Долгое молчание.
— Мне было девять лет, когда он меня усыновил.
— Он какая-то важная птица в вашем клане?
— Генерал Галларате.
— Я слышал твой разговор с приятелями, прошу прощения, но если ты этого не хотел, вам следовало говорить потише.
— Это не тайна, — ухмыльнулся я.
— Но я так понял, что вы не любопытства ради это затеяли и что вы что-то подобное уже делали.
— Точно.
— Интереснее, чем играть в стрелялки?
— Конечно. Стрельбы нам в реальности хватило, вы же видели.
— И даже ощущал. И что, синьор Мигель Кальтаниссетта этим заинтересуется?
— Не знаю. Может быть, он тоже не читал ваш устав. Иначе не стал бы заключать союзный договор.
— Чем тебе не нравится наш устав?! Сдержаться лейтенанту было тяжело, но он старался.
— Он вам и самому не нравится, по крайней мере, последние два дня. А чем он не нравится мне, я вам скажу после того, как прочитаю.
— А чем он мешает при заключении договоров о союзе? Ещё один раунд борьбы с самим собой — мальчишка покусился на великие незыблемые ценности! Но лейтенант был достаточно умён, чтобы знать, что криком ничего не докажешь. Придётся ему искать аргументы и убеждать меня в своей правоте. Ну пусть попробует. Кремонских детей, наверно, легко убедить в чём угодно. Со мной так не получится.
— Ну тот, кто обманывает и подставляет своих, наверняка не станет держать слово, данное чужому. Я недавно стал считать Кальтаниссетта своими, раньше всё время что-то мешало, но когда меня похитили, точно знал, что меня будут искать и вытаскивать. Хотя фактически я им никто.
— Хм, ты не такое уж плохое вложение капитала.
— Может быть, но я думаю, любого бы искали. Просто для того, чтобы впредь не повторялось или чтобы повторялось пореже. А с вашими, получается, можно делать всё, что угодно, их никто не защитит.
— М-м, мне это никогда не приходило в голову. Я всегда думал, что сдаться — значит потерять честь, а тогда и жить как-то незачем.
— Вы не сами так думали, вас в этом долго убеждали. Причём убеждали со своими довольно грязными целями, и делали это люди, которые произносят слово «честь» с мерзкой ухмылочкой.
— И какие же это грязные цели?
— Ну это очень просто: убедить людей, которые вам ничего не должны, в том, что они ваши вечные неоплатные должники. И заставить их действовать соответствующим образом.
— Хорошо, я тебя понял. Извини, мне надо подумать.
— Угу, только не вздумайте нарушать слово, которое вы дали Торре, а то я в вас разочаруюсь.
— Какая разница, когда я умру? Сейчас или через пару месяцев после обмена пленных?
— Э-э, что у вас всех-всех расстреляют?
— Офицеров — да. Солдат — нет. У вас селенитовые шахты, у нас — терраформирование на Южном континенте.
— Понятно. Терраформировать тоже можно по-разному. — Я привстал. — Лейтенант Веррес, я даю вам свое слово, что приложу все усилия для того, чтобы вас не вернули клану Кремона, если вы сами этого не захотите!
— Что ты можешь сделать? — грустно улыбнулся лейтенант.
— Вы имели возможность убедиться, что не так уж мало, — парировал я, валясь обратно в постель.
О, черт, мне действительно надо лежать! Лейтенант с тревогой посмотрел на меня:
— Ты как?
— Ничего. В самом крайнем случае мне вырастят новое лёгкое и пересадят.
— Не набивайся на это.
— Не буду.
После такой тяжёлой работы: встать, дать слово чести и повалиться назад — надо как следует поспать. Так что оставить в покое лейтенанта было несложно.
Проснулся я потому, что со мной что-то такое медицинское делали. Пришлось дышать какой-то гадостью, да ещё и Мама Маракана выругала:
— Сказано тебе: не вставай!
Потом пришел очень сердитый Торре:
— Теперь ты рвешься на тот свет! Ты, между прочим, не пленный. Выдеру!
— Хорошо быть пленным, — прохрипел я, — я не думал, что это так серьёзно.
— Не пугайте ребёнка, майор Торре! — решительно встала на мою защиту Мама Маракана. Её глаза метали такие молнии!..
— Его напугаешь, — проворчал майор, отступая на заранее подготовленные позиции, — придется позвать вашего сыночка.
— Позовите, — прошептал я, помогая ему углубить окопы до полного профиля, — ещё зимой хотел посмотреть, так не дали.
Теперь я знаю, кто самый главный человек в Джильо-Кастелло.
Меня отвезли обратно в палату.
— Это вы подняли тревогу, чтобы я не загнулся? — спросил я лейтенанта всё тем же хриплым шепотом.
— Ну да.
— Спасибо.
— Брось, кто иначе спасёт мою шкуру?
— Хм.
Умирать он больше не хочет. Это хорошо, но теперь я обязан его спасти, иначе я стану предателем, как эти чертовы кремонские генералы. Плохо только, что я лежу пластом и голосок у меня… Возможности нулевые.
Хорошо, что Алекс с Лео не утерпели и пришли сообщить мне, какой я идиот! Выслушав всё, что мне причиталось, я показал, что совсем не могу говорить, и сделал движение, как будто пишу. Мне сразу же подсунули блокнот и ручку. Я начал писать: «Заткнитесь и читайте молча! Кремона расстреливает всех офицеров, вернувшихся из плена. Я обещал лейтенанту Верресу, что его не отдадут. Попросите от меня Торре, чтобы его не включали в список пленных, а если он откажется, взломайте, черт вас побери, список и уберите его оттуда! Попробуйте спасти остальных. Через профессора или синьора Мигеля!»
— Понятно, — нахмурил брови Лео, переглянувшись с Алексом, — не волнуйся.
— Лежи, разрази тебя гром! — велел Алекс. — Утром придём и расскажем, что у нас получилось.
Поздно вечером пришла Лариса, решила всю ночь бдеть у моей постели. Протестовать не было сил.
Как мне надоело это замкнутое пространство госпиталя, спрятанного на нижнем этаже огромного подземного бункера, в котором может прожить некоторое время всё население Кастелло.
Утром пришла добрая тетя Марта со своими страшными шприцами и обрадовала нас, что мир заключён, бегающую по джунглям роту частью перебили, частью переловили, так что уже можно выбираться на поверхность. Нашла кого радовать, лейтенант помрачнел, а я забеспокоился: успели ли ребята сделать то, о чём я их просил?
Раненых, впрочем, вытащат на поверхность в последнюю очередь: естественно, случись что, нас будет сложно быстро затолкать обратно.
После завтрака ко мне со скандалом прорвались Алекс и Лео. Пока Лео держал дверь — с той стороны в неё стучалась Мама Маракана, Алекс протянул мне блокнот с записью: «Торре не возражает, остальные глухо, нет связи». Я кивнул. Лео отскочил от двери и еле успел поймать Маму Маракана, едва не упавшую на пол нашей палаты. Она быстро обрела свое медицинское достоинство.
— Брысь отсюда! — повелела она ледяным тоном. Лейтенант откровенно веселился, я тоже. Ребята изобразили на лицах самое виноватое выражение и испарились. Зря я веселюсь, рассердившаяся Мама Маракана может не пустить их ко мне ещё раз. И что мы тогда будем делать? То есть они-то как-нибудь переживут, а я?
— Стараешься помалкивать? — спросила Мама Маракана.
Я кивнул.
— Правильно. Рефлексы у тебя здоровые, а вот мозгов совсем нет.
Я помотал головой: наоборот.
Когда Мама Маракана ушла, я прохрипел:
— Вас не будет в списках пленных. Так что все получилось просто.
— А все остальные? Это же не решение проблемы. Я кивнул, сказать что-нибудь ещё я не мог. Кажется, Мама Маракана решила мне отомстить, потому что количество всяких процедур перешло все разумные пределы, как в анекдоте: «…А во время операции можно будет полежать?» Вечером я уже мог вздохнуть, не опасаясь, что сейчас накатится боль и придется сжимать зубы. И голос появился.
Убежище практически опустело, «мирные» жители возвращались к своим домам и повседневным делам. Знаю я, какие у них повседневные дела — охота на всяких ящеров, чтобы не топтали фермерские бананы и ананасы.
Остались только раненые в капсулах, они в анабиозе, им все равно где лежать, и мы с Верресом, я был признан нетранспортабельным, а лейтенанта решили не показывать другим пленным. Нет его, сгорел, ищите среди пепла.
Глава 13
После отбоя по госпиталю, касавшегося теперь только нас с Верресом, в палату просочились два разбойника. Они же — хулиганы, герои обороны Джильо-Кастелло и прочая, и прочая…
— Гвидо караулит в коридоре, — пояснил Лео, — а это Лариса позаботилась. — При свете фонарика он показал мне большущий полиэтиленовый мешок, как оказалось, со всякими фруктами. Смерть от авитаминоза в эту ночь нам точно не грозит. Алекс, кажется, задался целью продемонстрировать лейтенанту Верресу настоящее кальтаниссеттовское гостеприимство, загнанный в угол и не имея возможности бежать, лейтенант сдался на милость победителя. Не станет же он вскрывать себе вены, чтобы не есть виноград.
— Алекс, — прошептал я, — мне лучше говорить поменьше.
— Угу, все понятно. Итак, синьоры, первое собрание заговорщиков объявляется открытым. Уставы и всякие инструкции, имеющие отношение к нашему делу, мы нашли, скачали, прочитали и сравнили. Выводы: во-первых, правила у Джела, Вальгуарнеро и Кальтаниссетта в части прав и обязанностей военнослужащих различаются мало. Ну, например, Джела платит большую пенсию за боевые ранения, а Кальтаниссетта гарантирует лучшее лечение. Льготы семьям погибших различаются, но в целом баш на баш. Законы Вальгуарнеро в этой части представляют собой компиляцию с нас и Джела, некоторые части списаны дословно, причём часто компилятор не потрудился выбрать какой-то один вариант. Не знаю, как они с этим разбираются.
— Не наши проблемы, — заметил я, — дальше.
— Угу, устав Трапани написан лет триста назад и с тех пор не изменялся.
— Алекс, это всё не то. Нас интересует регламентация поведения в бою, в безвыходных положениях, права пленных, а сколько кому потом платят, это не наша забота.
— Э-э, ну ладно. Пропустим. Опять же уставы льва, ястреба и журавля довольно похожи. Офицер отвечает за жизнь своих солдат, в безвыходных ситуациях можно сдаваться в плен. Хм, если бы мне позавчера сказали, что где-то нельзя, я бы не поверил. Кроме того, в определённых обстоятельствах офицер обязан сдать свою часть во избежание бессмысленных потерь. Более или менее соответствует духу конвенций о правах пленных.
— Что значит более или менее?
— Ну наши, например, расстреливают перебежчиков, если поймают, а Джела относится к ним спокойнее, зато они строже спрашивают за неуничтоженные документы, у них за это можно загреметь лет на десять. Журавль делает и то и другое. Устав льва требует выносить своих раненых любой ценой, а наш только оказать им медпомощь, а унести по возможности. Имеется в виду, что их потом обменяют.
— Это ты так думаешь или так написано?
— Так написано.
— Ясно.
— Устав Трапани трепетно относится к жизни офицеров и ни во что не ставит жизнь солдат. Но в плен там сдаваться можно; правда, что тебя выкупят, не гарантируется. Но это уже не важно, их уж нет.
— А теперь начинается самое интересное, я тебя правильно понял?
— Правильно. Уставы Кремоны и Каникатти, оба, во-первых, содержат пункт о всеобщей воинской повинности…
— Ну это понятно, кто же иначе пойдет служить, с такими-то правилами игры? — догадался я.
— А во-вторых, запрещают сдаваться в плен. Но устав Каникатти помягче. Если ты ранен, тебя бросили свои, то, во-первых, тебя вернут, а во-вторых, не будут судить. Здоровый солдат не имеет права сдаваться в плен. А Кремона — это вообще что-то!
— Я уже понял, а лейтенант знает наизусть. А то, что десантники должны добивать собственных раненых, вы выяснили?
— Выяснили, — почти прошептал Алекс севшим голосом. Желание подурачиться, с которым он «открывал заседание», испарилось полностью.
— Берегись, Кремона, у тебя появился смертельный враг! — торжественно произнес как всегда скептически настроенный Лео.
— Я надеялся, что у нее появилось трое врагов, — мягко заметил я.
— Угу, — смутился Лео, — ты меня убедил ещё тогда, на Ористано.
— Что мы будем делать, Энрик?
— Торопыга! — сказал я.
— На себя посмотри! — огрызнулся Алекс.
— Идея такая, я её не сам придумал, а прочитал у У-цзы, у него тоже «Трактат о военном искусстве». Дословно я не помню, но суть дела была такая: его наняли командовать армией государства, у которого было семь соседей и все — враги. Так он объяснил своему нанимателю, как он собирается справиться со всеми этими врагами. Он говорил, например, «они хорошие воины, но каждый из них сражается сам за себя», у каждой армии была какая-то слабость, пользуясь которой он мог её победить, и он это сделал.
— Понятно. Нам придется сделать ту же работу, что и с Каникатти.
— Угу. И даже больше, считай, что тот раз была тренировка. И если вы достанете мне ноутбук, будет здорово. Мы же не на Ористано, диком острове.
— Мораль! — произнес Алекс торжественно. — Всегда вози с собой!
— Я это уже понял, дней пять назад.
Я собирался уже изложить план будущей операции, как в палату тихо проскользнул Торре. Включился свет.
— Та-ак, — угрожающим тоном сказал майор (нет тут Мамы Маракана! А жаль!). — Очень теплая компания!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50