Был предусмотрен даже кегельбан, где гости после беседы с удовольствием побросали тяжелые шары, сбивая кегли.
Расположились все, кроме чужанина, в баре, где тихо играла музыка и в такт ей менялся цветовой узор на потолке и стенах. Тоник, появившийся на столе, казался натуральным и вкусным, пирожные, горячие бутерброды и мороженое также не выглядели искусственными или миражами, и все же Ставра не покидало ощущение, что кормят их иллюзиями.
– Мне известна причина, по какой вы прибыли сюда, – начал «бармен», предложивший называть его просто Человеком. – Но прежде чем решить, стоит ли вам идти дальше, хочу предупредить о возможных последствиях вашей экспедиции.
– Мы знаем, – флегматично заметил Ян Тот.
Человек посмотрел на него с интересом.
– Кажется, я имею честь разговаривать с файвером. Очень приятно познакомиться. Люди вашего круга так редко появляются на заставе.
– Так они все-таки появляются? – поднял бровь Грехов. – Кто же, если не секрет?
– Вы…
– Я не в счет.
– За время своего дежурства я встретил лишь двоих файверов, одного землянина по имени Гаутама и гуманоида с приграничного мира Джезен.
– Да, файверы – интегральная раса, – кивнул Габриэль. – И есть в ней место даже для представителей племени эмиссара Джезенкуира, с которым мы имели честь скрестить шпаги.
– Ну, то, что здесь побывал джезеноид, понятно, – сказал Диего Вирт. – Их мир действительно где-то близко отсюда, а вот что понадобилось Будде?!
– То же, что и остальным, – пожал плечами Ян. – Захотелось заглянуть в Запределье. Уверен, Гаутама достаточно попутешествовал по родной Вселенной, прежде чем пришел сюда.
Пол и стены «бара» вдруг качнулись, снаружи через дверь просочился приглушенный грохот и треск. Люди вскочили. Человек, стоящий у стола с бокалом тоника, исчез. Грехов стремительно вышел из зала, остальные устремились за ним. Взору их предстала та же равнина, но исполосованная трещинами, со всех сторон окруженная дымящимися горами!
Постояв несколько минут, путешественники в безмолвии вернулись в «клуб», где их терпеливо ждал Человек, одетый теперь в официальную форму пограничника.
– Извините, я не предупредил. Хотя вы должны были знать. Уровень радиации чужих законов здесь гораздо выше, чем в середине домена, что порождает эффекты ложного просачивания, сужения горизонта многомерного континуума, макроквантового мерцания и появления нагуалей. Что мы и наблюдаем. А стабилизировать границу, то есть потенциальный барьер, ставший относительно «рыхлым», тонким, удается все с большим трудом. Мы, призванные контролировать процессы в домене, понемногу теряем Фохат… как бы это сказать… жизненный принцип, что ли, жизненную силу. Поэтому консультация наших создателей – Сеятелей, как вы их называете, была бы нам кстати. Мы не раз пытались вызвать их сюда, но… – Человек развел руками. – Они нас не слышат.
– Это следует понимать как отказ направить нас дальше? – осведомился Диего Вирт.
– Нет, если Сеятели не ответят, я переправлю вас через Стену барьера, но поймите… – Человек замялся. – Одни вы не сможете адекватно оценить жизнь в других доменах, регулятивы которых невозможно представить даже приблизительно. Человеческий мозг, насколько я знаю, способен воспринять и переработать не более десяти в одиннадцатой степени бит информации в секунду, а чтобы осознать многомерие, скорость обработки информации должна быть на четыре-пять порядков больше.
– Что ж, для меня это не предел, – сказал Ян Тот.
– А для остальных?
– Даже для меня, – засмеялся Диего. – Я ведь наполовину человек, наполовину инк, машина.
– О чужанине не спрашиваю, а ваш товарищ? Я чувствую скрытую силу, но понять основу не могу.
– Он эрм с резервом файвера, – ответил Грехов, мельком глянув на Ставра. – Правда, сам он своих возможностей еще полностью не осознает.
– Тогда совесть моя чиста, я отправлю вас, как только придет ответ.
– Надо бы поспешить, – сказал Диего. – Ситуация у нас дома может измениться не в нашу пользу в любой момент.
– Не волнуйтесь, Война в вашем локальном регионе еще не началась. – С этими словами Человек исчез.
– Что он хочет этим сказать? – удивился Диего.
– Время – странная штука, – философски рассудил Ян Тот. – Вероятно, спускаясь по перегибу пространств сюда, на Дно Мира, мы одновременно пронизали и несчетное количество лет в прошлое.
Диего перевел взгляд на Грехова.
– А ты что скажешь, дубль?
– Ян прав. Время – сложнейшая физико-психологическая система, «зашнурованная» сама собой и мировым континуумом. Можно сказать, что наш домен еще только родился и одновременно уже умирает как объект, исчерпавший все планы бытия. Когда-нибудь мы поговорим на эту интереснейшую тему.
Помолчали, переваривая заявление Габриэля.
– Н-да, для меня это пока сложно, – проворчал Диего. – Я сам не файвер, а всего-навсего бывший стармен-безопасник. Что же нас ждет такого необычного в другом домене? Ведь чтобы там существовали сложные формы материи, набор констант должен быть примерно таким же, как и у нас. Нет? Например, известно, что при количестве работающих измерений больше четырех в континууме не существуют аналоги звезд и планетных систем, потому что отсутствуют устойчивые атомарные конгломераты.
– Но движение материи существует и там, только мы это действительно не можем оценить. Другое дело, что наборы констант в разных клетках Универсума различаются не столь радикально. К примеру, устойчивые связанные состояния в домен-вселенных типа нашей реализуются, только если электромагнитная константа равна одной сотой. Но она остается константой и при значении в двенадцать и в восемь тысячных, что позволяет в сочетании с другими слабо измененными, по сравнению с нашими, константами создавать сложнейшие конфигурации пространства. Помните, Голос Пустоты предупреждал, что флуктуативность дельта эм не должна превышать трех-четырех ее значений? Совершенно верно, изменись эта константа так сильно – и связи пакета законов, присущих нашей метавселенной, начнут распадаться, что приведет к перестройке физических условий домена.
Снова наступило молчание, во время которого каждый оценивал кирпичики новой информации и укладывал их в здание своего личного знания.
– Зря я его не спросил, куда именно ушли Сеятели и зачем, – сказал наконец Диего, набрасываясь вдруг на еду.
– Насколько я понял из его объяснений, – Грехов пошевелил пальцами, – а мы говорили с ним и по личному каналу, пока вы беседовали, Сеятели занялись, так сказать, общей теорией Пространств Жизни. Ценности цивилизации «серых призраков» вообще практически воплощены в мышлении и познании, в созидании сложнейших, изощреннейших философских и этических систем без малейшей примеси человеческих пороков, таких, как агрессивность, ложь, жажда власти, стремление к убийству, ненависть и злоба. Именно поэтому они смогли стать Инженерами… хотя и не в нашей Вселенной. В какой-то другой. Повезет – увидим, в какой.
– Инженеры? – поднял голову от стола Диего. – Это те, кто должен был прийти на смену Архитекторам и Конструкторам у нас? Почему же они не захотели стать Инженерами в собственной метавселенной?
– Возможно, потому, что для них она не является родиной, – сказал Ян Тот. – Они – потомки тартариан, которые появились в домене на заре времени, миллиарды лет назад.
– Не слишком ли просто? – засомневался Диего.
– Относительно просто, – согласился Грехов. – Сеятели ушли искать свой дом.
– Но если наш домен – не их родина, то захотят ли они помочь нам?
– Надеюсь, что помогут. Война для них, может быть, таковой не является, но она меняет условия во всем Универсуме, и Сеятели должны отреагировать на последствия таких изменений.
– Если только эти последствия для них имеют значение, – тихо обронил Ян Тот. – Мы встревожены, потому что рушится наш дом, но для «серых призраков», как и для их предков – тартариан, чужан и орилоунов, изменение нашего континуума не является катастрофой. Они уцелеют при любом изменении законов.
– Не при любом, – качнул головой Грехов. – Если вакуум «поползет» по флуктуационной шкале вверх, возможен спонтанный разряд их континуума, энергетически более насыщенного, чем наш.
– И все же для них это не будет катастрофой, они выживут и в том мире, что придет на смену нашему, но нас в нем уже не будет.
– Прогноз, к сожалению, точен, – появился у стола Человек, который, конечно же, слышал весь разговор. – Однако будем оптимистами, друзья, мы еще не использовали все свои возможности. Отдыхайте, слуги ФАГа здесь не появятся, хотя их можно увидеть… скажем, в особые телескопы. Не хотите?
– Позже, – выразил общую мысль Грехов.
* * *
Они ждали решения инка заставы четыре дня – по своим внутренним меркам.
В «телескоп», предоставленный хозяином в распоряжение гостей – в него превращалась верхняя надстройка «часовни», – все полюбовались на систему джезеноидов – Джезен-фанталлах, двойную звезду с четырьмя искусственно созданными плоскими кольцами, вращающимися, как перстни вокруг пальца, по два вокруг каждой звезды. Планет система не имела, очевидно, джезеноиды их «разобрали» на части, чтобы построить кольца, на которые потом и переселились.
В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напоминающие морозные узоры на стекле. Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопление, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и некоторые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись. Вселенная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» – сферических «абсолютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отрицательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.
Сотрясения ландшафта с равниной и Стеной были нечастыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же восстанавливала прежние конфигурации рельефа, поддерживая оптимальный уровень физики в пределах своих технических возможностей. Конечно, гости понимали, что выглядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок домена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера – лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой заставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, как рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-колючее сопротивление.
Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натуральную явь, действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой, как на гигантском плато, вырос волшебный город света. Этим городом была сетчатая структура звездных скоплений, образующая вблизи потенциального барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и волокнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармонической феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными вихревыми рукавами, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вонзающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».
Складка «сверхструны» – перегиб пространств, – созданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово светящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира…
Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными умными глазами.
– По-моему, вы рискнули выйти за пузырь индуцированной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?
– Граничное взаимодействие, – помедлив, сказал Ставр. Вспомнил любимые сказки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Расположились все, кроме чужанина, в баре, где тихо играла музыка и в такт ей менялся цветовой узор на потолке и стенах. Тоник, появившийся на столе, казался натуральным и вкусным, пирожные, горячие бутерброды и мороженое также не выглядели искусственными или миражами, и все же Ставра не покидало ощущение, что кормят их иллюзиями.
– Мне известна причина, по какой вы прибыли сюда, – начал «бармен», предложивший называть его просто Человеком. – Но прежде чем решить, стоит ли вам идти дальше, хочу предупредить о возможных последствиях вашей экспедиции.
– Мы знаем, – флегматично заметил Ян Тот.
Человек посмотрел на него с интересом.
– Кажется, я имею честь разговаривать с файвером. Очень приятно познакомиться. Люди вашего круга так редко появляются на заставе.
– Так они все-таки появляются? – поднял бровь Грехов. – Кто же, если не секрет?
– Вы…
– Я не в счет.
– За время своего дежурства я встретил лишь двоих файверов, одного землянина по имени Гаутама и гуманоида с приграничного мира Джезен.
– Да, файверы – интегральная раса, – кивнул Габриэль. – И есть в ней место даже для представителей племени эмиссара Джезенкуира, с которым мы имели честь скрестить шпаги.
– Ну, то, что здесь побывал джезеноид, понятно, – сказал Диего Вирт. – Их мир действительно где-то близко отсюда, а вот что понадобилось Будде?!
– То же, что и остальным, – пожал плечами Ян. – Захотелось заглянуть в Запределье. Уверен, Гаутама достаточно попутешествовал по родной Вселенной, прежде чем пришел сюда.
Пол и стены «бара» вдруг качнулись, снаружи через дверь просочился приглушенный грохот и треск. Люди вскочили. Человек, стоящий у стола с бокалом тоника, исчез. Грехов стремительно вышел из зала, остальные устремились за ним. Взору их предстала та же равнина, но исполосованная трещинами, со всех сторон окруженная дымящимися горами!
Постояв несколько минут, путешественники в безмолвии вернулись в «клуб», где их терпеливо ждал Человек, одетый теперь в официальную форму пограничника.
– Извините, я не предупредил. Хотя вы должны были знать. Уровень радиации чужих законов здесь гораздо выше, чем в середине домена, что порождает эффекты ложного просачивания, сужения горизонта многомерного континуума, макроквантового мерцания и появления нагуалей. Что мы и наблюдаем. А стабилизировать границу, то есть потенциальный барьер, ставший относительно «рыхлым», тонким, удается все с большим трудом. Мы, призванные контролировать процессы в домене, понемногу теряем Фохат… как бы это сказать… жизненный принцип, что ли, жизненную силу. Поэтому консультация наших создателей – Сеятелей, как вы их называете, была бы нам кстати. Мы не раз пытались вызвать их сюда, но… – Человек развел руками. – Они нас не слышат.
– Это следует понимать как отказ направить нас дальше? – осведомился Диего Вирт.
– Нет, если Сеятели не ответят, я переправлю вас через Стену барьера, но поймите… – Человек замялся. – Одни вы не сможете адекватно оценить жизнь в других доменах, регулятивы которых невозможно представить даже приблизительно. Человеческий мозг, насколько я знаю, способен воспринять и переработать не более десяти в одиннадцатой степени бит информации в секунду, а чтобы осознать многомерие, скорость обработки информации должна быть на четыре-пять порядков больше.
– Что ж, для меня это не предел, – сказал Ян Тот.
– А для остальных?
– Даже для меня, – засмеялся Диего. – Я ведь наполовину человек, наполовину инк, машина.
– О чужанине не спрашиваю, а ваш товарищ? Я чувствую скрытую силу, но понять основу не могу.
– Он эрм с резервом файвера, – ответил Грехов, мельком глянув на Ставра. – Правда, сам он своих возможностей еще полностью не осознает.
– Тогда совесть моя чиста, я отправлю вас, как только придет ответ.
– Надо бы поспешить, – сказал Диего. – Ситуация у нас дома может измениться не в нашу пользу в любой момент.
– Не волнуйтесь, Война в вашем локальном регионе еще не началась. – С этими словами Человек исчез.
– Что он хочет этим сказать? – удивился Диего.
– Время – странная штука, – философски рассудил Ян Тот. – Вероятно, спускаясь по перегибу пространств сюда, на Дно Мира, мы одновременно пронизали и несчетное количество лет в прошлое.
Диего перевел взгляд на Грехова.
– А ты что скажешь, дубль?
– Ян прав. Время – сложнейшая физико-психологическая система, «зашнурованная» сама собой и мировым континуумом. Можно сказать, что наш домен еще только родился и одновременно уже умирает как объект, исчерпавший все планы бытия. Когда-нибудь мы поговорим на эту интереснейшую тему.
Помолчали, переваривая заявление Габриэля.
– Н-да, для меня это пока сложно, – проворчал Диего. – Я сам не файвер, а всего-навсего бывший стармен-безопасник. Что же нас ждет такого необычного в другом домене? Ведь чтобы там существовали сложные формы материи, набор констант должен быть примерно таким же, как и у нас. Нет? Например, известно, что при количестве работающих измерений больше четырех в континууме не существуют аналоги звезд и планетных систем, потому что отсутствуют устойчивые атомарные конгломераты.
– Но движение материи существует и там, только мы это действительно не можем оценить. Другое дело, что наборы констант в разных клетках Универсума различаются не столь радикально. К примеру, устойчивые связанные состояния в домен-вселенных типа нашей реализуются, только если электромагнитная константа равна одной сотой. Но она остается константой и при значении в двенадцать и в восемь тысячных, что позволяет в сочетании с другими слабо измененными, по сравнению с нашими, константами создавать сложнейшие конфигурации пространства. Помните, Голос Пустоты предупреждал, что флуктуативность дельта эм не должна превышать трех-четырех ее значений? Совершенно верно, изменись эта константа так сильно – и связи пакета законов, присущих нашей метавселенной, начнут распадаться, что приведет к перестройке физических условий домена.
Снова наступило молчание, во время которого каждый оценивал кирпичики новой информации и укладывал их в здание своего личного знания.
– Зря я его не спросил, куда именно ушли Сеятели и зачем, – сказал наконец Диего, набрасываясь вдруг на еду.
– Насколько я понял из его объяснений, – Грехов пошевелил пальцами, – а мы говорили с ним и по личному каналу, пока вы беседовали, Сеятели занялись, так сказать, общей теорией Пространств Жизни. Ценности цивилизации «серых призраков» вообще практически воплощены в мышлении и познании, в созидании сложнейших, изощреннейших философских и этических систем без малейшей примеси человеческих пороков, таких, как агрессивность, ложь, жажда власти, стремление к убийству, ненависть и злоба. Именно поэтому они смогли стать Инженерами… хотя и не в нашей Вселенной. В какой-то другой. Повезет – увидим, в какой.
– Инженеры? – поднял голову от стола Диего. – Это те, кто должен был прийти на смену Архитекторам и Конструкторам у нас? Почему же они не захотели стать Инженерами в собственной метавселенной?
– Возможно, потому, что для них она не является родиной, – сказал Ян Тот. – Они – потомки тартариан, которые появились в домене на заре времени, миллиарды лет назад.
– Не слишком ли просто? – засомневался Диего.
– Относительно просто, – согласился Грехов. – Сеятели ушли искать свой дом.
– Но если наш домен – не их родина, то захотят ли они помочь нам?
– Надеюсь, что помогут. Война для них, может быть, таковой не является, но она меняет условия во всем Универсуме, и Сеятели должны отреагировать на последствия таких изменений.
– Если только эти последствия для них имеют значение, – тихо обронил Ян Тот. – Мы встревожены, потому что рушится наш дом, но для «серых призраков», как и для их предков – тартариан, чужан и орилоунов, изменение нашего континуума не является катастрофой. Они уцелеют при любом изменении законов.
– Не при любом, – качнул головой Грехов. – Если вакуум «поползет» по флуктуационной шкале вверх, возможен спонтанный разряд их континуума, энергетически более насыщенного, чем наш.
– И все же для них это не будет катастрофой, они выживут и в том мире, что придет на смену нашему, но нас в нем уже не будет.
– Прогноз, к сожалению, точен, – появился у стола Человек, который, конечно же, слышал весь разговор. – Однако будем оптимистами, друзья, мы еще не использовали все свои возможности. Отдыхайте, слуги ФАГа здесь не появятся, хотя их можно увидеть… скажем, в особые телескопы. Не хотите?
– Позже, – выразил общую мысль Грехов.
* * *
Они ждали решения инка заставы четыре дня – по своим внутренним меркам.
В «телескоп», предоставленный хозяином в распоряжение гостей – в него превращалась верхняя надстройка «часовни», – все полюбовались на систему джезеноидов – Джезен-фанталлах, двойную звезду с четырьмя искусственно созданными плоскими кольцами, вращающимися, как перстни вокруг пальца, по два вокруг каждой звезды. Планет система не имела, очевидно, джезеноиды их «разобрали» на части, чтобы построить кольца, на которые потом и переселились.
В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напоминающие морозные узоры на стекле. Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопление, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и некоторые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись. Вселенная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» – сферических «абсолютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отрицательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.
Сотрясения ландшафта с равниной и Стеной были нечастыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же восстанавливала прежние конфигурации рельефа, поддерживая оптимальный уровень физики в пределах своих технических возможностей. Конечно, гости понимали, что выглядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок домена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера – лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой заставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, как рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-колючее сопротивление.
Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натуральную явь, действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой, как на гигантском плато, вырос волшебный город света. Этим городом была сетчатая структура звездных скоплений, образующая вблизи потенциального барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и волокнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармонической феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными вихревыми рукавами, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вонзающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».
Складка «сверхструны» – перегиб пространств, – созданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово светящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира…
Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными умными глазами.
– По-моему, вы рискнули выйти за пузырь индуцированной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?
– Граничное взаимодействие, – помедлив, сказал Ставр. Вспомнил любимые сказки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116