Он повернулся и оглядел ее через плечо взглядом, лишенным даже искры тепла. Она встретила его мужественно, высоко вскинув подбородок — старая привычка, только укрепившаяся с течением времени. Хантер отвернулся, пожав плечами с деланным безразличием.
— Поступай, как сочтешь нужным.
— Так я обычно и делаю, мистер Мак-Кракен.
Глава 18
Грохот выстрела был оглушителен, он почти разметал сновидение.
Из ствола вырвалось пламя, длинное и острое, как ярко-красный кинжал. И время замедлилось. Сверкающее лезвие проникло индейцу в грудь с бесконечной медлительностью, рассекая ее до кости. Кровь струилась потоком, вначале темная, потом красная, как лезвие, что открыло ей путь. Грохот повторился еще и еще раз, отдаваясь эхом, множась, а впереди падала, запрокидываясь, человеческая фигура — словно тряпичная кукла, испачканная в красной краске.
И кто-то тряс Сэйбл за плечи изо всех сил, до боли. Знакомый голос рокотал в ушах, сливаясь с грохотом выстрелов, эхом и криком умирающего.
Она напряглась — и проснулась.
— Я с тобой, Сэйбл, дорогая, я с тобой… — продолжался шепот. — Это всего лишь страшный сон, это пройдет…
Она бессознательно прижалась всем телом к Хантеру, уткнувшись лицом в изгиб его шеи.
— Все позади, это только сон.
— Я убила его! Я убила двух индейцев!
Хантеру приходилось быть свидетелем случаев, когда человек осознавал свой поступок много позже того, как совершил его, и слова Сэйбл его не удивили. Он сам испытывал такое слишком часто и знал, что это небезопасно для рассудка!
— Бог накажет меня, — шептала Сэйбл со слезами в голосе. — Я — убийца!
— Нет! — прикрикнул он, отстраняя ее резким толчком. — Ты всего лишь защищала свою жизнь. И не только свою, но мою и Ноя тоже. Если бы ты не сделала этого, мы все были бы мертвы. Что стало бы тогда с Маленьким Ястребом? — Она не ответила, и он грубо встряхнул ее за плечо. — Отвечай, что бы с ним стало?
Ответа он не ждал, просто пытался проникнуть сквозь завесу раскаяния, которая заглушила голос здравого смысла. Сэйбл притихла, время от времени жалобно шмыгая носом. Снова прижав ее к груди, Хантер сделал вид, что не замечает влаги на вороте рубашки.
— Вопрос стоял вот как: мы или они, — убеждал он негромко, поглаживая ее по спине и укачивая, как ребенка. — Такое порой случается в жизни.
Теперь она проснулась окончательно. Образ окровавленного индейца, медленно опрокидывающегося на спину, отступил и почти совсем растаял, но закрыть глаза все-таки было страшно: вдруг все начнется снова. Инстинктивно ища защиты от кошмара, она продолжала прижиматься к груди Хантера, чувствуя всем телом рельеф мускулов под рубашкой. Он молчал, касаясь щекой ее макушки. В кольце рук было уютно, как в гнезде. Ночь постепенно близилась к рассвету, где-то рядом слышалось размеренное дыхание спящего лейтенанта. Было еще очень темно, и, когда Сэйбл откинула голову, она не сумела различить лица Хантера. Но это было и не нужно, она знала его наизусть: резкие скулы, красивую линию губ, почти всегда искривленную насмешкой или горечью, странный серебряно-серый оттенок глаз.
Она почувствовала, что невидимое в темноте лицо склонилось к ней, приблизилось. Острая радость предвкушения буквально пронзила все тело. Она жаждала поцелуя, как глотка дурманящего напитка, способного мгновенно рассеять все страхи, снять с нее вину за две смерти сразу, доставить наслаждение и радость. Но ссора была слишком свежа в памяти, жестокие слова помнились слишком болезненно, поэтому, когда губы коснулись ее рта и слегка ущипнули припухшую от слез нижнюю губу, Сэйбл резко отодвинулась. Отстранив обнимающие руки, она потянула край одеяла вверх, укрывшись до подбородка.
— Спасибо, что разбудили. Спокойной ночи! — прошептала она, повозилась на еще не остывшем ложе из веток и повернулась к Хантеру спиной.
Поначалу ошарашенный этим неожиданным отпором, Хантер скоро сообразил, в чем дело. Все еще дуется, подумал он не без горького ехидства, разглядывая укрытую одеялом напряженную спину. Подумаешь! Разве он сказал хоть одно слово, которое не было полностью справедливым? Эта женщина — ходячая ложь! Вот и пусть смотрит свои кошмары или не спит всю ночь, чтобы не видеть снов.
Тем не менее он остался поблизости от Сэйбл, прислушиваясь к ее дыханию и втайне надеясь, что его помощь понадобится снова. Это были первые минуты близости с момента, когда они повернули к форту Макферсон. Хантер вспоминал о минувших четырех днях, как о самых долгих в своей жизни. Неужели бывает так, думал он, потирая колючий от щетины подбородок, чтобы человек был все время рядом, но ты все равно скучал по нему, словно он за тысячу миль?
Что же делать? Затеять новую ссору, просто чтобы услышать ее голос при свете дня? Но что хорошего это даст?
Если бы только можно было изменить прошлое, перечеркнуть жизнь, которую он вел до сих пор! Тогда их отношения могли бы стать совсем иными, совсем.
«Ложись спать, Хантер Мак-Кракен. Помни о том, что эта женщина — всего лишь эпизод в твоей жизни, а эпизоды рано или поздно кончаются».
Он забрался под одеяло и расслабился с тяжелым вздохом. О сне не могло быть и речи. Он потому и услышал крик Сэйбл, что давно лежал без сна. Кошмары случались не только у нее.
Ной Кирквуд сделал вид, что поправляет головной убор, при этом разглядывая пару, сидящую на лошади капитана Мак-Кракена. Женщина ехала на крупе, позади проводника, как и все предыдущие дни. Лейтенант был уверен, что у нее болит каждая мышца, но держалась она стоически. Несмотря на упорное молчание, было заметно, что она очень сердита. Делая им на привалах перевязку, она не поднимала глаз выше подбородков — не только капитана, но и его, из чего Ной сделал вывод, что на него тоже дуются. На свои синяки и ссадины она не обращала внимания, и это было искренно. Пару раз лейтенант открывал было рот, чтобы обратить на это ее внимание, но благоразумно придерживал язык. Он чувствовал, что подобная забота не будет принята благосклонно, и продолжал молча созерцать синяки на лице и шее женщины, с течением времени превратившиеся из черных в желто-зеленые.
Впрочем, он и капитан тоже являли собой непрезентабельное зрелище. В форте, наверное, будет переполох, когда они появятся у ворот, думал Ной мрачно. Хорошо хоть, у них оставалась кое-какая пища, и запас воды удавалось время от времени пополнить. В связи с этим лейтенант не раз задавался вопросом, когда их добровольная сестра милосердия ест и пьет. Ему ни разу не удавалось застать ее за этим занятием.
Местность становилась все более знакомой. По тропе тянулся длинный караван крытых фургонов, и лейтенант с трудом сдерживал желание пустить лошадь в галоп и обогнать их, остановившись прямо под стенами форта.
Макферсон был невелик, но стратегически важен. Он располагался в точке слияния рек Южный и Северный Платт. Когда-то их бороздили только пироги индейцев, выслеживающих дичь, но с тех пор, как в водах реки отразились стены форта, этому был положен конец.
Приостановившись, когда Макферсон показался на горизонте, Ной не удержался и удивленно присвистнул7. За те несколько недель, которые он провел в лесах, вокруг стало заметно оживленнее! Старый Джек Морроу, как видно, прикупил еще земель к своему ранчо, потому что его ограда теперь подходила почти к самым воротам форта. Когда-нибудь хитрая бестия выручит за эту землю впятеро, а то и вшестеро, усмехнулся Ной. Однако, несмотря на суету и мельтешение гражданских лиц, присутствие военных сказывалось тоже. И неудивительно: в форте Макферсон располагались не только кавалеристы, но и две роты волонтеров.
Для лейтенанта возвращение в полк означало лечение, приличную еду и баню. За толстыми стенами форта его ожидала также безопасность, столь же вожделенная, как и все прочее. Спать по ночам спокойно, без кошмаров, под близкое дыхание товарищей по оружию, а не под вой ветра!
Кошмары, насколько он понял, видели все трое, не он один. Даже их спутница, которую капитан Мак-Кракен называл «Фиалковые Глаза». Прошлой ночью она снова кричала во сне, разбудив его (нельзя сказать, что он был очень расстроен, вырвавшись из сна, в котором его снова и снова тыкали горящей головней). Проснувшись, он завозился намеренно громко, чтобы создать у нее чувство защищенности и тем самым рассеять ее страхи. Так и случилось: женщина вскоре успокоилась и задремала снова. Ной тогда позавидовал ей, потому что сам лежал без сна до самого рассвета… Мак-Кракен тоже, насколько он мог судить.
Что-то в ее лице тревожило лейтенанта, оно казалось ему странно знакомым. Мимика? Взгляд? Манера вскидывать голову? Или походка? В своих мешковатых обносках она двигалась так, словно была разряжена в шелк и бархат и увешана драгоценностями. Это никак не вписывалось в образ скво, даже полукровки. Впрочем, почему бы и нет? Она могла быть воспитана миссионерами или семьей белых филантропов. Во всяком случае, большую часть жизни она провела не в городе, потому что вид толпы у ворот форта полностью выбил ее из колеи.
— Здесь всегда так многолюдно, кроме сезона ливней, — пояснил он сочувственно и покачал головой, когда женщина отвернулась, втянув голову в плечи.
Сэйбл была в ужасе. Сколько же здесь народу! Это превосходило все ее опасения. Фургон за фургоном, переваливаясь, как утки, тащились по колеям глубиной в половину высоты колес. Они стягивались к воротам, где царил полнейший бедлам: утомленные быки фыркали, лошади всхрапывали и ржали, женщины перекрикивались пронзительными голосами, грудные дети плакали, не переставая. Более взрослые ребятишки, на ходу выскочив из-под тента, хватали сухое дерево или зачерпывали воду из поилок для животных и снова заскакивали в свои дома на колесах. Свист бичей, крики, понукающие животных, перебранка и визг попавшихся под ноги собак сливались в невообразимый гул, сквозь который лошадь Хантера двигалась, как корабль сквозь волны бурного моря.
Но главное — вокруг были военные. Идущие по обочине дороги, пробирающиеся между повозками, едущие верхом. Кто-то из них подталкивал плечом застрявший фургон, кто-то перешучивался с девчонкой побойчее. Имя им — легион, думала она, нервно стискивая бока Хантера. Она надеялась, что выглядит не настолько встревоженной, чтобы привлечь чье-нибудь внимание.
— Ты уверена, что не хочешь пересесть вперед? — спросил проводник, не отрывая взгляда от дороги, но слегка откидываясь назад, чтобы перекричать шум.
— Уверена.
— Предупреждаю: если не проедешь хоть полмили, свесив обе ноги на сторону, в форте ты попросту не сможешь стоять, не то что ходить.
— Какая трогательная забота! Вы забываете, что ноги моей не будет в…
— Переправа здесь, — перебил Ной, указывая на брод, к которому фургоны подтягивались один за другим.
Чтобы обогнать их бесконечную вереницу, мужчины подстегнули лошадей. Круп под Сэйбл начал так сильно подпрыгивать, что она мгновенно вылетела бы с лошади, если бы не вцепилась в куртку Хантера изо всех сил. Раз за разом взлетая в воздух и снова плюхаясь онемевшим задом, она черпала силы только в проклятиях. Она была уверена, что Хантер делает это нарочно. Обе лошади дружно ступили в ледяные воды Платта.
— Зря ты все-таки не пересела вперед, — благодушно заметил Хантер.
— Я пересяду! — простонала Сэйбл, когда холодная вода сомкнулась вокруг отшибленных бедер.
— Уже поздно.
— Ублюдок! — буркнула она.
— Что я слышу! Неужели ты ругаешься, Фиалковые Глаза?
Судя по тону, он посмеивался. Не в силах сдержаться, Сэйбл ткнула его кулаком в спину. Хантер расхохотался в ответ. Ной покосился в его сторону, но он и не подумал стереть с лица широкую улыбку. Она снова разговаривала с ним, и это было безусловно радостным событием.
Лошади вынесли седоков на отлогий берег и прибавили ходу.
— Мистер Мак-Кракен! — взмолилась Сэйбл, но тому оставалось только поспевать за лейтенантом, который то и дело пришпоривал лошадь.
Они пересекли вытоптанный участок земли и приблизились к воротам форта. Сэйбл, которая могла думать только о том, что разваливается на две половинки, сразу забыла об этих пустяках, когда на ней остановился взгляд часового. Она натянула одеяло до самых глаз, делая вид, что трясется от холода. Что, если ему знакомо ее лицо?
Форт был квадратным сооружением с бревенчатыми стенами, каждая длиной в двести пятьдесят ярдов. Сэйбл прекрасно помнила, как он выглядит изнутри: когда-то она исходила его вдоль и поперек. Для нее это был всего лишь скучный, грязный, лишенный зелени и до крайности тесный городишко. Солдатские бараки, офицерские квартиры, интендантские склады, конюшни и неизбежная кузница, небольшой рынок и — чуть на отшибе — дом коменданта форта и его семьи.
В прошлом году комендантом был Ричард Кавано.
Украдкой окидывая взглядом утоптанную площадку под стенами форта, Сэйбл вспомнила, как по звуку трубы солдаты сбегают по грубым бревенчатым ступеням и выстраиваются в безукоризненные шеренги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73