», «This is Darkside!».
«I could just kill a man!»
«Six million ways to die!»
В этот вечер они смотрели только друг на друга. В одежде от Карла Кани, Кельвина Кляйна и Канголс, они подъезжали на машинах и приходили пешком, как конкистадоры. Толпа заполонила улицы к югу от Ватерлоо, домашние мальчики и крутые девчонки шагали в одной колонне мимо испуганных местных жителей, которые на их фоне казались бледными тенями.
Стукаясь кулаками и цыкая сквозь зубы, они бесчисленными рядами двигались к месту действа. Ирландские мальчишки и карибские девчонки, дети Пакистана, гангста в огромных плащах, лопочущие что-то в мобильники, диджеи с диджейскими сумками, они изо всех сил стремились выглядеть старше и усердно подражали небрежности и безразличию взрослых…
Они шли к джанглу.
На всех углах стояли полицейские. Когда машины останавливались на светофоре, патрульный иногда удостаивал их высокомерного взгляда или презрительной усмешки. Полицейские наблюдали за ними, переговариваясь по рации на своем непонятном языке. Сквозь шипение и свист из передатчиков то и дело раздавались предупреждения и прогнозы, но сразу же растворялись в рваных ритмах города, так и не услышанные нарядной публикой.
Это был особенный вечер, все ждали его слишком долго.
Ангар светился в темноте. Он был похож на освещенный изнутри собор, свет лился изо всех щелей на темную улицу.
У входа образовалась длинная очередь. Вышибалы, огромные парни в бронежилетах, стояли со скрещенными на груди руками, как фантастические горгульи. Налицо были все признаки феодальной иерархии: рабы стояли в очереди, галдели у входа, с завистью глядя на диджеев и их приближенных, устроителей драм-энд-бейс-действа, которые неторопливо и вальяжно фланировали мимо них и переговаривались с охраной. Когда подходили самые знаменитые, никто даже не заглядывал в список приглашенных.
Роя Крея и диджея Бума, Нутту и Дип-Кавера, известных по сотням CD-обложек и постеров, пропустили без вопросов. В этот момент даже здоровенным вышибалам не удалось скрыть за напускным безразличием благоговейный трепет. Droit de seigneur было живо и этой ночью зажигало в Элефант-энд-Касле.
Если бы кто-то из собравшихся посмотрел вверх, он, может быть, заметил бы, как нечто пронеслось по небу – по-видимому, неуправляемое, потому что двигалось оно слишком порывисто. Связка тряпья размером с человека летела по воздуху. Но ее несло не ветром: ветер не мог менять направление так быстро и стремительно, как эта бесформенная масса, да он и не смог бы поднять в воздух такой груз.
Лоплоп, Предводитель птиц, сгорбившись, описывал круги над улицами, осматривая местность внизу, потом взмывал в небо и вглядывался в ночь, окрашенную оранжевым рассеянным светом. В ушах у него по-прежнему стоял звон.
Он не слышал шума города. Он не слышал хищного рычания машин. Он не слышал глухого уханья басов, доносящегося из ангара. Сложные слуховые ходы из косточек и перепонок у него в ушах были сломаны, каналы забились запекшейся кровью.
У Лоплопа остались только глаза, и он искал, как мог, безмолвно зависая между домами, усаживаясь на флюгеры и опять взмывая в небо.
В воздухе уже становилось тесно от птиц. Разбуженные пролетавшим мимо Лоплопом, они кричали, выказывая ему свою преданность, но он не слышал. Озадаченные, они срывались с карнизов и ветвей деревьев и с криками неслись следом, напуганные беспорядочными виражами Лоплопа и его безразличием к ним. Огромные тяжелые вороны окружили его. Лоплоп, увидев их, закричал, пытаясь восстановить потерянный авторитет.
Пернатые грациозно петляли вокруг, их становилось все больше. Они в замешательстве зыркали по сторонам. И тогда, окруженный медленно летающими птицами, Лоплоп проделал немыслимый трюк – поднялся ввысь, вошел в крутой вираж, сделал зигзаг и упал.
Птицы не могли бросить своего генерала.
А в других местах Лондона собирались новые армии.
Пустели стены и закутки в домах. Из трещин и дыр всего города устремились пауки. Они миллионами сбивались в стаи, спускались с самого верха зданий по нитям паутины и живыми кляксами неслись по грязной земле садов и парков. В спешке пауки наползали друг на друга, образуя копошащуюся черно-коричневую массу.
Тут и там люди натыкались на их полчища. Ночь разрывали внезапные вскрики, доносившиеся то из детских спален, то с задворков.
Многие погибли. Раздавленные, съеденные, потерявшиеся. Обломки хитина и размазанная плоть отмечали их путь.
Что-то вспыхивало в глубине крошечных паучьих мозгов. Ощущение было вызвано не голодом и не страхом: прежде они не испытывали ничего подобного. Сигнал тревоги? Просьба о помощи?
Сложные паучьи глаза беспрестанно отражали изменчивые огни города. Близко посаженные и непроницаемые, всегда такие холодные и безразличные, как у акул… всегда, кроме сегодняшнего вечера…
Пауки трепетали.
В дебрях Южного Лондона Ананси наблюдал с крыши. Он чувствовал, как слоями сдвигается воздух. Он физически ощущал приближение своих войск.
Канализация кишела доведенными до неистовства крысами.
Среди них был принц крови. Он отдавал приказы. Он командовал ими, контролировал их, посылал вперед.
Крысы хлынули в тоннели мощным ливневым потоком. Маленькие ручейки сливались в могучие струи – тело к телу, гладкие и стремительные.
Они заполняли все пространство на улицах и под ними. Они забирались наверх, под самый купол неба, где воздух был прозрачным, скакали по наружным стенам и внутренним простенкам зданий, карабкались по черепице между дымоходами. Река не стала преградой: через нее переправлялись почти без остановок.
Нечистоты, мусор, сотни разных запахов… все племена Лондона стремились на юг, не замечая грязи вокруг и дрожа от прилива адреналина, они шли биться за правое дело. Чувство гигантской несправедливости передавалось им из поколения в поколение, разъедало живую плоть раковой опухолью, и вот впервые за долгие годы они почуяли запах избавления.
Крысы – скребущая, грызущая, голодная, испуганная масса, которая пыталась быть храброй, – извергались из тысяч дыр и стремились в одну точку на пустыре Южного Лондона.
Незаметно подкрадываясь, они окружали ангар и ждали.
Ангар был подобен сверкающей приманке. Он излучал энергию. Цепи крыс и пауков, а также сбитых с толку птиц окружали его невидимым кольцом. Он притягивал людей, будто внутри помещался магнит.
Лоплоп все еще наблюдал сверху.
Ананси внимательно оглядывал крыши.
– Где, черт возьми, ее носит? – нервно и сердито спросил Три Пальца у одного из вышибал.
Громила покачал головой. Три Пальца напряженно вышагивал из стороны в сторону. За его спиной, насыщая воздух, густо и влажно ухали басы. Он физически ощущал их: казалось, он мог откинуться назад и не упасть, подхваченный упругой звуковой подушкой.
Он стоял у ангара, напряженно вглядываясь в толпу перед входом. Он уже несколько минут ждал Наташу на верхней ступеньке. Остальные диджеи были уже на месте, и, если Наташа не появится, придется немного перестраивать порядок выступлений. По ступенькам Три Пальца сбежал во внутренний дворик, быстро прошел к металлической сетке забора и сквозь щель стал обозревать темную улицу.
Танцоры, преисполненные важности, еще стекались к ангару. Случайные прохожие из местных жителей выглядели рядом серо и скучно – они смущенно проходили мимо, мельком взглянув на Три Пальца и окинув взглядом огороженный, расцвеченный огнями ангар, что в темноте казался громадным монстром.
Из-за угла вынырнула высокая фигура и тоже направилась к ангару. Рядом с ним появились еще двое: тонкий черный юноша и маленькая девушка. Три Пальца смотрел, не отводя глаз. Это была Наташа.
– Ну, блин, где ты ходишь? – закричал Три Пальца, натянуто улыбаясь; он всегда был настроен дружелюбно, но сейчас его разозлили до крайности. Он зашагал навстречу Наташе и ее эскорту.
Выглядела она потрясающе. Завитые волосы были высоко собраны в хвост. Из одежды – только маленький тугой топик с красным отливом и брючки, такие узкие, что казались нарисованными на бедрах. Жакета Наташа не надела, тонкие руки и талия были открыты. Должно быть, ей нежарко, подумал Три Пальца. Он пожал плечами: способы самовыражения – дело личное. Но его охватило удивление. Никогда раньше он не видел, чтобы Наташа такодевалась, она всегда носила удобную и более-менее бесформенную одежду. Но сегодня… В ушах и на шее у нее поблескивало золото.
Три Пальца остановился и ждал, пока Наташа подойдет.
Странная у нее походка, подумал он: девушка будто скользила, стремительно и плавно, и в то же время брела бесцельно. Он заметил, что рядом, чуть поддерживая ее, шел знакомый парень, Фабиан. Три Пальца уже видел его однажды. Фабиан был одет так же стильно, как Наташа, и двигался так же странно. «Не под дозой ли они?» – осенила вдруг Три Пальца догадка, и он скрипнул зубами. Если она обдолбалась и не сможет выступать…
Высокий человек подошел к нему первым и протянул руку, на которую Три Пальца сначала посмотрел, потом небрежно пожал. Хрен знает, где Наташа подцепила этого перца, подумал он. Смущенная улыбка, светлые волосы собраны в хвост (дикость какая!), а одежда говорила о полном безразличии к моде. Все лицо покрывали тонкие, полузажившие царапины, что совсем не соответствовало всему внешнему облику. Если бы не Наташа, ему бы никогда не миновать фейс-контроль.
– Вы, наверно, Три Пальца, – сказал он. – А я Пит.
Три Пальца коротко кивнул и повернулся к Наташе. Он уже хотел было наехать на нее за опоздание, но только лишь открыл рот, как на ее лицо, прежде скрытое в тени, упал свет тусклого фонаря, и все претензии замерли на языке.
Безупречный макияж делал ее обольстительной, даже слишком, но не мог скрыть худобы и бледности. Наташа подняла на него туманные глаза и рассеянно улыбнулась. «Наркота, точно», – вновь подумал он.
– Слышь, Таш – сказал он встревоженно, – ты в порядке?
Из ангара доносилось глухое ритмичное уханье. Она подняла голову, потянула наушник с одного уха. Три Пальца повторил свой вопрос.
– В полном, – сказала она, и он немного успокоился. Голос ее звучал осознанно и твердо. – Мы готовы к выходу.
Три Пальца отметил, что Фабиан слегка кивал головой в ритме, звучавшем в его наушниках, глаза его тоже были устремлены в пространство.
Наташа проследила за пристальным взглядом парня.
– Ты услышишь это позже, – сказала она мягко. – Ты сможешь присоединиться. Даю слово, тебе понравится. У тебя здесь есть DAT? Пит захватил мой, на всякий случай. – Она помедлила и опять еле заметно улыбнулась. – Ты должен послушать, что я сделала. Это что-то особенное.
Повисло молчание, которое Три Пальца не знал, чем заполнить. В конце концов он кивком пригласил их следовать за собой, повернулся и пошел назад к ангару.
Ему сделалось не по себе.
Когда они шли, Три Пальца услышал звук, похожий на хлопок, будто парус вздулся, развернувшись, и резко опал. Он обернулся, но ничего не увидел. Только Пит, улыбаясь, смотрел в небо.
У Лоплопа голова шла кругом от волнения и ужаса, он кружил в воздухе, проникая в узкие промежутки между домами, в поисках Ананси. Наконец он наткнулся взглядом на обнаженный торс короля пауков под свесом крыши. Лоплоп завис перед ним, как большая птица, хрипло и бессвязно крича. Ананси понял. Он пристально посмотрел на Лоплопа и четко, старательно проговаривая слова, произнес:
– Он здесь. Дудочник здесь.
Лоплоп кивнул, пронзительно вскрикнул и исчез.
Ананси что-то прошептал себе в руку и выпустил из нее маленького паучка. Тот метнулся вниз по стене дома, к раструбу водосточной трубы, где его ждали пятеро товарищей. Они погладили пришельца длинными сильными лапами, придвинулись ближе и уставились друг другу в глаза. Потом все шестеро развернулись и исчезли в разных направлениях, их пути образовывали лучистую звезду, и каждый паук встретил новых пауков, ждавших в условленном месте, и снова краткое совещание, и новые гонцы спешили дальше, все быстрее и быстрее. Приказ распространялся среди пауков словно зараза.
Прямо напротив ангара стояла высокая красная стена – ограда простиравшейся далеко фабрики. За стеной было небольшое пространство, заросшее чахлым кустарником, а дальше – широкая неуклюжая башня, выложенная из серых панелей, с которой хорошо просматривались и ангар, и его внутренний дворик.
На плоской крыше башни под грудой старого картона что-то зашевелилось. Оттуда осторожно высунулись руки с грязными ногтями и, стараясь не шуметь, расчистили небольшое пространство. Когда Наташа, Фабиан и Пит следовали за Тремя Пальцами по ступенькам ангара мимо вышибал, им вслед смотрели два неясных глаза.
Картон приподнялся. Сол выпрямился, и картон снова упал.
Сол замер на минуту, глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и замедлить биение сердца.
Одежда, в которой он сбежал из тюрьмы, обтрепалась и лохмотьями развевалась на ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
«I could just kill a man!»
«Six million ways to die!»
В этот вечер они смотрели только друг на друга. В одежде от Карла Кани, Кельвина Кляйна и Канголс, они подъезжали на машинах и приходили пешком, как конкистадоры. Толпа заполонила улицы к югу от Ватерлоо, домашние мальчики и крутые девчонки шагали в одной колонне мимо испуганных местных жителей, которые на их фоне казались бледными тенями.
Стукаясь кулаками и цыкая сквозь зубы, они бесчисленными рядами двигались к месту действа. Ирландские мальчишки и карибские девчонки, дети Пакистана, гангста в огромных плащах, лопочущие что-то в мобильники, диджеи с диджейскими сумками, они изо всех сил стремились выглядеть старше и усердно подражали небрежности и безразличию взрослых…
Они шли к джанглу.
На всех углах стояли полицейские. Когда машины останавливались на светофоре, патрульный иногда удостаивал их высокомерного взгляда или презрительной усмешки. Полицейские наблюдали за ними, переговариваясь по рации на своем непонятном языке. Сквозь шипение и свист из передатчиков то и дело раздавались предупреждения и прогнозы, но сразу же растворялись в рваных ритмах города, так и не услышанные нарядной публикой.
Это был особенный вечер, все ждали его слишком долго.
Ангар светился в темноте. Он был похож на освещенный изнутри собор, свет лился изо всех щелей на темную улицу.
У входа образовалась длинная очередь. Вышибалы, огромные парни в бронежилетах, стояли со скрещенными на груди руками, как фантастические горгульи. Налицо были все признаки феодальной иерархии: рабы стояли в очереди, галдели у входа, с завистью глядя на диджеев и их приближенных, устроителей драм-энд-бейс-действа, которые неторопливо и вальяжно фланировали мимо них и переговаривались с охраной. Когда подходили самые знаменитые, никто даже не заглядывал в список приглашенных.
Роя Крея и диджея Бума, Нутту и Дип-Кавера, известных по сотням CD-обложек и постеров, пропустили без вопросов. В этот момент даже здоровенным вышибалам не удалось скрыть за напускным безразличием благоговейный трепет. Droit de seigneur было живо и этой ночью зажигало в Элефант-энд-Касле.
Если бы кто-то из собравшихся посмотрел вверх, он, может быть, заметил бы, как нечто пронеслось по небу – по-видимому, неуправляемое, потому что двигалось оно слишком порывисто. Связка тряпья размером с человека летела по воздуху. Но ее несло не ветром: ветер не мог менять направление так быстро и стремительно, как эта бесформенная масса, да он и не смог бы поднять в воздух такой груз.
Лоплоп, Предводитель птиц, сгорбившись, описывал круги над улицами, осматривая местность внизу, потом взмывал в небо и вглядывался в ночь, окрашенную оранжевым рассеянным светом. В ушах у него по-прежнему стоял звон.
Он не слышал шума города. Он не слышал хищного рычания машин. Он не слышал глухого уханья басов, доносящегося из ангара. Сложные слуховые ходы из косточек и перепонок у него в ушах были сломаны, каналы забились запекшейся кровью.
У Лоплопа остались только глаза, и он искал, как мог, безмолвно зависая между домами, усаживаясь на флюгеры и опять взмывая в небо.
В воздухе уже становилось тесно от птиц. Разбуженные пролетавшим мимо Лоплопом, они кричали, выказывая ему свою преданность, но он не слышал. Озадаченные, они срывались с карнизов и ветвей деревьев и с криками неслись следом, напуганные беспорядочными виражами Лоплопа и его безразличием к ним. Огромные тяжелые вороны окружили его. Лоплоп, увидев их, закричал, пытаясь восстановить потерянный авторитет.
Пернатые грациозно петляли вокруг, их становилось все больше. Они в замешательстве зыркали по сторонам. И тогда, окруженный медленно летающими птицами, Лоплоп проделал немыслимый трюк – поднялся ввысь, вошел в крутой вираж, сделал зигзаг и упал.
Птицы не могли бросить своего генерала.
А в других местах Лондона собирались новые армии.
Пустели стены и закутки в домах. Из трещин и дыр всего города устремились пауки. Они миллионами сбивались в стаи, спускались с самого верха зданий по нитям паутины и живыми кляксами неслись по грязной земле садов и парков. В спешке пауки наползали друг на друга, образуя копошащуюся черно-коричневую массу.
Тут и там люди натыкались на их полчища. Ночь разрывали внезапные вскрики, доносившиеся то из детских спален, то с задворков.
Многие погибли. Раздавленные, съеденные, потерявшиеся. Обломки хитина и размазанная плоть отмечали их путь.
Что-то вспыхивало в глубине крошечных паучьих мозгов. Ощущение было вызвано не голодом и не страхом: прежде они не испытывали ничего подобного. Сигнал тревоги? Просьба о помощи?
Сложные паучьи глаза беспрестанно отражали изменчивые огни города. Близко посаженные и непроницаемые, всегда такие холодные и безразличные, как у акул… всегда, кроме сегодняшнего вечера…
Пауки трепетали.
В дебрях Южного Лондона Ананси наблюдал с крыши. Он чувствовал, как слоями сдвигается воздух. Он физически ощущал приближение своих войск.
Канализация кишела доведенными до неистовства крысами.
Среди них был принц крови. Он отдавал приказы. Он командовал ими, контролировал их, посылал вперед.
Крысы хлынули в тоннели мощным ливневым потоком. Маленькие ручейки сливались в могучие струи – тело к телу, гладкие и стремительные.
Они заполняли все пространство на улицах и под ними. Они забирались наверх, под самый купол неба, где воздух был прозрачным, скакали по наружным стенам и внутренним простенкам зданий, карабкались по черепице между дымоходами. Река не стала преградой: через нее переправлялись почти без остановок.
Нечистоты, мусор, сотни разных запахов… все племена Лондона стремились на юг, не замечая грязи вокруг и дрожа от прилива адреналина, они шли биться за правое дело. Чувство гигантской несправедливости передавалось им из поколения в поколение, разъедало живую плоть раковой опухолью, и вот впервые за долгие годы они почуяли запах избавления.
Крысы – скребущая, грызущая, голодная, испуганная масса, которая пыталась быть храброй, – извергались из тысяч дыр и стремились в одну точку на пустыре Южного Лондона.
Незаметно подкрадываясь, они окружали ангар и ждали.
Ангар был подобен сверкающей приманке. Он излучал энергию. Цепи крыс и пауков, а также сбитых с толку птиц окружали его невидимым кольцом. Он притягивал людей, будто внутри помещался магнит.
Лоплоп все еще наблюдал сверху.
Ананси внимательно оглядывал крыши.
– Где, черт возьми, ее носит? – нервно и сердито спросил Три Пальца у одного из вышибал.
Громила покачал головой. Три Пальца напряженно вышагивал из стороны в сторону. За его спиной, насыщая воздух, густо и влажно ухали басы. Он физически ощущал их: казалось, он мог откинуться назад и не упасть, подхваченный упругой звуковой подушкой.
Он стоял у ангара, напряженно вглядываясь в толпу перед входом. Он уже несколько минут ждал Наташу на верхней ступеньке. Остальные диджеи были уже на месте, и, если Наташа не появится, придется немного перестраивать порядок выступлений. По ступенькам Три Пальца сбежал во внутренний дворик, быстро прошел к металлической сетке забора и сквозь щель стал обозревать темную улицу.
Танцоры, преисполненные важности, еще стекались к ангару. Случайные прохожие из местных жителей выглядели рядом серо и скучно – они смущенно проходили мимо, мельком взглянув на Три Пальца и окинув взглядом огороженный, расцвеченный огнями ангар, что в темноте казался громадным монстром.
Из-за угла вынырнула высокая фигура и тоже направилась к ангару. Рядом с ним появились еще двое: тонкий черный юноша и маленькая девушка. Три Пальца смотрел, не отводя глаз. Это была Наташа.
– Ну, блин, где ты ходишь? – закричал Три Пальца, натянуто улыбаясь; он всегда был настроен дружелюбно, но сейчас его разозлили до крайности. Он зашагал навстречу Наташе и ее эскорту.
Выглядела она потрясающе. Завитые волосы были высоко собраны в хвост. Из одежды – только маленький тугой топик с красным отливом и брючки, такие узкие, что казались нарисованными на бедрах. Жакета Наташа не надела, тонкие руки и талия были открыты. Должно быть, ей нежарко, подумал Три Пальца. Он пожал плечами: способы самовыражения – дело личное. Но его охватило удивление. Никогда раньше он не видел, чтобы Наташа такодевалась, она всегда носила удобную и более-менее бесформенную одежду. Но сегодня… В ушах и на шее у нее поблескивало золото.
Три Пальца остановился и ждал, пока Наташа подойдет.
Странная у нее походка, подумал он: девушка будто скользила, стремительно и плавно, и в то же время брела бесцельно. Он заметил, что рядом, чуть поддерживая ее, шел знакомый парень, Фабиан. Три Пальца уже видел его однажды. Фабиан был одет так же стильно, как Наташа, и двигался так же странно. «Не под дозой ли они?» – осенила вдруг Три Пальца догадка, и он скрипнул зубами. Если она обдолбалась и не сможет выступать…
Высокий человек подошел к нему первым и протянул руку, на которую Три Пальца сначала посмотрел, потом небрежно пожал. Хрен знает, где Наташа подцепила этого перца, подумал он. Смущенная улыбка, светлые волосы собраны в хвост (дикость какая!), а одежда говорила о полном безразличии к моде. Все лицо покрывали тонкие, полузажившие царапины, что совсем не соответствовало всему внешнему облику. Если бы не Наташа, ему бы никогда не миновать фейс-контроль.
– Вы, наверно, Три Пальца, – сказал он. – А я Пит.
Три Пальца коротко кивнул и повернулся к Наташе. Он уже хотел было наехать на нее за опоздание, но только лишь открыл рот, как на ее лицо, прежде скрытое в тени, упал свет тусклого фонаря, и все претензии замерли на языке.
Безупречный макияж делал ее обольстительной, даже слишком, но не мог скрыть худобы и бледности. Наташа подняла на него туманные глаза и рассеянно улыбнулась. «Наркота, точно», – вновь подумал он.
– Слышь, Таш – сказал он встревоженно, – ты в порядке?
Из ангара доносилось глухое ритмичное уханье. Она подняла голову, потянула наушник с одного уха. Три Пальца повторил свой вопрос.
– В полном, – сказала она, и он немного успокоился. Голос ее звучал осознанно и твердо. – Мы готовы к выходу.
Три Пальца отметил, что Фабиан слегка кивал головой в ритме, звучавшем в его наушниках, глаза его тоже были устремлены в пространство.
Наташа проследила за пристальным взглядом парня.
– Ты услышишь это позже, – сказала она мягко. – Ты сможешь присоединиться. Даю слово, тебе понравится. У тебя здесь есть DAT? Пит захватил мой, на всякий случай. – Она помедлила и опять еле заметно улыбнулась. – Ты должен послушать, что я сделала. Это что-то особенное.
Повисло молчание, которое Три Пальца не знал, чем заполнить. В конце концов он кивком пригласил их следовать за собой, повернулся и пошел назад к ангару.
Ему сделалось не по себе.
Когда они шли, Три Пальца услышал звук, похожий на хлопок, будто парус вздулся, развернувшись, и резко опал. Он обернулся, но ничего не увидел. Только Пит, улыбаясь, смотрел в небо.
У Лоплопа голова шла кругом от волнения и ужаса, он кружил в воздухе, проникая в узкие промежутки между домами, в поисках Ананси. Наконец он наткнулся взглядом на обнаженный торс короля пауков под свесом крыши. Лоплоп завис перед ним, как большая птица, хрипло и бессвязно крича. Ананси понял. Он пристально посмотрел на Лоплопа и четко, старательно проговаривая слова, произнес:
– Он здесь. Дудочник здесь.
Лоплоп кивнул, пронзительно вскрикнул и исчез.
Ананси что-то прошептал себе в руку и выпустил из нее маленького паучка. Тот метнулся вниз по стене дома, к раструбу водосточной трубы, где его ждали пятеро товарищей. Они погладили пришельца длинными сильными лапами, придвинулись ближе и уставились друг другу в глаза. Потом все шестеро развернулись и исчезли в разных направлениях, их пути образовывали лучистую звезду, и каждый паук встретил новых пауков, ждавших в условленном месте, и снова краткое совещание, и новые гонцы спешили дальше, все быстрее и быстрее. Приказ распространялся среди пауков словно зараза.
Прямо напротив ангара стояла высокая красная стена – ограда простиравшейся далеко фабрики. За стеной было небольшое пространство, заросшее чахлым кустарником, а дальше – широкая неуклюжая башня, выложенная из серых панелей, с которой хорошо просматривались и ангар, и его внутренний дворик.
На плоской крыше башни под грудой старого картона что-то зашевелилось. Оттуда осторожно высунулись руки с грязными ногтями и, стараясь не шуметь, расчистили небольшое пространство. Когда Наташа, Фабиан и Пит следовали за Тремя Пальцами по ступенькам ангара мимо вышибал, им вслед смотрели два неясных глаза.
Картон приподнялся. Сол выпрямился, и картон снова упал.
Сол замер на минуту, глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и замедлить биение сердца.
Одежда, в которой он сбежал из тюрьмы, обтрепалась и лохмотьями развевалась на ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40