– Просто.
– Вот и иди отсюда, – сказала она. – Просто.
Простите, – сказал я. – Но я здесь по делу как бы. Вы не знаете, где мне священника найти?
– Батюшку-то?
– Угу, – сказал я. – Батюшку.
– А что у тебя за дело?
– Э, – сказал я, – это личное дело. Между мной и батюшкой.
– Не хочешь говорить, не надо, – обиделась старушка. – Вон в ту дверь за алтарем стукни, там отец Алексий должон быть.
– Спасибо, – сказал я.
– Не за что. А то ходют тут, а чего хочут, чего ходют, непонятно…
Она снова заладила свою песню, на чем я ее и оставил. Прошел мимо алтаря, стукнул в указанную дверь, прочности которой могла бы позавидовать иная московская квартиpa, и получил глухой ответ, дескать, батюшка сейчас выйдет, обождите, грешная душа.
Удовлетворившись этим, я отошел и стал ждать. Хотелось курить, но не думаю, что это здесь было дозволено.
Минуты через три в церковь вошла девушка. Девушка была симпатичной, и в другое время и в другом месте я уделил бы ей гораздо больше внимания, а так остался просто сторонним наблюдателем.
Девушка подошла к иконе какого-то святого или чьей-то матери, вынула из своей сумочки свечу, зажгла ее и поставила перед иконой. До того как она это сделала, девушка была не слишком похожа на верующую. По крайней мере, как я это представлял.
На ней были кожаные штаны, короткая блузка с блестками, больше подходящая для ночного клуба, чем для церкви, роскошная грива каштановых волос покоилась на плечах. Лицо было довольно приятным, насколько мне позволял разглядеть полумрак церкви. Она выглядела представительницей того слоя молодежи, который представлял и я сам, а людей из нашего слоя загнать в церковь могли только чрезвычайные обстоятельства. Как меня, например.
Отворилась дверь за алтарем, и я увидел отца Алексия. Вопреки моим ожиданиям он был вовсе не стар, чуть постарше меня, быть может, и только окладистая борода прибавляла ему солидности. На нем была ряса, из-под которой торчали носки черных кожаных кроссовок.
– Кто тут искал аудиенции со мной? – вопросил он хорошо поставленным голосом профессионального проповедника, словно в церкви было не три человека, а целая толпа.
– Я, – сказал я.
– Машину, что ли, освятить хочешь, сын мой?
– Это зачем? – не понял я.
– Многие хотят, – сказал он.
– И что, освящаете?
– Освящаем с Божьей помощью, – сказал он. – За деньги.
– И сколько стоит? – пересилило мое любопытство.
– Это смотря какая машина, сын мой, – сказал он. –За наши дешевле берем, за нечестивый металл дороже.
– Логично, – сказал я. – И что, помогает?
– Не знаю. – Он пожал плечами, как мирянин. – Кто говорит, что от угона уберегает, кто говорит, что ломается реже.
– А свою машину вы освятили? – спросил я.
– У меня велосипед.
– Тоже хорошо, – сказал я. – Но я не по этому поводу.
– А по какому? – спросил он.
– Я посоветоваться хотел.
– Пойдем в исповедальню, сын мой, – сказал он.
Вообще такое обращение со стороны почти ровесника было нелепым, но говорить священнику об этом я счел нетактичным. Пришел в церковь – блюди ритуалы.
– Вы не поняли, – сказал я. – Я не исповедоваться пришел. Мне совет нужен.
– Исповедь никогда не помешает, сын мой, – сказал он. – Исповедуешься, глядишь, и легче на душе станет, может, тебе и совет мой без надобности будет.
– Вы думаете?
– Я знаю, сын мой, – мягко сказал он.
– А можно без исповедальни? – спросил я. – Так сказать, в приватной беседе?
– Здесь все беседы приватны, – сказал он. – Ты, я и Бог. Без исповедальни так без исповедальни. Главное не то, где ты исповедуешься, главное – твоя искренность.
– Вот и я о том же.
– Следуй за мной.
Мы прошли в ту дверь, из которой он вышел. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояли два стула и стол. На столе лежала какая-то древняя книга явно религиозного содержания. Отец Алексий сел на один стул, я опустил свое бренное тело на другой.
– Ты вообще крещеный? – спросил он.
– Нет, – сказал я. – А это обязательно для того, чтобы посоветоваться?
– Не обязательно, – сказал он. – Просто для информации спрашивал. Итак, начнем. Грешен ли ты, сын мой?
– Наверное.
– Должно отвечать: «Грешен, батюшка».
– Понял, – сказал я.
– Так грешен ли ты, сын мой?
– Грешен, батюшка.
– Теперь подробно о грехах своих рассказывай.
– Обо всех? – спросил я.
– Только о тех, которые самыми главными считаешь.
– А вы никому не расскажете?
– Тайна исповеди священна, сын мой.
– О, – сказал я, – это хорошо.
– Рассказывай, – поторопил он. – Мне еще вечерню служить.
– Извините, – сказал я. – Просто не знаю, с чего начать.
– Я тебе помогу, – сказал он. – Начнем с худших грехов. Лишал ли ты когда-нибудь жизни Божьих тварей?
– Это людей, что ли?
– И людей тоже.
– Нет, – сказал я. – Один раз кошку на машине задавил, нечаянно. Это считается?
– Если нечаянно, то не считается. Умышленно зла не причинял?
– Разве что тараканам.
– Тараканы тоже не считаются. Крал ли когда-нибудь?
– А электронная информация считается?
– Считается.
– Грешен, батюшка. Я, вообще-то говоря, хакер.
– Богопротивное это занятие.
– Грешен, батюшка, – повторил я, потому как не знал, что еще можно сказать.
– Не страдаешь ли ты пороком гордыни?
– Э…
– Грешен, батюшка, – подсказал он.
– Грешен, батюшка, – покорно повторил я.
– Алчности?
– Грешен, батюшка.
– Не совершал ли ты блуда?
– Это в смысле секса?
– Верно, сын мой.
– Грешен, батюшка.
– Не способствовал ли ты абортам?
– Нет.
– Уже хорошо, – сказал он. – Не возжелал ли ты имущества ближнего своего?
– Да как-то…
– Грешен, батюшка.
– Грешен, батюшка.
– Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, – сказал он. – Иди и больше не греши.
– Как это – иди? – не понял я. – А посоветоваться?
– Это формула такая, – сказал он. – Обозначающая конец исповеди. Прочитай десять раз «Богородицу» и десять раз «Отче наш» и не греши более.
– Я текста не знаю.
– Возьми, – сказал он, вытаскивая из кармана брошюру. – Здесь все, что тебе потребно.
– Спасибо, – сказал я, убирая брошюру в карман.
– Не за что, – сказал он. – Так о чем ты хочешь посоветоваться?
– У меня дело деликатное, – сказал я. – И, наверное, несколько необычное.
– Не словоблудствуй, – сказал он.
– Не буду, – сказал я. – Видите ли, я… словом, я встретил демона.
– Нет ничего удивительного в этом, сын мой, – сказал он.
– Даже так? – изумился я.
– Нас всех время от времени одолевают демоны, – сказал он. – Демоны тщеславия, демоны алчности, демоны гордыни, демоны прелюбодеяния и демоны прочих пороков.
– А, – сказал я. – Видите ли, батюшка, вы сейчас говорите метафорически. А я встретил демона, так сказать, во плоти.
– Вот как? – удивился он. – И как он выглядел?
– Как демон, – сказал я. – Большой, рогатый и хвостатый, а из глаз пылал огонь.
– Сын мой, ты к психиатру обращался?
Завтра с утра собираюсь, – сказал я, показывая направление. – Хотел сегодня, да там закрыто уже.
– Любопытно, – сказал он. – Ты сходи обязательно, сын мой.
– Я схожу, – сказал я. – А вы мне что посоветовать можете?
– Странный случай, – сказал он. – Лгать не буду, впервые на моей практике. И что хотел от тебя демон?
– Душу, – сказал я.
– Хм, – сказал он. – Искушал?
– Еще как.
– Что предлагал?
– Деньги предлагал, красавиц предлагал, мэром Москвы обещал сделать.
– И ты отказался? – удивленно спросил он.
– Да.
– Почему?
– Не знаю, – сказал я. – Бредово это как-то все выглядит. Иду себе по лесу, никого не трогаю, а тут бац – демон. И деньги предлагает. Подозрительно как-то.
– Не то слово как подозрительно, – сказал он. – А чем его душа твоя так заинтересовала, ты не спрашивал?
– Спрашивал, – сказал я. – Лотерею, говорит, они там в аду проводили. Типа, я выиграл.
– Подозрительно, – сказал он. – На чем вы с ним расстались, сын мой?
– Договорились послезавтра встретиться.
– Где?
– Не знаю, – сказал я. – Он сам должен меня найти.
– Ну и чего ты от меня хочешь, сын мой?
– Совета, – сказал я.
– А какой я тебе совет могу дать? – спросил он. – Знаешь ли ты, что рискуешь своей бессмертной душой?
– Знаю.
– Ну так своей головой и думай. Как служитель церкви я тебе могу только одно посоветовать – демону отказать и прийти в истинную веру.
– И все?
– Все. А ты чего ожидал, сын мой? Что я тебе сейчас бригаду православного спецназа кликну? Группу боевых экзорцистов быстрого реагирования?
– Ну…
– То-то и оно, сын мой, – сказал он. – Нет у нас таких групп.
– Могу я вам личный вопрос задать?
– Задавай, сын мой.
– Вы сами в Бога верите?
– Верую.
– А мне верите?
– И тебе верю. Не знаю почему, но верю. На сумасшедшего ты не похож. Впрочем, к врачу все же сходи. Я, как ты сам понимаешь, не специалист.
– Схожу, – сказал я.
– А сам-то что делать думаешь?
– Не знаю, – честно сказал я.
– Боишься?
– Есть немного.
– Демоны присланы Сатаной, чтобы смущать наш разум и искушать нас, – сказал отец Алексий. – И вред, который они могут причинить, находится в нас самих. Смутить можно только неуверенный в себе разум, искусить можно только порочную душу. Не бойся и будь уверен в себе. Демон не может причинить тебе физического вреда.
– Да? – Это утверждение ввиду личных параметров демона казалось мне весьма неубедительным.
– Могу предложить тебе только одну вещь, сын мой, –сказал он. – Послезавтра демон придет к тебе, он ведь найдет тебя, где бы ты ни был, ты сам так сказал. А ты в это время будь здесь, рядом со мной.
– И это мне сильно поможет?
– Он не сможет войти в дом Господа нашего.
– Но я не смогу сидеть здесь вечно, – сказал я. – Кроме того, если демон меня не найдет, он может расстроиться. А расстроенные демоны могут быть весьма неприятными типами. И что мне после этого, всю жизнь по монастырям прятаться?
– Не сможешь, – сказал он. – Даже я не провожу здесь все свое время.
– Так какой смысл оттягивать неизбежное? – спросил я.
– Может быть, смысла и нет, – сказал он. – Но… понимаешь, я хотел бы посмотреть на демона собственными глазами.
– Вы мне не верите, что ли?
– В том-то и дело, что верю, сын мой.
– Так вы никогда не видели демонов, батюшка?
– Таких, как ты описываешь, нет, – сказал он. – Сын мой… как тебя зовут?
– Гоша.
– Гоша, – сказал он. – А я в миру – Алекс.
– Очень приятно.
– Взаимно.
Мы пожали друг другу руки.
Затем он замолчал, переворачивая страницы лежащей перед ним на столе книги. Лицо его было задумчиво и сосредоточено.
Я вытянул из кармана сигарету и сунул было в рот, но спохватился. От внимания Алекса мое движение не ускользнуло.
– Да кури ты, – сказал он.
– А можно?
– В принципе нельзя, – сказал он. – Но у тебя случай особый. А я потом тут благовониями все окурю, никто и не заметит.
– Спасибо, – сказал я и закурил. – А сам?
– Бросил, – сказал он. – Как принял сан, так сразу и бросил.
– А зачем ты вообще в монахи пошел?
– Не в монахи, а в священнослужители. – поправил он и добавил коротко: – Уверовал.
И дано ему было откровение, подумал я, или что-то еще в этом роде. Вот он точно должен знать, в чем смысл жизни, но задавать такой вопрос священнику мне показалось неудобным.
– Ты знаешь, Гоша, – сказал он наконец, – я тебе завидую. По-хорошему завидую.
– С чего бы?
– В последнее время Господь не дает прямых доказательств своего существования, – сказал он. – И вера основывается на, прошу прощения, косвенных уликах и давно устаревших фактах. Я понимаю, что таким образом Господь испытывает нас в нашей вере и все такое, но даже священников порой охватывают сомнения. А тебе было явлено чудо.
– Не такое уж это и чудо, – сказал я.
– Чудо, – сказал он. – У тебя есть прямое доказательство существования загробной жизни. У тебя есть прямое доказательство существования бессмертной души. Веками люди дискутировали на эту тему, придумывали псевдонаучные, отвергающие божественное происхождение человека гипотезы, которые смогли убедить множество людей и отвернуть их от лона церкви. Но до сих пор никто не мог похвастаться тем, что он знает абсолютно правильный ответ.
– Вера и знание – это две разные вещи, – сказал я.
– Ты хочешь сказать, что знание убивает веру? – спросил он.
– Наверное, – сказал я. – Вот этот стол. Я знаю, что он существует, вот он стоит передо мной. Я вижу его, могу его понюхать, потрогать, попробовать на вкус. Но это же не значит, что я верю в стол. Я просто знаю, что он есть. Может быть, прямых доказательств нет именно потому, что они могут поставить под вопрос сам факт наличия веры.
– Люди, знающие о существовании Бога, будут праведниками только потому, что испугаются адских мук, – задумчиво сказал Алекс. – Это как преступник не идет на преступление, потому что боится кары закона. В этом что-то есть. Чем, говоришь, ты занимаешься?
– Я – программист.
– И хакер, – сказал он. Ничего-то он не забыл. – В первый раз в церкви, да?
– Так заметно?
– Заметно, – сказал он. – И как тебе здесь, нравится?
– Нормально, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Вот и иди отсюда, – сказала она. – Просто.
Простите, – сказал я. – Но я здесь по делу как бы. Вы не знаете, где мне священника найти?
– Батюшку-то?
– Угу, – сказал я. – Батюшку.
– А что у тебя за дело?
– Э, – сказал я, – это личное дело. Между мной и батюшкой.
– Не хочешь говорить, не надо, – обиделась старушка. – Вон в ту дверь за алтарем стукни, там отец Алексий должон быть.
– Спасибо, – сказал я.
– Не за что. А то ходют тут, а чего хочут, чего ходют, непонятно…
Она снова заладила свою песню, на чем я ее и оставил. Прошел мимо алтаря, стукнул в указанную дверь, прочности которой могла бы позавидовать иная московская квартиpa, и получил глухой ответ, дескать, батюшка сейчас выйдет, обождите, грешная душа.
Удовлетворившись этим, я отошел и стал ждать. Хотелось курить, но не думаю, что это здесь было дозволено.
Минуты через три в церковь вошла девушка. Девушка была симпатичной, и в другое время и в другом месте я уделил бы ей гораздо больше внимания, а так остался просто сторонним наблюдателем.
Девушка подошла к иконе какого-то святого или чьей-то матери, вынула из своей сумочки свечу, зажгла ее и поставила перед иконой. До того как она это сделала, девушка была не слишком похожа на верующую. По крайней мере, как я это представлял.
На ней были кожаные штаны, короткая блузка с блестками, больше подходящая для ночного клуба, чем для церкви, роскошная грива каштановых волос покоилась на плечах. Лицо было довольно приятным, насколько мне позволял разглядеть полумрак церкви. Она выглядела представительницей того слоя молодежи, который представлял и я сам, а людей из нашего слоя загнать в церковь могли только чрезвычайные обстоятельства. Как меня, например.
Отворилась дверь за алтарем, и я увидел отца Алексия. Вопреки моим ожиданиям он был вовсе не стар, чуть постарше меня, быть может, и только окладистая борода прибавляла ему солидности. На нем была ряса, из-под которой торчали носки черных кожаных кроссовок.
– Кто тут искал аудиенции со мной? – вопросил он хорошо поставленным голосом профессионального проповедника, словно в церкви было не три человека, а целая толпа.
– Я, – сказал я.
– Машину, что ли, освятить хочешь, сын мой?
– Это зачем? – не понял я.
– Многие хотят, – сказал он.
– И что, освящаете?
– Освящаем с Божьей помощью, – сказал он. – За деньги.
– И сколько стоит? – пересилило мое любопытство.
– Это смотря какая машина, сын мой, – сказал он. –За наши дешевле берем, за нечестивый металл дороже.
– Логично, – сказал я. – И что, помогает?
– Не знаю. – Он пожал плечами, как мирянин. – Кто говорит, что от угона уберегает, кто говорит, что ломается реже.
– А свою машину вы освятили? – спросил я.
– У меня велосипед.
– Тоже хорошо, – сказал я. – Но я не по этому поводу.
– А по какому? – спросил он.
– Я посоветоваться хотел.
– Пойдем в исповедальню, сын мой, – сказал он.
Вообще такое обращение со стороны почти ровесника было нелепым, но говорить священнику об этом я счел нетактичным. Пришел в церковь – блюди ритуалы.
– Вы не поняли, – сказал я. – Я не исповедоваться пришел. Мне совет нужен.
– Исповедь никогда не помешает, сын мой, – сказал он. – Исповедуешься, глядишь, и легче на душе станет, может, тебе и совет мой без надобности будет.
– Вы думаете?
– Я знаю, сын мой, – мягко сказал он.
– А можно без исповедальни? – спросил я. – Так сказать, в приватной беседе?
– Здесь все беседы приватны, – сказал он. – Ты, я и Бог. Без исповедальни так без исповедальни. Главное не то, где ты исповедуешься, главное – твоя искренность.
– Вот и я о том же.
– Следуй за мной.
Мы прошли в ту дверь, из которой он вышел. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояли два стула и стол. На столе лежала какая-то древняя книга явно религиозного содержания. Отец Алексий сел на один стул, я опустил свое бренное тело на другой.
– Ты вообще крещеный? – спросил он.
– Нет, – сказал я. – А это обязательно для того, чтобы посоветоваться?
– Не обязательно, – сказал он. – Просто для информации спрашивал. Итак, начнем. Грешен ли ты, сын мой?
– Наверное.
– Должно отвечать: «Грешен, батюшка».
– Понял, – сказал я.
– Так грешен ли ты, сын мой?
– Грешен, батюшка.
– Теперь подробно о грехах своих рассказывай.
– Обо всех? – спросил я.
– Только о тех, которые самыми главными считаешь.
– А вы никому не расскажете?
– Тайна исповеди священна, сын мой.
– О, – сказал я, – это хорошо.
– Рассказывай, – поторопил он. – Мне еще вечерню служить.
– Извините, – сказал я. – Просто не знаю, с чего начать.
– Я тебе помогу, – сказал он. – Начнем с худших грехов. Лишал ли ты когда-нибудь жизни Божьих тварей?
– Это людей, что ли?
– И людей тоже.
– Нет, – сказал я. – Один раз кошку на машине задавил, нечаянно. Это считается?
– Если нечаянно, то не считается. Умышленно зла не причинял?
– Разве что тараканам.
– Тараканы тоже не считаются. Крал ли когда-нибудь?
– А электронная информация считается?
– Считается.
– Грешен, батюшка. Я, вообще-то говоря, хакер.
– Богопротивное это занятие.
– Грешен, батюшка, – повторил я, потому как не знал, что еще можно сказать.
– Не страдаешь ли ты пороком гордыни?
– Э…
– Грешен, батюшка, – подсказал он.
– Грешен, батюшка, – покорно повторил я.
– Алчности?
– Грешен, батюшка.
– Не совершал ли ты блуда?
– Это в смысле секса?
– Верно, сын мой.
– Грешен, батюшка.
– Не способствовал ли ты абортам?
– Нет.
– Уже хорошо, – сказал он. – Не возжелал ли ты имущества ближнего своего?
– Да как-то…
– Грешен, батюшка.
– Грешен, батюшка.
– Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, – сказал он. – Иди и больше не греши.
– Как это – иди? – не понял я. – А посоветоваться?
– Это формула такая, – сказал он. – Обозначающая конец исповеди. Прочитай десять раз «Богородицу» и десять раз «Отче наш» и не греши более.
– Я текста не знаю.
– Возьми, – сказал он, вытаскивая из кармана брошюру. – Здесь все, что тебе потребно.
– Спасибо, – сказал я, убирая брошюру в карман.
– Не за что, – сказал он. – Так о чем ты хочешь посоветоваться?
– У меня дело деликатное, – сказал я. – И, наверное, несколько необычное.
– Не словоблудствуй, – сказал он.
– Не буду, – сказал я. – Видите ли, я… словом, я встретил демона.
– Нет ничего удивительного в этом, сын мой, – сказал он.
– Даже так? – изумился я.
– Нас всех время от времени одолевают демоны, – сказал он. – Демоны тщеславия, демоны алчности, демоны гордыни, демоны прелюбодеяния и демоны прочих пороков.
– А, – сказал я. – Видите ли, батюшка, вы сейчас говорите метафорически. А я встретил демона, так сказать, во плоти.
– Вот как? – удивился он. – И как он выглядел?
– Как демон, – сказал я. – Большой, рогатый и хвостатый, а из глаз пылал огонь.
– Сын мой, ты к психиатру обращался?
Завтра с утра собираюсь, – сказал я, показывая направление. – Хотел сегодня, да там закрыто уже.
– Любопытно, – сказал он. – Ты сходи обязательно, сын мой.
– Я схожу, – сказал я. – А вы мне что посоветовать можете?
– Странный случай, – сказал он. – Лгать не буду, впервые на моей практике. И что хотел от тебя демон?
– Душу, – сказал я.
– Хм, – сказал он. – Искушал?
– Еще как.
– Что предлагал?
– Деньги предлагал, красавиц предлагал, мэром Москвы обещал сделать.
– И ты отказался? – удивленно спросил он.
– Да.
– Почему?
– Не знаю, – сказал я. – Бредово это как-то все выглядит. Иду себе по лесу, никого не трогаю, а тут бац – демон. И деньги предлагает. Подозрительно как-то.
– Не то слово как подозрительно, – сказал он. – А чем его душа твоя так заинтересовала, ты не спрашивал?
– Спрашивал, – сказал я. – Лотерею, говорит, они там в аду проводили. Типа, я выиграл.
– Подозрительно, – сказал он. – На чем вы с ним расстались, сын мой?
– Договорились послезавтра встретиться.
– Где?
– Не знаю, – сказал я. – Он сам должен меня найти.
– Ну и чего ты от меня хочешь, сын мой?
– Совета, – сказал я.
– А какой я тебе совет могу дать? – спросил он. – Знаешь ли ты, что рискуешь своей бессмертной душой?
– Знаю.
– Ну так своей головой и думай. Как служитель церкви я тебе могу только одно посоветовать – демону отказать и прийти в истинную веру.
– И все?
– Все. А ты чего ожидал, сын мой? Что я тебе сейчас бригаду православного спецназа кликну? Группу боевых экзорцистов быстрого реагирования?
– Ну…
– То-то и оно, сын мой, – сказал он. – Нет у нас таких групп.
– Могу я вам личный вопрос задать?
– Задавай, сын мой.
– Вы сами в Бога верите?
– Верую.
– А мне верите?
– И тебе верю. Не знаю почему, но верю. На сумасшедшего ты не похож. Впрочем, к врачу все же сходи. Я, как ты сам понимаешь, не специалист.
– Схожу, – сказал я.
– А сам-то что делать думаешь?
– Не знаю, – честно сказал я.
– Боишься?
– Есть немного.
– Демоны присланы Сатаной, чтобы смущать наш разум и искушать нас, – сказал отец Алексий. – И вред, который они могут причинить, находится в нас самих. Смутить можно только неуверенный в себе разум, искусить можно только порочную душу. Не бойся и будь уверен в себе. Демон не может причинить тебе физического вреда.
– Да? – Это утверждение ввиду личных параметров демона казалось мне весьма неубедительным.
– Могу предложить тебе только одну вещь, сын мой, –сказал он. – Послезавтра демон придет к тебе, он ведь найдет тебя, где бы ты ни был, ты сам так сказал. А ты в это время будь здесь, рядом со мной.
– И это мне сильно поможет?
– Он не сможет войти в дом Господа нашего.
– Но я не смогу сидеть здесь вечно, – сказал я. – Кроме того, если демон меня не найдет, он может расстроиться. А расстроенные демоны могут быть весьма неприятными типами. И что мне после этого, всю жизнь по монастырям прятаться?
– Не сможешь, – сказал он. – Даже я не провожу здесь все свое время.
– Так какой смысл оттягивать неизбежное? – спросил я.
– Может быть, смысла и нет, – сказал он. – Но… понимаешь, я хотел бы посмотреть на демона собственными глазами.
– Вы мне не верите, что ли?
– В том-то и дело, что верю, сын мой.
– Так вы никогда не видели демонов, батюшка?
– Таких, как ты описываешь, нет, – сказал он. – Сын мой… как тебя зовут?
– Гоша.
– Гоша, – сказал он. – А я в миру – Алекс.
– Очень приятно.
– Взаимно.
Мы пожали друг другу руки.
Затем он замолчал, переворачивая страницы лежащей перед ним на столе книги. Лицо его было задумчиво и сосредоточено.
Я вытянул из кармана сигарету и сунул было в рот, но спохватился. От внимания Алекса мое движение не ускользнуло.
– Да кури ты, – сказал он.
– А можно?
– В принципе нельзя, – сказал он. – Но у тебя случай особый. А я потом тут благовониями все окурю, никто и не заметит.
– Спасибо, – сказал я и закурил. – А сам?
– Бросил, – сказал он. – Как принял сан, так сразу и бросил.
– А зачем ты вообще в монахи пошел?
– Не в монахи, а в священнослужители. – поправил он и добавил коротко: – Уверовал.
И дано ему было откровение, подумал я, или что-то еще в этом роде. Вот он точно должен знать, в чем смысл жизни, но задавать такой вопрос священнику мне показалось неудобным.
– Ты знаешь, Гоша, – сказал он наконец, – я тебе завидую. По-хорошему завидую.
– С чего бы?
– В последнее время Господь не дает прямых доказательств своего существования, – сказал он. – И вера основывается на, прошу прощения, косвенных уликах и давно устаревших фактах. Я понимаю, что таким образом Господь испытывает нас в нашей вере и все такое, но даже священников порой охватывают сомнения. А тебе было явлено чудо.
– Не такое уж это и чудо, – сказал я.
– Чудо, – сказал он. – У тебя есть прямое доказательство существования загробной жизни. У тебя есть прямое доказательство существования бессмертной души. Веками люди дискутировали на эту тему, придумывали псевдонаучные, отвергающие божественное происхождение человека гипотезы, которые смогли убедить множество людей и отвернуть их от лона церкви. Но до сих пор никто не мог похвастаться тем, что он знает абсолютно правильный ответ.
– Вера и знание – это две разные вещи, – сказал я.
– Ты хочешь сказать, что знание убивает веру? – спросил он.
– Наверное, – сказал я. – Вот этот стол. Я знаю, что он существует, вот он стоит передо мной. Я вижу его, могу его понюхать, потрогать, попробовать на вкус. Но это же не значит, что я верю в стол. Я просто знаю, что он есть. Может быть, прямых доказательств нет именно потому, что они могут поставить под вопрос сам факт наличия веры.
– Люди, знающие о существовании Бога, будут праведниками только потому, что испугаются адских мук, – задумчиво сказал Алекс. – Это как преступник не идет на преступление, потому что боится кары закона. В этом что-то есть. Чем, говоришь, ты занимаешься?
– Я – программист.
– И хакер, – сказал он. Ничего-то он не забыл. – В первый раз в церкви, да?
– Так заметно?
– Заметно, – сказал он. – И как тебе здесь, нравится?
– Нормально, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75