– Есть Зрячие, которые слышат, но не знают. Есть Зрячие, которые видят, но не умеют объяснить. Есть Зрячие, которые знают, но не вправе сказать. Есть Зрячие, которые знают и объясняют. Есть Зрячие, которые знают и помнят. Есть Зрячие, которые помнят и предвидят… – Открыл глаза, сказал нормальным тоном: – Захочет Сущий – позволит тебе встречу с тем, кто знает и помнит. Или по-другому: сумеешь сделать правильный выбор в Пути – сам выйдешь на такого Зрячего.
– Выбор чего?
– Ну что там у тебя в Пути выбирается, – совсем скучно проговорил Зрячий, как будто разговор ему надоел до зла горя, – тебе лучше знать. Ты же у нас Бегун.
– Вероятно, нас, Бегунов, тоже много, – позволил себе предположить Чернов.
– Понятия не имею, – пожал плечами Зрячий. – Может, и много, но такой информации Сущий мне не поручал. Извини, братец… А вообще-то тебе пора. Беги. Путь не ждет.
– Подожди, Зрячий, – взмолился Чернов, – расскажи еще что-нибудь… Я же здесь как крот на свету: ничего не вижу, не знаю, куда ткнуться… Вот, например, что у вас за мир? Я уже в третий попадаю и ничего узнать не успеваю. Так, одни намеки… О виртуальности мы с тобой всласть набеседовались. Но как твой замечательный МВП устроен? Какие есть страны на земле? Какие народы? Как вы живете? Что у тебя здесь за Центр сопротивления? Кому и как вы сопротивляетесь? Ну, что-нибудь, хотя бы…
Зрячий смотрел на него с неудовольствием и – как на надоедливого гостя, что бесконечно прощается в прихожей. Каменный гость.
– Какие страны? Какие народы? При чем здесь Центр, да еще и сопротивления? Глупости спрашиваешь, Бегун! Зачем тебе такое знание? Сказано: Мир. Мир и есть. Один. Со всем его богатым и разнообразным содержимым… – Подумал, добавил с сомнением: – И вполне допускаю, что это – не мой Мир. Тем более что помню, и отчетливо, про жену и детей…
– То есть как?
– То есть не ведаю. Может, Сущий меня сюда определил, чтобы тебя встретить и сказать все, что сказано. А что сказано, то – все, больше у меня для тебя ничего нет… Чего ты суетишься? У тебя – Путь. Встретил Зрячего – беги и жди Сдвига. А там разберешься. Времени, повторяю, у тебя – Вечность…
– С перерывами на рождения и смерти в земных вариантах, – сказал Чернов и встал.
И Зрячий встал.
– Не без того, – согласился он. – Но так мы все живем, Вечные. Чего ж зря маяться? Данность – она и есть данность. Небо – голубое, трава – зеленая, жизнь – дерьмо… Где-то я эту фразу то ли слышал, то ли читал, то ли сам произносил… Вот она – ложная память, как твои ученые умники выражаются… – Положил руки Чернову на плечи: – Не обижайся на меня, Бегун. Я всего лишь – функция. Мы все – функции. Я выполнил свою задачу. А ты – нет. Спеши. Сущий не любит, когда тянут кота за хвост.
Последнее он произнес по-русски. Без акцента.
– А русский-то ты откуда знаешь?
– Не знаю, – почему-то с грустью произнес Зрячий. – Я даже не знаю, что такое «русский», хотя слово мне известно. Язык, да? Твой?..
– Мой.
– Ничего, приятный… – Он сказал вдруг возникшему в дверях стриженому: то ли тому, кто уступал им место у пульта, то ли другому – они все здесь были как братья-близнецы. Однояйцевые. – Проводи гостя на поверхность.
– А куда мне бежать? В какую сторону? В Парк? В Вефиль? – испугался внезапной развязки Чернов.
– Путь – это твой выбор, – сказал Зрячий. – Я-то здесь при чем?.. Только куда б ты ни побежал, все одно в Сдвиг впаришься, раз Зрячего нашел и слова, тебе положенные, услышал. И город с тобой уйдет. Это аксиома. Так что беги… как это по-русски?.. куда глаза глядят. Не ошибешься.
– А полиция? У меня же нет идентификационной карты…
– Почему нет? Есть…
Зрячий задрал Чернову рубаху. На животе красовалась цветная татуировка, неизвестно откуда и как возникшая: маленькая красно-белая птичка с распахнутыми крылышками, словно готовящаяся взлететь, и короткая древнееврейская вязь – слово «Шмот», «Исход».
– Это навсегда? – испуганно спросил Чернов. Испуганно, потому что если навсегда, то странновато русскому во всех коленах человеку иметь на животе древнееврейскую надпись. Не поймут соотечественники в земной жизни…
И следующая мысль: какие соотечественники? До них – как до Второго Пришествия… Пришествия его, Чернова, в родные Сокольники… Оно сейчас казалось Чернову столь же нереальным, как и обещанное Новым Заветом и по сию пору не исполненное.
– Навсегда? – переспросил Зрячий. – Хороший вопрос. Задай его Сущему – при случае. Или тому из Зрячих, кто знает и помнит… – Обнял коротко, мимолетно прижался щекой к щеке, отстранился. – Прощай, Бегун. Сущий даст, еще встретимся. А будет благословение, так и узнаем друг друга…
А стриженый парень подхватил Чернова под руку и повел через зал с мониторами к очередной стальной двери со штурвальным запором. Неизвестно кому и как они сопротивлялись, но попасть в этот зал можно было, по мнению Чернова, только с помощью небольшой ракеты с атомной боеголовкой…
После почти часового хождения по туннелям, трубам и вертикальным лестницам они добрались до какой-то дверцы – отнюдь не стальной, вполне обычной, деревянной, хлипкой. Стриженый отпер ее ключиком, сказал:
– Вот и выход. Прощайте, господин…
И Чернов оказался на свежем воздухе.
По-прежнему была ночь, по-прежнему где-то за домами фуговали сполохи Огня Небесного, укрощенного Миром Виртуального Потребления, а улица, на которую стриженый выпустил Чернова, гляделась темной и безглазой. Дома на ней стояли невысокие, не выше пяти-шести этажей, очень похожие на нью-йоркские – где-нибудь в районе Гарлема или Бруклина, с традиционными пожарными лестницами по фасадам. Ветер гонял по мостовой пустые коробки, обрывки газет, сигаретные пачки. Окна в домах не светились: жильцы спали сладкими или не очень снами, ждали утра.
Чернов не стал его дожидаться, а привычно побежал – странноватый в своей вефильской одежонке. Хотя было тепло, а свидетели бега отсутствовали, так что одежонка к случаю подходила. Чернов бежал и думал, что он похож на своего приятеля-банкира, который то и дело летает на переговоры в разные европейские города: в Женеву, или в Вену, или в Париж, или в Цюрих… Чернов спрашивал его: ну как тебе Женева или Вена? А тот отвечал: никак, я ни хрена там не видел. Аэропорт, подземная парковка, машина, улицы на скорости шестьдесят ка-эм в час, опять подземная парковка в офисном здании, зал для переговоров, обед в соседнем зале, парковка, машина, аэропорт. Утром – из Москвы, вечером – дома. Еще и поужинать с женой успевает. Так и Чернов. Третье ПВ, а он ничего ни об одном толком не узнал. Не из окна авто видел жизнь, так просто на бегу, разница всего лишь техническая. И если мир Вефиля и Панкарбо можно хотя бы представить себе: он, вероятно, не очень отличается от его, Чернова, ПВ-аналога, только тысячелетие назад, то уже мир испанских монголов построен иначе. Хотя бы политически. Карта другая… А этот – Виртуального Потребления – и вовсе не понятен. Схоластический спор о смысле слова «виртуальность» ничего не добавил к пониманию сути здешнего ПВ…
Оставалось примириться и решить для себя: так и должно быть, так и положено Бегуну – знать только цель, только конкретную свою задачу, а на сторонние детали не отвлекаться. Тем более что все равно они забудутся напрочь, как не было. Как, кстати, и задача. Не приятель-банкир, так дипкурьер из советских времен: прикованный к почтовому мешку человек-функция, невидящий, неслышащий, неотвлекающийся.
Но с другой стороны, визит в Мир Виртуального Потребления, ничего не дав Чернову о самом Мире, позволил узнать кое-что о схеме воздействия на эту бесконечную – так! – Сеть Миров, созданную Сущим и ведомую им, управляемую, корректируемую по собственному разумению, коли это слово подходит Сущему. Как сказал Зрячий-очкарик: Он – не «кто», не «что», не «какой», не «чей»… Что-то в таком роде…
Воздействие – через Вечных. То есть через людей (людей ли?..), которые де-юре существуют с момента сотворения мира (по Библии определяться привычнее…) и до его конца, если таковой планируется. Эти люди живут в сотворенном мире в облике простых смертных, но время от времени вырываются Сущим для исполнения определенной им раз и навсегда (а раз ли и навсегда?..) функции в некое надпространство или межпространство (все-таки довлеет фантастика!..), которое пронизывает (или объединяет?) бесконечность действительных миров. Точка. Выкарабкался из фразы. И что она объяснила? Чернов честно признался: ни фига не объяснила. Как ни фига не объяснил знающий кое-что Зрячий, хотя и выложил Чернову-Бегуну все, что должен был выложить. А Чернов-Бегун – даун. Чернов-Бегун не понял. Слишком мало, выходит, фантастики начитался. Слишком редко вставлял в пасть процессора всякие «стрелялки», «бродилки» и прочее, поскольку не любил компьютерные игры. Не находил в них смысла и удовольствия… А ведь прав Зрячий-очкарик: и на компьютерную игру вся эта хренотень похожа, а Чернов – тот герой, который должен пройти все уровни игры и кого-то там победить, заломать или, наоборот, что-то выстроить и запустить жить.
Версия? Версия. Но сомнительная. Ибо Сущий – не «кто» и не «что» и его Сеть – не какой-нибудь Интернет Интернетович Интернетов, а… Что «а»? И как в телефонной справочной: ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…
А ничего больше и не остается, как ждать. Только сдавалось Чернову, что людям-функциям – даже Вечным! – никакого ответа знать не положено. Исполняй – и точка. Дипкурьеры. Почтовый мешок – Вефиль.
А улица тянулась в ночь бесконечно, как вышеназванная Сеть, Чернов ровно бежал, обнадеженный высказыванием Зрячего о том, что не важно, куда бежать, важен процесс, и вдруг он почувствовал, что ноги его не касаются асфальта (или чем там покрыта улица?), что он легко перебирает ими в воздухе, что он все выше поднимается над улицей – вот уже на уровне второго этажа… третьего… пятого… Вот уже он парит над крышами, и где-то глубоко внутри – как прежде! – рождается сладкое чувство счастья, захватывает все целиком – «от гребенок до ног», извините за расхожую цитату, и Чернов проваливается, проваливается, проваливается, и ему сладко-сладко, потому что такой вот непривычный «сладкий взрыв», спокойный, летучий, воздушный, настиг его и поглотил целиком. И тут в сладость ощущения ворвался страх. Чернов – непонятно отчего! – вдруг испугался и «взрыва», который опять достал его, и этого полета, противного уже поминаемому здесь закону всемирного тяготения, и еще чего-то испугался, да так, что замахал руками, стал тормозить, не осознавая, что брякнуться с такой высоты – костей не соберешь…
И ведь полетел вниз, отчетливо понимая, что сломал ситуацию бессмысленным порывом, и брякнулся.
И остался жив.
И оказался в Вефиле. Вполне целехоньким и со всеми имеющимися в наличии костями.
Он стоял на знакомой улице недалеко от ворот, которые остались позади, на улице, ведущей к Храму, к площади, а рядом с ним прыгали, плясали, кривлялись вефильские ребятишки и орали что-то вроде «хоп-хоп», «ага-ага», «вау-вау», а надеты на многих были цветные майки с рисунками и надписями на английском, типа «Kiss me», «Smile» или «Come with me!», а в руках – тоже у многих – были какие-то блестящие и светящиеся штучки-дрючки, которые пищали, играли музычку, а навстречу Чернову бежали взрослые – тоже кое-кто в майках с надписями и бейсболках с эмблемами, и впереди всех несся Кармель, который, к вящему уважению Чернова, ни на что туристское не польстился, остался в своей длинной рубахе, штанах и сандалиях.
– Бегун, мы опять на Пути, – орал он Чернову, протягивая к нему руки. – Но где мы, Бегун? Что стряслось?
Чернов дождался встречающих, оказался в объятиях Кармеля, заученно похлопал того по спине, получил порцию хлопков по собственной, оторвался и, наконец, осмотрелся: и вправду, где это они оказались?
И с ужасом, граничащим с паникой, определил: нигде.
Не было ни неба над головой, ни хоть какого-нибудь, хоть самого скудненького пейзажа за городскими стенами, за его крышами, за домами. Казалось, что город повис в густом тумане, настолько густом, что ничего сквозь него не проглядывалось. Но вот вам загадка природы Пути: туман существовал только за стенами города, а внутри них его не было, все было видно преотлично, а еще и погодка радовала – теплая, тихая и, что странновато для тумана, сухая. Да, насчет тишины. Тишина стояла такая, что слышно было, как в ближайшем дворике бродит курица. Прямо-таки топает, скотина.
– Где мы, Бегун? – повторил Кармель, но не испуганно, а лишь с любопытством, потому что истово верил: Бегун ничего зря не совершает, и коли он придержал город где-то на полпути от одного ПВ до другого, то сделал это из каких-то серьезных тактических соображений, ему, простому Хранителю, непонятных.
– Где? – повторил вопрос Чернов. Подумал и сообщил: – Вероятно, в раю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58