Или это с рождения?
Вот так, очень-очень издали. В ожидании ответа Эжан склонился над пергаментом и попытался сочинить следующую строчку к «Прекрасной золотой смерти». Замечательный способ скрыть свои мысли, когда начинаешь такой вот с виду невинный разговор. Учитель, разумеется, гораздо лучше него был знаком с трюками курса высокой дипломатии… Но как он догадается? — сейчас, на математике…
— Теперь правильно. Еще, или с тебя на сегодня хватит? Маг сосредоточенно разглядывал сухую желтую трубочку, колебавшуюся меж двумя тонкими, точными пальцами.
— Я не устал, учитель.
Стабильер кивнул: тоже правильный ответ. Разумеется, с математикой все. А внеочередной урок дипломатии ученик сам накликал на свою голову.
— Так о чем ты спросил? Да, магом я был с рождения. Сильным магом. Было бы непатриотично не отдать эту силу на благо государства, правда? — Желтый листок пролился между его пальцами, превратившись в струйку золотистой воды. — Я вступил в Орден сознательно, когда был старше тебя лет на десять. Никого нельзя сделать стабильером по принуждению, если ты это имел в виду.
Вообще-то занятия по этому предмету Эжан ненавидел. Тебя в глаза обзывают щенком, а ты должен мило улыбнуться и вести беседу как ни в чем не бывало. Не позволить себе ни на миг отвлечься от так называемых интересов, которые отстаиваешь. Но между делом не забыть вернуть противной стороне оскорбление, причем в настолько изысканной форме, чтобы он, противник, вынужден был мило улыбнуться… какая гадость эта высокая дипломатия!
Но сейчас они у него действительно были — интересы.
И он улыбнулся.
— А тебе приходилось когда-нибудь сглаживать по-настоящему серьезные противоречия? Когда очень много людей хотят абсолютно противоположного… война, например? Или… — Но другого впечатляющего примера он подыскать не смог, и фраза получилась куцей, неуверенной. Слабовато.
— Задача стабильера на государственной службе — не допускать таких… больших противоречий, — ответил маг. — Ты же изучал историю, Эжан: последняя война в нашей стране завершилась еще до основания Ордена. Видишь ли, любое великое противостояние, даже если оно назрело в силу реальных причин, все равно начинается с отдельных людей. С ними и работают стабильеры… на то и Лагеря для астабильных, в конце концов.
Обвинение в исторической безграмотности Эжан проглотил все так же безропотно. Главное, что беседа продвигалась в нужном направлении. И учитель, кажется, пока не догадывался, в каком.
— Но лично я никого не отправлял в Лагерь, — добавил он. — Даже в молодости. А последние годы я ведь служу только тебе, мой принц. Отвечаю за тебя. И как учитель, и как стабильер.
Допустим. Эжан заговорил ровно, как по книжке:
— Астабильный — человек, желания которого могут привести к потрясениям во всем государстве. — Классическое определение звучало подлиннее, но суть была передана правильно, и маг кивнул. — Значит, если я… если мои желания…
Он заторопился, приближаясь к цели, — и дипломатическое красноречие разом улетучилось. Позор, полная беспомощность.
— …тебе придется послать меня в Лагерь, — поспешно закончил принц, выпустив, кажется, самое главное. — Захочешь ты того или нет. Ты стабильер, и ты за меня отвечаешь.
Учитель приподнял брови: вежливое удивление. Наигранное непонимание — чтобы заставить смешавшегося противника сболтнуть побольше лишнего; чтобы он не мог потом откреститься от своих слов.
Теорию высокой дипломатии принц Эжан знал совсем неплохо!..
— Мама будет против, — сдавая все позиции, пробормотал он. — Я точно знаю, она не захочет, чтобы я женился на принцессе Лилиан. А я женюсь.
— Конечно, женишься. Беседа совершила полный круг.
Нет, учитель не издевался. В его глазах не было даже снисходительного торжества по случаю полной победы над учеником на этом практическом занятии. Но как он может — нет, даже не делать вид! — действительно думать, что все это пустяки, обыденнейшие житейские вещи, ведь…
— Но я же принц! И на ком я женюсь… а на ком нет… это же государственное дело! Может быть война!.. Если мама пообещает союз с Аталорром, а я… Но я скорее стану астабильным, чем…
— Успокойся.
Эжан перевел дыхание. Маг встал, оказавшись — как, впрочем, и всегда — на полголовы выше принца. Собрал со стола письменные принадлежности, мельком взглянув на пергамент с рисунком и начатыми стихами, улыбнулся. Он не мог бы оставаться таким невозмутимым, если б то, о чем говорил Эжан, хоть как-то соприкасалось с истиной. Значит ли это, что Лилиан действительно аталоррская принцесса — он нарочно назвал сейчас эту страну, вспомнив-таки на ходу дипломатическую уловку, — и мама не будет против, их любовь не встретит ни единого препятствия?..
Нет.
Они ведь не впервые встретились вчера — здесь, под облетающим деревом, у пруда. Лилиан, прекрасная принцесса в голубом платье, девушка, явившаяся из ниоткуда, лицо которой предательски смазал сухой лист… он же сразу узнал ее! Она уже была здесь. Давно, в детстве…
Но была!..
И вдруг стало страшно. Дикая, жуткая в своей простоте вещь, о которой он ни разу не вспомнил, придумывая несуществующие преграды на будущем пути своей великой любви. Слабенькие такие преграды, готовые в один момент рухнуть перед ним — отважным, верным, влюбленным и к тому же почти королем!.. Дурак.
Она ведь может просто больше не прийти.
Никогда.
Не простившись с учителем — они все равно еще увидятся сегодня, и не один раз, — Эжан сорвался с места и двинулся вперед по аллее, глядя под ноги и все ускоряя шаги. Короткие фиолетовые тени на бело-желтом песке — полдень. Развилка. Направо. Могучий шелест темно-зеленых листьев над головой. Вреде бы недавно садовник подрезал деревья в парке, а вот опять ветви едва не цепляют за волосы. Прекрасна золотая смерть… какая фальшивка, какая пошлость!..
Десять лет назад — в тот год, когда по Великой Сталле бродила оспа, — девочка Лилиан тоже обещала, что придет еще. Перед глазами тогда плавали красноватые пятна, комната то вытягивалась в длину бесконечным коридором, то проваливалась словно колодец, то сплющивалась в гармошку. Сознание семилетнего Эжана раздробилось на сотни мелких частиц, и каждая из них поселилась на конце непонятного отростка, вылезшего из массы спутанных волос. Все вокруг чесалось; он знал, что зудит его собственное тело, но, чтобы прекратить это, надо было сначала добраться до него, распутав тысячеголовый волосяной клубок…
Еще была мама. Она сидела в кресле под картиной постоянно, не уходя ни на секунду, и в конце концов Эжан сообразил, что иногда она сидит там по правде, а иногда просто снится ему.
Но Лилиан ему не снилась! Что бы там ни говорила мать — уже потом, когда он начал выздоравливать. Мамину версию коварно поддержали лекари, сиделки, прочая прислуга — все до последнего пажа оказались втянуты в заговор против наследного принца и девочки, которая пришла к нему во время болезни, как приходила и раньше…
Лилиан, его сестричка… он просто не мог придумать более близкого, ласкового названия для нее. Она почему-то не нравилась маме — ну что ж, значит, от мамы ее надо было прятать. Уже в то время принца Эжана ничуть не пугали препятствия, вставшие на пути… тогда еще просто дружбы со странной, нездешней, замечательной девочкой…
Но она не вернулась, как обещала.
Она не возвращалась десять лет.
Он снова вышел к развилке — на этот раз классически тройной, как в сказке про Странствующего рыцаря, — и остановился. Куда он, собственно, идет? И зачем?
Обычно это время, полуторачасовой зазор между занятиями и обедом, Эжан посвящал фехтованию и верховой езде. Особенно фанатично соблюдал он это правило последние два месяца — после того страшного, унизительного поражения на турнире, когда на глазах тысячи зрителей со всех концов Великой Сталлы… Он был в черном, и вряд ли кто-то, кроме матери, мог его узнать, — но смешки за спиной до сих пор то и дело чудились ему… или не чудились?!.
Теперь, конечно, все эти глупости не имели никакого значения. Ну, почти никакого… Но, так или иначе, хороший урок фехтования на тяжелых мечах — именно то, что ему сейчас нужно. Выложиться, вымотаться до мокрой рубашки, до сведенных болью мышц, до разноцветных кругов перед глазами… чтобы не думать больше ни о чем. А какой смысл думать, изощряться в этой проклятой высокой дипломатии — если ничего не изменить, если можно только ждать, ждать аж до самого вечера?.. Тени от деревьев были такими короткими, что посредине развилки песок поблескивал солнечным пятном.
И вдруг на это пятно упала тень. Эжан вскинул глаза. И непроизвольно скрежетнул зубами, увидев его. Опять его! — Доброе утро, мой принц.
Голос у мужчины был негромкий и очень мягкий — словно он постоянно извинялся. Это бесило Эжана — как, впрочем, и тонкое, женственное лицо, сине-зеленые глаза, похожие на запонки для манжет, белобрысые волосы и само присутствие здесь, а не на своем Юге, куда этот князек с десятком длинных имен давным-давно должен был убраться по-хорошему. По-хорошему!..
Южный князь шагнул вперед и остановился в солнечном пятне на развилке. Его белая батистовая рубашка была распахнута на груди, где золотились слабенькие светлые волоски. Совсем некстати Эжан вспомнил о россыпи чернильных пятен на своем рукаве… но закладывать руку за спину было бы глупо.
Князек явно хотел пройти на главную аллею. Которую надежно загораживал принц.
— Ваше Высочество.
— Что? — не понял южанин, и его без того робкий голос еще и дрогнул.
— Ты назвал меня «мой принц», — ровно пояснил Эжан. — Такое обращение приемлемо лишь со стороны лиц, особо приближенных к моей персоне. Ты в их число никак не входишь. Поэтому — «Ваше Высочество принц Эжан, наследный властитель Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке». Понял?
Князь опустил глаза. Ресницы у него были золотистые и по-бабски длинные.
— Ваше Высочество, — повторил он послушно. — Наследный властитель…
Эжан с каменным лицом выслушал точное воспроизведению собственного титула.
Но не сдвинулся с места.
За спиной князька виляла вбок узкая дорожка, левое ответвление трилистника. Нет сомнений, что он пришел именно по этой тропе. Деревья в той стороне росли не так густо, как справа, солнце прорывалось сквозь кроны, и, если присмотреться, можно было и отсюда разглядеть белый край ажурной беседки на поляне. Маминой любимой беседки… той, где в теплое время года королева Каталия Луннорукая работала по утрам с корреспонденцией соседних держав, или составляла речь для приема иноземных посланников, или… Лучше не присматриваться.
«Доброе утро», — так он выразился, этот мерзавец. Для него все еще продолжается утро!..
Он был всего года на три-четыре старше Эжана. Примерно одного роста и, пожалуй, потоньше в кости. Легкий меч на поясе — дешевый, ножны почти без декора, но в целом равноценный оружию, на рукоять которого непроизвольно… да нет вполне произвольно!.. легла рука принца.
Он убил на турнире Геворга Железного — подсказал тонкий назойливый голос. Ранил двоих провинциальных рыцарей с Востока и… — последнее было особенно нестерпимо! — выбил из седла Гуго Мак-Расвелла, того самого… И Мак-Расвелл даже не стал вставать, безоговорочно признав поражение. Тем более!!!
Принц шагнул вперед.
— Я бы приказал попросту высечь тебя за непочтительность, — начал он. — Но раз ты дворянин…
В последнее слово он постарался вложить все возможное пренебрежение и презрение. И выхватил меч.
— …то защищайся!
Запонки-глаза широко распахнулись — то ли в ужасе, то ли в изумлении. Шевельнулись тонкие губы: создавалось впечатление, что он собирается вести длительные переговоры на эту тему, оправдываться и извиняться. Однако жалкому выражению лица противника противоречил меч, оказавшийся в его руке раньше, чем Эжан успел договорить длинное слово «защищайся». Лезвие было тонким и тусклым; впрочем, двигалось оно слишком быстро, чтобы его рассматривать.
В первом выпаде принца взорвалась смесь из ненависти, запальчивости и боли — может, потому проклятый князек отразил этот выпад запросто, играючи, одной молниеносной «восьмеркой». Эжан отступил на полшага, лихорадочно вспоминая значение откуда-то возникших в сознании слов «тактика», «стратегия» и «секретный прием короля Брента» — последнему его недавно научил мастер фехтовального класса. Сейчас ни один из мудрых советов мастера и не думал всплывать в памяти.
Сине-зеленые запонки по ту сторону дорожки сморгнули; почти невидимой косой линией прочертилось между ними ребро меча. Эжан бросился вперед, он был хладнокровен, абсолютно хладнокровен!.. Он собирался использовать секретный прием, как только южанин раскроется, отражая обманный удар…
Князек отбил нападение, не раскрывшись. Они поменялись местами: теперь солнце светило Эжану в глаза, он почти не видел противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54