Она почти не смотрела по сторонам. Лишь однажды бабушка остановилась, чтобы сказать несколько ласковых слов дряхлому лакею, обломку прежнего царствования, который единственный из всех присутствующих узнал некогда прославленную Цераленн во Рувиньяк и поклонился ей так почтительно, что можно было услышать, как скрипят его старые кости.
Бесчисленные зеркала отражали пламя свечей, повсюду мелькали развевающиеся шелка, парча, перья, драгоценные камни, золото; холодным ледяным блеском отсвечивали мраморные полы. А вот и роскошная зала для аудиенций их величеств: здесь полы были выложены затейливыми яркими узорами, под потолком горели люстры в виде звезд, а высокие своды, украшенные темно-синей эмалью, переживались россыпями золотых созвездий. В зале собралось множество придворных, и теплый летний воздух пропитался тяжелым запахом мускусных духов, горящего воска и разгоряченных, напудренных тел. Со временем этот запах еще усилится, к нему примешаются ароматы вин, табака, помады, увядающих цветов. Пока же воздух во дворце можно было назвать относительно свежим. В дальнем конце расположился ансамбль музыкантов в пурпурно-золотых камзолах; слышались звуки настраиваемых инструментов. В центре залы возвышался постамент под сине-золотым балдахином, где в двух золоченых креслах восседали Дунулас XIII и королева Лаллазай. Элистэ впилась взглядом в королевскую чету. Дунулас XIII был невысок ростом, упитан; лицо его показалось девушке по-детски легкомысленным. Зато парик завит безупречно, а расшитый золотом розовый парчовый камзол сидит великолепно. И все же в его величестве неуловимо ощущалось какое-то беспокойство, словно он чувствовал себя не в своей тарелке. Осанка короля оставляла желать лучшего, а жесты были на удивление вялыми. Он казался симпатичным, но безвольным добряком. «Вероятно, он целиком находится под влиянием своей жены», – подумала Элистэ. И в самом деле, Дунулас XIII то и дело посматривал на свою супругу, словно ожидал подсказки или поощрения.
Что же королева? Она ни капельки не походила на ту распущенную и коварную шлюху, о которой шла речь в памфлете. Королева Лаллазай показалась Элистэ очень красивой, нежной и удивительно нервной. Зелено-золотое платье, усыпанное изумрудами, подчеркивало миниатюрность ее фигуры. Точеные черты лица, сияющие светлые волосы, нездоровый румянец, горящие неестественным оживлением глаза. Она то и дело перешептывалась со своим врачом и наставником, доктором Зирком. Лейб-медик Зирк, бледнокожий, светловолосый, с бесцветными глазами, был признанным манипулятором капризов ее величества. Это он убедил королеву два года назад добиться падения маркиза во Лавера и точно так же удалил от двора графа во Собринна. Поговаривали, что зависимость королевы от своего лейб-медика объяснялась ее пристрастием к успокаивающим таблеткам и снадобьям, которыми пичкал ее Зирк. Эти лекарства помогали ее величеству приводить в порядок расшатанные нервы – королева говорила, что без снадобий Зирка ей ни за что не дожить до вечера. Другие считали Зирка ее любовником, или верным псом, или злым гением. Врача ненавидели и придворные, и простолюдины.
Бабушка с внучкой стояли в дверях, пока церемониймейстер объявлял других гостей. Наконец он обернулся к графине, она что-то шепнула ему, и по зале разнеслось:
– Ее светлость графиня во Рувиньяк. Благородная госпожа Элистэ во Дерриваль.
Глаза всех присутствующих обратились к ним – имя во Рувиньяк многие еще помнили. На женщину, которая сумела очаровать двух королей, стоило посмотреть, пусть даже и в преклонном возрасте. Сам король с любопытством поднял глаза, желая вновь увидеть мадам «Церу», которая в юности казалась ему благоуханным и сверкающим цветком; когда-то он называл ее «тетушкой».
Элистэ взглянула на бабушку, сохранявшую свою обычную невозмутимость. Лицо под высокой прической было лишено выражения; Цераленн величественно направилась к трону. Элистэ не отставала, стараясь двигаться с грацией и изяществом, которым ее столь тщательно учили. Обе дамы шли по образовавшемуся проходу, и Элистэ чувствовала на себе множество взглядов. Всеобщий интерес, поначалу обращенный к легендарной графине, постепенно перешел на ее юную спутницу. Элистэ заметила в устремленных на нее взглядах любопытство, холодную оценку, готовность вынести безжалостный приговор. С обеих сторон слышался приглушенный гул голосов. Она знала, что это обсуждают ее. Возможно, обнаруживают в ней массу недостатков! Девушка почувствовала, как кровь приливает к лицу. Нет, так нельзя. Она не может позволить себе покраснеть, словно глупая деревенская девчонка. Усилием воли Элистэ заставила себя сосредоточиться на походке и перешла на заученный балетный шаг, которым восхитился бы самый придирчивый учитель. Уловка помогла – напряжение мешало ей прислушиваться к голосам, и краска отлила от лица. Приблизившись к подножию трона, бабушка и внучка присели в глубоком реверансе. Элистэ осталась склоненной, а Цераленн распрямилась и произнесла положенные слова приветствия. Король протянул руку, и Элистэ коснулась ее губами, не осмеливаясь поднять глаза. Зато когда пришел ее черед целовать руку королевы, девушка быстро взглянула на ее величество и увидела, что Лаллазай, славившаяся тонким вкусом в вопросах моды, с неприкрытым женским интересом разглядывает платье и головной убор своей новой фрейлины. Судя по всему, дела шли неплохо.
Элистэ видела, как король тепло сжал руку ее бабушки. Затем она и Цераленн грациозно отступили, чтобы занять место в толпе придворных, ожидая, пока закончится церемония представлений вновь прибывших. Некоторое время Элистэ смотрела только на королевскую чету. С благоговением она наблюдала, как король и королева протягивали руки для поцелуя бесконечной череде Возвышенных. Постепенно возбуждение девушки улеглось, восторг пошел на убыль, и она вновь начала обращать внимание на окружающих. Взгляд ее заскользил по зале, перебегая с фигуры на фигуру. Элистэ даже заметила несколько знакомых лиц. Недалеко от нее стоял упитанный круглолицый во Льё в'Ольяр – первый богач королевства, владелец черно-желтого экипажа, равного которому не было во всем Шеррине. Слева от трона Элистэ увидела мадам во Бельсандр, сиявшую своей смуглой красотой, которую оттеняло лимонного цвета парчовое платье. Рядом с красавицей, положив руку ей на талию, стоял мужчина с крепким торсом борца и слегка наметившимся брюшком. Его широкое мужественное лицо представляло собой копию лица Дунуласа XIII, только как бы чуть-чуть закаленную в огне: решительно вздернутый нос, волевые губы, каменная челюсть. Это несомненно был ветреный брат короля герцог Феронтский. Он славился чудовищным аппетитом и неутомимостью в любовных забавах. Если Дунулас XIII был вял и безволен, то герцог отличался решительностью и непреклонностью. Многие считали, что именно ему следовало бы стать королем. Популярность герцога была так велика, что менее доверчивый монарх наверняка постарался бы устранить столь опасного соперника. Но добродушный Дунулас настолько верил во всеобщее обожание, что слава младшего брата его лишь радовала. А посему ничто не мешало герцогу развлекать и эпатировать двор своими похождениями. Элистэ заметила, что Феронт не сводит с нее взгляда, его темные глаза беззастенчиво шарили по ее лицу и фигуре. Некоторые кавалеры вели себя точно так же, но куда менее дерзко. Увидев, что новая фрейлина заметила его взгляд, герцог Феронтский улыбнулся, оскалив хищные белоснежные зубы. Будь он хоть десять раз герцог, подобной наглости терпеть было нельзя, и Элистэ строго сдвинула брови. Затем, вздернув подбородок, отвернулась, но перед этим успела уловить во взгляде мадам во Бельсандр обиду и изумление.
«Теперь эта дама будет меня ненавидеть, ну и пусть», – подумала она.
Наконец церемония представлений закончилась. Король Дунулас подал знак, и оркестр начал играть вижуиль – новый танец, недавно вошедший в моду. Легкая изящная музыка так и манила пуститься в пляс, но этикет требовал, чтобы начало празднеству положила королевская чета. Подчиняясь церемониалу, король неохотно поднялся и предложил королеве руку. Дунулас отлично знал, что его неуклюжесть более всего бросается в глаза во время танца. Рядом с полным, нескладным королем – его супруга казалась невесомой и изящной, словно русалка в морских волнах. Король угрюмо топал ногами, сосредоточенно сдвинув брови и шевеля губами, отсчитывая такт. Обязанности монарха и супруга требовали от него подвергнуться этой мучительной, но необходимой процедуре. Затем, когда с пыткой будет покончено, он сможет в каком-нибудь укромном уголке побеседовать со своими друзьями во Льё в'Ольяром и во Брайонаром об охоте, собаках и скачках. Ближе к концу танца лицо Дунуласа просветлело. Вот музыка стихла, и зал разразился аплодисментами. Король проводил супругу к трону, неловко поклонился и ретировался. Музыканты заиграли вновь – на сей раз быстрый, легкий танец, который назывался лантианское дриннадо. Этикет и обычай позволяли королеве выбирать партнеров по своему вкусу, поэтому вокруг трона немедленно собралась целая толпа кавалеров.
По мнению людей консервативных, Лаллазай слишком вольно пользовалась предоставленным ей правом. Королеве, супруге монарха, не пристало танцевать с многочисленными партнерами. Было бы еще полбеды, если бы Лаллазай выбирала седых стариков с безупречной репутацией и малопривлекательной наружностью, но королева вела себя иначе, – она предпочитала танцевать с самыми легкомысленными из придворных красавцев. Эти молодые люди беззастенчиво флиртовали с ней, шутили, осыпали комплиментами, словно она была не царственной особой, а какой-нибудь гризеткой. Вот и сейчас королева стояла, окруженная галдящей толпой ухажеров, с пылающим лицом и горящими глазами. Она обмахивалась веером и весело смеялась, запрокидывая голову. Многим в зале такое поведение казалось недостойным, если не сказать хуже. Подобная вольность, скорее всего, носила совершенно невинный характер, однако сильно вредила репутации королевы, в особенности среди мелких буржуа и крестьянства. Эту антипатию любовно лелеяли многочисленные враги престола, начиная с иностранных шпионов и кончая смутьянами и профессиональными агитаторами, в том числе весьма неразборчивыми в средствах – вроде бешеного Уисса в'Алёра.
Элистэ увидела, как королева игриво шлепнула веером по плечу одного из кавалеров. Избранник ее величества отвесил низкий поклон, предложил руку, и они присоединились к парам, танцевавшим дриннадо. Прочие претенденты остались стоять возле трона красавицы королевы, славившейся своим кокетством. Бал только начался, и они надеялись, что у каждого из них еще будет свой шанс.
Элистэ ощутила нечто вроде зависти. Не так уж плохо быть окруженной целой толпой поклонников! Разумеется, Лаллазай – королева, хоть ведет себя и не слишком достойно, но ее высокий ранг дает ей несомненные преимущества. Интересно, если б не ореол монаршего сияния, пользовалась бы она таким успехом? Еще больше Элистэ занимал вопрос, выпадет ли успех на долю новой фрейлины Чести? В провинции Фабек Элистэ во Дерриваль считалась несравненной красавицей, но сумеет ли она подтвердить эту репутацию при дворе, среди изысканных кавалеров, умников и вершителей судеб?
«А вдруг меня никто не пригласит?»
Танцующие пары заполнили уже весь зал, а Элистэ все еще стояла на месте, не замеченная и не приглашенная.
«Неужели приезд ко двору был ошибкой? Может, вернуться домой? Что подумают домашние, если я вернусь? Может, сказать, что я заболела? А что, если прямо сейчас упасть в обморок? Нет, мадам мне провести не удастся. Не ускользнуть ли тихонько, пока она не смотрит? Хотя нет, у меня еще есть шанс. Все восхищаются бабушкой, и по праву. Сначала пригласят ее, а потом меня».
И верно, перед мадам во Рувиньяк как раз склонился какой-то кавалер. Элистэ разглядела лишь серебристый парик да багрового цвета камзол. Но тут мужчина распрямился, и брови Элистэ изумленно поползли вверх – такого красивого старика она в жизни не видывала. Высокий, ростом не ниже Дрефа сын-Цино, стройный, длинноногий, с мужественной осанкой кавалериста. Ему, должно быть, лет шестьдесят пять, а то и семьдесят – сеть тонких морщин вокруг глаз выдавала возраст, в углах рта залегли жесткие складки, руки покрыты венами; над безупречной белизной жабо виднелась морщинистая шея. Зато глаза под седыми бровями пронзительно голубые, а лицо загорелое и моложавое. Элистэ не сводила глаз с этого будто выточенного резцом скульптора лица, а волосы, которые она приняла за серебряный парик, на самом деле оказались настоящими, даже не припудренными, собранными сзади в косичку.
Девушка забыла о своих тревогах, ибо пожилой господин явно заслуживал особого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Бесчисленные зеркала отражали пламя свечей, повсюду мелькали развевающиеся шелка, парча, перья, драгоценные камни, золото; холодным ледяным блеском отсвечивали мраморные полы. А вот и роскошная зала для аудиенций их величеств: здесь полы были выложены затейливыми яркими узорами, под потолком горели люстры в виде звезд, а высокие своды, украшенные темно-синей эмалью, переживались россыпями золотых созвездий. В зале собралось множество придворных, и теплый летний воздух пропитался тяжелым запахом мускусных духов, горящего воска и разгоряченных, напудренных тел. Со временем этот запах еще усилится, к нему примешаются ароматы вин, табака, помады, увядающих цветов. Пока же воздух во дворце можно было назвать относительно свежим. В дальнем конце расположился ансамбль музыкантов в пурпурно-золотых камзолах; слышались звуки настраиваемых инструментов. В центре залы возвышался постамент под сине-золотым балдахином, где в двух золоченых креслах восседали Дунулас XIII и королева Лаллазай. Элистэ впилась взглядом в королевскую чету. Дунулас XIII был невысок ростом, упитан; лицо его показалось девушке по-детски легкомысленным. Зато парик завит безупречно, а расшитый золотом розовый парчовый камзол сидит великолепно. И все же в его величестве неуловимо ощущалось какое-то беспокойство, словно он чувствовал себя не в своей тарелке. Осанка короля оставляла желать лучшего, а жесты были на удивление вялыми. Он казался симпатичным, но безвольным добряком. «Вероятно, он целиком находится под влиянием своей жены», – подумала Элистэ. И в самом деле, Дунулас XIII то и дело посматривал на свою супругу, словно ожидал подсказки или поощрения.
Что же королева? Она ни капельки не походила на ту распущенную и коварную шлюху, о которой шла речь в памфлете. Королева Лаллазай показалась Элистэ очень красивой, нежной и удивительно нервной. Зелено-золотое платье, усыпанное изумрудами, подчеркивало миниатюрность ее фигуры. Точеные черты лица, сияющие светлые волосы, нездоровый румянец, горящие неестественным оживлением глаза. Она то и дело перешептывалась со своим врачом и наставником, доктором Зирком. Лейб-медик Зирк, бледнокожий, светловолосый, с бесцветными глазами, был признанным манипулятором капризов ее величества. Это он убедил королеву два года назад добиться падения маркиза во Лавера и точно так же удалил от двора графа во Собринна. Поговаривали, что зависимость королевы от своего лейб-медика объяснялась ее пристрастием к успокаивающим таблеткам и снадобьям, которыми пичкал ее Зирк. Эти лекарства помогали ее величеству приводить в порядок расшатанные нервы – королева говорила, что без снадобий Зирка ей ни за что не дожить до вечера. Другие считали Зирка ее любовником, или верным псом, или злым гением. Врача ненавидели и придворные, и простолюдины.
Бабушка с внучкой стояли в дверях, пока церемониймейстер объявлял других гостей. Наконец он обернулся к графине, она что-то шепнула ему, и по зале разнеслось:
– Ее светлость графиня во Рувиньяк. Благородная госпожа Элистэ во Дерриваль.
Глаза всех присутствующих обратились к ним – имя во Рувиньяк многие еще помнили. На женщину, которая сумела очаровать двух королей, стоило посмотреть, пусть даже и в преклонном возрасте. Сам король с любопытством поднял глаза, желая вновь увидеть мадам «Церу», которая в юности казалась ему благоуханным и сверкающим цветком; когда-то он называл ее «тетушкой».
Элистэ взглянула на бабушку, сохранявшую свою обычную невозмутимость. Лицо под высокой прической было лишено выражения; Цераленн величественно направилась к трону. Элистэ не отставала, стараясь двигаться с грацией и изяществом, которым ее столь тщательно учили. Обе дамы шли по образовавшемуся проходу, и Элистэ чувствовала на себе множество взглядов. Всеобщий интерес, поначалу обращенный к легендарной графине, постепенно перешел на ее юную спутницу. Элистэ заметила в устремленных на нее взглядах любопытство, холодную оценку, готовность вынести безжалостный приговор. С обеих сторон слышался приглушенный гул голосов. Она знала, что это обсуждают ее. Возможно, обнаруживают в ней массу недостатков! Девушка почувствовала, как кровь приливает к лицу. Нет, так нельзя. Она не может позволить себе покраснеть, словно глупая деревенская девчонка. Усилием воли Элистэ заставила себя сосредоточиться на походке и перешла на заученный балетный шаг, которым восхитился бы самый придирчивый учитель. Уловка помогла – напряжение мешало ей прислушиваться к голосам, и краска отлила от лица. Приблизившись к подножию трона, бабушка и внучка присели в глубоком реверансе. Элистэ осталась склоненной, а Цераленн распрямилась и произнесла положенные слова приветствия. Король протянул руку, и Элистэ коснулась ее губами, не осмеливаясь поднять глаза. Зато когда пришел ее черед целовать руку королевы, девушка быстро взглянула на ее величество и увидела, что Лаллазай, славившаяся тонким вкусом в вопросах моды, с неприкрытым женским интересом разглядывает платье и головной убор своей новой фрейлины. Судя по всему, дела шли неплохо.
Элистэ видела, как король тепло сжал руку ее бабушки. Затем она и Цераленн грациозно отступили, чтобы занять место в толпе придворных, ожидая, пока закончится церемония представлений вновь прибывших. Некоторое время Элистэ смотрела только на королевскую чету. С благоговением она наблюдала, как король и королева протягивали руки для поцелуя бесконечной череде Возвышенных. Постепенно возбуждение девушки улеглось, восторг пошел на убыль, и она вновь начала обращать внимание на окружающих. Взгляд ее заскользил по зале, перебегая с фигуры на фигуру. Элистэ даже заметила несколько знакомых лиц. Недалеко от нее стоял упитанный круглолицый во Льё в'Ольяр – первый богач королевства, владелец черно-желтого экипажа, равного которому не было во всем Шеррине. Слева от трона Элистэ увидела мадам во Бельсандр, сиявшую своей смуглой красотой, которую оттеняло лимонного цвета парчовое платье. Рядом с красавицей, положив руку ей на талию, стоял мужчина с крепким торсом борца и слегка наметившимся брюшком. Его широкое мужественное лицо представляло собой копию лица Дунуласа XIII, только как бы чуть-чуть закаленную в огне: решительно вздернутый нос, волевые губы, каменная челюсть. Это несомненно был ветреный брат короля герцог Феронтский. Он славился чудовищным аппетитом и неутомимостью в любовных забавах. Если Дунулас XIII был вял и безволен, то герцог отличался решительностью и непреклонностью. Многие считали, что именно ему следовало бы стать королем. Популярность герцога была так велика, что менее доверчивый монарх наверняка постарался бы устранить столь опасного соперника. Но добродушный Дунулас настолько верил во всеобщее обожание, что слава младшего брата его лишь радовала. А посему ничто не мешало герцогу развлекать и эпатировать двор своими похождениями. Элистэ заметила, что Феронт не сводит с нее взгляда, его темные глаза беззастенчиво шарили по ее лицу и фигуре. Некоторые кавалеры вели себя точно так же, но куда менее дерзко. Увидев, что новая фрейлина заметила его взгляд, герцог Феронтский улыбнулся, оскалив хищные белоснежные зубы. Будь он хоть десять раз герцог, подобной наглости терпеть было нельзя, и Элистэ строго сдвинула брови. Затем, вздернув подбородок, отвернулась, но перед этим успела уловить во взгляде мадам во Бельсандр обиду и изумление.
«Теперь эта дама будет меня ненавидеть, ну и пусть», – подумала она.
Наконец церемония представлений закончилась. Король Дунулас подал знак, и оркестр начал играть вижуиль – новый танец, недавно вошедший в моду. Легкая изящная музыка так и манила пуститься в пляс, но этикет требовал, чтобы начало празднеству положила королевская чета. Подчиняясь церемониалу, король неохотно поднялся и предложил королеве руку. Дунулас отлично знал, что его неуклюжесть более всего бросается в глаза во время танца. Рядом с полным, нескладным королем – его супруга казалась невесомой и изящной, словно русалка в морских волнах. Король угрюмо топал ногами, сосредоточенно сдвинув брови и шевеля губами, отсчитывая такт. Обязанности монарха и супруга требовали от него подвергнуться этой мучительной, но необходимой процедуре. Затем, когда с пыткой будет покончено, он сможет в каком-нибудь укромном уголке побеседовать со своими друзьями во Льё в'Ольяром и во Брайонаром об охоте, собаках и скачках. Ближе к концу танца лицо Дунуласа просветлело. Вот музыка стихла, и зал разразился аплодисментами. Король проводил супругу к трону, неловко поклонился и ретировался. Музыканты заиграли вновь – на сей раз быстрый, легкий танец, который назывался лантианское дриннадо. Этикет и обычай позволяли королеве выбирать партнеров по своему вкусу, поэтому вокруг трона немедленно собралась целая толпа кавалеров.
По мнению людей консервативных, Лаллазай слишком вольно пользовалась предоставленным ей правом. Королеве, супруге монарха, не пристало танцевать с многочисленными партнерами. Было бы еще полбеды, если бы Лаллазай выбирала седых стариков с безупречной репутацией и малопривлекательной наружностью, но королева вела себя иначе, – она предпочитала танцевать с самыми легкомысленными из придворных красавцев. Эти молодые люди беззастенчиво флиртовали с ней, шутили, осыпали комплиментами, словно она была не царственной особой, а какой-нибудь гризеткой. Вот и сейчас королева стояла, окруженная галдящей толпой ухажеров, с пылающим лицом и горящими глазами. Она обмахивалась веером и весело смеялась, запрокидывая голову. Многим в зале такое поведение казалось недостойным, если не сказать хуже. Подобная вольность, скорее всего, носила совершенно невинный характер, однако сильно вредила репутации королевы, в особенности среди мелких буржуа и крестьянства. Эту антипатию любовно лелеяли многочисленные враги престола, начиная с иностранных шпионов и кончая смутьянами и профессиональными агитаторами, в том числе весьма неразборчивыми в средствах – вроде бешеного Уисса в'Алёра.
Элистэ увидела, как королева игриво шлепнула веером по плечу одного из кавалеров. Избранник ее величества отвесил низкий поклон, предложил руку, и они присоединились к парам, танцевавшим дриннадо. Прочие претенденты остались стоять возле трона красавицы королевы, славившейся своим кокетством. Бал только начался, и они надеялись, что у каждого из них еще будет свой шанс.
Элистэ ощутила нечто вроде зависти. Не так уж плохо быть окруженной целой толпой поклонников! Разумеется, Лаллазай – королева, хоть ведет себя и не слишком достойно, но ее высокий ранг дает ей несомненные преимущества. Интересно, если б не ореол монаршего сияния, пользовалась бы она таким успехом? Еще больше Элистэ занимал вопрос, выпадет ли успех на долю новой фрейлины Чести? В провинции Фабек Элистэ во Дерриваль считалась несравненной красавицей, но сумеет ли она подтвердить эту репутацию при дворе, среди изысканных кавалеров, умников и вершителей судеб?
«А вдруг меня никто не пригласит?»
Танцующие пары заполнили уже весь зал, а Элистэ все еще стояла на месте, не замеченная и не приглашенная.
«Неужели приезд ко двору был ошибкой? Может, вернуться домой? Что подумают домашние, если я вернусь? Может, сказать, что я заболела? А что, если прямо сейчас упасть в обморок? Нет, мадам мне провести не удастся. Не ускользнуть ли тихонько, пока она не смотрит? Хотя нет, у меня еще есть шанс. Все восхищаются бабушкой, и по праву. Сначала пригласят ее, а потом меня».
И верно, перед мадам во Рувиньяк как раз склонился какой-то кавалер. Элистэ разглядела лишь серебристый парик да багрового цвета камзол. Но тут мужчина распрямился, и брови Элистэ изумленно поползли вверх – такого красивого старика она в жизни не видывала. Высокий, ростом не ниже Дрефа сын-Цино, стройный, длинноногий, с мужественной осанкой кавалериста. Ему, должно быть, лет шестьдесят пять, а то и семьдесят – сеть тонких морщин вокруг глаз выдавала возраст, в углах рта залегли жесткие складки, руки покрыты венами; над безупречной белизной жабо виднелась морщинистая шея. Зато глаза под седыми бровями пронзительно голубые, а лицо загорелое и моложавое. Элистэ не сводила глаз с этого будто выточенного резцом скульптора лица, а волосы, которые она приняла за серебряный парик, на самом деле оказались настоящими, даже не припудренными, собранными сзади в косичку.
Девушка забыла о своих тревогах, ибо пожилой господин явно заслуживал особого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119