четыре награды на конкурсах космических пилотов Содружества… Так каким же образом, навигатор Дере?!.
Стоп. Если подозревать Дере только за то, что он хороший навигатор, с таким же успехом можно вынести обвинительный вердикт Брэду Кертису как неплохому системному механику или Олегу Ланскому как отличному связисту. Изначально порочный подход. Гению Улишамову удалось обвести вокруг пальца всех дипломированных специалистов.
А вот недооценивать человеческий фактор как раз не стоит. Может, покопавшись как следует в досье технарей, попробовать все же исключить тех из них, кого слишком многое держало на той, навсегда потерянной Земле? Тот же Коста Димич при всем своем желчном и неуживчивом характере не мог покинуть беременную жену с детьми, точно зная, что самый младший из его сыновей успеет состариться и умереть к возвращению отца. У Олега Ланского осталась в мертвом прошлом молодая — полмесяца после свадьбы — жена. У Феликса Ли — невеста, которая… если бы не эта девушка с корнями, мы бы еще долго пребывали в блаженной роли первооткрывателей иных миров.
И если бы не Марк Олсен, взломавший каталог с секретными программами. Странно, между прочим, что ему удалось это сделать только теперь, почти одновременно с открытием Нортона и Ли, — ведь в его распоряжении были четырнадцать месяцев так называемого полета, когда технари, по словам Алекса, маялись от безделья. За все время Брюни лишь несколько раз видел программиста Олсена, заглядывая в компьютерный отсек. Вечно склонившегося над монитором, словно живая приставка к машине… даже после посадки он покинул борт «Атланта» гораздо позже всех — видимо, компьютер не расстается так просто со своей приставкой.
А может, для него просто не было ничего интересного на этой планете. На Земле.
Это уже настоящая зацепка, думал Селестен, продвигаясь в направлении каюты программиста Олсена. Когда-то Арчи в одной статье пытался доказать, что изменения в психике компьютерщиков носят клинический характер. Происходит полная переоценка шкалы приоритетов: семья, здоровье, карьера, даже деньги отступают на второй план перед притяжением машины. Ночи напролет перед монитором; красные глаза и недельная щетина как вторичные признаки психического перерождения… Да, но те же самые качества могли подвигнуть этого человека на чудовищный, тоже сплошь компьютеризированный эксперимент под названием «Первая Дальняя».
Как сказал Марк Олсен, раскрывая им с Алексом тайну сеансов связи с Землей? «Красивая прога… Мне такую никогда не написать».
Или?!.
Над входом в каюту программиста не было предупреждения «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Впрочем, если б оно и было, это мало что изменило бы. Брюни для проформы нажал кнопку звонка и, не выждав и двух секунд, коротко дернул аварийный рычаг.
В каюте царил полнейший бардак; надо как следует постараться, чтобы устроить такое на основе аскетичной обстановки космического корабля. Впрочем, разве встречаются в природе компьютерщики, способные поддерживать порядок там, где живут? — желчно усмехнулся Селестен. Тоже клиническое проявление деформированной личности. На маленьком мониторе персонального компьютера переливалась разными цветами лаконичная надпись: «МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ».
Брюни и сам заметил.
Все это в общем-то притянуто за уши, твердил он себе по дороге в компьютерный отсек. Не преступление — находиться на рабочем месте или где-нибудь еще, даже теперь, когда большинство людей на «Атланте» заперли свои шок и потрясение по каютам. Не преступление — более всего на свете ценить компьютер и профессионально восхищаться чудовищной с моральной точки зрения программой. Нельзя выносить человеку обвинение только потому, что косвенные улики против него красиво выстраиваются ровной цепочкой. Будем объективны. Постараемся, черт возьми, быть объективным!..
Он ворвался в компьютерный отсек.
Здесь ничего не изменилось за последние несколько часов. Серые мониторы по стенами съежившаяся спина программиста Олсена. И еще еле слышный голос оттуда, из-за спины. Брюни прислушался, остановившись у входа.
— …Я не жалуюсь, Том, отец должен знать правду! Я тебе говорила, что сыновья межзвездных героев никогда не позволяют себе?.. А сейчас папа сам тебе скажет. Скажи ему, Марк!..
Олсен будто что-то спросил — совсем тихо, слов не разобрать. Звонкий мальчишеский голос в ответ: «Знаешь, па…»
Что-то липкое зашевелилось в горле; Селестен сглотнул. Незваное, но совершенно отчетливое чувство: никто посторонний не имеет права тут находиться. Даже начальник экспедиции. Даже с целью установления истины.
Программист Олеен вдруг резко обернулся. Изображение на экране за его спиной уже стало мертвой статичной картинкой. Маленькая темноволосая женщина и худой белобрысый парнишка… Виртуальные жена и сын. Для компьютерщика, должно быть, — почти живые, почти настоящие.
— Слишком простая прога, — с горькой усмешкой проговорил Марк. — Минимальное дерево вариантов. Я пытаюсь поговорить с ними… пробую, пробую… и уже третий раз — одно и то же.
Брюни прикусил изнутри губу:
— Я уже ухожу.
Развернулся, шагнул к выходу; створки разъехались перед ним. Коротко бросил через плечо:
— Не стоит, программист Олсен.
Сразу за дверью он раскрыл блокнот и удалил фамилию Олсена из куцего столбика.
* * *
Может быть, напрасно. Возможно, все это — лишь изощренная игра, рассчитанная именно на такую реакцию с его стороны. Очевидно, что гораздо правильнее будет зайти с другой стороны. А именно — перейти ко второму столбцу.
Селестен поморщился. Не хотелось; ох как не хотелось… Он лукавил с собой, ссылаясь на «путь наименьшего сопротивления». Это скорее путь наибольшего разочарования в людях и постулатах, неотвратимого крушения того немногого, что еще осталось и ему, и всем остальным, кроме… Если он действительно среди них: тех, о ком они с Арчи спорили ночами, тех, с кем в полете связывали невидимые сверхпрочные нити корпоративной солидарности, а потом, начиная с предварзондов и дальше, в экспедиции, — дружба того порядка, на какую способны только люди самого высокого интеллекта.
Но элементарная логика подсказывает, что именно такие люди способны и на постановку грандиозной экспериментальной мистификации, и — что немаловажно — на неподъемные для обычного человека жертвы ради и во имя. Настоящий ученый всегда большей или меньшей мерой фанатик; а они с братом набирали в команду настоящих ученых — Караджани, разумеется, не в счет.
Почти квадратный столбик в правой части карманного монитора… Селестен захлопнул блокнот. Эти имена и досье он знал наизусть.
Йожеф Корн. Воплощенный педантизм, в зависимости от ситуации восхищающий либо доводящий до белого каления. Он, биолог Брюни, налетавший с физиком Корном три Ближние экспедиции, знал о нем как об ученом все. Как о человеке — трудно сказать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54