Эжан прикусил губу. Учитель словно бы решил скрыть что-то, мгновение назад ставшее для него очевидным, — нелепое подозрение, но что прикажете с ним делать?.. Если бы он попросту рассмеялся недоразумению, было бы намного легче.
Что ж, зато ему, Эжану, скрывать нечего.
— Я не знаю, куда себя деть до вечера, — признался он. — До ночи… пока она придет. Послушай, учитель, неужели так будет всегда? И после того, как мы поженимся?.. Как сделать, чтобы она перестала… исчезать по утрам? Ты должен знать: ты ведь маг, ты стабильер…
Тот спустился на ступеньку вниз и теперь смотрел на принца прямо, глаза в глаза. Бесстрастный, немного усталый и снисходительный взгляд.
— Я думал над этим. И продолжаю думать. Все будет хорошо, можешь мне поверить… если ты не перестанешь любить ее. — Он улыбнулся в ответ на протестующее движение принца. — Да, я стабильер, и мне тоже тяжело: ты ведь каждое утро жаждешь, чтобы она осталась, а она все равно уходит… Знаешь, это противоречие куда сильнее, чем может показаться даже тебе самому. Но истинная любовь несет в мир стабильность, и это самое главное.
— Прости, — проговорил Эжан. — Я стараюсь отвлечься, не думать о невозможном… но не очень получается. И почему — невозможно? Я спрашивал у Лилиан: она не знает. Но ты все равно должен поговорить с ней! Вдруг она скажет тебе что-то такое, чему сама не придает значения, а на самом деле… Сегодня, когда она придет… я разрешаю тебе побыть с ней наедине столько, сколько нужно. — Он смутился и скороговоркой добавил: — И постараюсь не создавать противоречий своим нетерпением.
Учитель ничего не ответил. Спустился еще на несколько ступенек и полуобернулся, снизу вверх взглянув на принца.
Теперь солнце, проходя сквозь анфиладу, подсвечивало сзади его фигуру; лицо против света казалось темным и загадочным, как отверстие потайного хода.
— Иди спать, Эжан, — вдруг посоветовал он. — Тебе обязательно нужно выспаться.
— Я не…
Принц зевнул. Потом еще раз и еще — проклятая зевота набросилась на него, как стая докучливых насекомых. Беспомощно прикрыв рот рукой, Эжан посмотрел вслед магу: тот преспокойно спускался по лестнице, словно только что простился с учеником, доведя разговор до логического конца. Но ведь ничего подобного!.. Эжан бросился было следом; оказалось, что к зевоте прибавилась и непобедимая слабость во всем теле.
Стабильер Агатальфеус Отмеченный скрылся за поворотом… Лестница совершенно прямая! — одернул себя Эжан. Впрочем, какая разница… на ней больше никого не было. А веки тяжелели с каждой секундой. Мысли крошились и расползались, и принц никак не мог сосредоточиться и припомнить, применял ли когда-либо учитель против него, Эжана, свои магические способности… вроде бы нет… все бывает в первый раз… глупости… он действительно не спал три… пять… кто знает сколько… ночей…
Низкая ворсистая кушетка у стены.
Он проснулся на широченной мягкой постели, лежа наискось, раскинув руки. Под одеялом, в длинной ночной рубахе, неудобно перекрутившейся на ногах.
В кромешной темноте.
Эжан зевнул, сел и потянулся; в голове слегка гудело, но в целом он чувствовал себя выспавшимся и умиротворенным. Осмотрелся по сторонам: лунный свет пробивался в три знакомых ромбовидных отверстия в ставнях на окнах спальни. Эжан протянул руку и нащупал драконью голову на кроватной спинке — да, это его собственная кровать. Но что в этом удивительного?..
Воспоминания приходили тяжело, неповоротливо, как если бы он проспал целую неделю. Мать… он видел ее сегодня лишь мельком, после занятий с учителем. В фехтовальном классе мастер, кажется, не был им доволен: помнится, ворчал себе под нос что-то о сонных мухах и одноногих противниках. А потом еще эти никому не нужные танцы с какой-то потомственной фрейлиной… Одеяло вдруг стало душным и жарким; принц отбросил его, оставшись сидеть посреди смятой простыни.
Да, точно! — ведь заснул он вовсе не здесь. Мимолетно припомнились вестибюль, магический амулет, фигура учителя в арочном проеме, лестница, кушетка. И как это слугам удалось перенести его в спальню и раздеть, не разбудив?.. Странно. Но не может же быть, чтобы учитель и в самом деле применил против него, Эжана, магию!
Последнее воспоминание перед черной ямой сна без снов — их разговор. О чем-то важном. Очень важном…
Эжан вскочил, путаясь в ночной рубахе, сорвал ее с себя через голову… где же одежда?!
…о Лилиан!!!
Он лихорадочно шарил по комнате, стиснув зубы и все время натыкаясь на острые углы. Нащупал светильник; свечи догорели до плоских пеньков с причудливыми потеками — значит уже далеко за полночь. Проспал!!! Проспал, как последний…
А она пришла. Как всегда, возникла у пруда тоненькой светлой былинкой — из ничего, будто сон, будто мечта. Огляделась, никого не увидела и, пока еще не слишком беспокоясь, взбежала в беседку. Мимо геометрических песчаных дорожек; легко, почти не приминая травы. Присела на лавочку — так, чтобы сквозь арку входа видеть главную аллею. Посидела там… ну, может, минут пять: он, Эжан, нипочем не вытерпел бы дольше. Потом снова спустилась к пруду, попыталась занять себя выглядыванием в глубине сонных рыбок… надолго? Потом подумала, что могла пропустить его; вернулась к беседке. Потом…
Как бы ты повел себя дальше на ее месте?
Ждал бы, уверенно ответил сам себе принц. Ждал бы столько, сколько понадобится, хоть целую ночь. Но ему легко так утверждать, он у себя дома, а она приходит неизвестно откуда, но очень, очень издалека. И что ей делать, если окажется, что ее никто не встречает?!.
Слава Богу, на кресле обнаружились штаны, рубаха и камзол — влезать в тесные рукава последнего Эжан не стал. Нагнулся, а затем и встал на четвереньки, разыскивая сапоги.
Сначала она просто почувствовала себя одиноко и неуютно. Может быть, слегка обиделась на него… да, обиделась, и была права. НО где-то через полчаса — а возможно, и раньше, — принцесса Лилиан начала думать о тревожном, о страшном. Сочинять причины его отсутствия — одна жутче другой. Сжалась в комочек в углу беседки и, наверное, заплакала… она такая. Нежная, впечатлительная, хрупкая, как аталоррский хрусталь…
А ты — просто равнодушный самовлюбленный дурак. Как ты мог проспать, зная, что она тебя ждет?! Как?!!
А вдруг она пошла тебя искать?
Эжан замер, пораженный этой мыслью, а затем, бросив попытки найти обувь, кинулся прочь из спальни.
Гладкие плиты полутемного коридора, кое-где запятнанные цветными витражными отблесками, холодом отдавались в ступни. Стражники в потайных нишах, наверное, с удивлением наблюдали за босым принцем, несущимся сломя голову, — но ни один из них не покинул поста. Поравнявшись с комнатой королевы, Эжан замедлил шаги, стараясь ступать как можно бесшумнее и одновременно прислушиваясь: тихо. Спит — или еще не пришла сюда?
Если бы знать, который все-таки час!..
Лилиан могла напороться на стражу, а то и — Эжана передернуло — на людей старшего советника Литовта. На вопрос, кто она такая, ответила бы правду — иначе она не может. Разумеется, ей никто не поверит; ее посчитают воровкой, шпионкой, преступницей… и лучше не думать, что тогда…
А если — поверят?!
Помнишь, какое лицо было у господина старшего советника, когда ты — мальчишка, хвастун, пустозвон! — в его присутствии сообщил матери о своей грядущей женитьбе на принцессе Лилиан? У Литовта, конечно же, свои планы на судьбу королевства. И если в его руках окажется девушка, которая никак не вписывается в эти планы… Девушка, взявшаяся ниоткуда, чужая, беззащитная.
Нет!!!
Запутанный лабиринт коридоров наконец-то уперся в широкий вестибюль, чуть менее темный: сюда запускала бледные щупальца лучей луна, уже некруглая, начинающая стареть. Эжан рванулся к лестнице, поскользнулся на зеркальном паркете, взмахнул руками, удерживая равновесие, — на том самом месте, где вчера… или сегодня?., нет, все-таки вчера учитель скрыл от него что-то такое, чего никак нельзя было скрывать… А потом — сон. Настоящий? Навеянный магией?
Ступеньки. Как их много, проклятых ступенек!.. Он скакал через две, через три. Быстрее. Быстрее же!!!
Песок, которым были посыпаны дорожки парка, всегда казавшийся принцу мягко-пружинистым, острой болью врезался в босые подошвы; да это скорее мелкий гравий или каменная крошка. Невольно вспомнился ильмийский фокусник, ходивший по щетине укрепленных вертикально пик и стилетов. Эжан затормозил и несколько секунд не мог понять, что больнее: стоять, бежать или передвигаться на цыпочках. Смешно, стыдно, недостойно! — он ругал себя последними словами, но несерьезное препятствие и вправду надолго задержало его. В конце концов принц приноровился идти — не бежать, нет! — ставя ноги на колючий песок прямо, сразу на всю стопу. Мелькнула совсем уже трусливая мысль вернуться-таки за сапогами — проклятие! Хотелось плакать.
Но он шел вперед, и ноги становились все менее чувствительными. Уже стало возможным прибавить шагу, что Эжан и сделал. Порывы ночного ветерка черкали по щекам свежей прохладой. Низкие ветви деревьев задевали за голову и цеплялись к волосам.
Еще чуть-чуть — и он увидит беседку.
— Подумай: еще чуть-чуть — и я стану королем! — внезапно донеслось откуда-то сбоку. — И ты пожалеешь.
Эжан остановился.
Их было двое: мужчина и женщина. Обыкновенное полуночное свидание придворных в королевском парке. За последние ночи принц несколько раз напарывался на такие вот парочки, слышал хихиканье, шепотки и другие звуки, от которых его неизменно кидало в краску. Особенно неловко, болезненно было сознавать, что со стороны могут показаться чем-то подобным и их с Лилиан ночные встречи-, их великая, настоящая любовь…
Женщина приглушенно рассмеялась. Что-то знакомое и одновременно пугающее, заставившее Эжана сойти с дорожки и притаиться за древесным стволом. Кстати, стоять босыми ногами в траве оказалось не в пример легче, чем на песке; даже приятно. Как он раньше не додумался?
— Я не обещаю на тебе жениться, — продолжал мужчина, — но, поверь, от звания первой фаворитки тоже так просто не отказываются.
В изумлении, огромном, как ночь, Эжан прикусил губу. Он узнал голос: важному, самодовольному тону не хватало точной, будто удар палаческого кнута, резкой сухости, чтобы принадлежать старшему советнику Литовту. Неотточенный, неоперившийся.
Кавалер Витас.
Женщина что-то ответила: неразборчивая тень низкого грудного голоса. Витас начал возражать — но тоже приглушенно, и до Эжана долетали только бессмысленные обрывки отдельных слогов. Порыв ветра затушевал их могучим шелестом листьев; а когда волна схлынула, под ней обнажились иные звуки. Борьба, жаркий шепот, женский вскрик, а потом то самое, от чего надо бежать, зажав уши, пылающие под пальцами…
— Не смеши меня, — вдруг совершенно трезво и серьезно сказала женщина.
Голос кавалера Витаса прерывался, жалко хватаясь за остатки важности и самодовольства:
— Несчастная… Когда начнется землетрясение… становись в дверной проем… или в оконный… может, останешься жива. Если повезет…
Они говорили еще минуты две, негромко и почти спокойно. Эжан оставался на месте, мелко переступая исколотыми и озябшими ногами. Прислушивался к их разговору — так напряженно, что забурлила трелью кровь в висках. Кружилась голова, а еще было мерзко и стыдно: он чувствовал себя соглядатаем, шпионом.
И еще раз почувствует себя так, если не хуже, — когда придется рассказать обо всем услышанном учителю. Придется: ведь среди рваных слов то и дело мелькало: «орден», «стабильеры», а один раз, кажется, — «заговор»…
— Ты всегда был пешкой, Витас, — отчетливо и устало сказала она. — И будешь ею.
Принц снова подумал, что откуда-то знает эту женщину; вспомнить имени он не мог. Ну и что? Речь совсем о другом, о важном, о судьбе королевства, об угрозе жизни людей Великой Сталлы… Надо слушать, услышать как можно больше, передать каждое слово магу Агатальфеусу Отмеченному, потому что если не он, то кто сумеет помочь?..
— Не пешкой, а королем, — возразил сын господина старшего советника.
И — через несколько секунд:
— Только не говори, что ты увлеклась этим… бастардом. Она засмеялась.
Она смеялась — точь-в-точь как тогда, — и Эжан, не помня себя, шагнул вперед… И увидел их: две плоские черные фигуры на фоне сизого неба вокруг ущербной луны. Худой и высокий кавалер Витас с изогнутым ястребиным носом. И она, тоже высокая, плавная, словно начерченная по лекалу, с тяжелой башней прически на голове. Вот башня покосилась назад, и хищный клюв склонился над запрокинутым женским профилем…
Дальше Эжан не смотрел.
Лилиан, Лилиан, Лилиан, Лилиан… Лили… ан. Ее имя спуталось в петлистый узел и завязло на губах.
Эжан выбежал на поляну. Было тихо; трели сверчков и чье-то шелестящее стрекотание не нарушали тишины. Серебристо поблескивал пруд, смутно белела беседка. Принц опрометью бросился туда — хотя уже понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Что ж, зато ему, Эжану, скрывать нечего.
— Я не знаю, куда себя деть до вечера, — признался он. — До ночи… пока она придет. Послушай, учитель, неужели так будет всегда? И после того, как мы поженимся?.. Как сделать, чтобы она перестала… исчезать по утрам? Ты должен знать: ты ведь маг, ты стабильер…
Тот спустился на ступеньку вниз и теперь смотрел на принца прямо, глаза в глаза. Бесстрастный, немного усталый и снисходительный взгляд.
— Я думал над этим. И продолжаю думать. Все будет хорошо, можешь мне поверить… если ты не перестанешь любить ее. — Он улыбнулся в ответ на протестующее движение принца. — Да, я стабильер, и мне тоже тяжело: ты ведь каждое утро жаждешь, чтобы она осталась, а она все равно уходит… Знаешь, это противоречие куда сильнее, чем может показаться даже тебе самому. Но истинная любовь несет в мир стабильность, и это самое главное.
— Прости, — проговорил Эжан. — Я стараюсь отвлечься, не думать о невозможном… но не очень получается. И почему — невозможно? Я спрашивал у Лилиан: она не знает. Но ты все равно должен поговорить с ней! Вдруг она скажет тебе что-то такое, чему сама не придает значения, а на самом деле… Сегодня, когда она придет… я разрешаю тебе побыть с ней наедине столько, сколько нужно. — Он смутился и скороговоркой добавил: — И постараюсь не создавать противоречий своим нетерпением.
Учитель ничего не ответил. Спустился еще на несколько ступенек и полуобернулся, снизу вверх взглянув на принца.
Теперь солнце, проходя сквозь анфиладу, подсвечивало сзади его фигуру; лицо против света казалось темным и загадочным, как отверстие потайного хода.
— Иди спать, Эжан, — вдруг посоветовал он. — Тебе обязательно нужно выспаться.
— Я не…
Принц зевнул. Потом еще раз и еще — проклятая зевота набросилась на него, как стая докучливых насекомых. Беспомощно прикрыв рот рукой, Эжан посмотрел вслед магу: тот преспокойно спускался по лестнице, словно только что простился с учеником, доведя разговор до логического конца. Но ведь ничего подобного!.. Эжан бросился было следом; оказалось, что к зевоте прибавилась и непобедимая слабость во всем теле.
Стабильер Агатальфеус Отмеченный скрылся за поворотом… Лестница совершенно прямая! — одернул себя Эжан. Впрочем, какая разница… на ней больше никого не было. А веки тяжелели с каждой секундой. Мысли крошились и расползались, и принц никак не мог сосредоточиться и припомнить, применял ли когда-либо учитель против него, Эжана, свои магические способности… вроде бы нет… все бывает в первый раз… глупости… он действительно не спал три… пять… кто знает сколько… ночей…
Низкая ворсистая кушетка у стены.
Он проснулся на широченной мягкой постели, лежа наискось, раскинув руки. Под одеялом, в длинной ночной рубахе, неудобно перекрутившейся на ногах.
В кромешной темноте.
Эжан зевнул, сел и потянулся; в голове слегка гудело, но в целом он чувствовал себя выспавшимся и умиротворенным. Осмотрелся по сторонам: лунный свет пробивался в три знакомых ромбовидных отверстия в ставнях на окнах спальни. Эжан протянул руку и нащупал драконью голову на кроватной спинке — да, это его собственная кровать. Но что в этом удивительного?..
Воспоминания приходили тяжело, неповоротливо, как если бы он проспал целую неделю. Мать… он видел ее сегодня лишь мельком, после занятий с учителем. В фехтовальном классе мастер, кажется, не был им доволен: помнится, ворчал себе под нос что-то о сонных мухах и одноногих противниках. А потом еще эти никому не нужные танцы с какой-то потомственной фрейлиной… Одеяло вдруг стало душным и жарким; принц отбросил его, оставшись сидеть посреди смятой простыни.
Да, точно! — ведь заснул он вовсе не здесь. Мимолетно припомнились вестибюль, магический амулет, фигура учителя в арочном проеме, лестница, кушетка. И как это слугам удалось перенести его в спальню и раздеть, не разбудив?.. Странно. Но не может же быть, чтобы учитель и в самом деле применил против него, Эжана, магию!
Последнее воспоминание перед черной ямой сна без снов — их разговор. О чем-то важном. Очень важном…
Эжан вскочил, путаясь в ночной рубахе, сорвал ее с себя через голову… где же одежда?!
…о Лилиан!!!
Он лихорадочно шарил по комнате, стиснув зубы и все время натыкаясь на острые углы. Нащупал светильник; свечи догорели до плоских пеньков с причудливыми потеками — значит уже далеко за полночь. Проспал!!! Проспал, как последний…
А она пришла. Как всегда, возникла у пруда тоненькой светлой былинкой — из ничего, будто сон, будто мечта. Огляделась, никого не увидела и, пока еще не слишком беспокоясь, взбежала в беседку. Мимо геометрических песчаных дорожек; легко, почти не приминая травы. Присела на лавочку — так, чтобы сквозь арку входа видеть главную аллею. Посидела там… ну, может, минут пять: он, Эжан, нипочем не вытерпел бы дольше. Потом снова спустилась к пруду, попыталась занять себя выглядыванием в глубине сонных рыбок… надолго? Потом подумала, что могла пропустить его; вернулась к беседке. Потом…
Как бы ты повел себя дальше на ее месте?
Ждал бы, уверенно ответил сам себе принц. Ждал бы столько, сколько понадобится, хоть целую ночь. Но ему легко так утверждать, он у себя дома, а она приходит неизвестно откуда, но очень, очень издалека. И что ей делать, если окажется, что ее никто не встречает?!.
Слава Богу, на кресле обнаружились штаны, рубаха и камзол — влезать в тесные рукава последнего Эжан не стал. Нагнулся, а затем и встал на четвереньки, разыскивая сапоги.
Сначала она просто почувствовала себя одиноко и неуютно. Может быть, слегка обиделась на него… да, обиделась, и была права. НО где-то через полчаса — а возможно, и раньше, — принцесса Лилиан начала думать о тревожном, о страшном. Сочинять причины его отсутствия — одна жутче другой. Сжалась в комочек в углу беседки и, наверное, заплакала… она такая. Нежная, впечатлительная, хрупкая, как аталоррский хрусталь…
А ты — просто равнодушный самовлюбленный дурак. Как ты мог проспать, зная, что она тебя ждет?! Как?!!
А вдруг она пошла тебя искать?
Эжан замер, пораженный этой мыслью, а затем, бросив попытки найти обувь, кинулся прочь из спальни.
Гладкие плиты полутемного коридора, кое-где запятнанные цветными витражными отблесками, холодом отдавались в ступни. Стражники в потайных нишах, наверное, с удивлением наблюдали за босым принцем, несущимся сломя голову, — но ни один из них не покинул поста. Поравнявшись с комнатой королевы, Эжан замедлил шаги, стараясь ступать как можно бесшумнее и одновременно прислушиваясь: тихо. Спит — или еще не пришла сюда?
Если бы знать, который все-таки час!..
Лилиан могла напороться на стражу, а то и — Эжана передернуло — на людей старшего советника Литовта. На вопрос, кто она такая, ответила бы правду — иначе она не может. Разумеется, ей никто не поверит; ее посчитают воровкой, шпионкой, преступницей… и лучше не думать, что тогда…
А если — поверят?!
Помнишь, какое лицо было у господина старшего советника, когда ты — мальчишка, хвастун, пустозвон! — в его присутствии сообщил матери о своей грядущей женитьбе на принцессе Лилиан? У Литовта, конечно же, свои планы на судьбу королевства. И если в его руках окажется девушка, которая никак не вписывается в эти планы… Девушка, взявшаяся ниоткуда, чужая, беззащитная.
Нет!!!
Запутанный лабиринт коридоров наконец-то уперся в широкий вестибюль, чуть менее темный: сюда запускала бледные щупальца лучей луна, уже некруглая, начинающая стареть. Эжан рванулся к лестнице, поскользнулся на зеркальном паркете, взмахнул руками, удерживая равновесие, — на том самом месте, где вчера… или сегодня?., нет, все-таки вчера учитель скрыл от него что-то такое, чего никак нельзя было скрывать… А потом — сон. Настоящий? Навеянный магией?
Ступеньки. Как их много, проклятых ступенек!.. Он скакал через две, через три. Быстрее. Быстрее же!!!
Песок, которым были посыпаны дорожки парка, всегда казавшийся принцу мягко-пружинистым, острой болью врезался в босые подошвы; да это скорее мелкий гравий или каменная крошка. Невольно вспомнился ильмийский фокусник, ходивший по щетине укрепленных вертикально пик и стилетов. Эжан затормозил и несколько секунд не мог понять, что больнее: стоять, бежать или передвигаться на цыпочках. Смешно, стыдно, недостойно! — он ругал себя последними словами, но несерьезное препятствие и вправду надолго задержало его. В конце концов принц приноровился идти — не бежать, нет! — ставя ноги на колючий песок прямо, сразу на всю стопу. Мелькнула совсем уже трусливая мысль вернуться-таки за сапогами — проклятие! Хотелось плакать.
Но он шел вперед, и ноги становились все менее чувствительными. Уже стало возможным прибавить шагу, что Эжан и сделал. Порывы ночного ветерка черкали по щекам свежей прохладой. Низкие ветви деревьев задевали за голову и цеплялись к волосам.
Еще чуть-чуть — и он увидит беседку.
— Подумай: еще чуть-чуть — и я стану королем! — внезапно донеслось откуда-то сбоку. — И ты пожалеешь.
Эжан остановился.
Их было двое: мужчина и женщина. Обыкновенное полуночное свидание придворных в королевском парке. За последние ночи принц несколько раз напарывался на такие вот парочки, слышал хихиканье, шепотки и другие звуки, от которых его неизменно кидало в краску. Особенно неловко, болезненно было сознавать, что со стороны могут показаться чем-то подобным и их с Лилиан ночные встречи-, их великая, настоящая любовь…
Женщина приглушенно рассмеялась. Что-то знакомое и одновременно пугающее, заставившее Эжана сойти с дорожки и притаиться за древесным стволом. Кстати, стоять босыми ногами в траве оказалось не в пример легче, чем на песке; даже приятно. Как он раньше не додумался?
— Я не обещаю на тебе жениться, — продолжал мужчина, — но, поверь, от звания первой фаворитки тоже так просто не отказываются.
В изумлении, огромном, как ночь, Эжан прикусил губу. Он узнал голос: важному, самодовольному тону не хватало точной, будто удар палаческого кнута, резкой сухости, чтобы принадлежать старшему советнику Литовту. Неотточенный, неоперившийся.
Кавалер Витас.
Женщина что-то ответила: неразборчивая тень низкого грудного голоса. Витас начал возражать — но тоже приглушенно, и до Эжана долетали только бессмысленные обрывки отдельных слогов. Порыв ветра затушевал их могучим шелестом листьев; а когда волна схлынула, под ней обнажились иные звуки. Борьба, жаркий шепот, женский вскрик, а потом то самое, от чего надо бежать, зажав уши, пылающие под пальцами…
— Не смеши меня, — вдруг совершенно трезво и серьезно сказала женщина.
Голос кавалера Витаса прерывался, жалко хватаясь за остатки важности и самодовольства:
— Несчастная… Когда начнется землетрясение… становись в дверной проем… или в оконный… может, останешься жива. Если повезет…
Они говорили еще минуты две, негромко и почти спокойно. Эжан оставался на месте, мелко переступая исколотыми и озябшими ногами. Прислушивался к их разговору — так напряженно, что забурлила трелью кровь в висках. Кружилась голова, а еще было мерзко и стыдно: он чувствовал себя соглядатаем, шпионом.
И еще раз почувствует себя так, если не хуже, — когда придется рассказать обо всем услышанном учителю. Придется: ведь среди рваных слов то и дело мелькало: «орден», «стабильеры», а один раз, кажется, — «заговор»…
— Ты всегда был пешкой, Витас, — отчетливо и устало сказала она. — И будешь ею.
Принц снова подумал, что откуда-то знает эту женщину; вспомнить имени он не мог. Ну и что? Речь совсем о другом, о важном, о судьбе королевства, об угрозе жизни людей Великой Сталлы… Надо слушать, услышать как можно больше, передать каждое слово магу Агатальфеусу Отмеченному, потому что если не он, то кто сумеет помочь?..
— Не пешкой, а королем, — возразил сын господина старшего советника.
И — через несколько секунд:
— Только не говори, что ты увлеклась этим… бастардом. Она засмеялась.
Она смеялась — точь-в-точь как тогда, — и Эжан, не помня себя, шагнул вперед… И увидел их: две плоские черные фигуры на фоне сизого неба вокруг ущербной луны. Худой и высокий кавалер Витас с изогнутым ястребиным носом. И она, тоже высокая, плавная, словно начерченная по лекалу, с тяжелой башней прически на голове. Вот башня покосилась назад, и хищный клюв склонился над запрокинутым женским профилем…
Дальше Эжан не смотрел.
Лилиан, Лилиан, Лилиан, Лилиан… Лили… ан. Ее имя спуталось в петлистый узел и завязло на губах.
Эжан выбежал на поляну. Было тихо; трели сверчков и чье-то шелестящее стрекотание не нарушали тишины. Серебристо поблескивал пруд, смутно белела беседка. Принц опрометью бросился туда — хотя уже понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54