И не только моя.
– Той, что сюда попал. Тут за мной дверь есть…
Или как назвать эти проемы в стене Храма? М-да, не самое подходящее время для урока архитектуры.
– Чужак, за тобой нет двери, – тихо прорычал охранник. И глаза его как-то по-звериному блеснули. Поворачиваться спиной к такому обаяшке мне совсем не хотелось.
– Идущий, ты тоже не видишь проход за мной?
– Не вижу.
Я сжал руку провидца, и он ответил на мое пожатие. Ну и у кого тут глюки?
– Идущий, если я проверю, что у меня за спиной, твой Рал не бросится на меня?
Охраннику приказали отойти, и я оглянулся.
За мной была стена, затянутая тканью. На полу – большой ковер. На ковре – низенький столик и несколько подушек. А возле крайней из них имелось что-то странное. Похожее на клок тумана, чуть больше и шире моего тела. И этого тумана я касался левой рукой.
Не знаю, чего такого Идущий разглядел на моем лице, но он мне поверил.
– Значит, ты можешь уйти через свою невидимую дверь. А меня можешь взять с собой?
– Не знаю. Давай попробуем.
И я протянул ему правую руку. Как когда-то провидец протягивал мне.
Пальцы Первоидущего сжались вокруг моих, и я вдруг понял: получится!
– Я смогу провести тебя. Думаешь, с ними тогда будет все в порядке?
И мы оба посмотрели на девушку и охранника. Они стояли рядом и тоже держались за руки. Как испуганные детишки, которых вот-вот оставят в страшном и незнакомом месте.
– Нет. Они пойдут со мной.
Ну ни фига себе! А здоровья у меня хватит выдернуть троих из чужого сна? Это ведь не слепого через улицу перевести.
Но Первоидущего мои сомнения ничуть не колыхали. Он отдал команду: «Берем самое необходимое!» – и лично занялся отбором этого «необходимого». Не отпуская моей руки. И не сходя с места.
Пока что-то мелкое и ценное укладывалось на большой кусок ткани, девушка умчалась в другую комнату. Не успел я порадоваться, что тащить, похоже, придется только двоих, как она вернулась. И не сама! С ней был огромный тюк. Наверно, красотка все свои наряды туда упаковала. И не только их. Что-то негромко позвякивало при каждом ее шаге.
– Ясоу?..
Первоидущий удивился не меньше меня.
– Но господин, тебе же нравится, когда я танцую с бубном!
«И как выгляжу в своих сорока шубках и в тысяче и одном платье», – хотелось добавить мне, но я не стал вмешиваться в чужую семейную жизнь.
Идущий и сам не глупый мужик, сообразит, что к чему. Но… он только кивнул, признавая тюк тоже «самым необходимым», и протянул девчонке руку. Ясоу схватилась за нее, как утопающий за шею спасателя. Пальцы второй руки держались за узел тюка, что совсем немного не доставал танцовщице до тазобедренного сустава.
Была у меня мысль, что этот багаж может и не протиснуться в дверь. Хилая такая мыслишка. Но могу же я подумать о чем-то приятном, пока собирается «самое необходимое».
Второй тюк оказался не меньше первого. И явно тяжелее. Охранник еще и оружие с собой прихватил. Дополнительное и запасное. Не знаю, что можно делать с копьем в лавке, но его он тоже взял с собой.
– Может, еще и обед возьмешь? – не выдержал я. – Или за поалом сбегаешь?
Охранник переглянулся с Первоидущим и… начал паковать жратву.
«Блин, да я же пошутил!»
Сказал я. Или подумал. Потому как команду: «Отставить!» Первоидущий не дал.
Если рука занята, то можно взяться и за запястье.
Ну до этого додумались и без моей подсказки. Выстроились рядком и внимательно уставились на меня. Мне аж не по себе стало от их ожидающих взглядов.
Посидеть перед дальней дорожкой решил не предлагать. Только приказал закрыть всем глаза и идти за мной до отмены приказа.
Надо было видеть лицо провидца, когда мы всей толпой притопали к нему!
Садиться на пол я тоже никому не приказывал. И почему они составили мне компанию, не знаю. Как не знаю, кто развязал узелок с едой. Ну ладно, мне надо было отдохнуть – ночь выдалась не самой легкой, – а остальные что, тоже сильно притомились и проголодались?..
Дальше мы двинулись только тогда, когда все съели и выпили. Да и не так уж много еды было в том узелке… Еще и старик нам компанию составил.
По коридору шли друг за другом. Хоть могли и рядом. Места хватало. Но никому не хотелось проходить мимо темных проемов.
А вдруг что-нибудь этакое выскочит оттуда?
Вот хоть бы из того крайнего, возле которого я встал отдохнуть. Пока Ясоу возился со своим тюком. Перед самым выходом он взял и развязался.
Но отдыхать стоя мало радости. Можно присесть. А лучше прилечь. Да и отойти левее не помешает. Туда, где тихо и темно. Где восходящее солнце не слепит глаза.
Господи, как же я устал! Прям смертельно! Отдохнуть бы от этого бардака…
11
Горы кажутся черными. Небо – цвета запекшейся крови. И красное солнце. Как глаз маяка. Как крик-предупреждение: «Стой, путник! Не иди. Не смотри…»
Насчет «не смотри» – это верный совет. Смотреть на красное светило больно. И неприятно. Хочется закрыть глаза, не видеть…
Глупо стоять с закрытыми глазами. Лучше сесть. И усталые ноги вытянуть. А можно и самому вытянуться. Полежать немного, подремать. Заснуть. Спать и видеть сны… сны о чем-то большем…
Из каких же древних времен я вытащил этот стих? Или песню? И из какого мира? Не вспомнить уже. Сколько их было?.. Песен… миров… друзей… врагов… Ну вот, опять пытаюсь говорить в рифму. Зачем? Это не остановит очередной Приход, не воскресит мертвых. Помнящих, кем я был. Не знающих, кем я стал. Может, и хорошо, что не знают. «Пока живут помнящие о героях, герои живы…» Так, кажется, говорилось в одной из песен. Древней, как эти горы. А если все, кто помнил, мертвы? А тот, о ком они собирались помнить, пережил их. И детей, и внуков… И их, да и своих тоже… И продолжает жить. Если такое можно назвать жизнью: когда новый день похож на вчерашний, когда каждую ночь хочется выть на луну. Как волку. Одинокому старому волку, пережившему свою стаю и подыхающему в клетке зоопарка. От старости. И от тоски.
Теперь я знаю, что такое «час волка». И давно уже не боюсь этого «часа». И смерти не боюсь. Это она боится. И прячется от меня. Остается дома, когда я выхожу на улицу. Перелетает на другой континент, когда я только думаю сесть на поала.
Всех своих поалов я называл Солнечный. Уже и не помню почему. Как и того, сколько я их сменил за всю мою совсем не короткую жизнь. Когда-то я их считал. Привязывался к каждому зверю, а его смерть переживал как смерть лучшего друга. Но после первого десятка страдать перестал. Понял, что нет ничего вечного в этом мире. Просто одни живут дольше других. После второго десятка я перестал считать поалов. Мне стало неинтересно, скольких еще я переживу. Потом я полюбил ходить пешком. И перестал следить за временем. Сезоны мелькали, как бабочки-однодневки. Только приход Карающей становился чуть более заметным событием.
У каждого народа свой способ спасения от этой кары небесной. Оцымский способ мне показался самым экзотичным. Жителям болотно-озерного края трудно построить убежище из камня или под землей. Их камень и земля залиты водой. Живут здесь на плотах. Если собираются в гости, то плывут всем семейством и со своим домом-плотом. А когда нужно по-быстрому смотаться к соседу, то либо вплавь, либо на маленькой лодочке. «Из воды ты вышел, в воду и вернулся». Так говорят оцымы, когда отдают мертвого рыбам. «Родительница, кормилица, хранительница, судья» – это тоже о воде. Перед каждым Приходом плоты собираются у священных заводей. Где на ровном, хорошо прогретом дне ничего не растет, а в прозрачной воде ничего не плавает. Такое уж это место. И только жрецы знают путь к нему в лабиринте протоков. Жрецы и составы особые знают, что живого делают временно мертвым. Ведь на плотах оцымов могут оказаться разные гости. Из самых дальних континентов. Неподвижные тела обмазываются особой глиной и опускаются на дно заводи. Сквозь прозрачную воду видно темный песок и лежащие псевдостатуи. Мужчины, женщины, дети. Аккуратные, ровные ряды. Начиная с младенцев, едва научившихся плавать, и заканчивая охотниками, что в одиночку выходят на санитру.Глубже охотников лежат только вожди Большого Плота и жрецы. А ученики жрецов остаются на поверхности, гордые своим жребием. Кому-то надо удерживать Плот над спящими, а потом разбудить их. Начиная, естественно, с вождей и жрецов. До следующего сезона доживает каждый пятый ученик. Он и станет в свое время следующим жрецом. И получит Имя – Хозяин-жизни-смерти-и-крови.
С жизнью и смертью мне было понятно. А насчет крови – пришлось спрашивать. Ответил на вопрос жрец. Потому как никто другой отвечать не захотел или не решился. Ну я обменял одну тайну на другую и выяснил, что оцымы не проливают кровь друг друга. Врагов всегда рассудит вода. А девушке стать женщиной помогает жрец. Вечером, после свадебного обряда, она поднимается на его плот, а на рассвете уплывает к своему мужу. И никаких сцен ревности в духе Отелло и Дездемоны. Или Дибо и Тулор. Это очень популярная история из жизни тиу. Кстати, ни один Дибо, в здравом уме и трезвой памяти, не станет мужем женщины по имени Тулор. Нет желающих получить на завтрак собственные яйца. В оцымском языке нет слова «измена». Там жена может сказать: «Не поднимайся на мой плот», и муж развернет лодку и начнет строить новый плот. Потом, может быть, его и пустят обратно в семью. «Настроение жен переменчиво, как воды Оцы», – так говорят оцымские мужи. И очень ровно дышат, когда видят рядом с женой своего заместителя. А то и двух. Мужские гаремы – норма жизни в тех местах, где на двух жен приходится семь мужей. Даже высокая смертность среди рыбаков и охотников не решает демографической проблемы. Рождение девочки здесь празднуется еще круче свадьбы. А отца новорожденной называют героем и задаривают подарками. Кажется, на одном из таких праздников я и спросил жреца, сколько раз его называли героем. Все-таки с такой работой стать многодетным отцом легче, чем жирянкупоймать. А жрец ответил, что его дети ушли к Хозяйке Красной Луны. А если без лишней выспренности, то детей у жрецов нет и не будет, если они и дальше станут подставляться взгляду Карающей.
Как сейчас помню и разговоры, и события, что случились, когда я гостил у оцымов. А ведь два Прихода назад дело было. Или три? Но тогда еще Крант был со мной. В последнее время у меня со временем небольшие проблемы. (Забавный каламбурчик получился. Когда-то мне нравились такие.) Теперь у меня со временем вооруженный до зубов нейтралитет. Мы старательно не замечаем друг друга. Жаль, Кранта не научили этому фокусу. Его Наставники и подумать не могли, что оберегаемый переживет своего сберегателя. Не потеряет его в бою, что иногда случается, а переживет.
То, что я пообещал Кранту, когда жизнь стала уходить от него, я выполнил. Но его наставников уже не застал в живых. Пришлось общаться с их преемниками. Для них и я, и Крант были чем-то вроде странной легенды. Что вдруг взяла и стала явью. Или полуявью. Крант явиться в Обитель уже не мог.
А вот прожить дольше своих наставников умудрился. И дольше всех из своего выпуска. Ну это было просто. Обычно сберегатели не живут так долго.
И как же дрожали руки у Хранителя архива, когда он принимал от меня крантовский сверток!
Оружие, может, и достанется кому-то, а вот путевые заметки и тайные донесения…
Даже присягнувший сберегатель не забывает свою Обитель. И посылает ей интересные сведения, что помогут другим сберегателям. Не знаю только, поверят ли этим сведениям. Или сочтут бредом выжившего из ума старика. Даже обычные норторы живут меньше. И не видят столько за свою жизнь.
Как и положено по закону, мне предложили лучшего сберегателя из нового выпуска. Взамен утерянного, так сказать.
Я с благодарностью отказался. Ну от кого будет защищать меня этот острозубый вьюноша? У таких, как я, врагов уже нет. Живых. А защитить меня от меня самого, вряд ли у него получится.
Когда я начал прощаться, Главный Наставник вздохнул с облегчением. И провел меня до Ворот. А когда увидел, кого я увожу от Обители, обрадовался еще больше. Даже заикаться начал от счастья.
Молчун заметно подрос за последние годы. А иногда ему лень становиться невидимым. При такой любимой зверушке сберегатель мне нужен только для поболтать. Но разговаривать вслух я почти разучился. Предпоследний раз я сотрясал воздух лет десять назад. Последний – в Обители, за несколько дней до Прихода. О нем меня тоже предупредили в Обители. Думаю, на всякий случай. Вдруг у гостя прогрессирующий склероз?
За заботу я, разумеется, поблагодарил, но задерживаться не стал. До Прихода мне надо было многое успеть. Преодолеть полконтинента и найти место, что понравилось бы Ему. Надеюсь, это будет последняя моя служба, а потом Он отпустит меня.
Кажется, мы оба устали друг от друга. И я, и этот мир. В последние дни земля заметно вздрагивает под моими ногами. Даже когда Молчун лежит неподвижно. И делает вид, что спит. Похоже, он стал таким же ленивым и равнодушным, как и его хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Той, что сюда попал. Тут за мной дверь есть…
Или как назвать эти проемы в стене Храма? М-да, не самое подходящее время для урока архитектуры.
– Чужак, за тобой нет двери, – тихо прорычал охранник. И глаза его как-то по-звериному блеснули. Поворачиваться спиной к такому обаяшке мне совсем не хотелось.
– Идущий, ты тоже не видишь проход за мной?
– Не вижу.
Я сжал руку провидца, и он ответил на мое пожатие. Ну и у кого тут глюки?
– Идущий, если я проверю, что у меня за спиной, твой Рал не бросится на меня?
Охраннику приказали отойти, и я оглянулся.
За мной была стена, затянутая тканью. На полу – большой ковер. На ковре – низенький столик и несколько подушек. А возле крайней из них имелось что-то странное. Похожее на клок тумана, чуть больше и шире моего тела. И этого тумана я касался левой рукой.
Не знаю, чего такого Идущий разглядел на моем лице, но он мне поверил.
– Значит, ты можешь уйти через свою невидимую дверь. А меня можешь взять с собой?
– Не знаю. Давай попробуем.
И я протянул ему правую руку. Как когда-то провидец протягивал мне.
Пальцы Первоидущего сжались вокруг моих, и я вдруг понял: получится!
– Я смогу провести тебя. Думаешь, с ними тогда будет все в порядке?
И мы оба посмотрели на девушку и охранника. Они стояли рядом и тоже держались за руки. Как испуганные детишки, которых вот-вот оставят в страшном и незнакомом месте.
– Нет. Они пойдут со мной.
Ну ни фига себе! А здоровья у меня хватит выдернуть троих из чужого сна? Это ведь не слепого через улицу перевести.
Но Первоидущего мои сомнения ничуть не колыхали. Он отдал команду: «Берем самое необходимое!» – и лично занялся отбором этого «необходимого». Не отпуская моей руки. И не сходя с места.
Пока что-то мелкое и ценное укладывалось на большой кусок ткани, девушка умчалась в другую комнату. Не успел я порадоваться, что тащить, похоже, придется только двоих, как она вернулась. И не сама! С ней был огромный тюк. Наверно, красотка все свои наряды туда упаковала. И не только их. Что-то негромко позвякивало при каждом ее шаге.
– Ясоу?..
Первоидущий удивился не меньше меня.
– Но господин, тебе же нравится, когда я танцую с бубном!
«И как выгляжу в своих сорока шубках и в тысяче и одном платье», – хотелось добавить мне, но я не стал вмешиваться в чужую семейную жизнь.
Идущий и сам не глупый мужик, сообразит, что к чему. Но… он только кивнул, признавая тюк тоже «самым необходимым», и протянул девчонке руку. Ясоу схватилась за нее, как утопающий за шею спасателя. Пальцы второй руки держались за узел тюка, что совсем немного не доставал танцовщице до тазобедренного сустава.
Была у меня мысль, что этот багаж может и не протиснуться в дверь. Хилая такая мыслишка. Но могу же я подумать о чем-то приятном, пока собирается «самое необходимое».
Второй тюк оказался не меньше первого. И явно тяжелее. Охранник еще и оружие с собой прихватил. Дополнительное и запасное. Не знаю, что можно делать с копьем в лавке, но его он тоже взял с собой.
– Может, еще и обед возьмешь? – не выдержал я. – Или за поалом сбегаешь?
Охранник переглянулся с Первоидущим и… начал паковать жратву.
«Блин, да я же пошутил!»
Сказал я. Или подумал. Потому как команду: «Отставить!» Первоидущий не дал.
Если рука занята, то можно взяться и за запястье.
Ну до этого додумались и без моей подсказки. Выстроились рядком и внимательно уставились на меня. Мне аж не по себе стало от их ожидающих взглядов.
Посидеть перед дальней дорожкой решил не предлагать. Только приказал закрыть всем глаза и идти за мной до отмены приказа.
Надо было видеть лицо провидца, когда мы всей толпой притопали к нему!
Садиться на пол я тоже никому не приказывал. И почему они составили мне компанию, не знаю. Как не знаю, кто развязал узелок с едой. Ну ладно, мне надо было отдохнуть – ночь выдалась не самой легкой, – а остальные что, тоже сильно притомились и проголодались?..
Дальше мы двинулись только тогда, когда все съели и выпили. Да и не так уж много еды было в том узелке… Еще и старик нам компанию составил.
По коридору шли друг за другом. Хоть могли и рядом. Места хватало. Но никому не хотелось проходить мимо темных проемов.
А вдруг что-нибудь этакое выскочит оттуда?
Вот хоть бы из того крайнего, возле которого я встал отдохнуть. Пока Ясоу возился со своим тюком. Перед самым выходом он взял и развязался.
Но отдыхать стоя мало радости. Можно присесть. А лучше прилечь. Да и отойти левее не помешает. Туда, где тихо и темно. Где восходящее солнце не слепит глаза.
Господи, как же я устал! Прям смертельно! Отдохнуть бы от этого бардака…
11
Горы кажутся черными. Небо – цвета запекшейся крови. И красное солнце. Как глаз маяка. Как крик-предупреждение: «Стой, путник! Не иди. Не смотри…»
Насчет «не смотри» – это верный совет. Смотреть на красное светило больно. И неприятно. Хочется закрыть глаза, не видеть…
Глупо стоять с закрытыми глазами. Лучше сесть. И усталые ноги вытянуть. А можно и самому вытянуться. Полежать немного, подремать. Заснуть. Спать и видеть сны… сны о чем-то большем…
Из каких же древних времен я вытащил этот стих? Или песню? И из какого мира? Не вспомнить уже. Сколько их было?.. Песен… миров… друзей… врагов… Ну вот, опять пытаюсь говорить в рифму. Зачем? Это не остановит очередной Приход, не воскресит мертвых. Помнящих, кем я был. Не знающих, кем я стал. Может, и хорошо, что не знают. «Пока живут помнящие о героях, герои живы…» Так, кажется, говорилось в одной из песен. Древней, как эти горы. А если все, кто помнил, мертвы? А тот, о ком они собирались помнить, пережил их. И детей, и внуков… И их, да и своих тоже… И продолжает жить. Если такое можно назвать жизнью: когда новый день похож на вчерашний, когда каждую ночь хочется выть на луну. Как волку. Одинокому старому волку, пережившему свою стаю и подыхающему в клетке зоопарка. От старости. И от тоски.
Теперь я знаю, что такое «час волка». И давно уже не боюсь этого «часа». И смерти не боюсь. Это она боится. И прячется от меня. Остается дома, когда я выхожу на улицу. Перелетает на другой континент, когда я только думаю сесть на поала.
Всех своих поалов я называл Солнечный. Уже и не помню почему. Как и того, сколько я их сменил за всю мою совсем не короткую жизнь. Когда-то я их считал. Привязывался к каждому зверю, а его смерть переживал как смерть лучшего друга. Но после первого десятка страдать перестал. Понял, что нет ничего вечного в этом мире. Просто одни живут дольше других. После второго десятка я перестал считать поалов. Мне стало неинтересно, скольких еще я переживу. Потом я полюбил ходить пешком. И перестал следить за временем. Сезоны мелькали, как бабочки-однодневки. Только приход Карающей становился чуть более заметным событием.
У каждого народа свой способ спасения от этой кары небесной. Оцымский способ мне показался самым экзотичным. Жителям болотно-озерного края трудно построить убежище из камня или под землей. Их камень и земля залиты водой. Живут здесь на плотах. Если собираются в гости, то плывут всем семейством и со своим домом-плотом. А когда нужно по-быстрому смотаться к соседу, то либо вплавь, либо на маленькой лодочке. «Из воды ты вышел, в воду и вернулся». Так говорят оцымы, когда отдают мертвого рыбам. «Родительница, кормилица, хранительница, судья» – это тоже о воде. Перед каждым Приходом плоты собираются у священных заводей. Где на ровном, хорошо прогретом дне ничего не растет, а в прозрачной воде ничего не плавает. Такое уж это место. И только жрецы знают путь к нему в лабиринте протоков. Жрецы и составы особые знают, что живого делают временно мертвым. Ведь на плотах оцымов могут оказаться разные гости. Из самых дальних континентов. Неподвижные тела обмазываются особой глиной и опускаются на дно заводи. Сквозь прозрачную воду видно темный песок и лежащие псевдостатуи. Мужчины, женщины, дети. Аккуратные, ровные ряды. Начиная с младенцев, едва научившихся плавать, и заканчивая охотниками, что в одиночку выходят на санитру.Глубже охотников лежат только вожди Большого Плота и жрецы. А ученики жрецов остаются на поверхности, гордые своим жребием. Кому-то надо удерживать Плот над спящими, а потом разбудить их. Начиная, естественно, с вождей и жрецов. До следующего сезона доживает каждый пятый ученик. Он и станет в свое время следующим жрецом. И получит Имя – Хозяин-жизни-смерти-и-крови.
С жизнью и смертью мне было понятно. А насчет крови – пришлось спрашивать. Ответил на вопрос жрец. Потому как никто другой отвечать не захотел или не решился. Ну я обменял одну тайну на другую и выяснил, что оцымы не проливают кровь друг друга. Врагов всегда рассудит вода. А девушке стать женщиной помогает жрец. Вечером, после свадебного обряда, она поднимается на его плот, а на рассвете уплывает к своему мужу. И никаких сцен ревности в духе Отелло и Дездемоны. Или Дибо и Тулор. Это очень популярная история из жизни тиу. Кстати, ни один Дибо, в здравом уме и трезвой памяти, не станет мужем женщины по имени Тулор. Нет желающих получить на завтрак собственные яйца. В оцымском языке нет слова «измена». Там жена может сказать: «Не поднимайся на мой плот», и муж развернет лодку и начнет строить новый плот. Потом, может быть, его и пустят обратно в семью. «Настроение жен переменчиво, как воды Оцы», – так говорят оцымские мужи. И очень ровно дышат, когда видят рядом с женой своего заместителя. А то и двух. Мужские гаремы – норма жизни в тех местах, где на двух жен приходится семь мужей. Даже высокая смертность среди рыбаков и охотников не решает демографической проблемы. Рождение девочки здесь празднуется еще круче свадьбы. А отца новорожденной называют героем и задаривают подарками. Кажется, на одном из таких праздников я и спросил жреца, сколько раз его называли героем. Все-таки с такой работой стать многодетным отцом легче, чем жирянкупоймать. А жрец ответил, что его дети ушли к Хозяйке Красной Луны. А если без лишней выспренности, то детей у жрецов нет и не будет, если они и дальше станут подставляться взгляду Карающей.
Как сейчас помню и разговоры, и события, что случились, когда я гостил у оцымов. А ведь два Прихода назад дело было. Или три? Но тогда еще Крант был со мной. В последнее время у меня со временем небольшие проблемы. (Забавный каламбурчик получился. Когда-то мне нравились такие.) Теперь у меня со временем вооруженный до зубов нейтралитет. Мы старательно не замечаем друг друга. Жаль, Кранта не научили этому фокусу. Его Наставники и подумать не могли, что оберегаемый переживет своего сберегателя. Не потеряет его в бою, что иногда случается, а переживет.
То, что я пообещал Кранту, когда жизнь стала уходить от него, я выполнил. Но его наставников уже не застал в живых. Пришлось общаться с их преемниками. Для них и я, и Крант были чем-то вроде странной легенды. Что вдруг взяла и стала явью. Или полуявью. Крант явиться в Обитель уже не мог.
А вот прожить дольше своих наставников умудрился. И дольше всех из своего выпуска. Ну это было просто. Обычно сберегатели не живут так долго.
И как же дрожали руки у Хранителя архива, когда он принимал от меня крантовский сверток!
Оружие, может, и достанется кому-то, а вот путевые заметки и тайные донесения…
Даже присягнувший сберегатель не забывает свою Обитель. И посылает ей интересные сведения, что помогут другим сберегателям. Не знаю только, поверят ли этим сведениям. Или сочтут бредом выжившего из ума старика. Даже обычные норторы живут меньше. И не видят столько за свою жизнь.
Как и положено по закону, мне предложили лучшего сберегателя из нового выпуска. Взамен утерянного, так сказать.
Я с благодарностью отказался. Ну от кого будет защищать меня этот острозубый вьюноша? У таких, как я, врагов уже нет. Живых. А защитить меня от меня самого, вряд ли у него получится.
Когда я начал прощаться, Главный Наставник вздохнул с облегчением. И провел меня до Ворот. А когда увидел, кого я увожу от Обители, обрадовался еще больше. Даже заикаться начал от счастья.
Молчун заметно подрос за последние годы. А иногда ему лень становиться невидимым. При такой любимой зверушке сберегатель мне нужен только для поболтать. Но разговаривать вслух я почти разучился. Предпоследний раз я сотрясал воздух лет десять назад. Последний – в Обители, за несколько дней до Прихода. О нем меня тоже предупредили в Обители. Думаю, на всякий случай. Вдруг у гостя прогрессирующий склероз?
За заботу я, разумеется, поблагодарил, но задерживаться не стал. До Прихода мне надо было многое успеть. Преодолеть полконтинента и найти место, что понравилось бы Ему. Надеюсь, это будет последняя моя служба, а потом Он отпустит меня.
Кажется, мы оба устали друг от друга. И я, и этот мир. В последние дни земля заметно вздрагивает под моими ногами. Даже когда Молчун лежит неподвижно. И делает вид, что спит. Похоже, он стал таким же ленивым и равнодушным, как и его хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83