Звук, раздавшийся в следующую минуту, был до того неожиданным для Хантера, что он схватился за револьвер. Блеяние? Только тут ему на глаза попался вьючный мул, к которому была привязана дойная коза.
— Это еще что за чертовщина? — Он ткнул в ту сторону пальцем, невольно прищурившись от резкой похмельной боли в висках.
У Сэйбл, так и не сумевшей привыкнуть к проклятиям, краска бросилась в лицо. Ей удалось сохранить каменную неподвижность, но она недостаточно владела собой, чтобы помнить о ломаном английском.
— Мы заключили соглашение. Вас не касается, что я беру с собой в дорогу.
— Я и не знал, что сиу ждут нас в следующем году! Именно столько времени займет дорога с таким скарбом, — пролаял Хантер — и с трудом удержался от стона: так болезненно отдался в голове звук собственного голоса.
Он также разбудил Маленького Ястреба, и тот заплакал. Сэйбл приподняла колыбель, укрепленную на спине ее лошади, и подула младенцу в лицо. Ей не хотелось так с ним поступать, но Лэйн настаивала: индейский ребенок не должен плакать без крайней необходимости. Только голод или боль извиняли его плач, а иначе он мог привлечь внимание врага, поэтому детей всегда вовремя кормили и перепеленывали.
— Что?! Ребенок? Мы потащим к сиу ребенка, черт бы его побрал?
Хантер не верил своим глазам. Не может быть, чтобы от него ждали подобной глупости!
— А почему бы и нет? — спросила Сэйбл, трепеща: этот человек выглядел так, словно собирался схватить ее за горло.
— Дьявол и вся преисподняя! Женщина, ты забыла, что перед нами лежат дикие земли? Черт возьми, мужнина не всегда выживает там, не говоря уже о… — Он махнул рукой на колыбель.
— Вы дали мне слово, мистер Хант. С ребенком я или без, это ничего не меняет.
В ответ послышалось глухое рычание. Сэйбл огляделась, чтобы понять, откуда оно исходит, и с испугом поняла, что этот звериный звук издал ее проводник. Возможно, род его идет от медведей или ягуаров, невольно подумала она и затаила дыхание в ожидании гневной тирады. Однако мистер Хант молча вскочил в седло и ударил лошадь пятками.
— Поехали! — рявкнул он, небрежно нахлобучив на голову широкополую шляпу. — Так мы весь чертов день проболтаем!
Снова ощутив, как кровь приливает к лицу, Сэйбл решила при первом же удобном случае поговорить с ним по поводу постоянных проклятий (разумеется, когда — и если — между ними возникнут менее враждебные отношения, чем теперь). Смерив взглядом маячившую впереди напряженную спину, она покачала головой: пока и речи не шло о мирном сосуществовании. Очевидно, мистер Хант понятия не имел о правильном воспитании. Он был злобный, вспыльчивый, неотесанный сквернослов и пьяница. И все же она сумела справиться с ним, подумала Сэйбл и улыбнулась. Пока все шло так, как она задумала.
Хантер бросил короткий взгляд через плечо. Ребенок, скажите-ка! Итак, Фиалковые Глаза еще и мамочка, ко всему прочему. Не иначе как он был в белой горячке вчера вечером, если согласился участвовать в этом безумии. Глава 5
Единственным звуком, нарушавшим тишину, был ритмичный стук подков. Изредка слышался удар железа о камень — но и только. Хантер успел не раз возблагодарить Бога за благословенную тишину леса, так как каждый звук отдавался в голове, усиливаясь многократно. Ему казалось, что худшего похмелья он не переживал за всю свою жизнь. Стараясь не шевелить не только головой, но и глазами, Хантер осторожно снял с луки седла флягу и сделал несколько глотков, пытаясь смыть с языка отвратительный привкус вчерашней дешевой выпивки. Укрепляя флягу, он пробормотал клятву никогда больше не прикасаться к спиртному (Бог знает, какую по счету). Дыхание поднималось в морозном утреннем воздухе облачком белого пара. Повыше подняв воротник, чтобы прикрыть замерзшие уши, он повозился в седле и оглянулся.
Фиалковые Глаза низко склонилась над колыбелью, убаюкивая ребенка песней. Ни слов, ни мотива различить не удавалось, только еле слышное размеренное бормотание, похожее на мурлыканье кошки. Поводья небрежно свисали, едва придерживаемые одной рукой. Ее счастье, что лошади такие послушные, подумал Хантер, видимо, его подопечная не замечает, куда едет. С самого отъезда они не обменялись ни словом, и за это он был ей весьма благодарен. Он терпеть не мог болтливых женщин, равно белых, полукровок или чистокровных индианок. Однако ему казалось странным, что отец ребенка бросил ее на произвол судьбы. Как это могло случиться? Как вообще она оказалась вне своего племени? Ни один индеец не позволил бы матери своего ребенка и на день исчезнуть с его глаз, не говоря уже о том, чтобы оставить ее в окружении белых. Разумеется, если она была ему небезразлична.
Впрочем, какое до этого дело ему, Хантеру? Ему и без того хватает, о чем подумать, чтобы прийти в раздражение. О том, например, как ловко она обвела его вокруг пальца, вынудив взяться за работу, в которой он не нуждался. Теперь для него нет дороги назад. Как бы он ни относился к своей спутнице, он дал слово и собирается его сдержать. Пусть только навстречу попадется какое ни на есть племя сиу, он сдаст ее с рук на руки — и ищи ветра в поле! Что ж с того, что он терпеть не может заботиться о ком бы то ни было? Его услуги хорошо оплачиваются. Слава Богу, она неразговорчива. Его дело — оберегать ее в дороге и вести в нужном направлении, а не болтать с ней.
В очередной раз обернувшись, Хантер заметил, что его спутница возится с узлом шали. Он предположил, что она собирается кормить младенца, и подстегнул лошадь, чтобы не смущать ее.
Когда расстояние между ними стало быстро увеличиваться, Сэйбл не могла не признать, что ее проводник все же имел кое-какие хорошие манеры. Она и впрямь намеревалась покормить ребенка, хотя и не тем способом, каким предполагал Хантер. Сам того не подозревая, он давал ей возможность выдержать роль кормящей матери. Это оказалось нелегкой задачей: тряская рысь лошади заставила ее почти сползти с седла, чтобы сунуть в рот Маленькому Ястребу бычий пузырь, наполненный козьим молоком. Все же это удалось, и вскоре из-под полы ее меховой одежды послышалось жадное чмоканье. Насыщаясь, ребенок продолжал дремать, убаюканный колыбельной и покачиванием лошади. Импровизированная соска, питавшая малыша, была пожертвована Фебой. С ее помощью она кормила второго ребенка, когда у нее от голода пропало молоко. Пузырь был надежно упакован в мягкий кожаный мешок, предохраняющий его от случайного прокола, и соединен с уродливым резиновым подобием соска. Маленький Ястреб не возражал против несовершенства своей искусственной кормилицы, кроме того, стеклянная бутылка могла разбиться в дороге.
Сэйбл перевела взгляд на удаляющуюся спину мистера Ханта. Словно кол проглотил! За все время пути он не произнес ни слова, если не считать резкой команды поторапливаться или приглушенного проклятия. Она от души надеялась, что после долгого привала и обильной еды ее угрюмый проводник смягчится. Подумать только, ей придется день и ночь находиться в компании человека с таким неуживчивым характером!
Еще через пару миль Маленький Ястреб начал возиться в колыбели и хныкать. Сэйбл виновато сообразила, что в пузыре было не столько жидкости, сколько воздуха, и потому он казался таким тугим. Хочешь не хочешь, а предстояло добыть еще порцию молока. Как только мистер Хант исчез за поворотом, она натянула поводья. Не стоило привлекать его внимание к вынужденной задержке: в теперешнем настроении он только разозлился бы сильнее.
С флягой в руках, жадно глотая холодную воду, Хантер оглянулся и обнаружил, что он один на тропе. Проклятие! Они и дня не провели в дороге, а краснокожая дуреха уже успела заблудиться! Она хоть понимает, что в лесу каждый куст может таить засаду? Что они могут столкнуться здесь с кем угодно? Трудно сказать, что возмущало Хантера больше: необходимость заниматься поисками или собственное похмелье, из-за которого он не заметил отсутствия спутницы.
Он поспешно повернул лошадь. Тропа была такой узкой, что ветви то и дело довольно чувствительно хлестали его по лицу. Хантер уже нарисовал себе ужасную картину: два трупа, лишенные скальпов, — и сердце его стало биться с натугой, порожденной как тревогой, так и похмельем. На ходу он достал револьвер и взвел курок, стараясь приготовиться буквально ко всему, с чем бы ни пришлось столкнуться. Однако, заметив движение впереди и натянув удила, он невольно подумал: оказывается, приготовиться можно все-таки не ко всему.
Фиалковые Глаза сидела на корточках прямо посреди тропы и доила козу, гримасничая в унисон своим движениям. Под выменем стояла жестяная банка, мимо которой струйки пролетали с завидным постоянством. Индианка, которая не умеет доить? Да они умеют делать это, едва научившись ходить! От удивления Хантер не нашел ничего лучшего, чем гаркнуть в полный голос:
— Какого черта ты не предупредила меня?
Сэйбл пискнула и свалилась навзничь, ногой опрокинув жестянку и пролив то немногое, что чудом туда попало.
— Я кричала, — пробормотала она, не поднимая глаз.
— Почему же, дьявол тебя побери, я не слышал ни звука?
— Пить надо меньше, — буркнула она себе под нос и снова уселась перед козой.
Меньше всего ей хотелось, чтобы проводник отирался поблизости. Разумеется, от его глаз не могло укрыться ее неумение. Однако ничего теперь не поделаешь, и она ограничилась тем, что сосредоточила внимание на длинном козьем вымени, стараясь применить на практике наставления Кайла — специалиста по дойке коз. Соски тоже были длинные, податливые и противно мягкие на ощупь. Вдохнув поглубже, Сэйбл принялась тянуть и давить, думая: гадость какая!
Дав себе слово не опозориться на глазах у мистера Ханта, она ухитрилась надоить половину жестянки, обильно смочив молоком также и тропу. Повернувшись спиной к зрителю, она наполнила бычий пузырь, при этом притворяясь, что пьет. Жидкость, попавшая-таки в рот, была тошнотворно теплая и сладкая.
— За каким чер… — начал было Хантер, но оборвал себя и стал молча наблюдать за тем, как Фиалковые Глаза приторачивает к седлу мешок с пресловутой жестянкой и другим добром. Когда она покончила с этой задачей и вопросительно посмотрела на него, он резко скомандовал:
— Пошевеливайся, женщина! Я не нанимался в проводники на всю жизнь!
Сэйбл нахмурилась, поджав губы. «Пошевеливайся», это же надо! С каменным выражением лица она взобралась на лошадь и шагом направила ее по тропе. Странный запах, который Хантер успел учуять утром, подбрасывая ее в седло, снова коснулся его ноздрей. Духи? Его невольно замутило. Казалось, весь лес вокруг сразу пропах духами. И не только духами: к их нежному запаху примешивалась явственная вонь сапожной ваксы. Человек, прослуживший в армии годы, не перепутал бы эту вонь ни с чем. К тому же индианки не знали парфюмерии.
Дав лошади хорошего тычка под ребра, Хантер раздраженно надвинул шляпу на лоб. Он чувствовал, что выставлен дураком даже больше, чем это казалось утром.
— Пора делать привал, — бросил проводник, не удостоив Сэйбл взглядом.
Слишком усталая, чтобы обращать внимание на его упорную враждебность, она спешилась и оглядела поляну. По краю с журчанием протекал ручей. Сэйбл было все равно, где именно они остановились на ночлег. Она едва держалась на трясущихся ногах, ощущение было такое, словно они болят сверху донизу, каждой клеточкой и жилкой. Между ног тупо ныло: должно быть, там был один сплошной синяк. До сих пор она проводила в седле не больше часа в день и понятия не имела, как сегодня сумела продержаться и даже почти не отстать. Ягодицы онемели, их хотелось хорошенько растереть, и Сэйбл не без труда удержалась от этого.
Первым делом она отвязала седельный мешок, уронив его возле ближайшего поваленного ствола, потом занялась Маленьким Ястребом. Малыш был в целях безопасности приторочен к своей колыбельке мягким кожаным ремнем. Под тем же упавшим стволом она постелила постель из одеял, в которой ребенок был устроен со всем возможным комфортом. Теперь можно было заняться собой. Сэйбл направилась под защиту густой растительности, но тут навстречу ей из кустов появился мистер Хант с охапкой хвороста.
— Подвинь одеяла ближе к кострищу, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
Сэйбл приостановилась только для того, чтобы отрицательно помотать головой. Она решила демонстративно не обращать внимания на грубияна, с компанией которого приходилось мириться.
— По ночам здесь чертовски холодно.
Никакого ответа. Хантер пожал плечами и занялся разведением костра.
Сэйбл почувствовала себя легче оттого, что удалось полностью проигнорировать грубое покровительство мистера Ханта. Похоже, он не получил и азов хорошего воспитания, характер имел злобный и неуживчивый, а ругался чаще, чем все другие мужчины, вместе взятые. За целый день она не услышала от него ни единого доброго слова!
Не желая ужинать в столь неприятном обществе, Сэйбл проглотила всухомятку кусок пирога из своих запасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73