Пусть маленькая дрянь поволнуется, это ей пойдет на пользу! Хантер был уверен, что лавандовые глаза встревоженно следят за каждым его движением.
Однако он ошибался. Сэйбл смотрела на брошенные к ее ногам предметы, словно они были живые и умели кусаться. Она не имела ни малейшего понятия о том, как готовят кофе. Как же быть? Нервно покусывая нижнюю губу, она подняла котелок. Не может быть, чтобы не удалось справиться с подобной задачей, не настолько же она трудна! Через несколько минут котелок стоял на самом большом камне у огня. Теперь этот тип увидит, что и от нее есть толк!
Когда по поляне поплыл густой аромат готового кофе, Сэйбл осознала, что Мак-Кракен отсутствует уже довольно долго. Убедившись, что его стреноженная лошадь по-прежнему пасется на окраине поляны, она предположила, что он намеренно пугает ее. Как раз в этот момент кусты расступились. Мак-Кракен прошел туда, где она сидела, и бросил на землю двух мертвых кроликов. Их пушистый мех испятнала кровь, на горле зияли раны от стрел.
— Господи Боже! Уберите их с моих глаз! — крикнула Сэйбл, борясь с поднимающейся к горлу тошнотой.
— Освежуй их, выпотроши и зажарь, если хочешь наесться перед сном! — бросил проводник и снова исчез в кустах, откуда только что появился.
Взгляд Сэйбл пугливо подкрался к двум маленьким трупам. Несколько минут она с грустью разглядывала пушистых зверушек. Как у него поднялась рука! Лучше голодать, чем свежевать их… К тому же она просто не знает, как это делается. Как снимают шкуру с убитых животных? Одна мысль о такой жестокости переворачивает душу! Может быть, похоронить несчастных крошек? Пожалуй, нет. Мистер Мак-Кракен сотрет ее в порошок. Хватит с нее вчерашнего.
Сэйбл ограничилась тем, что отнесла кроликов на другую сторону костра, предусмотрительно отвернув лицо и натянув перчатки. Захочет есть — сам и освежует их, и поджарит.
Приближаясь к лагерю, Хантер принюхивался в надежде уловить аромат жарящегося на костре мяса. Увы, в воздухе разносилась только морозная свежесть. На ужин, стало быть, надеяться не приходилось. Выйдя на поляну, он остановился перед Сэйбл, уперев руки в бока и тяжело дыша от еле сдерживаемого гнева.
— Почему не готов ужин, женщина?
«Не забывай о том, что ты леди, Сэйбл».
— Не слышу ответа!
— Мистер Мак-Кракен, я не чувствую потребности есть этих бедняжек, — ровно сказала она, с вызовом встретив раздраженный взгляд. — Убивать без крайней необходимости — признак жестокости. У нас достаточный запас еды.
— Ты хочешь сказать, женщина, что я убил их просто так, из баловства? — Взгляд лавандовых глаз подтвердил, что как раз это она и думает. — Наши запасы стоит поберечь на крайний случай, тем более что вокруг водится дичь. Можешь мне поверить, скоро начнутся совершенно безжизненные земли.
— Очень сомнительно, мистер Мак-Кракен, — ответила Сэйбл, уверенная в том, что ее продолжают намеренно запугивать, — а что до бедных зверушек, я отказываюсь прикасаться к ним.
— Бедных зверушек? Уж не предлагаешь ли ты мне относиться к каждому кролику, как к личности? — Хантер пронзил ее свирепым взглядом, чувствуя, как в уголке губ бьется нервный тик. — Очень, очень странная позиция для индианки. У меня есть подозрение, что ты просто не умеешь готовить.
Фиалковые Глаза вздрогнула и потупилась. Так, значит, он прав! Присовокупив новое зерно к уже собранным, Хантер уверился в мысли, что его подопечная воспитывалась в монастыре.
— В таком случае это будет твой первый урок, женщина.
К ужасу Сэйбл, он схватил кроликов и для начала свернул им головы. Потрясенная до глубины души, она вынуждена была следить за ужасным процессом, так как боялась рассердить Мак-Кракена. Отбросив головы в сторону, он ловко распорол им животы и поочередно выпотрошил их, вывалив кровавые внутренности к ее ногам. Желудок Сэйбл поднялся к самому горлу, но она справилась с тошнотой. Не хватало еще, чтобы ее вырвало на глазах этого дикаря! То-то он порадовался бы! Мак-Кракен между тем подцепил края кожи и как следует рванул, разом отделив шкурку от остальной тушки. Потом (разумеется, для того, чтобы поиздеваться над ее деликатными чувствами!) он отсек все восемь махоньких кроличьих лапок. И наконец, словно всего предыдущего было недостаточно, он нанизал зверьков на вертел, сделанный из ветки.
— Вопросы будут? — вставая, спросил он самым отвратительным голосом, какой Сэйбл приходилось слышать за всю ее жизнь.
Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза, которые она подняла от кровавых останков на траве, — расширенными от ужаса. Спустя несколько мгновений они сузились в злые щелки, бледные щеки загорелись.
— Полагаю, вы извлекли громадное удовольствие из процедуры, произведенной на моих глазах, не так ли, Мак-Кракен? — с убийственным презрением спросила она.
От слуха Хантера не ускользнуло безукоризненное построение фразы, и он насмешливо поднял бровь.
— Процедура была очень проста. В следующий раз, женщина, ты повторишь ее без труда.
— Вряд ли.
— Ах вот как? Тогда ты высохнешь от голода, и нечем будет кормить ребенка.
Сэйбл не стала ставить Мак-Кракена в известность о том, что Маленькому Ястребу гораздо важнее было, чтоб от голода не высохла коза.
— Допустим, мы оба высохнем от голода. Вам будет жаль?
— Нисколько.
— Уж и не знаю, почему это меня не удивляет.
— Мы оказались здесь не по моему желанию, и нечего обвинять меня во всех смертных грехах! Ты с самого начала знала…
— Не читайте мне мораль, мистер Мак-Кракен, — отмахнулась Сэйбл. — Вы весьма красноречиво дали мне понять, как относитесь ко мне и к соглашению, которое мы с вами заключили. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, вы поворачиваете это против меня, так что мне не стоит и стараться обелить себя в ваших глазах. Даже если я погибну в пути, это будет не повод для жалости, а только лишнее неудобство! — Ее негодующий взгляд упал на кучку кроличьих потрохов. — И советую вам убрать за собой, мистер Мак-Кракен, поскольку я не нанималась к вам в прислуги.
Схватив тряпку, предназначенную для растирания лошадей, она устремилась прочь, но обернулась на полушаге и пропела:
— Мистер Мак-Кра-а-кен!
— Что? — буркнул тот, не поворачиваясь.
— Ваши зверушки горят!
— Вот дерьмо! — взревел Хантер.
Оказывается, за время их приятной беседы самодельный вертел прогорел насквозь, и кроличьи тушки свалились в костер. Схватив тряпку, он успел как раз вовремя, чтобы спасти из огня достаточно мяса для скудного ужина. В довершение ко всему Фиалковые Глаза захихикала из-за спины лошади. Положительно, она заслуживала трепки! И почему каждая стычка с ней заставляла его выглядеть грубияном? Усевшись рядом с костром, Хантер положил полуобугленные тушки на горячий камень, при этом проклиная сквозь зубы всех женщин с глазами цвета лаванды.
Немного позже Фиалковые Глаза привела от ручья всех своих животных. Хантер лежал у огня, жуя кусок кроличьего мяса. Сквозь полуопущенные ресницы он наблюдал, как она подоила и привязала козу, стреножила лошадь и мула. Вид у нее был совершенно измученный. Когда она собрала дневную порцию запачканных подгузников и снова пошла к ручью, в Хантере шевельнулось невольное сочувствие. Повернувшись так, чтобы видеть ее сквозь нечастые стволы, он на всякий случай передвинул револьвер на живот.
Желудку не слишком понравилось мясо, частично подгоревшее, частично полусырое. Выбросив остаток в ямку, где уже находились кроличьи кишки, Хантер схватился за кружку, думая: по крайней мере запью эту гадость кофе. В это время Фиалковые Глаза вернулась к костру. Торопливо украсив ближайший куст гирляндой из подгузников, она склонилась над огнем, согревая руки. Не обращая на нее внимания, Хантер налил в кружку хорошую порцию из весело булькающего котелка.
Сэйбл краем глаза наблюдала за тем, как он дует на горячую жидкость, как подносит кружку ко рту, как делает первый глоток. Неожиданно глаза его полезли на лоб.
— А черт! — Кофе вылетел изо рта Мак-Кракена длинной струей, зашипев в пламени костра. — Господи Иисусе, что это значит?
— Вы потребовали кофе, — объяснила Сэйбл, выпрямляясь с видом оскорбленного достоинства. — Я приготовила кофе.
— Ты приготовила деготь, женщина! — взревел Мак-Кракен, вскакивая и потрясая прихваченным ветошью котелком. — А еще точнее, жидкое дерьмо!
— Прошу вас, мистер Мак-Кракен, проследите за выражениями, которые вы…
— Если даже забыть о том, что кофе опускают в воду в тряпице, надо было взять его раз в десять меньше! — кричал тот, все больше распаляясь. — Ты, что же, вообще ничего не умеешь? Ни свежевать, ни потрошить, ни готовить? Ты не умеешь заботиться о домашних животных, ездишь верхом так медленно, что мы едва плетемся, но и это еще не все! Черт возьми, ты не умеешь даже приготовить кофе, а это уже уму непостижимо! На что, черт тебя возьми, ты пригодна, женщина?
Сэйбл напряглась изо всех сил, чтобы удержать град слез, и несколько раз подряд судорожно глотнула.
— Я пригодна на то, чтобы сделать ваш кошелек на тысячу долларов тяжелее.
— Знаю, знаю и день за днем пытаюсь с этим примириться! — Мак-Кракен пнул котелок ногой, и тот покатился, расплескивая содержимое. — Потому что этого недостаточно! Недостаточно, черт возьми!
Фиалковые Глаза съежилась, втянула голову в плечи и деревянным шагом прошла туда, где спал ее ребенок. Хантер яростно втоптал в землю останки кроликов, забросал ямку и плюхнулся на свое одеяло. С минуту он бормотал все известные ему проклятия, потом нашел бутылку виски и сделал хороший глоток. Желудок, и без того едва удерживающий съеденное, едва не выбросил фонтаном кроличье мясо.
Второй глоток пошел легче. Хантер не смотрел в направлении костра, но ему показалось, что оттуда донеслось сдавленное рыдание. Проклятие!
После первых судорожных всхлипываний слезы потекли беззвучно. Он был прав, разрази его гром! Она едва умела заботиться о себе и ребенке, как же можно было винить Мак-Кракена за его вспышку? Она была для него только обузой, а если открывала рот, то лишь для того, чтобы напомнить ему о сделке, заключенной путем мошенничества.
Чувствуя себя совершенно никчемной, Сэйбл подавила желание зарыдать во весь голос. Нашарив носовой платок, она высморкалась по возможности бесшумно. Маленький Ястреб безмятежно посасывал бычий пузырь, поглощая последнюю за день порцию козьего молока. Вот моя единственная радость, думала Сэйбл. Все время перед тем, как заснуть, она занималась ребенком, позволив ему вволю побарахтаться в теплой пещерке из одеял. Она покусывала его маленькие пальчики, щекотала животик, тискала и обнимала его, изливая на малыша единственное, чем была наделена в избытке, — любовь.
Глава 8
Хантер обернулся и позволил насмешливой улыбке приподнять уголки губ. Фиалковые Глаза трусила на своей лошадке шаг в шаг с ним, прямая, как ивовый прут. В ее позе не было ни грамма естественности, и это так же не вписывалось в образ скво, как и ее безукоризненно построенная речь. Разумеется, ей приходилось ездить верхом, но не по-мужски. Должно быть, она отбила себе всю задницу, подумал Хантер, сознавая при этом, каким сквернословом и занудой он становится в минуты хандры.
Фиалковые Глаза была слишком изнеженной, слишком хрупкой для женщины, прожившей всю жизнь среди дикой природы. Даже идея насчет монастыря, в котором ее держали вплоть до замужества, не выдерживала никакой критики. Допустим, тамошние миссионеры не свежевали дичь и даже не пили кофе, но они должны были понимать, что их воспитаннице рано или поздно придется готовить! Нет, монастыри можно было смело отбросить: там не жаловали белоручек, а Фиалковые Глаза понятия не имела о простейших вещах.
Вспомнив, как он обошелся с ней накануне, Хантер пожал плечами: он нанимался в проводники, а не в галантные кавалеры. Не то, чтобы ее красные, припухшие глаза совсем не вызывали в нем раскаяния, но не настолько, чтобы всерьез заниматься самобичеванием. После истории с кроликами Фиалковые Глаза погрузилась в очередное обиженное молчание, делая вид, что не замечает его присутствия. Само по, себе это было не ново, вот только утром, проснувшись, он нашел ее готовой пуститься в путь: ее вещи были аккуратно уложены, лошадь и мул оседланы и навьючены. И как только ей это удалось?
Теперь она ехала следом, так, что морда ее лошадки чуть ли не тыкалась в круп его коня. Неоправданная досада Хантера все росла, но с ней росло и тщетно подавляемое желание. Теперь он знал, что скрывается под тяжелыми складками шали: нежная кожа, восхитительные изгибы и округлости. Как оно прижималось к нему, это податливое тело! Как неописуемо сладок был вкус ее рта, как робки и неумелы прикосновения! Хантер честно старался выбросить эти воспоминания из головы, но добился лишь того, что ни о чем другом и думать не мог. Если эта женщина так волновала его, просто проходя мимо в своей бесформенной одежде, каково было бы прижаться к ней всем телом в постели, на белой простыне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Однако он ошибался. Сэйбл смотрела на брошенные к ее ногам предметы, словно они были живые и умели кусаться. Она не имела ни малейшего понятия о том, как готовят кофе. Как же быть? Нервно покусывая нижнюю губу, она подняла котелок. Не может быть, чтобы не удалось справиться с подобной задачей, не настолько же она трудна! Через несколько минут котелок стоял на самом большом камне у огня. Теперь этот тип увидит, что и от нее есть толк!
Когда по поляне поплыл густой аромат готового кофе, Сэйбл осознала, что Мак-Кракен отсутствует уже довольно долго. Убедившись, что его стреноженная лошадь по-прежнему пасется на окраине поляны, она предположила, что он намеренно пугает ее. Как раз в этот момент кусты расступились. Мак-Кракен прошел туда, где она сидела, и бросил на землю двух мертвых кроликов. Их пушистый мех испятнала кровь, на горле зияли раны от стрел.
— Господи Боже! Уберите их с моих глаз! — крикнула Сэйбл, борясь с поднимающейся к горлу тошнотой.
— Освежуй их, выпотроши и зажарь, если хочешь наесться перед сном! — бросил проводник и снова исчез в кустах, откуда только что появился.
Взгляд Сэйбл пугливо подкрался к двум маленьким трупам. Несколько минут она с грустью разглядывала пушистых зверушек. Как у него поднялась рука! Лучше голодать, чем свежевать их… К тому же она просто не знает, как это делается. Как снимают шкуру с убитых животных? Одна мысль о такой жестокости переворачивает душу! Может быть, похоронить несчастных крошек? Пожалуй, нет. Мистер Мак-Кракен сотрет ее в порошок. Хватит с нее вчерашнего.
Сэйбл ограничилась тем, что отнесла кроликов на другую сторону костра, предусмотрительно отвернув лицо и натянув перчатки. Захочет есть — сам и освежует их, и поджарит.
Приближаясь к лагерю, Хантер принюхивался в надежде уловить аромат жарящегося на костре мяса. Увы, в воздухе разносилась только морозная свежесть. На ужин, стало быть, надеяться не приходилось. Выйдя на поляну, он остановился перед Сэйбл, уперев руки в бока и тяжело дыша от еле сдерживаемого гнева.
— Почему не готов ужин, женщина?
«Не забывай о том, что ты леди, Сэйбл».
— Не слышу ответа!
— Мистер Мак-Кракен, я не чувствую потребности есть этих бедняжек, — ровно сказала она, с вызовом встретив раздраженный взгляд. — Убивать без крайней необходимости — признак жестокости. У нас достаточный запас еды.
— Ты хочешь сказать, женщина, что я убил их просто так, из баловства? — Взгляд лавандовых глаз подтвердил, что как раз это она и думает. — Наши запасы стоит поберечь на крайний случай, тем более что вокруг водится дичь. Можешь мне поверить, скоро начнутся совершенно безжизненные земли.
— Очень сомнительно, мистер Мак-Кракен, — ответила Сэйбл, уверенная в том, что ее продолжают намеренно запугивать, — а что до бедных зверушек, я отказываюсь прикасаться к ним.
— Бедных зверушек? Уж не предлагаешь ли ты мне относиться к каждому кролику, как к личности? — Хантер пронзил ее свирепым взглядом, чувствуя, как в уголке губ бьется нервный тик. — Очень, очень странная позиция для индианки. У меня есть подозрение, что ты просто не умеешь готовить.
Фиалковые Глаза вздрогнула и потупилась. Так, значит, он прав! Присовокупив новое зерно к уже собранным, Хантер уверился в мысли, что его подопечная воспитывалась в монастыре.
— В таком случае это будет твой первый урок, женщина.
К ужасу Сэйбл, он схватил кроликов и для начала свернул им головы. Потрясенная до глубины души, она вынуждена была следить за ужасным процессом, так как боялась рассердить Мак-Кракена. Отбросив головы в сторону, он ловко распорол им животы и поочередно выпотрошил их, вывалив кровавые внутренности к ее ногам. Желудок Сэйбл поднялся к самому горлу, но она справилась с тошнотой. Не хватало еще, чтобы ее вырвало на глазах этого дикаря! То-то он порадовался бы! Мак-Кракен между тем подцепил края кожи и как следует рванул, разом отделив шкурку от остальной тушки. Потом (разумеется, для того, чтобы поиздеваться над ее деликатными чувствами!) он отсек все восемь махоньких кроличьих лапок. И наконец, словно всего предыдущего было недостаточно, он нанизал зверьков на вертел, сделанный из ветки.
— Вопросы будут? — вставая, спросил он самым отвратительным голосом, какой Сэйбл приходилось слышать за всю ее жизнь.
Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза, которые она подняла от кровавых останков на траве, — расширенными от ужаса. Спустя несколько мгновений они сузились в злые щелки, бледные щеки загорелись.
— Полагаю, вы извлекли громадное удовольствие из процедуры, произведенной на моих глазах, не так ли, Мак-Кракен? — с убийственным презрением спросила она.
От слуха Хантера не ускользнуло безукоризненное построение фразы, и он насмешливо поднял бровь.
— Процедура была очень проста. В следующий раз, женщина, ты повторишь ее без труда.
— Вряд ли.
— Ах вот как? Тогда ты высохнешь от голода, и нечем будет кормить ребенка.
Сэйбл не стала ставить Мак-Кракена в известность о том, что Маленькому Ястребу гораздо важнее было, чтоб от голода не высохла коза.
— Допустим, мы оба высохнем от голода. Вам будет жаль?
— Нисколько.
— Уж и не знаю, почему это меня не удивляет.
— Мы оказались здесь не по моему желанию, и нечего обвинять меня во всех смертных грехах! Ты с самого начала знала…
— Не читайте мне мораль, мистер Мак-Кракен, — отмахнулась Сэйбл. — Вы весьма красноречиво дали мне понять, как относитесь ко мне и к соглашению, которое мы с вами заключили. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, вы поворачиваете это против меня, так что мне не стоит и стараться обелить себя в ваших глазах. Даже если я погибну в пути, это будет не повод для жалости, а только лишнее неудобство! — Ее негодующий взгляд упал на кучку кроличьих потрохов. — И советую вам убрать за собой, мистер Мак-Кракен, поскольку я не нанималась к вам в прислуги.
Схватив тряпку, предназначенную для растирания лошадей, она устремилась прочь, но обернулась на полушаге и пропела:
— Мистер Мак-Кра-а-кен!
— Что? — буркнул тот, не поворачиваясь.
— Ваши зверушки горят!
— Вот дерьмо! — взревел Хантер.
Оказывается, за время их приятной беседы самодельный вертел прогорел насквозь, и кроличьи тушки свалились в костер. Схватив тряпку, он успел как раз вовремя, чтобы спасти из огня достаточно мяса для скудного ужина. В довершение ко всему Фиалковые Глаза захихикала из-за спины лошади. Положительно, она заслуживала трепки! И почему каждая стычка с ней заставляла его выглядеть грубияном? Усевшись рядом с костром, Хантер положил полуобугленные тушки на горячий камень, при этом проклиная сквозь зубы всех женщин с глазами цвета лаванды.
Немного позже Фиалковые Глаза привела от ручья всех своих животных. Хантер лежал у огня, жуя кусок кроличьего мяса. Сквозь полуопущенные ресницы он наблюдал, как она подоила и привязала козу, стреножила лошадь и мула. Вид у нее был совершенно измученный. Когда она собрала дневную порцию запачканных подгузников и снова пошла к ручью, в Хантере шевельнулось невольное сочувствие. Повернувшись так, чтобы видеть ее сквозь нечастые стволы, он на всякий случай передвинул револьвер на живот.
Желудку не слишком понравилось мясо, частично подгоревшее, частично полусырое. Выбросив остаток в ямку, где уже находились кроличьи кишки, Хантер схватился за кружку, думая: по крайней мере запью эту гадость кофе. В это время Фиалковые Глаза вернулась к костру. Торопливо украсив ближайший куст гирляндой из подгузников, она склонилась над огнем, согревая руки. Не обращая на нее внимания, Хантер налил в кружку хорошую порцию из весело булькающего котелка.
Сэйбл краем глаза наблюдала за тем, как он дует на горячую жидкость, как подносит кружку ко рту, как делает первый глоток. Неожиданно глаза его полезли на лоб.
— А черт! — Кофе вылетел изо рта Мак-Кракена длинной струей, зашипев в пламени костра. — Господи Иисусе, что это значит?
— Вы потребовали кофе, — объяснила Сэйбл, выпрямляясь с видом оскорбленного достоинства. — Я приготовила кофе.
— Ты приготовила деготь, женщина! — взревел Мак-Кракен, вскакивая и потрясая прихваченным ветошью котелком. — А еще точнее, жидкое дерьмо!
— Прошу вас, мистер Мак-Кракен, проследите за выражениями, которые вы…
— Если даже забыть о том, что кофе опускают в воду в тряпице, надо было взять его раз в десять меньше! — кричал тот, все больше распаляясь. — Ты, что же, вообще ничего не умеешь? Ни свежевать, ни потрошить, ни готовить? Ты не умеешь заботиться о домашних животных, ездишь верхом так медленно, что мы едва плетемся, но и это еще не все! Черт возьми, ты не умеешь даже приготовить кофе, а это уже уму непостижимо! На что, черт тебя возьми, ты пригодна, женщина?
Сэйбл напряглась изо всех сил, чтобы удержать град слез, и несколько раз подряд судорожно глотнула.
— Я пригодна на то, чтобы сделать ваш кошелек на тысячу долларов тяжелее.
— Знаю, знаю и день за днем пытаюсь с этим примириться! — Мак-Кракен пнул котелок ногой, и тот покатился, расплескивая содержимое. — Потому что этого недостаточно! Недостаточно, черт возьми!
Фиалковые Глаза съежилась, втянула голову в плечи и деревянным шагом прошла туда, где спал ее ребенок. Хантер яростно втоптал в землю останки кроликов, забросал ямку и плюхнулся на свое одеяло. С минуту он бормотал все известные ему проклятия, потом нашел бутылку виски и сделал хороший глоток. Желудок, и без того едва удерживающий съеденное, едва не выбросил фонтаном кроличье мясо.
Второй глоток пошел легче. Хантер не смотрел в направлении костра, но ему показалось, что оттуда донеслось сдавленное рыдание. Проклятие!
После первых судорожных всхлипываний слезы потекли беззвучно. Он был прав, разрази его гром! Она едва умела заботиться о себе и ребенке, как же можно было винить Мак-Кракена за его вспышку? Она была для него только обузой, а если открывала рот, то лишь для того, чтобы напомнить ему о сделке, заключенной путем мошенничества.
Чувствуя себя совершенно никчемной, Сэйбл подавила желание зарыдать во весь голос. Нашарив носовой платок, она высморкалась по возможности бесшумно. Маленький Ястреб безмятежно посасывал бычий пузырь, поглощая последнюю за день порцию козьего молока. Вот моя единственная радость, думала Сэйбл. Все время перед тем, как заснуть, она занималась ребенком, позволив ему вволю побарахтаться в теплой пещерке из одеял. Она покусывала его маленькие пальчики, щекотала животик, тискала и обнимала его, изливая на малыша единственное, чем была наделена в избытке, — любовь.
Глава 8
Хантер обернулся и позволил насмешливой улыбке приподнять уголки губ. Фиалковые Глаза трусила на своей лошадке шаг в шаг с ним, прямая, как ивовый прут. В ее позе не было ни грамма естественности, и это так же не вписывалось в образ скво, как и ее безукоризненно построенная речь. Разумеется, ей приходилось ездить верхом, но не по-мужски. Должно быть, она отбила себе всю задницу, подумал Хантер, сознавая при этом, каким сквернословом и занудой он становится в минуты хандры.
Фиалковые Глаза была слишком изнеженной, слишком хрупкой для женщины, прожившей всю жизнь среди дикой природы. Даже идея насчет монастыря, в котором ее держали вплоть до замужества, не выдерживала никакой критики. Допустим, тамошние миссионеры не свежевали дичь и даже не пили кофе, но они должны были понимать, что их воспитаннице рано или поздно придется готовить! Нет, монастыри можно было смело отбросить: там не жаловали белоручек, а Фиалковые Глаза понятия не имела о простейших вещах.
Вспомнив, как он обошелся с ней накануне, Хантер пожал плечами: он нанимался в проводники, а не в галантные кавалеры. Не то, чтобы ее красные, припухшие глаза совсем не вызывали в нем раскаяния, но не настолько, чтобы всерьез заниматься самобичеванием. После истории с кроликами Фиалковые Глаза погрузилась в очередное обиженное молчание, делая вид, что не замечает его присутствия. Само по, себе это было не ново, вот только утром, проснувшись, он нашел ее готовой пуститься в путь: ее вещи были аккуратно уложены, лошадь и мул оседланы и навьючены. И как только ей это удалось?
Теперь она ехала следом, так, что морда ее лошадки чуть ли не тыкалась в круп его коня. Неоправданная досада Хантера все росла, но с ней росло и тщетно подавляемое желание. Теперь он знал, что скрывается под тяжелыми складками шали: нежная кожа, восхитительные изгибы и округлости. Как оно прижималось к нему, это податливое тело! Как неописуемо сладок был вкус ее рта, как робки и неумелы прикосновения! Хантер честно старался выбросить эти воспоминания из головы, но добился лишь того, что ни о чем другом и думать не мог. Если эта женщина так волновала его, просто проходя мимо в своей бесформенной одежде, каково было бы прижаться к ней всем телом в постели, на белой простыне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73