это тоже искусство.
— Зато я умею вышивать ничуть не хуже Лэйн, — заявила она с вызовом, не упомянув, однако, что сшитые ею рубашки казались скроенными на кривобокую фигуру. — Еще я могу дать великолепный бал, отдавать распоряжения слугам и правильно распределять между ними обязанности.
«Но я понятия не имею, как, каким образом они выполняют эти обязанности. Для меня все появляется, как по мановению волшебной палочки. Лэйн права: я живу вне реальной жизни».
— Значит, ты завидуешь тому, что она перестала быть избалованным ребенком, а ты так им и осталась?
— Чему тут завидовать? — вспылила Сэйбл, сузив глаза, и сунула в рот ломтик сладкого перца в бессознательном желании вызвать недовольство Сальваторе. — Я довольна своей жизнью и не променяю ее ни на какую другую.
— Хм… ты красивая женщина, желанная для многих. — Черные, как маслины, глаза смерили Сэйбл насмешливым взглядом. — Ни один мужчина не откажется сделать тебя украшением своей гостиной.
Сэйбл вскинула голову: замечание попало в точку, больно ее задев.
— Тебе бы стоило влепить за это пощечину, Сальваторе Ваккарелло!
— Слава Богу, я вхожу в число твоих немногочисленных друзей, Сэйбл. С остальными ты так не церемонишься.
Выпустив эту стрелу, Сальваторе безмятежно принялся сдабривать специями только что нарезанное мясо. Он прекрасно знал, как обидчива Сэйбл, и старался, как мог, соткать для ее души защитный кокон. Нужно признать, это доставляло ему немалое удовольствие. Стоя спиной к девушке и по очереди опуская ломти в шипящее масло, он размышлял о том, как необходимо ей снова и снова слышать, что ее жизнь не такая уж бесполезная.
— Так чего же ты хочешь от меня, cara mia? Чтобы я… как это… побрюзжал с тобой на пару?
— Я никогда не брюзжу!
— Да, конечно. Ты дуешься, ты сердишься, ты… — Несколько оттаяв, он бросил короткий взгляд через плечо и неожиданно добавил:
— Ты очень помогаешь мне, Сабелла.
— Перестань, Сальваторе! — Девушка отмахнулась от похвалы. — Я просто играю в твоей кухне, как девочки играют с куклами. Но ты… ты не просто главный повар. Ты — мастер. У тебя золотые руки.
— Когда мы познакомились, ты думала иначе.
— Неужели нужно раз за разом напоминать мне… — Сэйбл повела плечами, от чего жемчужины на ее наряде матово замерцали. — Впрочем, у тебя есть на это право. Наверное, я не должна забывать о том, какой была. Да я и не забуду.
— Главные повара известны своим высокомерием. — Сальваторе ненадолго повернулся, сверкнув в улыбке зубами, кажущимися особенно белыми на фоне оливково-смуглой кожи. — И если кто-то осмеливается во всеуслышание оскорбить фирменное блюдо, какая-то малолетняя…
— Я и теперь повторю, что ты тогда переложил в свое фирменное блюдо базилика, — перебила девушка, не желая знать, каким еще эпитетом ее собираются наградить.
— А я и теперь не соглашусь.
— Упрямый итальяшка! — буркнула Сэйбл.
Сальваторе только усмехнулся, снимая с огня массивную сковороду. Чуть погодя он вернулся к столу, вспоминая вечер четырехлетней давности, когда юная посетительница ресторана высказала свое недовольство с таким так-том, что он едва ли почувствовал себя обиженным. Он тогда пригласил ее в святая святых — на кухню, чтобы лицезреть процесс приготовления osso bucco (телячьих ножек), и их тайная дружба расцвела пышным цветом. Сейчас он поднял взгляд от блюда, на котором располагал ломти жареного мяса среди овощей и зелени, и сдвинул густые брови.
— Как на этот раз тебе удалось ускользнуть из-под надзора отца?
— Он заперся в кабинете, как только у Лэйн начались схватки, — ответила девушка, мрачнея. — Она так хорошо держится: ни криков, ни слез, ни даже стонов. Но мне кажется, что он и в этом найдет повод для обвинения.
— Твой отец, он?…
— В ярости, Сальваторе. Он возмущен, но еще больше пристыжен.
— Разве тебе никто никогда не говорил, что невежливо заканчивать фразу собеседника?
Сэйбл поморгала, сбитая с толку, и приняла виноватый вид.
— Mi dispeaci, signore Vaccarello. Прошу меня извинить.
Она прижала изящную руку к сердцу, изображая величайшую искренность, — и вдруг высунула язык. Сальваторе расхохотался от души, сочный звук его смеха заметался между стенами ресторанной кухни, пустынной в этот поздний час.
Это был высокий, стройный мужчина, щедро наделенный экзотической привлекательностью своего народа. Кое-кто, не раз думала Сэйбл, мог бы даже назвать его красавчиком, несмотря на седые виски, придававшие ему вид стареющего аристократа.
— Постарайся понять, Сабелла, каково сейчас твоему отцу, — сказал он, отсмеявшись. — Фамильная честь много значит для него, и ему не так-то просто примириться с тем, что дочь рожает, не будучи замужем.
— Но ведь Лэйн замужем!
— Это она считает себя замужней, она и отец ее ребенка, но сеньор Кавано думает иначе.
Раздраженная, Сэйбл поднялась со стула, походила по кухне и остановилась перед Сальваторе, чтобы испепелить его взглядом.
— Значит, только его мнение идет в счет? Да и зачем снова к этому возвращаться? Разве мы уже не обсуждали это раз сто, не меньше?
— Твой отец обвиняет себя в том, что случилось с Лэйн.
— И правильно делает! — отрезала Сэйбл, возмущенно упирая руки в бока.
Сальваторе вздохнул. Как мог он объяснить ей? Она видела только то, что хотела, только то, что способна была видеть.
— На его месте каждый был бы уверен, что десяти хорошо вооруженных солдат вполне достаточно для охраны двух женщин. И потом, разве нет во всем этом твоей доли вины? Ведь все случилось еще и потому, что Лэйн прикрывала твое бегство.
Немедленно преисполнившись раскаяния, Сэйбл отвела взгляд, не замечая того, как беспокойно движутся по голубому шелку платья ее руки.
— Ты прав, Сальваторе.
— Ваш отец потратил много месяцев на то, чтобы разыскать Лэйн.
— Ну да, ну да! — согласилась она, дрогнув при виде рассудительного выражения на лице собеседника. — Он искал ее и в конце концов нашел. Только она не имела ни малейшего желания возвращаться.
— Он просто не мог поверить, что его дочь готова остаться с тем, кто ее похитил и обесчестил.
— Я… э-э… я тоже не могу этого понять, — призналась девушка едва слышно. У нее вырвалось сдавленное всхлипывание. — И все же она ни о чем другом не может ни думать, ни говорить. Я так скучала по ней, так ждала ее возвращения, а ей не терпится вернуться к нему!
— Сабелла, Сабелла…
Сальваторе поднялся и, словно угадывая, чего ей недостает, раскрыл объятия. Сэйбл благодарно укрылась в его руках.
— Ах, Сальваторе, она так несчастна! Я не знаю, как держаться с ней, что делать дальше, потому что не хочу снова остаться одна. А папа! Он так изменился. Он больше не улыбается и никогда не говорит о ребенке, словно тот вообще не должен появиться на свет.
— Это естественно, что Лэйн хочет быть с мужчиной, которого любит, — сказал Сальваторе, скрывая улыбку: Сэйбл всегда болтала без умолку, если боялась, что расплачется.
— Она очень изменилась, очень. И я не в восторге от этих перемен.
— В данном случае ты ничего не можешь изменить.
Девушка промолчала. Было ясно, что она чувствует себя обделенной, оставшейся на обочине чего-то грандиозного, что не только разделить, но и понять можно, лишь пройдя через подобное испытание. Немного погодя она смахнула со щеки единственную слезинку и поцеловала смуглый подбородок повара.
— Ты настоящий друг, Сальваторе Ваккарелло.
— Я просто дряхлый старик, который давно перешел бы в лучший мир, если бы не его очаровательная подруга.
Сэйбл засмеялась и ухватила с блюда ломоть еще горячей, покрытой аппетитной корочкой телятины. Повар нацелился шлепнуть ее по руке, но промахнулся. Подняв со стула накидку, девушка поспешила к двери, на ходу пожелав Сальваторе доброй ночи: что бы там ни говорила Лэйн, она не могла в эту ночь обойтись без младшей сестры.
— А ну-ка, милая моя, поднатужьтесь, — напевно упрашивала Мелани. — Вы, мисс Лэйн, распрекрасно управляетесь. Распрекрасно — и все тут.
— Боже милостивый! — воскликнула Сэйбл, которая пританцовывала на месте, стараясь заглянуть через плечо экономки. — Уже головка видна!
— Да успокойся ты и помолчи хоть минуту… — прошептала Лэйн в перерыве между потугами. — И хорошо бы тебе не путаться под ногами у Мелани.
Сэйбл послушно отошла в сторону, но и там продолжала вытягивать шею и гримасничать, как бы помогая стараниям сестры вывести наконец ребенка на свет. Экономка заметила это и наградила ее свирепым взглядом. Девушка отступила к креслу и рухнула в него со смешанным выражением досады и раскаяния на лице.
— Я стараюсь, стараюсь не мешать! Но неужели я совсем ничем не могу помочь?
— Ты уже помогаешь — тем, что ты рядом со мной.
Лэйн постаралась улыбнуться всепрощающей улыбкой старшей сестры и взяла протянутую руку Сэйбл. Как раз в это время ее настигла новая потуга. Измученное тело скрючилось, словно в эпилептическом припадке, пожатие превратилось в сокрушительное.
— Лэйн! Ой-ой-ой!
Но боль в пальцах почти тотчас была забыта: сестра начала тужиться изо всех последних сил. Казалось, это длилось бесконечно. Сэйбл поймала себя на том, что с силой напрягает все тело, словно это могло помочь сестре или облегчить ее муки. Она даже начала тихонько постанывать, хотя Лэйн так и не издала ни звука, только часто и шумно дышала. Тем более неожиданно прозвучал ее пронзительный крик — триумфальный вопль, а вовсе не крик боли. Секундой позже в руках Мелани лежал, пошевеливая ручками и ножками, темноволосый новорожденный.
— Да он просто красавчик! — ахнула Сэйбл, пораженная этим фактом до глубины души.
До сих пор ей не приходилось видеть новорожденных, однако она много слышала о том, что они похожи на сморщенные недозрелые сливы. Но это дитя было пухленькое, с округлым милым личиком — чудо, а не ребенок! Сэйбл немедленно почувствовала, что обожает его.
Мелани с удовольствием вымыла новорожденного, завернула в мягкое одеяльце и вложила в руки Сэйбл, приговаривая: «Вот так, иди к тетушке…» Сэйбл вполголоса ворковала над новообретенным племянником, ожидая, когда экономка закончит приводить в порядок Лэйн и та сможет заняться сыном.
— Ну скажите же, что он красавчик! — И она чмокнула младенца в макушку, покрытую темными волосиками.
— Да уж, мисс Лэйн потрудилась на славу, — с гордостью подтвердила Мелани.
Сэйбл опустилась в любимое кресло — роскошный предмет мебели времен королевы Анны, с изящной шелковой обивкой цвета лаванды. У нее было такое чувство, что это она только что родила. Мальчик, надо же! Она подумала, что у него, наверное, волосы отца, но этого нельзя было сказать с уверенностью, так как она ни разу не видела мужа Лэйн. Зато она с уверенностью могла утверждать, что у ребенка глаза матери. Голубые, как у всех новорожденных, они уже заметно отливали серым.
— Как бы мне хотелось, чтобы его отец сейчас был здесь, — вдруг сказала Лэйн с горечью, прижимая к себе ребенка. — Он был бы так горд!
— Да и какой отец не был бы? — добавила Сэйбл с завистью, наклоняясь к постели, чтобы погладить малыша по головке. — Но ты, конечно, не всерьез хочешь увидеть его здесь. Отец убил бы его на месте.
Лэйн съежилась среди подушек, и девушка тотчас пожалела о своих необдуманных словах.
— Лэйн, я не хотела…
Та молча протянула руку. Сэйбл позволила увлечь себя на постель и опустилась рядом с сестрой, которая с материнской заботой поправила упавший ей на лоб непокорный локон. Она не знала, что в этот момент Лэйн думала: Сэйбл слишком неопытна, слишком невинна, она никогда и ни с чем не сталкивалась…
— Ничего, Сэй, все как-нибудь образуется. Я найду способ вернуться к нему.
— Но ты только что родила ребенка, ты еще слишком слаба! — воскликнула пораженная Сэйбл.
— В рождении ребенка нет ничего необычного, и мое выздоровление — всего лишь вопрос времени, как и мое возвращение к мужу.
В который раз Сэйбл бросилась в глаза перемена, происшедшая со старшей сестрой. И не просто перемена, а перемена полная, окончательная, неожиданно оттолкнувшая их друг от друга, сделавшая почти чужими.
— Папа никогда не позволит тебе этого. После всего того, на что он пошел, чтобы вернуть тебя…
— Пропади он пропадом вместе со всем, на что он пошел! — отрезала Лэйн, и ее серые глаза загорелись странным мрачным огнем. — Это мой ребенок, моя жизнь! И когда ты только поймешь, что драгоценный папочка сделал из нас точное подобие нашей матери?
— В этом не только его вина. Мы не имели ничего против того, чтобы он баловал нас, а что до меня, то мне и по сей день это нравится.
— А знаешь, почему? Потому что ты не пробовала ничего другого. Ты даже не знаешь, что бывает другая, лучшая жизнь.
«Лучшая?» — чуть было не вырвалось у Сэйбл, но она сумела придержать язык. Та, другая жизнь была для ее сестры лучшей. В той жизни она была любима мужчиной, который дрался за нее, как дьявол. Она только и думала, что о нем, родила ему чудесного ребенка, а значит, подарила ему будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Зато я умею вышивать ничуть не хуже Лэйн, — заявила она с вызовом, не упомянув, однако, что сшитые ею рубашки казались скроенными на кривобокую фигуру. — Еще я могу дать великолепный бал, отдавать распоряжения слугам и правильно распределять между ними обязанности.
«Но я понятия не имею, как, каким образом они выполняют эти обязанности. Для меня все появляется, как по мановению волшебной палочки. Лэйн права: я живу вне реальной жизни».
— Значит, ты завидуешь тому, что она перестала быть избалованным ребенком, а ты так им и осталась?
— Чему тут завидовать? — вспылила Сэйбл, сузив глаза, и сунула в рот ломтик сладкого перца в бессознательном желании вызвать недовольство Сальваторе. — Я довольна своей жизнью и не променяю ее ни на какую другую.
— Хм… ты красивая женщина, желанная для многих. — Черные, как маслины, глаза смерили Сэйбл насмешливым взглядом. — Ни один мужчина не откажется сделать тебя украшением своей гостиной.
Сэйбл вскинула голову: замечание попало в точку, больно ее задев.
— Тебе бы стоило влепить за это пощечину, Сальваторе Ваккарелло!
— Слава Богу, я вхожу в число твоих немногочисленных друзей, Сэйбл. С остальными ты так не церемонишься.
Выпустив эту стрелу, Сальваторе безмятежно принялся сдабривать специями только что нарезанное мясо. Он прекрасно знал, как обидчива Сэйбл, и старался, как мог, соткать для ее души защитный кокон. Нужно признать, это доставляло ему немалое удовольствие. Стоя спиной к девушке и по очереди опуская ломти в шипящее масло, он размышлял о том, как необходимо ей снова и снова слышать, что ее жизнь не такая уж бесполезная.
— Так чего же ты хочешь от меня, cara mia? Чтобы я… как это… побрюзжал с тобой на пару?
— Я никогда не брюзжу!
— Да, конечно. Ты дуешься, ты сердишься, ты… — Несколько оттаяв, он бросил короткий взгляд через плечо и неожиданно добавил:
— Ты очень помогаешь мне, Сабелла.
— Перестань, Сальваторе! — Девушка отмахнулась от похвалы. — Я просто играю в твоей кухне, как девочки играют с куклами. Но ты… ты не просто главный повар. Ты — мастер. У тебя золотые руки.
— Когда мы познакомились, ты думала иначе.
— Неужели нужно раз за разом напоминать мне… — Сэйбл повела плечами, от чего жемчужины на ее наряде матово замерцали. — Впрочем, у тебя есть на это право. Наверное, я не должна забывать о том, какой была. Да я и не забуду.
— Главные повара известны своим высокомерием. — Сальваторе ненадолго повернулся, сверкнув в улыбке зубами, кажущимися особенно белыми на фоне оливково-смуглой кожи. — И если кто-то осмеливается во всеуслышание оскорбить фирменное блюдо, какая-то малолетняя…
— Я и теперь повторю, что ты тогда переложил в свое фирменное блюдо базилика, — перебила девушка, не желая знать, каким еще эпитетом ее собираются наградить.
— А я и теперь не соглашусь.
— Упрямый итальяшка! — буркнула Сэйбл.
Сальваторе только усмехнулся, снимая с огня массивную сковороду. Чуть погодя он вернулся к столу, вспоминая вечер четырехлетней давности, когда юная посетительница ресторана высказала свое недовольство с таким так-том, что он едва ли почувствовал себя обиженным. Он тогда пригласил ее в святая святых — на кухню, чтобы лицезреть процесс приготовления osso bucco (телячьих ножек), и их тайная дружба расцвела пышным цветом. Сейчас он поднял взгляд от блюда, на котором располагал ломти жареного мяса среди овощей и зелени, и сдвинул густые брови.
— Как на этот раз тебе удалось ускользнуть из-под надзора отца?
— Он заперся в кабинете, как только у Лэйн начались схватки, — ответила девушка, мрачнея. — Она так хорошо держится: ни криков, ни слез, ни даже стонов. Но мне кажется, что он и в этом найдет повод для обвинения.
— Твой отец, он?…
— В ярости, Сальваторе. Он возмущен, но еще больше пристыжен.
— Разве тебе никто никогда не говорил, что невежливо заканчивать фразу собеседника?
Сэйбл поморгала, сбитая с толку, и приняла виноватый вид.
— Mi dispeaci, signore Vaccarello. Прошу меня извинить.
Она прижала изящную руку к сердцу, изображая величайшую искренность, — и вдруг высунула язык. Сальваторе расхохотался от души, сочный звук его смеха заметался между стенами ресторанной кухни, пустынной в этот поздний час.
Это был высокий, стройный мужчина, щедро наделенный экзотической привлекательностью своего народа. Кое-кто, не раз думала Сэйбл, мог бы даже назвать его красавчиком, несмотря на седые виски, придававшие ему вид стареющего аристократа.
— Постарайся понять, Сабелла, каково сейчас твоему отцу, — сказал он, отсмеявшись. — Фамильная честь много значит для него, и ему не так-то просто примириться с тем, что дочь рожает, не будучи замужем.
— Но ведь Лэйн замужем!
— Это она считает себя замужней, она и отец ее ребенка, но сеньор Кавано думает иначе.
Раздраженная, Сэйбл поднялась со стула, походила по кухне и остановилась перед Сальваторе, чтобы испепелить его взглядом.
— Значит, только его мнение идет в счет? Да и зачем снова к этому возвращаться? Разве мы уже не обсуждали это раз сто, не меньше?
— Твой отец обвиняет себя в том, что случилось с Лэйн.
— И правильно делает! — отрезала Сэйбл, возмущенно упирая руки в бока.
Сальваторе вздохнул. Как мог он объяснить ей? Она видела только то, что хотела, только то, что способна была видеть.
— На его месте каждый был бы уверен, что десяти хорошо вооруженных солдат вполне достаточно для охраны двух женщин. И потом, разве нет во всем этом твоей доли вины? Ведь все случилось еще и потому, что Лэйн прикрывала твое бегство.
Немедленно преисполнившись раскаяния, Сэйбл отвела взгляд, не замечая того, как беспокойно движутся по голубому шелку платья ее руки.
— Ты прав, Сальваторе.
— Ваш отец потратил много месяцев на то, чтобы разыскать Лэйн.
— Ну да, ну да! — согласилась она, дрогнув при виде рассудительного выражения на лице собеседника. — Он искал ее и в конце концов нашел. Только она не имела ни малейшего желания возвращаться.
— Он просто не мог поверить, что его дочь готова остаться с тем, кто ее похитил и обесчестил.
— Я… э-э… я тоже не могу этого понять, — призналась девушка едва слышно. У нее вырвалось сдавленное всхлипывание. — И все же она ни о чем другом не может ни думать, ни говорить. Я так скучала по ней, так ждала ее возвращения, а ей не терпится вернуться к нему!
— Сабелла, Сабелла…
Сальваторе поднялся и, словно угадывая, чего ей недостает, раскрыл объятия. Сэйбл благодарно укрылась в его руках.
— Ах, Сальваторе, она так несчастна! Я не знаю, как держаться с ней, что делать дальше, потому что не хочу снова остаться одна. А папа! Он так изменился. Он больше не улыбается и никогда не говорит о ребенке, словно тот вообще не должен появиться на свет.
— Это естественно, что Лэйн хочет быть с мужчиной, которого любит, — сказал Сальваторе, скрывая улыбку: Сэйбл всегда болтала без умолку, если боялась, что расплачется.
— Она очень изменилась, очень. И я не в восторге от этих перемен.
— В данном случае ты ничего не можешь изменить.
Девушка промолчала. Было ясно, что она чувствует себя обделенной, оставшейся на обочине чего-то грандиозного, что не только разделить, но и понять можно, лишь пройдя через подобное испытание. Немного погодя она смахнула со щеки единственную слезинку и поцеловала смуглый подбородок повара.
— Ты настоящий друг, Сальваторе Ваккарелло.
— Я просто дряхлый старик, который давно перешел бы в лучший мир, если бы не его очаровательная подруга.
Сэйбл засмеялась и ухватила с блюда ломоть еще горячей, покрытой аппетитной корочкой телятины. Повар нацелился шлепнуть ее по руке, но промахнулся. Подняв со стула накидку, девушка поспешила к двери, на ходу пожелав Сальваторе доброй ночи: что бы там ни говорила Лэйн, она не могла в эту ночь обойтись без младшей сестры.
— А ну-ка, милая моя, поднатужьтесь, — напевно упрашивала Мелани. — Вы, мисс Лэйн, распрекрасно управляетесь. Распрекрасно — и все тут.
— Боже милостивый! — воскликнула Сэйбл, которая пританцовывала на месте, стараясь заглянуть через плечо экономки. — Уже головка видна!
— Да успокойся ты и помолчи хоть минуту… — прошептала Лэйн в перерыве между потугами. — И хорошо бы тебе не путаться под ногами у Мелани.
Сэйбл послушно отошла в сторону, но и там продолжала вытягивать шею и гримасничать, как бы помогая стараниям сестры вывести наконец ребенка на свет. Экономка заметила это и наградила ее свирепым взглядом. Девушка отступила к креслу и рухнула в него со смешанным выражением досады и раскаяния на лице.
— Я стараюсь, стараюсь не мешать! Но неужели я совсем ничем не могу помочь?
— Ты уже помогаешь — тем, что ты рядом со мной.
Лэйн постаралась улыбнуться всепрощающей улыбкой старшей сестры и взяла протянутую руку Сэйбл. Как раз в это время ее настигла новая потуга. Измученное тело скрючилось, словно в эпилептическом припадке, пожатие превратилось в сокрушительное.
— Лэйн! Ой-ой-ой!
Но боль в пальцах почти тотчас была забыта: сестра начала тужиться изо всех последних сил. Казалось, это длилось бесконечно. Сэйбл поймала себя на том, что с силой напрягает все тело, словно это могло помочь сестре или облегчить ее муки. Она даже начала тихонько постанывать, хотя Лэйн так и не издала ни звука, только часто и шумно дышала. Тем более неожиданно прозвучал ее пронзительный крик — триумфальный вопль, а вовсе не крик боли. Секундой позже в руках Мелани лежал, пошевеливая ручками и ножками, темноволосый новорожденный.
— Да он просто красавчик! — ахнула Сэйбл, пораженная этим фактом до глубины души.
До сих пор ей не приходилось видеть новорожденных, однако она много слышала о том, что они похожи на сморщенные недозрелые сливы. Но это дитя было пухленькое, с округлым милым личиком — чудо, а не ребенок! Сэйбл немедленно почувствовала, что обожает его.
Мелани с удовольствием вымыла новорожденного, завернула в мягкое одеяльце и вложила в руки Сэйбл, приговаривая: «Вот так, иди к тетушке…» Сэйбл вполголоса ворковала над новообретенным племянником, ожидая, когда экономка закончит приводить в порядок Лэйн и та сможет заняться сыном.
— Ну скажите же, что он красавчик! — И она чмокнула младенца в макушку, покрытую темными волосиками.
— Да уж, мисс Лэйн потрудилась на славу, — с гордостью подтвердила Мелани.
Сэйбл опустилась в любимое кресло — роскошный предмет мебели времен королевы Анны, с изящной шелковой обивкой цвета лаванды. У нее было такое чувство, что это она только что родила. Мальчик, надо же! Она подумала, что у него, наверное, волосы отца, но этого нельзя было сказать с уверенностью, так как она ни разу не видела мужа Лэйн. Зато она с уверенностью могла утверждать, что у ребенка глаза матери. Голубые, как у всех новорожденных, они уже заметно отливали серым.
— Как бы мне хотелось, чтобы его отец сейчас был здесь, — вдруг сказала Лэйн с горечью, прижимая к себе ребенка. — Он был бы так горд!
— Да и какой отец не был бы? — добавила Сэйбл с завистью, наклоняясь к постели, чтобы погладить малыша по головке. — Но ты, конечно, не всерьез хочешь увидеть его здесь. Отец убил бы его на месте.
Лэйн съежилась среди подушек, и девушка тотчас пожалела о своих необдуманных словах.
— Лэйн, я не хотела…
Та молча протянула руку. Сэйбл позволила увлечь себя на постель и опустилась рядом с сестрой, которая с материнской заботой поправила упавший ей на лоб непокорный локон. Она не знала, что в этот момент Лэйн думала: Сэйбл слишком неопытна, слишком невинна, она никогда и ни с чем не сталкивалась…
— Ничего, Сэй, все как-нибудь образуется. Я найду способ вернуться к нему.
— Но ты только что родила ребенка, ты еще слишком слаба! — воскликнула пораженная Сэйбл.
— В рождении ребенка нет ничего необычного, и мое выздоровление — всего лишь вопрос времени, как и мое возвращение к мужу.
В который раз Сэйбл бросилась в глаза перемена, происшедшая со старшей сестрой. И не просто перемена, а перемена полная, окончательная, неожиданно оттолкнувшая их друг от друга, сделавшая почти чужими.
— Папа никогда не позволит тебе этого. После всего того, на что он пошел, чтобы вернуть тебя…
— Пропади он пропадом вместе со всем, на что он пошел! — отрезала Лэйн, и ее серые глаза загорелись странным мрачным огнем. — Это мой ребенок, моя жизнь! И когда ты только поймешь, что драгоценный папочка сделал из нас точное подобие нашей матери?
— В этом не только его вина. Мы не имели ничего против того, чтобы он баловал нас, а что до меня, то мне и по сей день это нравится.
— А знаешь, почему? Потому что ты не пробовала ничего другого. Ты даже не знаешь, что бывает другая, лучшая жизнь.
«Лучшая?» — чуть было не вырвалось у Сэйбл, но она сумела придержать язык. Та, другая жизнь была для ее сестры лучшей. В той жизни она была любима мужчиной, который дрался за нее, как дьявол. Она только и думала, что о нем, родила ему чудесного ребенка, а значит, подарила ему будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73