Его тоже нет.
— Чертовщина!
Полина в сердцах опустила трубку. Но уже через мгновение раздражение прошло. Настроение было по-прежнему приподнятым. Великолепным.
Кароля Батори она встречала во всеоружии и даже с некоторым нетерпением.
— Мы можем ехать?
— Лететь. Я раздобыл вертолет.
— Ничего себе! Это так просто?
— Совсем не просто. Но я же сказал: не привыкать. Экскурсии — мое хобби. И дополнительный заработок. Потому необходимые контакты налажены.
— Это радует.
Через сорок минут они добрались до маленького военного аэродрома на окраине Бухареста и, беспрепятственно миновав неприступный с виду контрольно-пропускной пункт, оказались на летном поле.
Прошло еще несколько минут — и тяжелый, оглушительно ревущий вертолет, медленно набрав высоту, взял курс на Поенари.
Говорить в крохотном салоне было невозможно, к тому же вертолет нещадно трясло и бросало из стороны в сторону.
Полет обещал быть не слишком комфортным.
Однако и это обстоятельство нимало не испортило настроения.
Разглядывая в иллюминатор проплывающие внизу окрестности Бухареста, Полина что-то напевала себе под нос.
Ей было невдомек, что в то же самое время в небе Румынии парит еще одна механическая стрекоза.
Правда, значительно легче, миниатюрнее и удобнее той, что несла теперь их в прозрачной небесной сини.
На том борту к развалинам Поенарского замка направлялись еще два человека, в надежде отыскать ответ на вопрос, одинаково вроде бы волнующий всех четверых.
Но — Боже правый! — какими разными были волнения каждого!
Какими непохожими!
Тайные размышления

"…Силы небесные, как?!
Как это могло случиться?!
Нет, невозможно.
Невозможно по определению.
Этого не должно было произойти.
Этого не может быть.
Однако — произошло. Однако — это есть. И никуда от этого не деться.
Чертов самовлюбленный выродок. Я, я, я!!! Не кто-то, а именно я.
Идиот, уверовавший в собственную исключительность. Возомнивший себя гением. Полагавший, что обманул всех.
Обманул, запугал и может теперь водить за нос сколь угодно долго. До той поры, пока…
А кстати, пока — что?
На что ты, собственно, рассчитывал, маленький ублюдок?
То есть как — на что?
Нужно было просто выиграть время. Найти немного денег. Но главное — отвадить всех от того места.
Боже правый, если бы только чертовы развалины не были рядом! Они же, как мухи на кучу навоза, слетались на эту груду камней.
Искали. Рыли. Пророчили.
Что, спрашивается, пытались доказать? Зачем?!
«Во имя исторической справедливости…»
«Защищая честь героя…»
Кретины!
Какое ему теперь до всего этого дело? Шесть сотен лет прошло, кости и те почти истлели.
Что ему, кто бы он ни был на самом деле, мирская возня?
Жарится на сковородке у сатаны, или пьет нектар с ангелами — все едино.
Будь он проклят! Дважды предавший. Когда-то — ее, а нынче — меня.
Будь ты проклят! Слышишь, Пронзатель? Каково тебе теперь? Это ведь не только меня, это и тебя раскусили сегодня. А? Молчишь. Корчишься в судорогах, я знаю.
А откуда, собственно, я это знаю? Не дано мне этого знать.
Зато другое — очевидно. Это не он вовсе, это я корчусь теперь в судорогах. В бессильной злобе, как пишут в плохих романах.
Но почему же бессильной?
И он… Кстати, он тоже наверняка корчился так же, когда отступал под ударами турок, юлил и пресмыкался перед султаном, в бешенстве разрывал свежую могилу родного брата, убитого своими же вассалами, венчался с нелюбимой, чах в золоченой клетке короля Матьяша, отрекался от веры отцов…
Корчился наверняка. И еще как!
А потом? Что — потом? Потом приходил в себя и…
Что — и?..
Начинал все сначала.
Убивал. Убивал. Убивал.
И все в конце концов отступали.
Все-е-е.
А я? Я — что же? Я, выходит, отступаю?
Да. Но что теперь можно сделать? Разве что-то можно сделать теперь? Они все знают.
Они? А сколько их? Горстка. И потом, что, собственно, они знают? Главное им неведомо. Значит…
Значит — что?
То есть как это — что? Надо продолжать. Не пугаться, не трусить самому! Вот что надо.
Действительно! Что это я раскис?
Тем более пока… Пока — черт побери! — все складывается в мою пользу… Мы здесь вдвоем. Всего лишь вдвоем. И я вне подозрений. Кто же, скажите на милость, помешает сделать все, как обычно? Это даже проще, чем то, что уже сделано. К тому же, вполне вероятно, это станет последним штрихом. Трое — впрочем, тогда их будет уже двое — задумаются. Одно дело — рассуждать о чужих смертях, совсем другое — когда гибнет близкий.
Однако — стоп! Особенно уповать на это не стоит. И вообще не стоит загадывать. Забегать вперед.
Действовать надо поэтапно. Медленно, но неумолимо. Как он. И не паниковать.
Их всего лишь трое…
Четвертый — со всей своей смешной камарильей — сам по себе. И не станет лезть на рожон. Нет, не станет. Он не из таковских.
Только эти трое.
Впрочем, можно считать, что уже и не трое вовсе…"
Человек, легко и пружинисто идущий по узкой тропе, внезапно остановился, склонился к земле. И посторонился.
— Я сейчас. Кажется, растер ногу. Черт! Идите вперед. Попробую переодеть носок.
Легким, едва уловимым движением говоривший достал из кармана тонкую перчатку, ловко натянул ее на руку.
Жесты были быстрыми и отточенными.
Через мгновение он уже готов был стремительно рвануться вперед, настигая того, к кому только что обращался.
Но — не успел.
Сокрушительный удар обрушился сзади, поверг на землю.
Впрочем, сам он ничего так и не понял.
Вдруг и сразу померк яркий солнечный свет.
И бездонная, непроглядная распахнула перед ним свои объятия тьма.
Работа над ошибками

Яхта по имени «Смерть».
Это снова была она.
Красавица яхта, по странной прихоти хозяина названная одним из имен смерти.
Или — ада, преисподней.
Или — реки, несущей свинцовые воды прямиком в царство мертвых.
Много значений было у имени «Ахерон», но за каждым из них маячили во тьме веков мрачные, зловещие символы.
Яхта же, напротив, была на удивление светлой, нарядной и праздничной.
Возможно, на чей-то взыскательный вкус, даже чересчур.
Однако ж нынешним вечером люди, собравшиеся на борту «Ахерона», ничего этого не замечали.
Или не хотели замечать.
Ни грозного, пугающего имени.
Ни помпезной, бьющей через край роскоши.
— Вы плохо себя чувствуете, Полина?
Во взгляде Стивена Мура плескалась тревога.
Полина и впрямь выглядела сейчас не лучшим образом.
— Плохо. Но это совсем не то, о чем вы думаете, Стив.
— А о чем, по-вашему, я сейчас думаю?
— О том, что я здорово переволновалась — да что там переволновалась! — перепугалась за те мгновения, пока вы мужественно спасали меня, сокрушая современного упыря. И до сих пор не могу прийти в себя.
— А это не так?
— Не так. То есть, разумеется, и переволновалась, и перепугалась, но плохо мне сейчас совсем не поэтому.
— Почему же?
— Неужели не ясно?
— Мне — ясно. Недуг, которым, очевидно, страдает наша прекрасная леди, называется — самоедство. — Лорд Джулиан смотрел ласково, однако едва заметная ирония сквозила в этом взгляде.
— Вы правы, ваша светлость. Как, впрочем, и всегда.
— Бросьте, Полли. От ошибок в нашем деле не застрахован никто.
— Не слишком убедительно, Стив, хотя и гуманно. Такие ошибки непозволительны. Тем более в нашем деле. Потому что обычно за них приходится расплачиваться жизнью. Хорошо, если только своей.
— Но не пришлось же?
— Благодаря вам.
— Тогда уж — Костасту.
— Спасибо, Стив. Однако, если уж говорить об ошибках, изначально во всем виноват именно я.
— С какой это стати?
— Очень просто. Стоило только вспомнить, где раньше видел этот странный крест — были же какие-то смутные сомнения в глубине души! — и не пришлось бы Полине так рисковать. Все разрешилось бы гораздо раньше.
— Ну, что ж теперь об этом толковать. Слава Богу, разрешилось теперь. И вполне благополучно.
— Послушайте, друзья мои, у меня сейчас такое чувство, будто перелистываю книгу, в которой не хватает нескольких страниц. А книга интересная, и, откровенно говоря, я был бы совсем не прочь прочесть ее полностью. Полагаю, нечто похожее испытывает и господин аль Камаль.
— Справедливо полагаете, сэр Энтони. Скажу больше: в моей книге нет большинства страниц, подавляющего большинства. И это досадно.
— Иными словами, Энтони, ты хочешь, чтобы кто-то из нас исполнил роль мисс Марпл?
— Мисс Марпл?
— Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро… Словом, той персоны, которая в конце детективного романа собирает всех героев у камина, потягивает виски или разливает чай и расставляет все по своим местам.
— Вот именно, Стив, вот именно. Этого я и хочу. Понимаю, что вы с Полли и Костасом уже обсудили все на обратном пути, то есть — продолжая аналогию — моя книга вами давно прочитана и усвоена. Однако смиренно прошу потешить старика Джулиана и нашего уважаемого хозяина.
— Откровенно говоря, на обратном пути мы были не в состоянии что-либо обсуждать. Тем более — досконально, так, чтобы окончательно усвоить…
— Тем более, Стив.
— Да, тем более… Что ж, Полли, у вас хватит сил расставить все по своим местам?
— Почему — я?
— У вас лучше получится.
— На самом деле вы надеетесь, что это отвлечет меня от процесса самоедства?
— А хоть бы и так! Что в этом плохого?
— Действительно, Полли! И — вот что! — прежде чем начать, промочите-ка горлышко.
Лорд Джулиан неожиданно легко поднялся из глубокого кресла, стремительно пересек просторный салон и, оказавшись у стойки бара, собственноручно плеснул в низкий тяжелый стакан с толстым дном немного золотистой жидкости.
— Благодарю, Энтони, но, откровенно, не слишком люблю виски.
— Вы можете не любить виски вообще, Полли. Но это «Balblair» из моих личных запасов. Отрываю, можно сказать, от сердца. С кровью.
— Ну, будь по-вашему, давайте свой «Balblair»… Напиток на самом деле оказался удивительно мягким и отчасти даже приятным на вкус.
— Итак, обо всем по порядку.
И потому — прежде немного истории.
Обратимся к прошлому.
Далекому.
Год 1462-й.
Бесконечное противостояние валашского правителя и — страшно сказать — самого турецкого султана Мехмеда Завоевателя в этом году оборачивается поражением Влада Третьего.
Армия его разбита.
Сам же валашский господарь, осажденный в своей любимой резиденции — Поенари, умудряется бежать прямо из-под носа у турок.
Здесь кончается собственно история и… начинаются легенды.
Согласно им, Влад покинул крепость в одиночестве, то ли не пожелав, то ли не имея возможности захватить с собой молодую женщину, жившую с ним в ту пору «как жена». Некоторые сказания, впрочем, называют ее женой без всякого «как».
Однако историки с этим не согласны.
Официально Влад Дракул был женат лишь однажды, на кузине венгерского короля Матьяша, имел от нее сыновей, наследовавших после его смерти валашский престол.
Между прочим, дети — косвенное опровержение «вампирской» версии Стокера. «Классические» вампиры по всем оккультным канонам потомства не имеют.
Однако это так, к слову.
Рассмотрим ситуацию с «двоеженством» Дракулы.
Историки стоят на своем.
Но легенды не менее последовательны и упрямы.
Каждая на свой лад передает историю молодой женщины, оставленной в осажденной крепости. Мысль о турецком плене страшила ее больше смерти — и несчастная выбирает смерть, бросившись с крепостной башни в бурный поток Арджеша. С тех пор и поныне местные жители иногда называют его «рекой принцессы».
Словом, я не вижу основания сомневаться в подлинности этого персонажа. И кстати, тот факт, что Дракула вынужден был оставить ее в Поенари, отчасти объясним именно с точки зрения официальной версии. Он бежал не куда-нибудь, а ко двору короля Матьяша, где поджидала его законная, венчанная жена — кузина короля. Как можно было явиться с любовницей?
Надо сказать, история этой трагической любви занимала умы многих, однако никто до сей поры не задался самым, казалось бы, простым вопросом…
— Дети?
— Совершенно верно. Дети.
О детях, рожденных в этом гражданском, как сказали бы теперь, браке, отчего-то никто не подумал.
И напрасно.
Как выяснилось, поенарская принцесса произвела на свет дитя. Девочку, которая, пережив гибель матери и страшный погром, учиненный разъяренными турками в крепости каким-то чудом уцелела. Дальнейшая судьба ее достаточно туманна, однако доподлинно известно, что непризнанная дочь Дракулы благополучно подросла, вышла замуж и оставила потомство.
Таким образом образовалась боковая ветвь рода Драку-лэшти, никому не известная и — возможно, потому — жизнестойкая. Как бы там ни было, она благополучно дотянулась до наших дней, сохранив не только генетическое наследие Влада Дракулы, но и память, что, на мой взгляд, куда более важно.
И практически необъяснимо.
Но это так.
Из поколения в поколение в этом тайном, никем не признанном, да и не претендующем на признание роду передавались две реликвии.
— Крест?
— Да, Костас, крест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54