— Спасибо, синьор Арциньяно, — ответил я и полетел успокаивать Ларису.
— О чем это вы разговаривали? — строго спросила Лариса.
— Мне велено сводить тебя на что-нибудь интересное.
— Врун!
— Да, но на что-нибудь интересное я тебя все равно свожу!
— Я серьёзно!
— Конечно, я тоже.
Лариса имела очень недовольный вид.
— Не переживай, — утешил я её, — если бы твой папа откусил мне голову, ты бы это заметила сразу.
— Я сейчас сама откушу тебе голову!
— Давай! — с восторгом воскликнул я и наклонился, чтобы она могла дотянуться.
— Вредный!
— Нет, полезный. Особенно если меня съесть.
— Это ещё почему? — спросила огорошенная Лариса.
— Ну когда-то наши далекие предки ели своих убитых врагов, чтобы приобрести всякие их положительные качества, ну там, ум, храбрость, силу.
— В который раз ты хвастаешь? Это уже «отри», да?
— М-мм, наверное. А какая разница?
— В общем-то никакой…
— Все! — заявил я решительно. — Сегодня я, наконец, свожу тебя в театр… — Я осёкся.
— Ну своди. Ты собирался продолжить: «Хотя бы все силы ада встали у меня на пути!»?
— Нет, это было бы «очетыре». Я просто подумай, что в Палермо не так много театров, и тебе может не понравиться репертуар.
— Ну хорошо, веди, разберёмся.
Здание Оперы оказалось в лесах. Лариса посмотрела на меня вопросительно, я пожал плечами: не знаю. Вдруг я увидел, что стоим мы на большой заплатке: асфальт под ногами ещё отличатся по цвету от всего остального.
— Пострадало во время последней войны, — пояснил я. Лариса тоже посмотрела себе под ноги:
— Авианалет?
— Да.
Мы огляделись: Опера не единственный театр в нашей зоне, хотя и самый большой. И стоит он на площади, которая называется Театральная.
— «Театр Тавернелле», «Гастроли нью-британского театра „Октагон“», «Э. Ростан. Сирано де Бержерак», премьера, — прочитала Лариса вслух. — Знаешь, кто он такой?
— Э-ээ, что-то читал, он был философ, писатель и поэт. Философами тогда называли всех учёных вообще.
— Ну тогда вряд ли про него можно написать интересную пьесу.
— Давай подойдем поближе и посмотрим.
На простой плоской афише была изображена только тень: тень человека с длинным носом, в большой шляпе с пером и со шпагой в руке.
— Не слишком похож на пыльную библиотечную крысу, — прокомментировал я.
— Конечно, — улыбнулась Лариса, — негуманно не давать тебе посмотреть на драку.
— Да, обычно я в них участвую.
Мы предупредили родителей, что вернемся поздно, купили билеты, сходили поужинать и к девяти вечера вернулись в театр. Я никогда не был в театре, только смотрел записи на CD.
* * *
Пау-вау! В театр приходят в смокингах, господа офицеры в мундирах, а я, как всегда, в джинсовом костюме. Здесь, среди немного вычурного интерьера в стиле не знаю уж какого века, но раньше двадцатого, я выглядел неуместно. Лариса почувствовала мою неуверенность, улыбнулась и незаметно сжала мне руку: все равно мой парень лучше всех!
— Пожалуйте билет!
— Вот новости, бездельник!
Гвардейцы короля нигде но платят денег.
Публика засмеялась. Все-таки это комедия, жаль, не люблю комедии. Я приготовился поскучать и начал лениво рассматривать декорации и костюмы. А уж актеры, игравшие воров, убили меня наповал, ну кто ж так делает? И вдруг я услышал:
— Да, шпага у него — одна из половин
Всегда раскрытых ножниц Парки.
Хм, это интересно.
— Кто покровитель ваш?
— Такого нет на свете. Но…
(Положив руку на эфес шпаги.)
… Покровительница есть!
Вот это по-нашему. Зрители так и отреагировали. По-моему, актеры на сцене были даже удивлены таким теплым приёмом.
— Дворянчик с жалким видом,
Без лент и без перчаток!
— Да.
— Но я не уходил с несмытою обидой,
С помятой честью — никогда!
Лариса хмыкнула: вспомнила, наверное, как я смутился из-за своего костюма. Так мне и надо.
— Мне жаль. На вас такой атлас —
И в нем придется сделать дырку…
Итак, предупреждаю вас,
Что я сейчас начну посылку!
Фехтуют они из рук вон плохо. Вы же на Этну приехали! Здесь в этом все разбираются. Ладно, это не суть дела. Поверим, что настоящий Сирано был настоящим мастером.
— Упал!
— Он мёртв?
— Он без движенья!
Сирано (бережно вытирая шпагу):
— Пустая рана. Ерунда!
Зато основ стихосложенья
Он не забудет никогда!
И зачем он нарывается? Из спортивного интереса? Он так делает каждый день?
— Приятно быть самим собой.
А притворяться — тягостно и сложно.
О, черт побери! Когда кончилось первое действие, я был готов убить идиота, который придумал антракты.
— Забияка, — прокомментировала Лариса. — Вроде тебя.
— Это плохо?
— Ну-у… иначе не было бы пьесы.
— Да. И это красноречиво свидетельствует о вселенском педагогическом идиотизме.
— Это ещё почему?
— Мир двигают забияки. Пай-мальчик не рискнул бы пойти навстречу лесному пожару.
— Какому пожару? — не поняла Лариса.
— Ну это было два миллиона лет назад или около того. Для того чтобы разжечь первый костер, это надо было сделать.
— М-мм, понятно, — потянула Лариса. — Но если бы быть слишком примерным считалось предосудительным, ты бы именно таким и был.
Я засмеялся:
— Это точно! И каждый день дрался бы с теми, кто меня так называет.
— Тогда, — логично заметила Лариса, — ты не был бы уже примерным мальчиком.
Мы вернулись в зал.
— Какой-то людоед без страха и без сердца!
Сирано (пишет):
— Робею и дрожу… и некуда мне деться
С моей любовью к вам… при вас, моя любовь!
О боже! А она звала его на свидание, чтобы какому-то там красавчику не попортили физиономию.
— Скажите, ну а вдруг он, этот человек,
Красив, но не умен? Вас не пугает встреча?
— Я сохраню вам вашего красавца!
Комедия? Да эта его Роксана просто слепа!
Роксана:
И драться он ни с кем не станет на дуэли?
Сирано:
Впредь буду за него я драться!
Ну это уж слишком! Кому может понадобиться парень,который позволяет за себя драться?
— С каким вы мужеством вели себя вчера!
Сирано:
— Я показал вам большее сегодня.
Нет, она его не стоит!
Быть свободным опасно в любом веке, а уж в семнадцатом…
— Пускай мечтатель я!
Мне во сто крат милей
Всех этих подлых благ — мои пустые бредни.
Мой голос одинок, но даже в час последний
Служить он будет мне и совести моей!
Во втором антракте Лариса была грустна и задумчива.
— Она не оправдала твоих надежд?
— У нее есть ещё три действия на то, чтобы прозреть. — Лариса вдруг улыбнулась. — Вот как надо письма писать. А ты…
— А что я?
— «Я тут случайно забрёл в джунгли, и мне пришлось застрелить небольшого горыныча, он зачем-то стоял у меня на дороге, наверное, просто хотел поужинать. Жаль, что я не смог как следует его рассмотреть: было слишком темно, поэтому описать, как он выглядел, не могу. На голографиях они очень красивые».
Я польщен, она помнит.
— Неправда, не писал я, что забрёл случайно.
— Да? Ну это всё равно.
— Ну если всё равно, тогда в чём проблема? — Я немного обиделся.
Лариса засмеялась.
Третье действие.
— Так, значит, вы теперь, горя желаньем мести,
Хотите взять кузена на войну?
Вы бросите его в опасность там?.. Но есть ли
Здесь тонкость, Антуан?.. Нет, за его вину
Оставьте-ка его с товарищами здесь!
Кузен мой ждет войны, он рад ей, несомненно!
Лишить опасности кузена
— Вот это тонко! Это месть!
Если она такая умная, почему она ничего не понимает?
— Её окно…
Здесь, под балконом, так темно…
Стань вот сюда, и для Роксаны
Я подскажу слова…
Какого дьявола он разыгрывает из себя святого? Влюблённый глупец!
Лариса была рассержена:
— Почему он считает, что она дура? «Не судите наших сочинений», — передразнила она храброго гасконца.
— Просто он скромный, — проблеял я постным тоном профессионального святоши.
— Хвастайся! — сказала Лариса. — Каждый день. Больше никогда не упрекну.
— А почему де Гиш играл с ней в поддавки, ну пока не увидел счастливых новобрачных? Почему он такой легковерный?
— Он не легковерный, — ответила Лариса, улыбнувшись. — Он самоуверенный, думает, что никакая женщина не может перед ним устоять.
— А-аа, — только и сказал я. — Понятно.
Они там осаждают этот несчастный Аррас. И командир у них — подонок. В какой-нибудь глупой пьеске погиб бы Кристиан, а эта парочка прозрела, поженилась и повздыхала на могиле этого красавчика, который некрасноречив, но в общем неплохой парень. А так… они все умрут.
— Отлично! Хорошо! Посредством нашей крови
В гасконский герб нам первым довелось
Червонной полосой вписать рубец багровый
Среди шести лазоревых полос.
Что ж, господин де Гиш! Не за чужое знамя,
Но мы пойдем на этот раз
За герб, который красен нами,
За герб, краснеющий за вас!
Роксана:
— Не всем же умирать тихонечко, старея…
Не лучше ль в молодости, граф?
Благородные идиоты! Они попали в воронку, и чтобы выбраться из неё, надо проявить слабость, а они не могут. Черт, что такое, я же не девчонка! Гром их разрази!
Испанский офицер:
— Что это за отряд, который так дерётся,
Что даже у врагов находит похвалу?
Сирано:
— Это гвардейцы гасконцы
Карбона Кастель Жалу…
Ещё будет пятое действие — значит, они, на свое несчастье, остались живы. В антракте мы молчали.
— Вчера у короля, за ужином скучая,
Услышал я пророчество одно.
Вдруг кто-то из вельмож сказал о Сирано,
Что вскоре он умрёт на улице… Случайно.
Поздновато «ты повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты».
— Прощайте. Я умру.
Как это просто все! И ново и не ново.
Жизнь пронеслась, как на ветру
Случайно брошенное слово…
. . . . . . . . . . . . .
Роксана:
— Вы лжете! Прошлое выходит из глубин.
И в этом вот письме, в котором день вчерашний,
От Кристиана нет ни строчки ? Ничего?
И эти слезы были ваши?
Сирано (с такой мукой в голосе):
— Но эта кровь была его!
Лариса прижалась ко мне. Я обнял её покрепче.
— Я надпись сочинил на собственной могиле:
Прохожий, стой! Здесь похоронен тот,
Кто прожил жизнь вне всех житейских правил.
Он музыкантом был, но не оставил нот.
Он был философом, но книг он не оставил.
Он астрономом был, но где-то в небе звёздном
Затерян навсегда его учёный след.
Он был поэтом, но поэм не создал!..
Но жизнь свою зато он прожил, как поэт!..
Глава 51
Приехав в парк, я остановился перед домом и посмотрел в небо: след все-таки не затерялся.
Как в серебро луны оправлен сумрак синий!..
Париж средь мрачной тишины…
Как призрак опустевшей сцены…
И входит прямо в горло Сены
Кривой клинок трагической луны!
Я немного постоял, подняв голову, чтобы слезы закатились обратно в глаза.
— Энрик, — услышал я голос профа.
— О! Вы не спите? — откликнулся я.
— Ты уже десять минут назад прошёл через ворота и все ещё не вошёл в дверь. Я забеспокоился. Раньше ты не мечтал под луной, а влетал в дом, чтобы что-нибудь рассказать или, наоборот, спросить.
— Я был в театре, — сказал я тихо. Проф подошёл поближе:
— Они перевернули тебе всю душу?
— Они чуть было не превратили меня в плаксу, — огрызнулся я сердито.
— Ты зря жалеешь, что не являешься эмоциональным тупицей.
— Или настоящим самураем, — в тон ему ответил я.
— Идеальный солдат, — усмехнулся проф. — Пока есть кому им командовать.
— Это ещё почему?
— У него нет воображения.
— Понятно, — прошептал я.
— Послушай совета бывшего тупицы: не становись таким.
Это не кокетство, он всерьёз. Поэтому я промолчал. Я не хотел, чтобы он извинялся. Никогда. Мне опять пришлось сделать несколько глубоких вдохов, тупицей я не стану, но и рыдать не буду.
Проф обнял меня за плечи и повел к дому.
— Жаль, что я не носил тебя на руках.
Хорошо, что он не сказал вслух все, что собирался, это было бы слишком больно.
* * *
Мы собрались на прощальный вечер: Виктор и синьора Будрио возвращались на Новую Сицилию. Наша компания вежливо поздоровалась с приятельницами синьоры Будрио, наводнившими парадную гостиную и столовую. Потом мы стащили пару подносов с канапе и удрали в мою комнату. Проф имел такой несчастный вид… Я мотнул головой в сторону своей берлоги: «присоединяйтесь», он скорчил недовольную гримасу и покачал головой: нельзя, он хозяин дома, так что ему пришлось положить живот свой на алтарь, э-ээ, чего… братских чувств.
В конечном счёте Виктор тоже оказался твёрдым. «Не спеши, — сказал внутренний голос. — Ему ещё столько всего предстоит преодолеть, и ему никто не поможет…» Но он стал для нас своим, и мы надавали ему кучу советов, как надо тренироваться, подарили кимоно (с гербом! Не забывай!) и боккэн: «Давай! Готовься к новым приключениям через год».
* * *
На следующее утро я на «Феррари» отвёз Виктора и его мать на нейтральную этнийскую таможню. Синьора Будрио отвергла мое предложение отвезти их прямо на корабль. Я немного удивился и чуть не проговорился, что у меня уже есть опыт стыковки со звездолётом.
Мы пожали друг другу руки, и мой брат улетел. Вернётся через девять месяцев.
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50