А тут аналогичный случай.
Что бы там ни было, Заибан делает прогрессивное дело. Его внешняя политика
-- огромный шаг вперед. Это же разумный шаг! Его шаг, удивился Болтун. Но
пусть даже его. Не он же, этот шаг, -- вынужденный. А вынужденные действия
не являются ни умными, ни глупыми, ни добрыми, ни злыми. Они вынуждены, и
только. И дело вообще не в этом. Ты говоришь об успехе. Но надо различать
сущностный успех и иллюзорный успех. Если их измерять, то для них будут
иметь силу различные формулы. Величина первого равна некоторой
фундаментальной постоянной личности, деленной на коэффициент популярности и
известности, который больше единицы, а величина второго равна этой
постоянной, умноженной на этот коэффициент. Хотя это и банально, но это
истина. Лепи Заибана. В этом, в принципе, ничего плохого нет. Но есть ли это
прогресс в твоем творческом развитии?
ДЕТИ -- НАШЕ БУДУЩЕЕ
Сегодня меня вызвали в школу, говорит Лапоть. Оказывается, моя дочь
сочиняет стихи. И какие! Ни много -- ни мало, антиибанские! Велели меры
принимать. А что я могу сделать? А что дочь говорит по сему поводу, спросил
Хмырь. Отказывается от стихов, говорит Лапоть. Пусть, говорит. Они сначала
докажут, что это я придумала. Вы только почитайте! Это по поводу годовщины
смерти Литератора.
Ты преждевременно подох,
Пройдоха первый из пройдох.
Как никогда нужон сейчас
Твой гнусный подхалимский глас.
Чудные ныне времена.
Теперь ибанская страна
Уму и сердцу вопреки
Не знает твердости руки.
Хоть мы живем одной семьей,
Но плохо ладим меж собой.
Крамольные из уст в уста
Слова летают неспроста.
Проснись, певец! Надень порты!
Строчи донос! Чего же ты?
Очнись скорей и пасть раскрой!
И, как бывало, вновь воспой
Того, чье имя и сейчас,
Незримое, живет средь нас!
(Перевод с ишакского)
Ого, сказал Учитель. Тут есть над чем задуматься! А что такое
"ишакский"? Не знаю, сказал Лапоть. Язык какой-то они придумали. Директор
все пытался узнать, что это за язык. Я в шутку сказал, что наверно это
что-то связанное с буддизмом. Так он в еще большую панику ударился. Я помню,
сказал Учитель, мы в школе играли в конституцию. Тогда как раз все взрослые
играли в нее. Сочинили и мы свою конституцию. И деньги свои выпустили. На
деньгах на всякий случай написали: на эти деньги ничего купить нельзя. Так в
школе жуткий переполох поднялся. Между прочим это стихотворение можно
истолковать вполне ортодоксально. Я так и сказал директору, сказал Лапоть. А
он говорит, не принимайте нас за идиотов. Меня в этих стихах больше всего
пугает невозможность различить шутку и серьезность, отсутствие граней между
страшным и смешным. Вот, посмотри! Мы ломаем головы над сложнейшими
проблемами бытия, я не находим решения. А для наших детей все наши глубины
лежат на поверхности. Они для них просто не проблемы. Можно подумать, что
формирование человека у нас есть выработка способности не понимать
очевидное. Я готов примириться со всем. Но как подумаю, через какую трясину
придется пройти нашим детям, теряю рассудок от отчаяния. Недавно я зашел к
Ученому. Стали, естественно, шутить по поводу начальства. Так его
сынишка-первоклассник сделал нам замечание. Мол, нельзя так говорить о наших
руководителях. Учитель стал уверять его, что дядя пошутил, что дядя на самом
деле любит наших руководителей. Неужели и это историческая необходимость? А
вот еще, послушайте. Это у них в классе у одного мальчика дед умер. Как они
говорят, сдох. Заслуженный дед. Его должны были на Старобабьем схоронить, но
почему-то не разрешили. Так у них в семье такой хай поднялся!
В двадцать лет он охранником был.
И, бывало, тихонечко ныл.
Я хронически лопать хочу.
Мысль такая щекочет висок.
Послужу, может быть, отхвачу
Дополнительный хлеба кусок.
Нет, удачи такой не слыхать.
И старался я, значит, вотще.
Значит, нам с голодухи сдыхать!
А им каши от пуза и щей!
В сорок лет он начальничком стал.
В кабинетике тихо шептал.
Я законную дачу хочу.
Мысль такая стучится в висок.
Обещают, и я получу
Для застройки природы кусок.
Что? Удачи такой не слыхать?
Значит, низший, выходит, мы сорт!
Значит, нам перегары вдыхать!
А им южного моря курорт!
Срок на пенсию выйти приспел.
Он сквозь челюсть вставную скрипел.
Я на кладбище главном хочу.
Мысль такая скребется в висок.
Пятый год как-никак хлопочу
Хоть какой-нибудь тут закуток.
Как? До этого мне не дожить?
Для чего ж я здоровье продул!
Значит, нам где попало смердить!
А они даже тут на виду!
Бог мой, неужели это все обдумано, говорит Хмырь. А почему бы нет,
говорит Лапоть. Они же не слепые. От них ничего не скроешь, если они захотят
видеть. Вот кончит она школу. А дальше что? Я мог бы воспользоваться своим
положением и связями. Теперь все так делают. Она заявила, что если я это
сделаю, она уйдет из семьи. И уйдет, я ее знаю. А дочь интеллигента
поступить в институт без протекции!... Но пусть поступит. Что это изменит?
Она хочет стать искусствоведом. Что это такое у нас, ты знаешь. И, представь
себе, она тоже это знает. Тут все предопределено. Читай дальше! Это -- по
поводу рождения сына.
Появился? И думаешь -- повезло?
Выпало, думаешь, приятное приключение?
Ошибаешься! Здесь безнаказанно зло.
А добро награждается как исключение.
И к тому же ничтожна жизни пора.
Едва ты успел на свет появиться,
Как скоро заметишь -- уже пора
Обратно в Ничто, в Никуда возвратиться.
Хоть бога и нет, но имеется суд.
Убедишься в конце из ненужного опыта.
И тебя от тебя самого не спасут
Никакие прожитые блага и хлопоты.
Смириться не сможешь, что смерть -- не беда.
И поймешь ни к чему и с большим опозданием:
Если худо в конце -- будет худо всегда.
Вечность станет твоим бесконечным страданием.
Неплохо, сказал Учитель. То, что для нас -- продукт размышлений, для
детей -- банальный исходный пункт. Жаль, сказал Хмырь, потомки не оценят
нашей премудрости. Не беда, сказал Учитель. Зато наши предки нас оценят
вполне.
ОЧЕРЕДЬ
Накануне объявления псизма на углу проспектов Хозяина и Победителей
построили Продуктовый Ларек. За неимением продуктов Ларек заколотили
нестрогаными досками, и он вскоре превратился в неофициальный нужник для
местных пьяниц и хулиганов, которые настолько распустились, что не вводить
псизм уже стало практически невозможно. Так что глубоко неправы были
критиканы, считавшие объявление псизма необоснованным и преждевременным.
Впрочем, после того, как главного критикана раздели в районе Ларька и набили
ему его критиканскую морду, он в корне изменил свою позицию. Пусть эта мразь
получит свой псизм, сказал он, выйдя из милиции, а потом -- из больницы. Так
им и надо! То-то, сказал на это Участковый. Давно бы так. А то возомнили о
себе... Из-за распространяемого Ларьком зловония ибанцы, еще не успевшие
избавиться от пережитков низшей ступени изма (низма), обходили его по
соседней улице.
Никто не знает, откуда прошел слух, будто в Ларьке будут давать
ширли-мырли. И у Ларька с вечера начала выстраиваться
ОЧЕРЕДЬ
К утру очередь достигла пятисот человек. А к полудню, когда слухи почти
что подтвердились, она перевалила за тысячу. Составили списки. Через каждый
час стали делать перекличку. На лбу очередников стали писать их номера. Но
это привело к тому, что появилось множество самозванцев с поддельными
номерами. Тогда номера стали писать на левой ягодице. Это сыграло огромную
просветительски-культурную роль, так как многие граждане вынуждены были
наконец-то поменять нижнее белье. Балда встал в очередь под номером три
тысячи девятьсот пятьдесят семь. Тут-то он и увидел Хмыря и Учителя, которые
сидели на пустых ящиках и делали на пару малыша, -- пили из горлышка
четвертинку.
ЖОП
Самым совершенным научно-исследовательским учреждением Ибанска был вне
всякого сомнения, ЖОП. Он был построен не по последнему слову науки и
техники, а по такому их слову, которое они еще только собираются сказать
через много веков. Его создавали футурологи-ибанисты.
Десять стоэтажных корпусов из тетрациклина и хлорофоса, образующих как
бы единое неразрывное целое. Сто миллионов сотрудников. Среди них десять
тысяч Академиков, двадцать тысяч Членов-Корреспондентов, пятьдесят тысяч
Членов-Соискателей, сто тысяч Членов-Заискателей, пятьсот тысяч Мудрецов
Первого Ранга (Муперангов) и т.д. Сначала, правда, была небольшая толкучка у
проходной, где проверяли пропуска и обыскивали карманы (тянут все,
сволочи!). Но за дело взялись математики. Стали проталкивать сразу по два, а
то и по три сотрудника, и толкучка исчезла. И главное -- полная
автоматизация всего комплекса исследований и действий сотрудников. С каждого
сотрудника сняли характеристику их индивидуальных биотоков и загрузили в
Электронно-Счетную Машину (ЭСМ), которая занимала девять корпусов из десяти.
Повсюду были установлены биоэлементы, которые точно фиксировали наличие или
отсутствие сотрудника в здании ЖОП, его положение и передвижение внутри
здания. Сотруднику достаточно было утром в положенное время встать на
конвейер, который со скоростью, близкой к скорости света, мчал его внутрь
здания. А там система лифтов доставляла его на его рабочее место. На столе
уже лежали специальные листы бумаги, которые через определенное время
перемещались в особые читающие и анализирующие устройства. Те превращали их
в колонки цифр и отправляли в ЭСМ. Машина проверяла качество работы и давала
ей оценку. Итоги шли в Машину-Сумматор и затем в Оценочный Расплатчик. И так
-- изо дня в день. Раз в две недели сотрудники шли в Расплатный Отдел, где
им (опять-таки автоматически) выдавалось то, что они заработали (это еще до
псизма; после установления псизма были внесены некоторые изменения, о коих
ниже): зарплату, премии, ордена, степени, звания, наказания. Интересно, что
сознательность достигла уже тогда такого уровня, а наука так глубоко
проникла в тайны материи, что строго соблюдался принцип: чем выше должность,
тем выше вознаграждение, и чем ниже должность, тем выше наказание.
Все шло прекрасно. Младший научный сотрудник без степени (МНСБС) Балда,
как и положено, получал гроши, не награждался никакими премиями, но с лихвой
компенсировал это многочисленными взысканиями. И вдруг однажды машина
объявила, что Балда заработал больше самого директора ЖОП. Институт
буквально окаменел от изумления. Известие об этом событии молниеносно
распространилось по Ибанску. Неужели в Ибанске появился гений без степени,
звания, чина и должности, шептались ибанцы. Этого не может быть! Чтобы
гений, а не директор? И даже не муперанг? Не может быть! Впрочем, были же,
говорят, когда-то времена, когда такое случалось довольно часто... Вот,
например, Мазила. Он же не был начальником! Что вы, говорили другие, более
осведомленные ибанцы! Мазила был Начальником Главного Управления По Лепке Из
Г...а!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Интеллигенция... интеллигенция..., ворчит Мазила. Я интеллигенция. И
этот Дерьмук из Отдела Культуры тоже интеллигенция. И ты интеллигенция. И
Крыс интеллигенция. И Сотрудник... Что такое интеллигенция? Нет, я лично
себя к интеллигенции причислять не хочу. Хотя ты ругаешься матом и
коверкаешь иностранные слова и научные термины, ты интеллигент, говорит
Болтун. Ты рафинированный интеллигент. А Дерьмук -- не интеллигент. Кто же
он, спрашивает Мазила. Чиновник, служащий, говорит Болтун. Крыс тоже не
интеллигент, хотя он выпустил десяток книжек. Он служащий. А я интеллигент,
хотя я не печатаю ничего. Так что же такое интеллигент, говорит Мазила.
Давай определим это понятие! Я, кажется, выражаюсь вполне научно? Нет,
говорит Болтун. В данном случае требуется не определение понятия, а
выделение некоторого социального явления из общей социальной среды и из
социальных явлений иного рода. Это не определение. Это операция иного рода.
Она похожа на выделение химиками некоторого вещества из смеси с другими
веществами или из какого-то более сложного образования.
Здесь нужна не классификация людей по социальным категориям, продолжал
Болтун. Здесь нужно выделение некоторой субстанции или ткани общества,
ассоциируемой со словом "интеллигенция". Конечно, есть люди, которые
являются характерными представителями этой субстанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Что бы там ни было, Заибан делает прогрессивное дело. Его внешняя политика
-- огромный шаг вперед. Это же разумный шаг! Его шаг, удивился Болтун. Но
пусть даже его. Не он же, этот шаг, -- вынужденный. А вынужденные действия
не являются ни умными, ни глупыми, ни добрыми, ни злыми. Они вынуждены, и
только. И дело вообще не в этом. Ты говоришь об успехе. Но надо различать
сущностный успех и иллюзорный успех. Если их измерять, то для них будут
иметь силу различные формулы. Величина первого равна некоторой
фундаментальной постоянной личности, деленной на коэффициент популярности и
известности, который больше единицы, а величина второго равна этой
постоянной, умноженной на этот коэффициент. Хотя это и банально, но это
истина. Лепи Заибана. В этом, в принципе, ничего плохого нет. Но есть ли это
прогресс в твоем творческом развитии?
ДЕТИ -- НАШЕ БУДУЩЕЕ
Сегодня меня вызвали в школу, говорит Лапоть. Оказывается, моя дочь
сочиняет стихи. И какие! Ни много -- ни мало, антиибанские! Велели меры
принимать. А что я могу сделать? А что дочь говорит по сему поводу, спросил
Хмырь. Отказывается от стихов, говорит Лапоть. Пусть, говорит. Они сначала
докажут, что это я придумала. Вы только почитайте! Это по поводу годовщины
смерти Литератора.
Ты преждевременно подох,
Пройдоха первый из пройдох.
Как никогда нужон сейчас
Твой гнусный подхалимский глас.
Чудные ныне времена.
Теперь ибанская страна
Уму и сердцу вопреки
Не знает твердости руки.
Хоть мы живем одной семьей,
Но плохо ладим меж собой.
Крамольные из уст в уста
Слова летают неспроста.
Проснись, певец! Надень порты!
Строчи донос! Чего же ты?
Очнись скорей и пасть раскрой!
И, как бывало, вновь воспой
Того, чье имя и сейчас,
Незримое, живет средь нас!
(Перевод с ишакского)
Ого, сказал Учитель. Тут есть над чем задуматься! А что такое
"ишакский"? Не знаю, сказал Лапоть. Язык какой-то они придумали. Директор
все пытался узнать, что это за язык. Я в шутку сказал, что наверно это
что-то связанное с буддизмом. Так он в еще большую панику ударился. Я помню,
сказал Учитель, мы в школе играли в конституцию. Тогда как раз все взрослые
играли в нее. Сочинили и мы свою конституцию. И деньги свои выпустили. На
деньгах на всякий случай написали: на эти деньги ничего купить нельзя. Так в
школе жуткий переполох поднялся. Между прочим это стихотворение можно
истолковать вполне ортодоксально. Я так и сказал директору, сказал Лапоть. А
он говорит, не принимайте нас за идиотов. Меня в этих стихах больше всего
пугает невозможность различить шутку и серьезность, отсутствие граней между
страшным и смешным. Вот, посмотри! Мы ломаем головы над сложнейшими
проблемами бытия, я не находим решения. А для наших детей все наши глубины
лежат на поверхности. Они для них просто не проблемы. Можно подумать, что
формирование человека у нас есть выработка способности не понимать
очевидное. Я готов примириться со всем. Но как подумаю, через какую трясину
придется пройти нашим детям, теряю рассудок от отчаяния. Недавно я зашел к
Ученому. Стали, естественно, шутить по поводу начальства. Так его
сынишка-первоклассник сделал нам замечание. Мол, нельзя так говорить о наших
руководителях. Учитель стал уверять его, что дядя пошутил, что дядя на самом
деле любит наших руководителей. Неужели и это историческая необходимость? А
вот еще, послушайте. Это у них в классе у одного мальчика дед умер. Как они
говорят, сдох. Заслуженный дед. Его должны были на Старобабьем схоронить, но
почему-то не разрешили. Так у них в семье такой хай поднялся!
В двадцать лет он охранником был.
И, бывало, тихонечко ныл.
Я хронически лопать хочу.
Мысль такая щекочет висок.
Послужу, может быть, отхвачу
Дополнительный хлеба кусок.
Нет, удачи такой не слыхать.
И старался я, значит, вотще.
Значит, нам с голодухи сдыхать!
А им каши от пуза и щей!
В сорок лет он начальничком стал.
В кабинетике тихо шептал.
Я законную дачу хочу.
Мысль такая стучится в висок.
Обещают, и я получу
Для застройки природы кусок.
Что? Удачи такой не слыхать?
Значит, низший, выходит, мы сорт!
Значит, нам перегары вдыхать!
А им южного моря курорт!
Срок на пенсию выйти приспел.
Он сквозь челюсть вставную скрипел.
Я на кладбище главном хочу.
Мысль такая скребется в висок.
Пятый год как-никак хлопочу
Хоть какой-нибудь тут закуток.
Как? До этого мне не дожить?
Для чего ж я здоровье продул!
Значит, нам где попало смердить!
А они даже тут на виду!
Бог мой, неужели это все обдумано, говорит Хмырь. А почему бы нет,
говорит Лапоть. Они же не слепые. От них ничего не скроешь, если они захотят
видеть. Вот кончит она школу. А дальше что? Я мог бы воспользоваться своим
положением и связями. Теперь все так делают. Она заявила, что если я это
сделаю, она уйдет из семьи. И уйдет, я ее знаю. А дочь интеллигента
поступить в институт без протекции!... Но пусть поступит. Что это изменит?
Она хочет стать искусствоведом. Что это такое у нас, ты знаешь. И, представь
себе, она тоже это знает. Тут все предопределено. Читай дальше! Это -- по
поводу рождения сына.
Появился? И думаешь -- повезло?
Выпало, думаешь, приятное приключение?
Ошибаешься! Здесь безнаказанно зло.
А добро награждается как исключение.
И к тому же ничтожна жизни пора.
Едва ты успел на свет появиться,
Как скоро заметишь -- уже пора
Обратно в Ничто, в Никуда возвратиться.
Хоть бога и нет, но имеется суд.
Убедишься в конце из ненужного опыта.
И тебя от тебя самого не спасут
Никакие прожитые блага и хлопоты.
Смириться не сможешь, что смерть -- не беда.
И поймешь ни к чему и с большим опозданием:
Если худо в конце -- будет худо всегда.
Вечность станет твоим бесконечным страданием.
Неплохо, сказал Учитель. То, что для нас -- продукт размышлений, для
детей -- банальный исходный пункт. Жаль, сказал Хмырь, потомки не оценят
нашей премудрости. Не беда, сказал Учитель. Зато наши предки нас оценят
вполне.
ОЧЕРЕДЬ
Накануне объявления псизма на углу проспектов Хозяина и Победителей
построили Продуктовый Ларек. За неимением продуктов Ларек заколотили
нестрогаными досками, и он вскоре превратился в неофициальный нужник для
местных пьяниц и хулиганов, которые настолько распустились, что не вводить
псизм уже стало практически невозможно. Так что глубоко неправы были
критиканы, считавшие объявление псизма необоснованным и преждевременным.
Впрочем, после того, как главного критикана раздели в районе Ларька и набили
ему его критиканскую морду, он в корне изменил свою позицию. Пусть эта мразь
получит свой псизм, сказал он, выйдя из милиции, а потом -- из больницы. Так
им и надо! То-то, сказал на это Участковый. Давно бы так. А то возомнили о
себе... Из-за распространяемого Ларьком зловония ибанцы, еще не успевшие
избавиться от пережитков низшей ступени изма (низма), обходили его по
соседней улице.
Никто не знает, откуда прошел слух, будто в Ларьке будут давать
ширли-мырли. И у Ларька с вечера начала выстраиваться
ОЧЕРЕДЬ
К утру очередь достигла пятисот человек. А к полудню, когда слухи почти
что подтвердились, она перевалила за тысячу. Составили списки. Через каждый
час стали делать перекличку. На лбу очередников стали писать их номера. Но
это привело к тому, что появилось множество самозванцев с поддельными
номерами. Тогда номера стали писать на левой ягодице. Это сыграло огромную
просветительски-культурную роль, так как многие граждане вынуждены были
наконец-то поменять нижнее белье. Балда встал в очередь под номером три
тысячи девятьсот пятьдесят семь. Тут-то он и увидел Хмыря и Учителя, которые
сидели на пустых ящиках и делали на пару малыша, -- пили из горлышка
четвертинку.
ЖОП
Самым совершенным научно-исследовательским учреждением Ибанска был вне
всякого сомнения, ЖОП. Он был построен не по последнему слову науки и
техники, а по такому их слову, которое они еще только собираются сказать
через много веков. Его создавали футурологи-ибанисты.
Десять стоэтажных корпусов из тетрациклина и хлорофоса, образующих как
бы единое неразрывное целое. Сто миллионов сотрудников. Среди них десять
тысяч Академиков, двадцать тысяч Членов-Корреспондентов, пятьдесят тысяч
Членов-Соискателей, сто тысяч Членов-Заискателей, пятьсот тысяч Мудрецов
Первого Ранга (Муперангов) и т.д. Сначала, правда, была небольшая толкучка у
проходной, где проверяли пропуска и обыскивали карманы (тянут все,
сволочи!). Но за дело взялись математики. Стали проталкивать сразу по два, а
то и по три сотрудника, и толкучка исчезла. И главное -- полная
автоматизация всего комплекса исследований и действий сотрудников. С каждого
сотрудника сняли характеристику их индивидуальных биотоков и загрузили в
Электронно-Счетную Машину (ЭСМ), которая занимала девять корпусов из десяти.
Повсюду были установлены биоэлементы, которые точно фиксировали наличие или
отсутствие сотрудника в здании ЖОП, его положение и передвижение внутри
здания. Сотруднику достаточно было утром в положенное время встать на
конвейер, который со скоростью, близкой к скорости света, мчал его внутрь
здания. А там система лифтов доставляла его на его рабочее место. На столе
уже лежали специальные листы бумаги, которые через определенное время
перемещались в особые читающие и анализирующие устройства. Те превращали их
в колонки цифр и отправляли в ЭСМ. Машина проверяла качество работы и давала
ей оценку. Итоги шли в Машину-Сумматор и затем в Оценочный Расплатчик. И так
-- изо дня в день. Раз в две недели сотрудники шли в Расплатный Отдел, где
им (опять-таки автоматически) выдавалось то, что они заработали (это еще до
псизма; после установления псизма были внесены некоторые изменения, о коих
ниже): зарплату, премии, ордена, степени, звания, наказания. Интересно, что
сознательность достигла уже тогда такого уровня, а наука так глубоко
проникла в тайны материи, что строго соблюдался принцип: чем выше должность,
тем выше вознаграждение, и чем ниже должность, тем выше наказание.
Все шло прекрасно. Младший научный сотрудник без степени (МНСБС) Балда,
как и положено, получал гроши, не награждался никакими премиями, но с лихвой
компенсировал это многочисленными взысканиями. И вдруг однажды машина
объявила, что Балда заработал больше самого директора ЖОП. Институт
буквально окаменел от изумления. Известие об этом событии молниеносно
распространилось по Ибанску. Неужели в Ибанске появился гений без степени,
звания, чина и должности, шептались ибанцы. Этого не может быть! Чтобы
гений, а не директор? И даже не муперанг? Не может быть! Впрочем, были же,
говорят, когда-то времена, когда такое случалось довольно часто... Вот,
например, Мазила. Он же не был начальником! Что вы, говорили другие, более
осведомленные ибанцы! Мазила был Начальником Главного Управления По Лепке Из
Г...а!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Интеллигенция... интеллигенция..., ворчит Мазила. Я интеллигенция. И
этот Дерьмук из Отдела Культуры тоже интеллигенция. И ты интеллигенция. И
Крыс интеллигенция. И Сотрудник... Что такое интеллигенция? Нет, я лично
себя к интеллигенции причислять не хочу. Хотя ты ругаешься матом и
коверкаешь иностранные слова и научные термины, ты интеллигент, говорит
Болтун. Ты рафинированный интеллигент. А Дерьмук -- не интеллигент. Кто же
он, спрашивает Мазила. Чиновник, служащий, говорит Болтун. Крыс тоже не
интеллигент, хотя он выпустил десяток книжек. Он служащий. А я интеллигент,
хотя я не печатаю ничего. Так что же такое интеллигент, говорит Мазила.
Давай определим это понятие! Я, кажется, выражаюсь вполне научно? Нет,
говорит Болтун. В данном случае требуется не определение понятия, а
выделение некоторого социального явления из общей социальной среды и из
социальных явлений иного рода. Это не определение. Это операция иного рода.
Она похожа на выделение химиками некоторого вещества из смеси с другими
веществами или из какого-то более сложного образования.
Здесь нужна не классификация людей по социальным категориям, продолжал
Болтун. Здесь нужно выделение некоторой субстанции или ткани общества,
ассоциируемой со словом "интеллигенция". Конечно, есть люди, которые
являются характерными представителями этой субстанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63