- Ну, нередко вымысел помогает нам понять правду жизни.
- Зачем же нужно ходить вокруг да около? Почему не говорить о правде жизни напрямую?
- Правду разные люди понимают по-разному.
- Правда - это правда. То, о чем вы говорите, - это фантазия. Воображаемые миры. Скажите мне, - прот склонился над блокнотом, - почему у людей создалось такое странное впечатление, что вера и правда - это одно и то же?
- Потому что иногда правда ранит. Иногда нам надо верить в какую-то лучшую правду.
- Какая же правда может быть лучше, чем сама правда?
- Возможно, есть не один вид правды.
Прот настрочил еще что-то в своем блокноте.
- Правда есть только одна. Правда абсолютна. И избежать ее невозможно, как бы далеко ты от нее ни убежал.
Мне показалось, что произнес он это довольно грустно.
- Есть и другой фактор, - возразил я. - Наши взгляды основываются на несовершенном и противоречивом опыте. Чтобы во всем этом разобраться, нам нужна помощь. Может быть, вы могли бы нам помочь.
Он посмотрел на меня с удивлением:
- Как?
- Расскажите мне еще о вашей жизни на КА-ПЭКСе.
- О чем же вам хотелось бы знать?
- Расскажите мне о ваших друзьях и знакомых.
- Все КАПЭКСиане - мои друзья. Правда, на КА-ПЭКСо нет слова «друг», так же как нет слова «враг».
- Расскажите мне о ком-нибудь из них. О любом, кто первый придет на ум.
- Ну, есть такой брот, а есть мано и свои, и флед, и…
- Кто такой брот?
- Он живет в лесу к РИЛЛу от релдо. Мано…
- Релдо?
- Это деревня возле фиолетовых гор.
- И брот там живет?
- Да, в лесу.
- Почему?
- Потому что орфы обычно живут в лесах.
- А что такое орфы?
- Орфы - это некто между подобными мне существами и тродами. А троды похожи на ваших шимпанзе, только большего размера.
- Вы хотите сказать, что орфы - получеловеческие существа?
- Еще один пример вашей противоречивой терминологии. Но если вы имеете в виду, что орф - наш прародитель, то так оно и есть. Видите ли, мы, в отличие от вас, людей, не уничтожаем наших предков.
- И вы считаете орфов вашими друзьями?
- Конечно.
- А как, между прочим, вы называете на КА-ПЭКСе таких существ, как вы сами?
- Дремеры.
- А сколько различных видов предков между орфами и дремерами?
- Семь.
- И все они до сих пор существуют на КА-ПЭКСе?
- Mais oui!
- Как они выглядят?
- Они прекрасны.
- Вам приходится как-то о них заботиться?
- Иногда только убирать за ними. А в остальном они сами о себе заботятся, как и все наши другие существа.
- Они умеют говорить? Вы их понимаете?
- Разумеется. Все существа умеют говорить. Просто надо знать их язык.
- Хорошо. Продолжайте.
- Мано тихая. Большую часть времени она проводит, изучая наших насекомых. Свои - зеленый и мягкий. Флед…
- Зеленый?
- Ну конечно. Свои - эм. Эмы вроде ваших древесных лягушек, только размером с ваших собак.
- Вы обращаетесь к своим лягушкам по именам?
- А как же еще к ним обращаться?
- Вы хотите сказать, что у вас для всех лягушек на КА-ПЭКСе есть имена?
- Конечно, нет. Только для тех, которых я знаю.
- Так вы знакомы со многими низшими существами?
- Они не «низшие», они просто другие.
- А могли бы вы сравнить эти виды с теми, что у нас на Земле?
- У вас большее видовое разнообразие, чем на КА-ПЭКСе, зато у нас нет хищников. И еще, - он просиял, - нет мух, комаров и тараканов.
- Неужели такое возможно?
- О, поверьте мне, очень даже возможно.
- Хорошо, теперь давайте вернемся к людям.
- На КА-ПЭКСе нет «людей».
- Я хотел сказать, к таким существам, как вы. Э-э-э… дремерам.
- Как пожелаете.
- Расскажите мне о вашей приятельнице мано.
- Я уже сказал, что она увлечена изучением хомов.
- Расскажите мне о ней еще что-нибудь.
- У нее мягкие каштановые волосы, гладкий лоб, и она любит мастерить разные вещи.
- Вы с ней ладите?
- Конечно.
- Лучше, чем с другими капэксианами?
- Я отлично лажу со всеми.
- Неужели среди всех тех дремеров, с которыми вы ладите, нет таких, которые вам нравятся больше всех остальных?
- Мне они все нравятся.
- Назовите хотя бы некоторых из них.
Эта просьба явно была ошибкой. Не успел я остановить прота моим следующим вопросом, как он уже назвал не менее тридцати имен КАПЭКСиан.
- А вы хорошо ладите с вашим отцом?
- Ну что это, джин? Вам нужно что-то делать с вашей памятью. Я могу дать вам несколько советов, если…
- А как насчет вашей матери?
- Конечно.
- Так можно сказать, что вы ее любите?
- Любовь подразумевает ненависть.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Любовь… как… это все из области семантики.
- Хорошо. Давайте посмотрим на этот вопрос с другой стороны. Есть ли там кто-нибудь, кто вам не нравится? Кто-нибудь, кого вы не любите?
- На КА-ПЭКСе все такие же, как я! С чего мне кого-то ненавидеть? Я должен ненавидеть сам себя?
- На Земле есть люди, которые сами себя ненавидят. Те, которые живут не так, как они себе это представляли, и не так, как бы им этого хотелось. Те, кто не достиг в жизни своей цели. Те, кто совершил катастрофические ошибки. Те, которые нанесли ущерб другим людям и потом очень об этом сожалели…
- Я уже говорил вам, что на КА-ПЭКСе никто никого не обижает!
- Даже нечаянно?
- Даже нечаянно!
- Никогда?
- Вы что, глухой? - заорал прот.
- Нет. Я вас прекрасно слышу. Успокойтесь, пожалуйста. Извините, если я вас расстроил.
Прот резко кивнул.
Я знал, что напал на след, но не очень понимал, как лучше всего по нему идти. Пока прот приходил в себя, я заговорил с ним о некоторых наших пациентах, в том числе о Марии и ее защитных «я», - похоже, прота интересовало ее состояние.
Каким путем приходит прозрение? Может, это просто минутное прояснение в мыслях, вечно затуманенных глупостью? И хотя, возможно, побуждения мои не были лишены корысти, так или иначе, я вдруг понял, что наконец-то напал на след. Теперь я точно знал, с чем мне надо было сражаться: с истерической амнезией!
- Прот!
Он медленно разжал кулаки.
- Что?
- Мне сейчас в голову пришла одна мысль.
- Я вас поздравляю, доктор Брюэр.
- Как вы смотрите на то, чтобы во время нашей следующей встречи пройти сеанс гипноза?
- Для чего?
- Назовем это экспериментом. Иногда под гипнозом всплывают те воспоминания и чувства, которые из-за их болезненности старательно подавляются пострадавшим.
- Я помню все, что когда-либо сделал. Так что в гипнозе нет нужды.
- А могли бы вы это сделать для меня - в виде личного одолжения? - Во взгляде прота мелькнуло подозрение. - Почему вы колеблетесь? Вы боитесь гипноза?
Дешевый трюк, но сработал без осечки.
- Конечно, нет!
- В следующую среду? Хорошо?
- Следующая среда - четвертое июля. Вы работаете в американские праздники?
- Боже мой, неужели уже июль? Значит, так: во вторник проверим, как на вас действует гипноз, а сеансы начнем через неделю после этого. Годится?
- Абсолютно, мой уважаемый сэр, - ответил он неожиданно спокойно.
- Вы ведь не собираетесь нас снова покинуть, правда?
- Повторю это в последний раз: нет, не собираюсь - до трех тридцати одной утра семнадцатого августа.
И он вернулся в свое второе отделение, где его радостно встретили, как блудного сына.
На следующее утро прямо у дверей моего кабинета меня ждала Жизель. На ней был тот же самый наряд, что и прежде, а может быть, один из его двойников. И она вся сияла своей мелкозубой улыбкой.
- Почему вы мне не рассказали о проте? - требовательным тоном спросила она.
Я не спал до двух часов ночи, дописывая статью, пришел пораньше на работу, чтобы подготовить речь для торжественного обеда в Ротари-клуб, и еще до конца не пришел в себя после исчезновения прота. А тут еще бой часов в моем кабинете, действующий мне на нервы и напоминающий о том, о чем мне не хотелось бы помнить.
- А что я должен был рассказать? - сердито выпалил я.
- Я решила сделать его центром повествования. С вашего разрешения, конечно.
Я бросил свой распухший портфель на письменный стол.
- А почему именно прота?
Жизель в буквальном смысле слова упала в коричневое кожаное кресло и свернулась там уже знакомым мне калачиком. Я подумал: интересно, она это делает преднамеренно или она понятия не имеет, какое чарующее впечатление эта поза производит на мужчин среднего возраста, особенно страдающих синдромом Брауна? Я теперь начинал понимать, почему она стала такой успешной журналисткой.
- Потому, что он восхищает меня, - сказала Жизель.
- А вы знали, что он мой пациент?
- Мне сказала об этом Бетти. Поэтому я и пришла сюда. Попросить взглянуть на его дело.
Веки ее задрожали, словно крылья экзотической бабочки.
Я сделал вид, что необычайно занят перекладыванием вещей из своего портфеля на заваленный бумагами письменный стол.
- Прот - пациент особый, - сказал я. - Он требует очень деликатного обращения.
- Я буду очень осторожна. Я не сделаю ничего такого, что поставит под удар мою статью. И не стану разглашать никакую секретную информацию, - игриво прошептала она и тут же добавила: - Я знаю, что вы собираетесь писать о нем книгу.
- Кто вам это сказал? - вскрикнул я.
- Ну… он… прот… сказал мне.
- Прот? А кто ему рассказал?
- Я не знаю. Но уверяю вас, моя статья никоим образом не повредит вашей книге. Скорее она даже поспособствует ее публикации. И я покажу вам эту статью, перед тем как отдам ее в редакцию. Так вас устроит?
Я вперился в нее долгим взглядом, пытаясь сообразить, как мне избежать этих малоприятных осложнений. Жизель, похоже, почуяла мои колебания.
- Знаете что, - сказала она. - Я разузнаю, кто он такой, а вы дадите мне материалы для моей статьи. Так будет справедливо?
Жизель попала в десятку и явно это знала.
- И еще деньги на необходимые расходы, - тут же добавила она.
За выходные дни я просмотрел записи всех моих бесед с протом. Все в них указывало на то, что в его прошлом был какой-то акт жестокости, который побудил его к психологическому «побегу» из глубоко ненавистного ему реального мира в несуществующее идиллическое место, где никто ни с кем не общается и тем самым избегает всех тех больших и малых проблем, с которыми мы все живем изо дня в день. Но заодно и радостей, которые дорогого стоят.
Я решил пригласить прота провести у меня дома Четвертое июля, посмотреть, не проявится ли в нем в обычной семейной обстановке что-то новое, чего я раньше не заметил. Я и прежде приглашал к себе домой и других пациентов, и иногда это приносило положительные результаты. Моя жена эту идею одобрила, хотя я и предупредил ее, что прот, возможно, был замешан в каком-то преступлении, и не исключено, что…
- Глупости, - прервала меня она. - Приводи его.
Понятия не имею, как такое случается, но к понедельнику все пациенты первого и второго отделений уже знали, что прот идет ко мне в гости на барбекю. И почти все попадавшиеся мне на пути пациенты, - включая трех «я» Марии, которые без конца застегивали и расстегивали свои пуговицы, - добродушно сетовали: «Доктор Брюэр, вы никогда не приглашали меня к себе домой!» А я всем им отвечал одно и то же: «Поправляйтесь, выписывайтесь, и я вас обязательно приглашу». На что каждый из них ответил: «Меня, доктор Брюэр, к тому времени уже здесь не будет. Прот меня берет с собой!»
Так говорили все, кроме Рассела, который не собирался лететь на КА-ПЭКС, так как считал, что его место на Земле. И действительно, в то время как все пациенты первого и второго отделений получали удовольствие от пикника на больничной лужайке, за исключением Бэсс, оставшейся в палате из-за воображаемой грозы, Рассел провел весь праздничный выходной в палате кататоников, проповедуя им Евангелие. Но, увы, никто из этих несчастный не вскочил с кровати и не последовал за ним.
В то же самое утро в понедельник ко мне снова явилась Жизель, в своем обычном наряде и с тем же сосновым ароматом. Я попросил ее, насколько мог вежливо, звонить миссис Трекслер и через нее договариваться о встрече со мной всякий раз, когда ей надо меня повидать. Я принялся объяснять ей, что у меня есть пациенты, с которыми я работаю, масса административных дел, статьи, которые я должен рецензировать, письма, которые нужно диктовать, и тому подобное, но едва я начал все это перечислять, как она прервала меня словами: «Мне кажется, я догадываюсь, как узнать, кто такой ваш парень».
- Заходите, - сказал я.
Идея ее была такова: попросить ее знакомого лингвиста послушать запись одной из моих бесед с протом. Этот лингвист умел - порой с потрясающей точностью - определить, где человек родился или рос. И выводы его основывались не столько на акценте, сколько на использовании определенных слов и выражений: например, в одних краях говорят «фонтанчик для питья», в других - «пузырьковый фонтанчик». Удачное предложение, но, конечно же, невыполнимое в связи с законом о неразглашении личной информации пациента. Однако Жизель предусмотрела и это.
- А можно мне записать на пленку мою собственную беседу с ним?
Я не видел никаких к тому препятствий и сказал ей, что попрошу Бетти организовать им встречу в удобное для них обоих время.
- Пусть вас это не заботит, - хитро улыбнулась она. - Я уже все организовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28